Мемуары и пьесы А.Т. Болотова: просветительская концепция театра

Размещено на http://www.allbest.ru/

УДК 82-94+792

Мемуары и пьесы А.Т. Болотова: просветительская концепция театра

Фарафонова Оксана Анатольевна (2016),

кандидат филологических наук, доцент, Федеральное государственное бюджетное учреждение высшего образования «Новосибирский государственный педагогический университет» (Новосибирск, Россия)

Статья посвящена исследованию мемуаров и пьес А. Т. Болотова в аспекте просветительских идей XVIII века. Доказывается, что просветительская концепция театра нашла отражение как в пьесах Болотова, так и в его мемуаристике. Особое внимание уделяется пониманию Болотовым театра как способа реализации просветительской философии и идей театральной педагогики. Показано, что эти идеи послужили фундаментом концепции первого русского детского любительского театра. Сообщается, что в театральных занятиях со своими детьми, племянниками и детьми местных дворян А. Т. Болотов реализовывал концепцию воспитания через игру. Новизна представляемого исследования состоит в том, что драматические произведения Болотова и его мемуары рассматриваются с точки зрения их концептуального единства. Пьесы «Честохвал» и «Несчастные сироты» представлены и интерпретированы одновременно в контексте просветительской идеологии и эстетики сентиментализма. Отмечается их целенаправленно дидактический характер. Отдельное внимание уделяется оппозиции «красота -- уродство». Утверждается, что обращение к этой оппозиции в драме «Несчастные сироты» было необходимо для воплощения идеи единства доброго и прекрасного, характерной для эстетики сентиментализма.

Ключевые слова: театр; А. Т. Болотов; сентиментализм; просветительская философия; театральная педагогика.

болотов театр сентиментализм

The article is devoted to the memoirs and plays by A. T. Bolotov in the aspect of enlightenment ideas of XVIII century. It is proved that the educational conception of the theatre is reflected both in the plays and memoirs by Bolotov. Special attention is given to Bolotov's understanding of the theatre as a way of implementing the educational philosophy and ideas of theatrical pedagogy. It is shown that these ideas were the foundation of the conception of the first Russian children's amateur theater. It is reported that A. T. Bolotov has been implementing the conception of education through play in the theatre classes with his children, nephews and children of the local gentry. The novelty of the present study is that Bolotov's dramatic works and his memoirs are considered from the point of view of their conceptual unity. The plays “Czestochval” and “Poor orphans” simultaneously represented and interpreted in the context of enlightenment ideology and aesthetics of sentimentalism. They are purposefully didactic. Special attention is paid to the opposition “beauty -- ugliness”. It is argued that the appeal to the opposition in the drama “Poor orphans” was necessary for the realization of the idea of the unity of good and beautiful, which is characteristic of the aesthetics of sentimen- talism.

Keywords: theatre; A. T. Bolotov; sentimentalism; educational philosophy; theatre pedagogy.

1. Место А. Т. Болотова в историко-литературном процессе XVIII века

Андрей Тимофеевич Болотов -- известный русский естествоиспытатель, энциклопедист, просветитель. «Им написано свыше 350 томов научных и литературных произведений, -- отмечает в своем диссертационном исследовании А. А. Боровая, -- из которых около 4 тысяч трудов было опубликовано. По масштабам личности, разносторонним дарованиям и научным достижениям Болотова сравнивают с М. В. Ломоносовым» [Боровая, 2008, с. 3]. Отметим также, что, будучи известным русским писателем, философом и ученым-энциклопедистом, А. Т. Болотов традиционно не рассматривается в ряду писателей профессиональных*. Литературное творчество -- будь то мемуары, пьесы или иные сочинения -- это, скорее, часть его жизни, нежели целенаправленная деятельность. Как считает Т. В. Артемьева, «Болотова не занимало абстрактное теоретизирование. Он писал статьи по сельскому хозяйству, когда занимался своим имением, по медицине, когда нужно было лечить своих крестьян и близких, по садовой архитектуре, когда он создавал “русский сад” в Дворянинове и Богородицке, стал писать пьесы, когда нужно было пополнить репертуар домашнего театра» [Артемьева, 2013, с. 27]. Его литературные и философские сочинения представляют, таким образом, тем больший интерес, поскольку являются чем-то совершенно органичным самой жизни и личности Болотова. Обратимся еще раз к работе Т. В. Артемьевой, которая отмечает, что «Болотов никогда не был склонен разрывать науку и веру, познание и смысложизненные ориентации, мировоззрение и мироощущение» [Артемьева, 2013, с. 28]. Это качество следует считать, как нам кажется, определяющим при анализе литературных и философских произведений Болотова в каком бы то ни было ключе. Цель данной статьи состоит в том, чтобы на материале мемуаров и драматургии Болотова продемонстрировать неразрывность философских представлений, жизненной и творческой стратегий. «А. Т. Болотов своей жизнью воплощал идеал просвещенного человека XVIII в., реализуя себя в самых различных областях», -- пишет Е. А. Пенькова [Пенькова, 2014, с. 188]. Предметом нашего исследования является его просветительская концепция театра, нашедшая отражение как в пьесах Болотова, так и в его мемуаристике.

2. Детский театр А. Т. Болотова

Открытие первого русского детского театра, руководимого Болотовым, -- явление уникальное. Его создание связано в том числе и с просветительско-педагогическими размышлениями автора. Известный факт, что пьесы для этого театра Болотов писал сам, пытаясь реализовать в них свое видение процесса воспитания и формирования личности. Проблема воспитания, как известно, -- одна из ключевых в философии и литературе второй половины XVIII века. Читая те фрагменты мемуаров А. Т. Болотова, где подробно описываются постановки организованного им в Богородицке детского домашнего театра, невозможно усомниться в том, что к предприятию этому он относился чрезвычайно серьезно. Европейские и отечественные просветители XVIII века видели основные задачи просвещения именно в образовании и нравственном воспитании. Такой же точки зрения придерживался и Болотов. Его театр выполнял прежде всего функции просветительские, реализуя актуальную для русского XVIII века идею «полезного увеселения». В театральных занятиях со своими детьми, племянниками и детьми местных дворян Болотов реализовывал концепцию воспитания через игру. В наше время уже ни у кого не вызывает сомнения, что театр может быть и уроком, и увлекательной игрой, помогающей погрузиться в историческую и культурную атмосферу эпохи. Болотов, создав театр, где актерами были дети, позволял им таким образом примерять на себя, проигрывать различные роли и ситуации. История театральной педагогики, которую иногда называют «инновационной моделью обучения», насчитывает уже несколько столетий. С XVII века на Руси известны школьные театры, мотивируя необходимость которых при учебных заведениях, Феофан Прокопович писал: «Комедии услаждают молодых человек житие стужительное и заключению пленническому подобное» [Всеволодский-Гернгросс, 1977, с. 299]. Однако Болотов задумал и реализовал не школьный, а именно детский любительский театр, который, будучи организован как домашний, давал тем не менее публичные представления для жителей города. В «жизни и приключениях» он не без гордости писал о том, что распространившаяся слава театра «побудила многих уездных дворян <...> съехаться ко мне в гости и просить меня о представлении и им удовольствия видеть театральные наши представления» [Болотов, 2013, т. 3, с. 35]. Особо в своих воспоминаниях останавливается Болотов на премьерном показе его собственной пьесы «Несчастные сироты», которую исследователи назвали «посредственной морально-бытовой пьесой, предназначенной для детского домашнего театра» [Привалова, 1940, с. 257]. Пьесу Болотова, действительно, отличает некоторая схематичность образов и ситуаций, что последовательно было доказано в статье Е. П. Приваловой «А. Т. Болотов и театр для детей» путем сравнения с комедией Д. И. Фонвизина «Недоросль». Мы в данном случае не беремся судить об эстетических достоинствах и недостатках пьес Болотова. Отметим только, что и комедия «Честохвал», и драма «Несчастные сироты» написаны в соответствии с тенденциями драматургии XVIII века, которой Болотов увлекался страстно, о чем свидетельствуют его воспоминания.

3. Специфика драматургических произведений А. Т. Болотова

Создать детский театр и самому писать для него пьесы -- идея, основанная в том числе и на собственных впечатлениях и увлечениях Болотова в юности. Его знакомство с театром и драматургией началось с трагедии А. П. Сумарокова «хорев», которую он знал наизусть. Во время службы в Кенигсберге Болотов посещал все представления берлинской труппы, выписанной генерал-губернатором Н. А. Корфом: «Зрелища сии были для меня совсем еще новыя и необыкновенныя, и как комедианты играли довольно хорошо, то весьма скоро получил я и в них вкус и они мне так полюбились <...> Не могу изобразить, сколько многим и безчисленным увеселениям подавали мне эти театральные зрелища повод. Частые перемены в театральных представлениях, комедии, прологи и трагедии никогда мною невиданныя, новостью своею пленяли меня до безконечности. Я сматривал на них не только с превеликою жадностью, но и с возможнейшим примечанием; и из всех зрителей верно весьма немногия удостоивали их таким вниманием, как я. Всякий раз когда ни случалось мне бывать на театре, наполнена бывала у меня вся голова виденным и слышанным, и я занимался тем во весь достальный вечер» [Болотов, 2013, т. 1, с. 651]. Вместе с другими молодыми офицерами увлекся идеей театральной любительской постановки: «Молодежи нашей восхотелось ко всем обыкновенным увеселениям присовокупить еще одно, а именно -- составить российский благородный театр» [Болотов, 2013, т. 1, с. 678]. Правда, первый опыт Болотова с любительской театральной постановкой был неудачным -- спектакль по трагедии М. В. Ломоносова «Демофонт» так и не состоялся, но увлечение юности не прошло бесследно. Позже, уже в Богородицке, Болотов вернется к идее «театральных занятий», которые будут иметь теперь совершенно осознанный характер. Театр станет не просто «развлечением в праздные часы», но логичным продолжением размышлений о воспитании и месте человека в мире. Он сам писал для этого «маленького театрика» пьесы, первая из которых -- «Честохвал» -- была поставлена в начале 1780 года: «Первый день сего, не менее прочих достопамятнаго для меня года, провели мы отменно весело и с особливым для всех удовольствием. Для сего дня была приготовлена у нас для представления на маленьком театрике нашем совсем новая и нарочитой уже величины и самим мною сочиненная комедия под названием «Честохвала», и разохотившияся дети наши успели не только всю ее к сему дню выучить, но рвение их было так велико, что они приступили ко мне с просьбою, чтоб приискать им еще какую-нибудь маленькую пиесу вдобавок к сей, и брались выучить и ее в немногие оставшиеся дни, с тем только, чтоб помещены были в нее и те из детей, которым не достало роль в помянутой большой комедии» [Болотов, 2013, т. 3, с. 5--6]. Комедия «Честохвал», как и следующая пьеса -- драма «Несчастные сироты» -- носила абсолютно дидактический характер, что соответствует просветительским целям театра Болотова. Схематичность образов, о которой писала Е. П. Привалова, вполне укладывается в эту дидактическую систему: в пьесах Болотова, как в сказках, всегда четко разграничивается добро и зло, нравственность и порок. Размышляя о природе драматических произведений Болотова, А. К. Демиховский писал: «Комедийная поэтика корнями уходит к художественному опыту предшественников. Болотов развивает традиционную тему крепостного крестьянства, зачинателем которой был А. П. Сумароков. Вслед за В. И. Лукиным он делает шаг к созданию национальной комедии с образом положительного героя, взятого из русской жизни, восприняв и развивая “слезный элемент”. В то же время его творчество питала сама действительность и живая современная литература, обогащая тематику и образы актуальным содержанием» [Демиховский, 1993а, с. 11]. Будучи, безусловно, произведениями не первого ряда русской драматургии XVIII века, пьесы Болотова должны, тем не менее, рассматриваться как часть этой драматургии, причем драматургии, находящейся в переходном состоянии от четких норм классицистической поэтики к сентиментальным представлениям о чувствительном человеке. И то, и другое совершенно органично соседствует в драматических произведениях Болотова, не противореча одно другому.

4. Драма А. Т. Болотова «Несчастные сироты» в контексте просветительской концепции Просвещения

Действительно, драма «Несчастные сироты» (1780), как отмечает А. К. Демиховский, стараниями которого она была опубликована в 1993 году, «тематически и сюжетно перекликается» с комедией Фонвизина «Недоросль», написанной два года спустя [Демиховский, 1993а, с. 13]. Еще раньше на сходство двух произведений указывали такие исследователи, как Н. С. Богатырева [Богатырева, 1968] и Ю. В. Стенник [Стенник, 1984]. Сходных моментов, позволяющих сравнивать «Недоросля» с «Несчастными сиротами» действительно много: прекрасная и образованная девушка-сирота, страдающая от власти жадных и самодурствующих родственников, планирующих ее свадьбу с хозяйским сыном (в обеих пьесах его зовут Митрофаном); злодеи разоблачаются и наказываются приезжим господином, который «оказывается носителем правды и благородства» [Демиховский, 1993а, с. 14]. Однако, как справедливо отмечает А. К. Демиховский, «разные художественные установки <...> провели разграничительную черту» между произведениями Болотова и Фонвизина, что, в свою очередь, обусловило «разную эмоциональную окраску» пьес [Там же]. Добавим от себя, что в данном случае важное значение имеет и жанровая специфика двух драматургических произведений, и явная дидактическая ориентированность Болотова. В комедии «Недоросль» представлена «сама порочность, не выходящая за пределы комического освещения», «цель -- осмеяние зла» [Там же]. жанр пьесы «Несчастные сироты» Болотовым обозначен как «драма», что исключает саму возможность комического в изображении зла. Это объясняется дидактическими задачами, которые ставил Болотов не только перед своей пьесой, но и перед театром в принципе. Детский театр должен был четко расставлять акценты, ни у исполнителей, ни у зрителей не должно быть ни малейшего сомнения в правоте одних героев и виновности других. Такая категоричность объясняется в данном случае не только ориентированностью на классические традиции, но и тем, что Болотов учитывал в том числе и возрастной фактор. Он сам писал о «Несчастных сиротах» как о пьесе, которая была им написана «сообразно с возрастом» маленьких актеров.

Система персонажей в «Несчастных сиротах» выстроена поклассицистически симметрично, четко разделяясь на положительный и отрицательный полюса. К первому относятся невинно страдающие добродетельные сироты Серафима и ее младший брат Ераст, их слуги Родивон, Мариамна и Дмитрей, а также их спаситель граф Благонравов. Группу антагонистов составляют дворянин Агафон Злосердов, его сын Митрофан, слуга Злосердова Ерофей. Помимо различий, подчеркиваемых говорящими фамилиями и описанными стратегиями бытового и социального поведения, обусловленных воспитанием, положительные и отрицательные герои стоят на противоположных полюсах шкалы «красота-уродство», что становится дополнительным маркером, разграничивающим добро и зло в пьесе. Разумеется, красотой отличаются именно положительные герои. Более того, эта характеристика распространяется не только на самих добродетельных дворян, но и на их слуг. Служанка Серафимы Мариамна так же красива, как и ее госпожа. Впервые встретивший их обеих в лесной пещере граф Благонравов восклицает: «Боже мой! Не привидение ли какое я увидел. Смертные ли это люди или мечта! Возможно ли в лесу и в такой пещере обитать красавицам таким!» [Болотов, 1993, с. 95].

Отрицательные же персонажи у Болотова все уродливы до отвращения. Серафима, говоря о своем «мнимом братце» Митрофане, прямо называет его уродом, причем внешнее уродство многократно усиливается нравственным уродством отца и сына Злосердовых: «Чего доброго от сих проклятых людей статься все может. Батюшка давно Бога ни во что не ставит, и греха у него ни чем нет, а и сынка-то тому же научил» [Болотов, 1993, с. 93]. В отличие от смешных фонвизиновских господ Простаковых Злосердовы страшны. Простаковы решаются на похищение Софьи, Злосердовы не гнушаются и планами физического уничтожения тех, кто может хоть как-то воспрепятствовать им. Например, Митрофан пытается отравить Ераста пирогом с ядовитыми грибами, его отец велит насмерть сечь Родивона. А. К. Демиховский отмечает, что от образов отца и сына Злосердовых исходит «зловещая тень», накрывающая все живое в пьесе. Они не просто страшны, они смертельно опасны. От козней Митрофана Злосердова едва не погибает Ераст, на грани жизни и смерти оказываются Родивон и Серафима. «Изображение крупным планом и в сильной эмоциональной окраске страдающих обманутых жертв» [Демиховский, 1993а, с. 19] контрастно усиливает порочность отрицательных персонажей. Для Болотова страшнее всего оказывается то, что уродливое зло оказывается безумно деятельным и хитроумным. Уроды терзают красивых и благородных героев, пытаясь заставить их выполнять задуманные ими планы: приказ «Терзайте их!» многократно произносит Злосердов-старший, который к тому же и появляется на сцене со словами «Размучу всех!», «вопия зверски» при этом, как гласит авторская ремарка [Болотов, 1993, с. 116]. «Митрофан, сын “зверя? и “бесчеловечного тирана”, “погружен во все пороки” и “нравом не лучше будет отца”, так же “негодяй” и “сквернавец”», -- подмечает «родовое сходство» Злосердовых А. К. Демиховский [Демиховский, 1993а, с. 20]. Уродство и красота обусловлены в драме почти генетическими причинами: от прекрасных лицом и сердцем родителей рождаются столь же прекрасные дети, и наоборот. Об умерших родителях Серафимы и Ераста в пьесе неоднократно говорится как о людях прекрасных и «добросердечных», от которых, словно в наследство, дети получили еще и такое качество, как умение любоваться «красотами натуры» и ценить их. Это вполне соответствует идеям Болотова о воспитании природой и становится еще одной типологической чертой, объединяющей положительных героев драмы «Несчастные сироты»: «Вот это место памятно мне с малолетства, -- говорит Серафима, очутившись на лесной поляне, -- оно напоминает мне покойных моих родителей. Вот на этом берегу сиживали мы с покойной матушкою. Она любила сие место и называла его прекрасным» [Болотов, 1993, с. 88]. «Ах, какое это прекрасное место! Какая милая площадка! -- восклицает граф Благонравов, как типично сентиментальный герой. -- Истинно она достойна того, чтоб ею любоваться. Какое прекрасное зрелище представляет очам сия вода! Сии берега! И эти горы! Ах! Натура! Как ты в иных местах прекрасна, и какое утешение можешь принесть умеющему тобою любоваться!» [Болотов, 1993, с. 95]. Отметим в скобках, что встреча прекрасного и доброго графа с не менее прекрасной Серафимой не случайно происходит на лоне природы. Натура / природа -- любимый сентименталистами фон человеческих чувств*.

Интересно и то, что именно в момент такого «любования натурой» граф находит случайно оброненную Серафимой книгу. Чтение книг -- еще одно качество, разграничивающее отрицательный и положительный полюса не только системы персонажей в драме Болотова, но и его мировоззренческой системы как таковой. Книга -- прежде всего ценностный ориентир. Она становится своего рода опознавательным кодом «свой -- чужой»: «Ба! Это что такое? Лежит там книга! <...> (Идет, поднимает, смотрит надпись и читает.) Христианин в уединении! А! Это милая, любезная и знакомая мне книжка!» [Болотов, 1993, с. 95].

Примечательно в контексте данной статьи, что за книги фигурируют в пьесе «Несчастные сироты»: «По крайне мере дозвольте мне спросить, не ваша ли это, сударыня, книжка, которую я вот здесь нашел, не вы ли ее обронили?» -- спрашивает граф, столкнувшись с Серафимой. В ходе беседы выясняется, что книга действительно принадлежит красавице-сироте. Более того, является для нее «любимой»: «Я ее наизусть почти знаю», -- признается Серафима графу, не ожидающему услышать такой ответ девицы на свой вопрос: «А вы, конечно, сего рода книг не жалуете?». Серафима признается графу также и в том, что эта книга «теперь ей не надобна», потому что она, изучив ее досконально, «упражняется в чтении другой прекрасной же книжки о красоте натуры!» [Болотов, 1993, с. 96]. Граф остается под впечатлением нечаянной лесной встречи: «Боже мой! Какое это прекрасное сотворение натуры! Какая невинность и украшенная еще разумом и охотою к чтению книг, и книг еще столь полезных» [Болотов, 1993, с. 96]. Две книги, которые упоминаются в пьесе -- «христианин в уединении» и «О красоте натуры»* -- безусловно, носят характер своего рода символа прекрасного духа. Просветительско-воспитательные цели театра и здесь находят свое отражение: Болотов «подсказывает» своим юным актерам и зрителям, какие именно книги должно читать. Отрицательные персонажи драмы, разумеется, не читают вообще. Интересно, что название первой упомянутой в пьесе книги указывает еще и на философские опыты самого Болотова. В той части «жизни и приключений», которая посвящена жизни его в Богородицке в конце 1779-х -- начале 1780-х гг., повествуется и об издании Болотовым в типографии Н. И. Новикова книги «Чувствования христианина» [Болотов, 2013, т. 3, с. 67]. Нравственное воспитание для Болотова невозможно без веры. Неслучайно отец и сын Злосердовы в «Несчастных сиротах» изображены, помимо всего прочего, еще и неверующими.

Положительные герои драмы Болотова чувствительны и рассудительны одновременно, что отражает синкретизм просветительских и сентиментальных установок. Отрицательные же герои однозначны как злодеи в классицистических трагедиях, ведомые в своих поступках маниакальными страстями. Добро, в противоположность уродливому злу, в пьесе Болотова прекрасно и внешне, и внутренне. Такая авторская концепция, воплощенная в драме «Несчастные сироты», как нельзя соответствует идее единства доброго и прекрасного, воплощенной в эстетике сентиментализма. Как отмечает Н. Д. Кочеткова, «объединение представлений о прекрасном и добром возникло уже в античной эстетике. <...> Мысль о единстве красоты и добра прошла через несколько столетий, получая каждый раз новую интерпретацию. <...> Представление о единстве прекрасного и доброго стало одним из основных положений эстетики русского сентиментализма» [Кочеткова, 1994, с. 122--123]. Эта тенденция неоднократно отмечалась исследователями [Кулакова, 1968; Стенник, 1986].

Вернемся к процитированной в начале статьи точке зрения Т. В. Артемьевой, которая отмечает единство философских взглядов и литературного творчества, теории и практики Просвещения в жизни и деятельности Болотова. Согласившись с позицией исследователя, отметим, что подобное единство действительно наблюдается в мемуаристике А. Т. Болотова, организованном им детском театре и его пьесах, написанных для этого театра, воплотивших ключевые просветительские идеи воспитания.

Источники

1. Болотов А. Т. Избранное / А. Т. Болотов. -- Псков : ПОИПКРО, 1993. -- 352 с.

2. Болотов А. Т. жизнь и приключения Андрея Болотова, описанныя им самим для своих потомков : в 3 т. / А. Т. Болотов. -- Москва : Институт русской цивилизации, 2013. -- Т. 1. -- 1120 с. -- Т. 3. -- 1280 с.

Литература

1. Артемьева Т. В. А. Т. Болотов о целях познания / Т. ВАртемьева // Международный журнал исследований культуры. -- 2013. -- № 4 (13). -- С. 27--30.

2. Боровая А. А. Философско-антропологические доминанты в философии русского просветителя А. Т. Болотова : диссертация … кандидата философских наук / А. Т. Боровая. -- Санкт-Петербург, 2008. -- 158 с.

3. Всеволодский-Гернгросс В. Н. История русского театра / В. Н. Всеволодский-Гернгросс. -- Ленинград; Москва : Искусство, 1977. -- 299 с.

4. Демиховский А. К. А. Т. Болотов -- драматург / А. К. Демиховский // Болотов А. Т. Избранное / А. Т. Болотов. -- Псков, 1993а.

5. Демиховский А. К. А. Т. Болотов -- поэт и философ природы / А. К. Демиховский // Болотов А. Т. Избранное / А. Т. Болотов. Псков, 1993б. С. 125--133.

6. Кочеткова Н Д. Литература русского сентиментализма / Н. Д. Кочеткова. -- Санкт-Петербург : Наука, 1994. -- 280 с.

7. Кузнецов А. Е. Проза Андрея Тимофеевича Болотова как художественное явление : диссертация ... кандата. филологических наук / А. Н. Кузнецов. -- Москва, 2013. -- 213 с.

8. Кулакова Л. И. Очерки по истории русской эстетической мысли XVIII века / Л. И. Кулакова. Ленинград : Просвещение, Ленингр. отд-ние, 1968. -- С. 214--216.

9. Лотман Ю. М. Беседы о русской культуре : быт и традиции русского дворянства (XVIII -- начало XIX века) / Ю. М. Лотман. -- Санкт-Петербург : ИскусствоСПб, 1994. -- 758 c.

10. Пенькова Е. А. Образ человека в русском просвещении : А. Т. Болотов / Е. А. Пенькова // Известия Уральского федерального университета. Сер. 3, Общественные науки. -- 2014. --№ 2 (128). -- С. 184--191.

11. Привалова Е. П. А. Т. Болотов и театр для детей / Е. П. Привалова // XVIII век : сборник. -- Москва; Ленинград : Академия наук СССР, 1958. -- Вып. 3. -- С. 242--261.

12. Стенник Ю. В. Эстетическая мысль в России XVIII в. / Ю. В. Стенник // XVIII век : сборник : Русcкая литература XVIII века в ее связях с искусством и наукой. -- Москва ; Ленинград : Академия наук СССР, 1986. -- Вып. 15. -- С. 37--38.

Material resources

Bolotov, A. T. 1993. Izbrannoye. Pskov: POIPKRO. (In Russ.).

Bolotov, A. T. 2013. Zhizn' i priklyucheniya Andreya Bolotova, opisannyya im samim dlya svoikh potomkov. 3 / 1. Moskva: Institut russkoy tsivilizatsii. (In Russ.).

Bolotov, A T. 2013. Zhizn' i priklyucheniya Andreya Bolotova, opisannyya im samim dlya svoikh potomkov. 3 / 3 / A. T. Bolotov. -- Moskva: Institut russkoy tsivilizatsii. (In Russ.).

References

1. Artemyeva, T. V. 2013. A. T. Bolotov o tselyakh poznaniya. Mezhdunarodnyy zhurnal issledovaniy kultury, 4 (13): 27--30. (In Russ.).

2. Borovaya, A. A. 2008. Filosofsko-antropologicheskiye dominanty v filosofii russkogo prosvetitelya A. T. Bolotova: dissertatsiya … kandidata filosofskikh nauk. Sankt-Peterburg. (In Russ.).

3. Demikhovskiy, A. K. 1993. A. T. Bolotov -- dramaturg. In: Bolotov A. T. Izbrannoye. Pskov. (In Russ.).

4. Demikhovskiy, A. K. 1993. A. T. Bolotov -- poet i filosof prirody. In: Bolotov A. T. Izbrannoye. 125--133. Pskov. (In Russ.).

5. Kochetkova, N. D. 1994. Literatura russkogo sentimentalizma. Sankt-Peterburg: Nauka. (In Russ.).

6. Kulakova, L. I. 1968. Ocherki po istorii russkoy esteticheskoy mysli XVIII veka: Leningrad. (In Russ.).

7. Kuznetsov, A. E. 2013. Proza Andreya Timofeevicha Bolotova kak khudozhestvennoye yavleniye: dissertatsiya ... kandata. filologicheskikh nauk. Moskva. (In Russ.).

8. Lotman, Yu. M. 1994. Besedy o russkoy kulture: byt i traditsii russkogo dvoryanstva (XVIII -- nachalo XIX veka). Sankt-Peterburg: Iskusstvo-SPb. (In Russ.).

9. Penkova, E. A. 2014. Obraz cheloveka v russkom prosveshchenii: A. T. Bolotov. Izvestiya Uralskogo federalnogo universiteta. 3. Obshchestvennyye nauki, 2 (128):184--191. (In Russ.).

10. Privalova, E. P. 1958. A. T. Bolotov i teatr dlya detey. In: XVIII vek. Moskva; Leningrad: Akademiya nauk SSSR. 3. (In Russ.).

11. Stennik, Yu. V. 1986. Esteticheskaya mysl' v Rossii XVIII v. In: XVIII vek. 15. Russkaya literatura XVIII veka v yeye svyazyakh s iskusstvom i naukoy. Moskva; Leningrad: Akademiya nauk SSSR. (In Russ.).

12. Vsevolodskiy-Gerngross, V. N. 1977. Istoriya russkogo teatra. Leningrad; Moskva: Iskusstvo. (In Russ.).

Размещено на Allbest.ru