Паломничество как фактор социокультурной и политической истории Индии (X–XX вв.)

Подобно шастре, радж(а)-дхарма была идеалом, трудным для воплощения. Однако тиртха-ятры и позднее путешествия составляли ту часть долга правителя, которая могла реализовываться. Это был не только путь к духовному совершенствованию, как обычно толкуют сакральные или квазисакральные передвижения, но мирская лестница наверх.

Глава 2, «Тиртха-ятры XX века», раскрывает, как в условиях появления удобных средств передвижения и надэтнического объединения сначала колониальной, а позднее постколониальной Индии к тиртхам отправились путники без титулов, хотя среди них по-прежнему преобладали высокие касты и, в первую очередь, брахманы. Со второй половины XIX в. стали появляться дорожники и итинерарии на языке маратхи с прикладной информацией о маршруте и другими рекомендациями, за которыми, как и в случае санскритской шастры, стояло брахманство святых мест. Однако параллельно этому процессу появлялись травелоги, аналогичные «Сочинениям о тиртха-ятре», т.е. отражавшие реальную практику конкретных паломников.

Индивидуальные тиртха-ятры, напоминающие «типичный паломнический итинерарий», по сути, стали возможны только с начала XX в. Нагпурская вдова-брахманка Ямуна-баи Гокхле поделилась своими впечатлениями 1910-х годов в «Описании путешествия и паломничества», переизданного десятки раз и рекомендованного в качестве учебника в начальной и средней школах. Причиной всеобщего увлечения вдовьими «Описаниями» стал тот факт, что в их основу была положена прайога, т.е. личные впечатления автора, а не шастра, и огромный маршрут, выходящий за пределы привычного «коридора» от Каши до Рамешварама. «Описания» обладали мощным потенциалом и потому, что вдова напрямую рекомендовала тиртха-ятру не только для смягчения горечи утраты и получения положительных эмоций, но как альтернативу жалкому существованию, на которое были обречены «негосударственные» вдовы.

Следуя привычному вектору движения, Ямуна-баи прежде всего отправилась к городам-тристхали, которые она описала с прагматической точки зрения, не вдаваясь в мифологические детали и отметив усилия колониальных властей по поддержанию порядка в святых местах. Вплоть до Гайи, даже через 100 лет после падения Маратхской конфедерации, паломнице не пришлось преодолевать языковый барьер - столь плотным оставалось маратхиязычное население тиртх и ведущего к ним «коридора». На гималайских тропах еще обнаруживались остатки паломнической инфраструктуры, созданные Ахилья-баи Холкар. Через 50 с лишним лет после тиртха-ятры Ямуна-баи, уже в 1960-х годах, «Даттадигамбар ятра кампани», туристическая компания из Пуны, рекламируя паломничество в «трехместье», успокаивала потенциальных клиентов: «С момента выезда до самого Джабалпура (в современном Мадхъя-Прадеше. - И.Г.) не будет проблем ни с маратхи, ни с маратхской пищей». На внутренней стороне обложки брошюры была опубликована реклама Всеиндийского союза махараштранских жрецов святых мест, объединяющего ритуальных специалистов всех крупных тиртх и дхамов Индии, когда-то находившихся под патронатом маратхов.

Представления о тиртха-ятре настолько глубоко проникли в маратхский менталитет, а сам этот институт, вопреки строгим предписаниям шастры, включал в себя такой мощный светский потенциал, что в паломничество отправлялись даже атеисты, как об этом рассказал Говинд Чимнаджи Бхате в одной из книг «Гирлянды рассказов о путешествиях», посвященной маршруту от Каши до Рамешварама. Главным принципом в передвижении Бхате было соблюдение «попутности»: свое паломничество - с городов-тристхали - он начал в 1906 г., совместив его с поездкой на сессию партии Индийский национальный конгресс, активистом которой был, а завершил через 30 лет, когда удалось «заодно» с другими делами посетить Рамешварам, а затем - еще через три года и в несколько этапов - вернуться со священным песком в Каши.

Хотя Бхате и отправлял положенные ритуалы, его внимание было заострено на истории знаменитых тиртх, сыгравших такую важную роль в жизни маратхского этноса. Именно поэтому он описал - в меру своих возможностей - этапы формирования городов-тристхали: эпоху противостояния буддизма и индуизма, мусульманский период, уничтоживший главные святыни, и маратхскую эру их восстановления и приумножения. Как и «вдовий маршрут», книга Бхаве пользовалась успехом: она публиковалась частями в журнале с характерным названием «Развлечения», а потом вышла самостоятельно. Столь основательное описание особенностей тристхали-ятры и интерес к этой теме у читающей публики подтверждал маратхскую приверженность идее движения в сторону святых мест Доаба и связывания их с крайней святыней Юга.

В середине XX в. в Махараштре стали возникать «паломнические агентства» современного типа, основанные брахманами, имевшими, кроме навыков в управлении денежными потоками и опыта в организации людских групп, наработанные связи в тиртхах. Тристхали-ятра легла в основу самых первых маршрутов, предложенных на туристическом рынке маратхиязычного региона. Навеянный религиозными соображениями и исторической памятью, маршрут длительное время пользовался успехом, постепенно уступая место более сложным, «оптовым», итинерариям в масштабах всего субконтинента: только к концу XX в. Индия подошла вплотную к подлинной реализации «перечня Пуластьи».

В Махараштре, особенно после образования в 1960 г. отдельного штата, маратхские санты были включены в комплект региональных символов. Легенды о них обрели статус непреложной истины, и в начале 1970-х годов Рам Кешав Ранаде отправился по святым местам именно под влиянием газетных публикаций о тиртха-ятре Днянешвара и Намдева, сформулировав для себя мысль, что в паломничество отправляются для того, чтобы жизнь была лучше. Туристический сервис Махараштры уже обеспечивал паломникам комфортабельное передвижение в специальных железнодорожных вагонах по маршруту «Каши - Рамешварам», хотя за этими крайними ориентирами скрывалась гораздо большая протяженность.

Характер передвижения полностью соответствовал модели тиртха-ятры: осмотр достопримечательностей в Дели, Агре и Мадрасе перемежался с религиозными церемониями в Праяге, Каши и Гайе и консумеризмом повсюду, где были известные базары. Письма Ранаде, однако, развлекавшего в дороге своих спутников проповедями по разным аспектам индуизма, свидетельствуют об усилиях, которые он прилагал, чтобы придать «паломничеству на колесах» высокий дух. Основу проповедей как раз и составляли дополненные самим рассказчиком легенды о тиртха-ятрах Пандавов, Рамы, Лакшманы и Ситы и детализированные истории об обходах Индии махараштранскими поэтами-подвижниками.

Аура городов «трехместья», созданная маратхами в период их всеиндийской экспансии, позволила Ранаде выразить краткой формулой причину, по которой маратхи продолжают испытывать особые чувства к тиртхам Доаба: «В Махараштре нет Каши, но в Каши есть Махараштра». Его рассказ переполнен перечислением не только объектов, восстановленных или возведенных маратхами, но и именами знатных доноров - пешв и их сардаров, осваивавших священное пространство посредством его монументальной застройки. Добравшись до Южной Индии, Ранаде и там обнаружил следы маратхов. Отправляясь за пределы родного региона, маратхи с удовлетворением обнаруживают в разных тиртхах Махараштру - этот фактор помогал и помогает им стянуть субконтинент в единое целое и почувствовать себя индийцами. Идея северной тристхали, соединенной с южной оконечностью субконтинента, как подтверждает исследование, не занимала умы индусов ни Севера, ни Юга, но только того «срединного» этноса субконтинента, который предпринял попытку стянуть эти два мира под своей эгидой в единое целое, очерченное святыми местами и скрепленное ритуальной «паутиной» связанных друг с другом махараштранских брахманов.

В колониальную эпоху и последовавший за ним период независимости Индийского Союза ни маратхи, ни другие индийские народности уже не могли присвоением священного пространства очерчивать границы собственного влияния. Это стало прерогативой центральной власти и ведущих политических партий. В новых исторических условиях «сужения горизонтов» и переосмысления ценностных ориентиров на смену тристхали-ятре пришло коллективное паломничество к богу Витхобе в Пандхарпур, или вари, рожденное идеалами бхакти. Именно этот вид движения, в бульшей степени связанный с сантами, чем тиртха-ятра, стал в новейшее время способом консолидации регионального этноса вокруг локальных святынь, а не тех, которые предназначались в качестве «пограничных столбов» несостоявшейся империи.

Глава 3, «Тиртха-ятра в общей теории паломничеств», подводит итог исследованию «реального», а не «воображенного» движения к святыням в контексте десяти веков индийской истории. В этом положении особый упор делается на «движении», преимущественно на его социокультурном и политическом значениях, «экспрессивном» и «коммуникативном» аспектах. Именно «циркуляция» маратхского этноса, а не религиозная декларативность «воображенной» тиртха-ятры или религиозная статичность собственно тиртхи и ее религиозная обрядность, являлась объектом исследования диссертации.

В результате ряда исторических и геополитических причин маратхи были вынуждены ходить в тиртха-ятру и совершали ее чаще, чем другие этносы. Они придерживались преимущественно собственного маршрута, разработанного, со ссылками на авторитет шастры, бенаресскими брахманами, выходцами из Махараштры, и упроченного экспансионистской политикой государства маратхов и Маратхской конфедерации. Основу маршрута составляли города-тристхали Доаба и их соединение с Рамешварамом, включенным в комплект четырех дхамов в качестве южного компонента, и свое паломничество маратхи называли тристхали-ятрой. В отличие от гипотетического обхода Индии, маловероятного как в древности, так и средневековье, а в новое время совершаемого по частям и в разное время, тристхали-ятра, была, безусловно, выполнима. Тем более этносом, для которого история индийского субконтинента выделила особый «коридор» для передвижения.

Переосмыслением Каши в качестве северного дхама и распространением контроля над западным (Дварка) и восточным дхамами (Джаганнатх-Пури) маратхи создавали своего рода мандалу - священную диаграмму, опоясывающую сферу их владений. В этом они следовали испробованной Виджаянагарской империей методике «опоясывания» территории дхамами и монастырями шиваитского ордена Дашанами. Традиция приписывала их создание Шанкарачарье (VIII-IX вв.), философу-проповеднику Южной Индии, жившему ранее возникновения самого Виджаянагара.

Прицел на знаменитые тиртхи классической Арьяварты и расположенные по четырем сторонам света дхамы составлял основу тактики и стратегии пешв, использовавших в XVIII в. тиртхи в качестве «пограничных столбов» на крайних точках «реальной» или «воображенной» территории под своей властью. Даже через два века после окончательной утраты маратхами геополитического превосходства индийский субконтинент сохранил материальные свидетельства ритуального обустройства ландшафта - от гималайских тиртх и Каши до Рамешварама, от Дварки до Джаганнатх-Пури, - предпринятого пешвами и маратхскими князьями, создателями «коридора» безопасного движения: династиями танджавурских и нагпурских Бхосле, гвалиорских Шинде, индорских Холкаров и бародских Гайквадов, правителями Джханси, Дхара, Девасе, Винцура, Бхора, Мирадза и других маратхских квазигосударств; а также полководцами и вдовами. Махараштра также отправила своих святых поэтов - от Днянешвара до Рамдаса - на мирное завоевание Каши и Рамешварама. Так на помощь эпическим героям, гипотетическими передвижениями стянувшими индийское пространство в гипотетическое целое, были направлены средневековые религиозные реформаторы - поэты и философы, «подвижники», «очищавшие» своим приходом старые и закладывавшие новые тиртхи. Так колонны воинов оказывались паломниками, а паломнические процессии превращались в вооруженную армию.

Сопоставление со скудными данными о поздних (с начала XIX в. и далее) и малочисленных общеиндийских тиртха-ятрах других индийских этносов - бенгальцев и тамилов - выявляет, что их отдельные представители получили возможность путешествий благодаря прочным связям с Ост-Индской компанией. К началу XIX в. уже она «держала пространство» в своих руках и стала гарантом безопасности для находившихся на ее службе высокопоставленных индийцев - как раз бенгальцев и тамилов, с чьих территорией началась колонизация Индии. Их маршруты, как и танджавурского Серфоджи II, утверждались колониальной администрацией, а сами паломничества «были не чем иным, как более крупным мероприятием, подразумевающим политическое путешествие и самоподачу (self-fashioning)» Rao Velcheru N. and Subrahmanyam Sanjay. Circulation, Piety and Innovation. Recounting Travels in Early Nineteenth-century South India // Markovits Claude et al. (eds). Op. cit. P. 354. , или осмыслением страны, объединенной под единой властью, т.е. «перетеканием из путешествия-как-национализм в путешествие-как-паломничество [и наоборот]» Chatterjee Kumkum. Discovering India: Travel, History and Identity in Late Nineteenth- and Early Twentieth-century India // Daud Ali (ed.). Invoking the Past. The Uses of History in South Asia. Delhi: Oxford University Press, 1999. P. 205..

Вопрос уникальна ли тиртха-ятра или исторически и типологически связана с массовым движением людей к святыням в других обществах, культурах и религиях, имеет принципиальное значение. А изучение подлинных форм паломничества немыслимо без пристального внимания к категории движения, противопоставленной статике места. Существенный вклад в «обнаружение» этого параметра сыграли начавшаяся в 1970-е годы на Западе и продолжающаяся до сих пор дискуссия вокруг паломнических концепций Виктора Тэрнера и общее внимание к динамическому аспекту, поскольку состояние транзита, en route или on the move все больше и больше признается естественным способом человеческого существования. Этот аспект представлен не только войнами и торговлей, но паломнической практикой, существенно отличной от умозрительных рекомендаций шастры.

Междисциплинарный дискурс, принципиальные положения которого также излагаются в последней главе, рассматривает паломничество не в качестве религиозного феномена, а как способ соединения профанного с сакральным, что позволяет выделить в нем самодостаточный светский компонент. Более того, многие виды движения к святыням как раз связаны с ситуациями социальных и политических конфликтов и подвергаются контролю со стороны светских сил в большей степени, чем духовных. Это движение, принятое социумом, содействует интенсификации коллективных идеалов и способно обретать высокий статус в аксиологической системе той или иной культуры. Паломничество представляет собой одну из наиболее ранних разновидностей путешествия и в более поздние эпохи сближается с туризмом, соединяясь с последним не только общим признаком физического перемещения, но побудительными мотивами, в том числе потребностью в расширении жизненных горизонтов и т.д. Наконец, паломничество успешно обеспечивает мобилизацию людей и ценностей, а также, что и исследует настоящая работа, создает социокультурную и политическую протяженность путем присвоения и освоения пространства.

Именно движение, не «духовное», «мысленное» или «метафорическое», а физическое, является основной характеристикой паломничества, отличающей его от многих других форм религиозной активности. Именно в таком плане оно и является социкультурным и политическим фактором не исключительно индийской, но всеобщей истории. Наиболее ярким подтверждением этого положения являются крестовые походы, известные также как «вооруженные паломничества», и те изменения, которые претерпел европейский мир, по которому проходили дороги крестоносцев-богомольцев.

Движение также скрепляет множество других элементов, которые существуют как в паломничестве, так и в других жизненных сферах, что и объясняет, почему этот институт может изучаться отдельной отраслью знания или выступать как совокупный объект в паломнических исследованиях (pilgrimage studies/peregrinology). В диссертации предлагается многомерное понимание феномена тиртха-ятры:

1) тиртха-ятра принимает вид религиозно обусловленного события и нацелена на разрешение основополагающих вопросов человеческого бытия на фоне расширения кругозора, переживания чувства новизны и поддержания и/или повышения собственного статуса, она - многоаспектна; 2) тиртха-ятра представляет собой физическое движение за пределы родного региона, каковы бы ни были его размеры и очертания, и подразумевает «попутное» посещение максимального количества (святых) мест, она - кумплексна; 3) тиртха-ятра формально выделяет конкретный локус или стандартный «пакет», формирование которого определяется историческими особенностями развития того или иного индийского этноса и геополитическими причинами, она - комплектна; 4) тиртха-ятра в конкретном воплощении воспроизводит общие указания шастры, но каждый раз формируется заново динамикой перемещения, соединяющего рассеянные звенья разнородного пространства, она - диффузна; 5) тиртха-ятра не предусматривает искусственного наращения трудностей в процессе движения к местам «подвижничества», она - «подвижна», но неаскетична; 6) тиртха-ятра начинается, сопровождается и заканчивается отправлением предписанных ритуалов, большинство из которых включает кормление и одаривание брахманов, и принадлежит к сфере ритуалистического индуизма в отличие от других разновидностей паломничеств, она - затратна.

Этот инвариант движения к святыням, сохраняющий сходство с передвижением эпических Пандавов, с учетом региональных предпочтений и модификаций, привнесенных техническим прогрессом, сохраняется на общеиндийском уровне и к началу XXI в. В то же время идеальное представление, выстроенное на основе «типичного паломнического итинерария», или «перечня Пуластьи», также продолжает жить своей жизнью. Оно тиражируется в стереотипных представлениях и противоречивых декларациях не только пропагандистской литературы, издаваемой в тиртхах, но и в академических работах, базирующихся на образцах шастры.

Предложенная модель тиртха-ятры позволяет четко отличать данный феномен от паломничеств, сложившихся на основе идеалов бхакти, например, от символизирующего сегодняшнее единение Махараштры вари. С точки зрения генезиса, речь идет о явлениях, принадлежащих разным временным и культурным пластам: основными компонентами тиртха-ятры являются ритуалы классического индуизма, отправлявшиеся высшими варнами посредством жрецов, в то время как в основе низкокастового вари лежит личная эмоциональная связь между богом и адептом. Первая разновидность паломничества ищет выход за пределы этой жизни в конечное освобождение - мокшу или мукти, попутно решая множество задач; вторая - не желает этого, поскольку только последующие рождения обеспечат новые встречи с Витхобой из Пандхарпура: вари нацелено на переживание благодати здесь и сейчас. Его характеристики будет практически по всем параметрам отличаться от комплексного определения тиртха-ятры, хотя разведение тиртха-ятры и вари не означает, что между ними стоит непреодолимая преграда: они взаимно подпитывают друг друга, подобно тому, как сама тиртха-ятра черпает из разных эпических представлений и активно перерабатывается прайогой.

В Заключении обобщены выводы, сделанные в процессе исследования диссертационной темы в рамках поставленных задач. Главный из них заключается в том, что в период с X по XX вв. коллективное паломничество к индусским святыням, отвечая религиозным потребностям, накопило мощный потенциал воздействия на социокультурную и политическую жизнь Индии. Оно функционировало как средство формирования коллективных ценностей и идеалов и как средство решения геополитических вопросов, нацеленных на создание собственной государственности.

Основы тиртха-ятры сложились в результате поэтапного соединения ведийских религиозных представлений с доарийскими ритуалами не без влияния буддийской практики. Пропагандируя движение к тиртхам, брахманы-обработчики вложили в древнеиндийский эпос гибридную структуру, соединив «чисто эпические, устно-поэтические царские выезды героев» и принадлежащий более поздней текстовой традиции «типичный паломнический итинерарий», насаждавший идеал аскетического подвижничества. Однако на протяжении длительного времени тиртха-ятра понималась как «царский ритуал» или элемент радж(а)-дхармы, выполняемой в интересах подданных, и только позднее к ней были допущены другие слои.

Маратхи как общность сформировались на территориях, расположенных в срединной части Южноазиатского субконтинента, между его географическими, расовыми, языковыми и культурными координатами - Севером и Югом. Они использовали это преимущество и вышли далеко за пределы засушливого и неплодородного Деканского плато. Свою историю маратхский этнос писал посредством интеллектуальной, военной и политической стратегии и тактики присвоения пространства, закрепляя приобретения циркуляцией как способом реализации власти. Сообщая подробности о том, как это происходило, Д. Г. Дафф, первый биограф маратхов, в «Истории махраттов», повторял: «Он часто ходил в паломничества и в военные экспедиции» Grant James Duff. History of the Mahrattas. Vols I-III. Delhi: Low Price Publications (1863), 1990. . Не столь важно, кем был этот «он» или даже «она»: ятры под любым предлогом были постоянной функцией маратхских правителей любого уровня и их доверенных лиц, сопровождаемых войсками и/или паломническими обозами. Направляясь на войну, можно было «попутно» заглянуть в тиртхи, а двигаясь в направлении к святыням, приходилось браться за оружие.

В XVIII в. сфера влияния маратхов распространялась от Гималаев до Полкского пролива, хотя не природные преграды останавливали их воображение. Оно было приковано к святым местам Арьяварты классического индуизма и четырем святыням-дхамам, расположенным в крайних точках по четырем сторонам света. Тиртхи были теми «географическими образами», т.е. «совокупностью ярких, характерных сосредоточенных знаков, символов, ключевых представлений, описывающих какие-либо реальные пространства» Замятин Д.Н. Культура и пространство. Москва: Знак, 2006. С. 93., куда был устремлен вектор движения маратхов. Эти «знаки», «символы» и «ключевые представления» изобретались и транслировались брахманами Доаба начиная с X - XII вв., а с XVI в. к ним подключились мигранты из Махараштры. Знатоки традиционного права и ритуала разработали и распространили среди маратхиязычных индийцев концепцию тристхали, соединив в единое целое не только Праяг, Каши и Гайю, между маратхскими брахманами которых существовали деловые контакты и обмен клиентурой, но и «трехместье» в целом с расположенной за полторы тысячи километров Махараштрой.

В XVIII в. благодаря конфигурации Маратхской конфедерации, раскинувшейся вдоль вертикали Север-Юг - от Гвалиора до Танджавура, был создан геополитический «коридор», который обеспечил условия для реального, относительно безопасного и экономически обеспеченного, а не декларативного, движения маратхских паломников к тиртхам на Ганге и Рамешвараму. Тогда же был установлен контроль над еще двумя дхамами - Дваркой на западе и Джаганнатх-Пури на востоке. Так пространство в зоне влияния маратхов оказалось опоясанным святынями и превратилось в мандалу, геометрически замкнутое, освященное присутствием богов и их земными представителями - варной жрецов и законодателей.

Поскольку Маратхскую конфедерацию в целом и более половины входивших в нее княжеств возглавляли брахманы, они особенно преуспели в соединении «царского ритуала» паломничества с требованиями ритуалистического индуизма. Под патронатом пешв и повышавших свой статус правителей низкого происхождения (Холкары, Гайквады и другие) не только контролируемый маратхами «коридор», но и территории за его пределами насыщались объектами паломнической инфраструктуры. Так создавались условия для «инструментального» движения, «экспрессивно» и «коммуникативно» демонстрировавшего, кому принадлежит право на пересекаемое пространство. Циркуляция десятков тысяч людей, нацеленных на совместный поиск общих идеалов, сама по себе преобразовывала сборища и толпы в сообщество, к тому же объединенное единоначалием, а укоренение концепции тристхали-ятры, т.е. общей практики и ценностей, среди маратхов создавало людскую общность и коллектив. Быть маратхом значило совершать комплексный поход на Север в Каши, Праяг и Гайю с последующим перемещением в противоположную сторону на Юг к Рамешвараму и повторное возвращение к городам-тристхали для завершения ритуального обмена сакральными субстанциями. Для упрочения авторитета тиртха-ятры в мировоззрении маратхов были призваны и поэты-подвижники, которых отправили в паломничество post factum вопреки несовместимости основных положений ритуалистического индуизма и бхакти.

Диссертация опровергает ряд стереотипов, укорененных в отечественной исторической науке, посвященной Индии. Причины некоторых кроются в тиражируемых санскритскими источниками положениях шастры, не подтвержденных прайогой, сведения о которой обнаруживаются преимущественно в нарративах на вернакулярах, а также объясняются прагматическими целями экстранаучного характера. Вопреки укоренившемуся взгляду многих работ, что «тиртха-ятра представляла собой одну из мощнейших объединительных сил в Индии начиная с I тыс. до н.э.», диссертация подтверждает теорию, согласно которой культ тиртх сложился к VII-VIII вв. и тиртха-ятра является средневековым институтом. «Объединительная сила» стягивала этнически и лингвистически однородный коллектив, даже в тиртхах прибегавший к услугам собственным ритуальных специалистов, но даже внутри этой общности субрегиональная и кастовая структуры сохраняли (и сохраняет) контроль над деятельностью паломников.

Идея «объединительной силы», однако, широко использовалась националистическими историками-индийцами: чем больше людей отправлялось к святым местам паниндийского значения, тем чаще тиртха-ятра - особенно в период пробуждения национального самосознания и зарождения антиколониальной борьбы - объявлялась древнейшим институтом, скреплявшим пространство Индии в единое целое. Безоговорочный авторитет эти утверждения приобрели после того, как они прозвучали из уст Махатмы Ганди, Джавахарлала Неру и других общественно-политических деятелей, ощущавших потребность в соединении геополитики с религией при создании постколониального сообщества.

Маратхов, установивших контроль над значительной частью Индии, и их набеги за пределы этой территории на протяжении длительного времени рассматривали как разрушительную силу. Однако новый интерес к XVIII в., считавшемуся в индийской истории «веком хаоса», радикально изменил картину. Изучение паломнической практики маратхиязычных индийцев подтверждает этот тезис не на примере отдельных провинций, чью экономику и административную систему реконструировали недавние исследования, но огромного пространства, которое в пору своего расцвета маратхи пытались превратить в полноценное государственное образование, опоясанное сакральными символами. И делали они это с помощью тиртха-ятры, соединявшей в общую цепь как святые звенья, так и профанные локусы.

Таковы результаты рассмотрения паломничества как фактора социокультурной и политической истории Индии X-XX вв.

индусский паломничество тиртха ятры

ЛИТЕРАТУРА

I. Монографии:

1. Индийское паломничество. Метафора движения и движение метафоры. М.: Научный мир, 2000. 16, 5 п.л.

2. Подвижность и подвижничество. Теория и практика тиртха-ятры. М.: Наталис, 2008. 31 п.л.

II. Сборник статей:

3. Из индийской корзины. Исторические интерпретации. М.: Восточная литература, 2003. 18, 5 п.л.

III. Статьи, опубликованные в журналах, рекомендованных ВАК:

4. Записки паломницы // Азия и Африка сегодня, 1992. №1-6. 3, 5 п.л.

5. Читпаваны: реформаторы, ученые, террористы // Азия и Африка сегодня, 1993. № 6. 0, 8 п.л.

7. Трансформация традиции в пределах единого священного пространства // Восток. Афро-азиатские общества: история и современность, 1997. № 3. 1, 0 п.л.

8. От пастушеского одеяла к региональной символике: специфическая фигура речи маратхской религиозной поэзии // Восток. Афро-азиатские общества: история и современность, 2000. № 3. 1, 5 п.л.

9. Современные страсти вокруг средневекового мистика // Восток. Афро-азиатские общества: история и современность, 2000. № 4. 1, 3 п.л.

10. Филологический анализ идеологической риторики. Маратхи в поисках национальной идеи // Восток. Афро-азиатские общества: история и современность, 2002. № 4. 1, 5 п.л.

11. История по заказу // Азия и Африка сегодня. № 6. 0, 35 п.л.

12. Из хаоса родилась империя // Азия и Африка сегодня, 2005. № 10. 0, 85 п.л.

13. Шиваджи: проблемы историографии // Вопросы истории, 2005. № 6. 1, 5 п.л.

14. Кружение по святым местам Индии (середина XIX в.) [Чудеса и деньги в концепции тиртха-ятры] // Вопросы истории, 2006. № 10. 1, 5 а.л.

15. Индийские боги и богатство // Азия и Африка сегодня, 2006. № 8. 0, 7 п.л.

16. Moving God(s)ward, Calculating Money: Wonders and Wealth as Essentials of a tirtha-yatra // South Asia. Journal of South Asian Studies, 2006. Vol. XXIX, no. 2, August. 1, 5 п.л.

IV. Рецензии и учебные программы, связанные с темой диссертации, опубликованные в журналах, рекомендованных ВАК:

17. History in Practice (Historians and Sources of Medieval Deccan - Marathas) // Восток. Афро-азиатские общества: история и современность, 1994. № 1 (совместно с Е.Ю. Ваниной). 0, 6 п.л.

18. A. Feldhaus, Sh. G. Tulpule. In the Absence of God. The Early Years of an Indian Sect // Восток. Афро-азиатские общества: история и современность, 1994. № 4. 0, 7 п.л.

19. Stewart Gordon. The New Cambridge History of India. The Marathas 1600-1818; Stewart Gordon. Marathas, Marauders, and State Formation in Eighteenth-Century India // Восток. Афро-азиатские общества: история и современность, 1996. № 3 (совместно с Е.Ю. Ваниной). 0, 6 п.л.

20. О книге Э. Фелдхаус «Вода и женское естество. Религиозное значение рек Махараштры» // Этнографическое обозрение, 1997. № 3. 0, 4 п.л.

21. Composing a Tradition: Сoncepts, Techniques and Relationships. Proceedings of the First Dubrovnik International Conference on the Sanskrit Epics and Puranas. August, 1997. Ed. by M.Brockington, P.Shreiner; Gen.ed. R.Katicic. Zagreb: Croatian Academy of Sciences and Arts, 1999 // Восток. Афро-азиатские общества: история и современность, 2001. № 2. 0, 9 п.л.

22. Программа лекционно-семинарского курса „Практический индуизм“ (для студентов-международников) // Восток. Афро-азиатские общества: история и современность, 2004. № 4. С. 97-108. 1, 1 п.л.

V. Статьи и главы, опубликованные в других изданиях и коллективных монографиях:

23. A Study of the Term ananda in the Varkari Tradition // Chitre D., Sontheimer G.-D., Brьkner H., Feldhaus A. (eds). Tender Ironies. A Tribute to Lothar Lutze. New Delhi: Manohar, 1994. 0, 8 п.л.

24. Махараштра: Общеиндийский бог Ганеша // Глушкова И.П. (отв. ред.). Древо индуизма // М.: Восточная литература, 1999. 2, 0 п.л.

25. Махараштра: Виттхал // Глушкова И.П. (отв. ред.). Глушкова И.П. (отв. ред.). Древо индуизма // М.: Восточная литература, 1999. 2, 5 п.л.

26. Этикет подчинения у маратхов (к постановке проблемы) // Краснодембская Н.Г. (отв. ред.). Этикет у народов Южной Азии. Спб.: Петербургское востоковедение, 1999. 1, 2 п.л.

27. Глава 12. «Ментальная» программа маратхов // Ванина Е.Ю. (отв. ред.) Индия: страна и ее регионы. М.: УРСС, 2000. 2, 75 п.л.

28. «Give me Back My Blanket!»: Varkari Saints Striving for their Bodies (Metaphor and Metonymy in the Construction of Divinity) // Annals of the Bhandarkar Oriental Research Institute 2000, 2001. Vol. LXXXI. 1, 5 п.л.

29. «Берите бога задаром!» Поэтическая автобиография Тукарама // Серебряков И.Д. и Ванина Е.Ю. (отв. ред.) Голоса индийского средневековья. М.: УРСС, 2002. 3, 0 п.л.

30. Кружение по святым местам Индии. Дефиниция тиртха-ятры как особой формы религиозной активности // Непомнин О.Е. (отв. ред.). Alaica. Сборник научных трудов российских востоковедов, подготовленный к 70-летнему юбилею профессора, доктора исторических наук Л.Б. Алаева. М.: Восточная литература, 2004. 1, 0 п.л.

31. Moving God(s)ward: The Idea of Tirtha-yatra // Bulletin of the Deccan College Post-Graduate and Research Institute (Deemed University), Professor Ashok R. Kelkar Felicitation Volume. Vols 62-63 (2002 and 2003). Pune: Deccan College Post-Graduate and Research Institute (Deemed University), 2004. 1, 0 п.л.

32. Махараштра в истории и воображении // Восточная коллекция, 2004. Лето. 0, 75 п.л.

33. Однажды в Танджавуре. Из истории индийского княжества // Восточная коллекция, 2005. Весна. 1, 1 п.л.

34. A Philological Approach to Regional Ideologies // Vora Rajendra and Feldhaus Anne (eds). Region, Culture, and Politics in India. New Delhi: Manohar, 2006. 2, 1 п.л.

35. Tirtha-yatra in Maharashtra: Recorded and Imagined // Annals of the Bhandarkar Oriental Research Institute 2005, 2006. Vol. LXXXVI. 1, 5 п.л.

36. Регион и религиозно-мифологическая доминанта (об авторских лекционно-семинарских курсах „Индийская регионология“ и „Практический индуизм“) // Международная научная конференция “Востоковедение и африканистика в университетах Санкт-Петербурга, России, Европы. Актуальные проблемы и перспективы”. Тезисы докладов. Спб.: СпбГУб 2006. С.247-248. 0, 2 п.л.

37. Комплексность и концепция tristhali в индусской паломнической традиции // Феномен паломничества в религиях: священная цель, священный путь, священные реликвии. Материалы XIII Санкт-Петербургских религиоведческих чтений. Спб: ГМИР, Акционер и Ко, 2006. 0, 2 п.л.

38. Днянешвар, Пандхарпур и Виттхал, Намдев - первый биограф Днянешвара, Шудра и Бог, «Махабхарата» и «Бхагавад-гита», Индусский пантеон (словарные статьи) // Исторический лексикон. История в лицах и событиях. Книга I. М.: Маик “Наука”/ Интерпериодика, Академкнига / Учебник, 2006. 1, 5 п.л.

39. Паломничество: за и против. Голоса «святых поэтов» Махараштры // Письменные памятники Востока, 2007. № 1 (6). 2, 7 п.л.

40. To Go or Not to Go: The Ideas of Tirtha-Yatra and Sainthood in Medieval Maharashtra // Annals of the Bhandarkar Oriental Research Institute 2001, 2007. Vol. LXXXVII. 3, 25 п.л.

41. Marg(a)kraman of Maharashtrian Princely Families: a Search for Self within the Boundaries Made for Others // Naito M., Shima I., Kotani H. (eds), Marga: Ways of Liberation, Empowerment, and Social Change in Maharashtra. New Delhi: Manohar, 2008. 1, 2 п.л.

42. Священная цепочка: между Праягом и Аллахабадом // Восточная коллекция, 2008. Весна. 0, 8 п.л.

43. Чем больнее, тем ближе к цели. Ритуалы самоистязания в индуизме // Теория моды: одежда, тело, культура, 2008. Выпуск 9 (осень). 0, 9 п.л.

44. `Homo viator': критика В. Тэрнера и множественность дискурсов (к характеристике современных теорий паломничества) // Гуманитарная география, 2008. Выпуск 5. 0, 8 п.л.

45. (Материалы к словарю гуманитарной географии) Паломничество // Гуманитарная география, 2008. Выпуск 5. 0, 2 п.л.

46. Город: Варанаси. Жизнь и смерть в транзитной зоне // Восточная коллекция, 2009. Весна. 0, 75 п.л.

47. Паломничество индийских князей и колониальная власть // Восток - Запад: диалог цивилизаций. Историко-литературный альманах 2007-2008. М.: Восточная литература, 2009. 1, 5 п.л.

48. Marathi Saint Poets: Statics versus Dynamics, or Contradictions Ignored // Jha D.N. Vanina E. Yu. (ed.). Mind Over Matter. New Delhi: Tulika, 2009. 3, 1 п.л.

Размещено на Allbest.ru