"...Я хочу бороться с ним": к истории протестных настроений учащихся средних учебных заведений России начала XX века

Размещено на http://www.allbest.ru//

Размещено на http://www.allbest.ru//

Московский государственный областной социально-гуманитарный институт

«...Я хочу бороться с ним»: к истории протестных настроений учащихся средних учебных заведений России начала XX века

Ватник Нисон Семенович, к.и.н., доцент

Исследование российского социума на рубеже XIX-XX веков предполагает обращение ко всем без исключения его слоям. И в качестве объекта исследования, наряду с «Россией взрослых» (рабочими, крестьянами, купцами, чиновниками, дворянами, духовенством, интеллигенцией), должна выступать и «юная Россия», т.е. молодые люди 15-20 лет (учащиеся и рабочие), взросление которых пришлось на время Первой российской революции и «думский период». Причем, если рабочей молодежи были в 1920-х - 1970-х годах посвящены многочисленные публикации [1; 11], то учащаяся молодежь высших и, особенно, средних учебных заведений стала (после кратковременного интереса 1920-х годов) предметом внимания историков только с 1970-х годов [5; 6; 9; 13] и продолжает активно изучаться в настоящее время [2; 7; 8; 10; 12].

При написании такого рода работ, как правило, используется солидный корпус источников: законодательные акты, делопроизводственные причастных ведомств, донесения директоров учебных заведений, судебноследственные материалы, периодика, листовки, частная переписка, дневники и мемуары. Представительность и насыщенность этих источников разнообразной информацией не вызывает сомнений, однако в значительной их части исследователь имеет дело с изложением фактов в версии взрослых (педагогов, родителей, чиновников, полицейских), то есть находящихся вне круга юношеского общения. Поэтому детали настроений собственно «героев дня» и оценки ими происходившего в начале XX века установить довольно сложно. Здесь на помощь приходит анализ содержания листовок (но зачастую их авторство трудно определить), дневниковых записей (к сожалению, редких), показаний подследственных (нередко скрывавших истину), свидетельств мемуаристов (субъективных изначально). Разумеется, комплексный подход и профессионализм историка позволяют минимизировать изъяны каждого источника и приблизиться к пониманию и объяснению прошлого. Но и тогда бесценными являются любые документы, исходящие непосредственно от людей молодых - участников или свидетелей событий: дневники, частная переписка, объяснительные записки, обращения в «инстанции» и др.

В данном контексте несомненный интерес представляет дело «Об увольнении ученика Рязанской 2-ой гимназии Стерлигова Евгения», обнаруженное в Центральном государственном архиве города Москвы (в фонде Канцелярии попечителя Московского учебного округа). Документы «дела» включают: датированное 19 мая 1904 года донесение директора Рязанской 2-ой гимназии (с резолюцией попечителя Московского учебного округа), прошения ученика V-гo класса Евгения Стерлигова об увольнении от 13 мая того же года [14, д. 4286, л. 1-2, 3 - 5 об.].

В донесении не только излагается суть необычного для гимназии события - демонстративного ухода гимназиста из учебного заведения по причине недовольства постановкой учебного дела, но и содержатся общие размышления директора гимназии по поводу сложившейся в средних школах ситуации. Как видно из текста документа, Евгений Стерлигов обратился в педагогический совет с прошением об увольнении его из гимназии и был незамедлительно исключен «без права поступления в какое-либо другое учебное заведение Министерства народного просвещения». По мнению директора, причины такого шага юноши следует искать в его семье, которая названа «опасной». Происходивший из обедневшей дворянской семьи 18-летний Е. Стерлигов, оставшийся без родителей, находился на попечении только своих взрослых сестры и брата. Видимо, вследствие значительных материальных затруднений его сестра служила в конторе местного машиностроительного завода, а брат работал там же рабочим.

Нельзя сказать, что для учителей протестные настроения в ученической среде были полной неожиданностью. Еще в начале 1904 года «личный состав» был конфиденциально предупрежден циркуляром Министерства народного просвещения о проникновении противоправительственной пропаганды в средние школы. Педагогам предлагалось иметь особо бдительный надзор за учащимися. Но, как считает директор, трудно предположить, чтобы «пропаганда могла коснуться учеников средних классов», к тому же усилия гимназии «уберечь своих учеников от тлетворных влияний» в значительной мере парализуются присутствием в городе лиц, «находящихся под негласным надзором полиции». Эти «лица» допускаются родителями в семьи, где надзор гимназии невозможен [Там же, д. 4206, л. 2].

Резолюция попечителя Московского учебного округа на донесение из Рязани была адекватной происшествию: «...Обратить внимание на такого рода явление, как еще небывалое в истории средних учебных заведений Московского учебного округа» [Там же].

Среди документов архивного «дела» основное место и по объему (четыре хорошо сохранившихся машинописных листа), и по насыщенности информацией, бесспорно, занимает прошение Стерлигова, где заявлено: «Причина моего ухода та, что я недоволен теми предметами, кои преподаются в гимназии, и тем воспитанием, которое существует там» [Там же, л. 4].

Здесь же приведены развернутые мотивы оставления гимназии. По содержанию они группируются следующим образом. Во-первых, это недовольство преподаванием учебных дисциплин - истории и Закона Божия. Во-вторых, неприятие существовавшего в гимназии воспитательного и дисциплинарного режима. И, в-третьих, оценка гимназического строя в целом как частного проявления властного деспотизма в стране и несущего «только обман и насилие».

Рассмотрим указанные мотивировки подробнее. Как считает Стерлигов, истинная цель «науки истории» состоит в показе существовавших ранее форм общества, изучении их развития и причин последовательной смены, выяснении, «откуда пошло современное государственное устройство». В гимназическом же курсе по учебнику Иловайского «истинная цель науки» не реализуется: история рассматривает только жизнь царей, королей и их войны, изрекает «приговоры на основании буржуазной морали». Поэтому молодой протестант, дистанцируясь от официального преподавания, постоянно использует нелестное определение - «ваша история». Самому же предмету дается резко отрицательная характеристика: это «бессмыслица», никто е? не учит, а «просто только зубрит».

Она противна ученикам, «не развивает юношу, а засушает его мозги и убивает самостоятельность мысли».

Не менее жесткая критика обращена Стерлиговым на Закон Божий, где, как он пишет, содержатся нелепости, «басни о сотворении и разных чудесах, в истинности которых нам, ученикам, не позволяют сомневаться». Недовольство вызывают не только догматы христианского вероучения или методики гимназического преподавания этой учебной дисциплины. Главное - несоответствие между религиозными декларациями и реалиями российской школы начала XX века. Приведем пример подобных рассуждений (сохраняя стиля автора): «Катехизис доказывает или, скорее, силится доказать, что общественный строй нашего времени устроен по учению Христа и поэтому общественное воспитание детей… великолепное. Действительно, здесь часто употребляется имя Христа, но еще чаще слова - приличие, честь заведения, честь ученика, правило, циркуляр, очень туманные сами по себе и к тому же еще страшные, что за ними еще следующие слова, но с действиями очень понятными - без обеда, в карцер, позвать родителей, берите бумаги и т.д.» [Там же, л. 5].

Действовавший в гимназии учебный и воспитательный режим, по мнению Стерлигова, деморализует учащихся. Ученик «негодует и обливается слезами до тех пор, покуда не выучится трепетать. Когда же он отупеет и трепещет, то нет у него ни мыслей, ни слез. Науки... вбиваются таким же способом до отупения». Для характеристики внутреннего состояния гимназистов Стерлигов прибегает к образным сравнениям: они живут в страхе и вечной опасности, над их головами «бушует буря, у которой вместо молнии (угрожающие - Н. В.) слова и действия» [Там же, л. 5 - 5 об.].

Однако за ситуацией, сложившейся в конкретном учебном заведении, - Рязанской 2-ой гимназии, Стерлигов видит проявление черт, присущих политическому режиму императорской России. И здесь он вновь прибегает к образности. По его словам, молнии угроз над головами учеников «похожи на казацкую плеть, зарекомендовавшую себя на Казанской площади, а тучи - на то животное, общее всей России, у которого на жирных губах висят крохи ограбленной крестьянской пищи, а руки в крови от избиения студента, рабочего, жида. Оно - деспотизм России...».

Свое прошение Стерлигов завершает следующим заявлением: «Я не хочу изучать, то, что идет от его из его (т.е. деспотизма - Н. В.) рук, ибо, что может быть хорошего от него. Оно несет только обман и насилие, и они действительно царствуют у нас. Я хочу бороться с ним» [Там же, л. 5 об.].

Как видим, выводы автора документа категоричны, принципиальны и носят целеполагающий характер. Критицизм и оппозиционность взглядов Стерлигова на школьные порядки и государственный строй не подлежат сомнению. В своей политической части они леворадикальны и, скорее всего, являются производными от юношеского увлечения идеями партии социалистов-революционеров. Такое предположение можно сделать на основании материалов Рязанского губернского жандармского управления, относящихся к 1905 году. Согласно им, Евгений Стерлигов и его старший брат Василий принадлежали к Рязанской группе социалистов-революционеров и состояли под особым надзором полиции [3, д. 233, л. 328, 333, 339].

Здесь уместно подчеркнуть, что революционизм Стерлигова - не единичный факт и в разных обличиях (эсеровском, социал-демократическом и др.) находил сторонников в средних учебных заведениях Рязанской губернии. В 1904-1907 гг. полиция неоднократно регистрировала участие воспитанников Скопинского реального и Касимовского технического училищ, Егорьевской прогимназии, Рязанских гимназий и деятельности местных подпольных организаций революционных партий - социал-демократов и социалистовреволюционеров [4, д. 1800, ч. 53, л. 3 об., 4, 6, 6 об., 8].

Но если революционные идеи и «нелегальщина» увлекали относительно немногих, то недовольство школьными учебным и воспитательным процессами, напротив, было широко распространенно и в ученической среде, и в обществе в целом. Поэтому позиция Стерлигова в академической части была близка большей части его сверстников как умеренных взглядов, так и индифферентных к политическим проблемам независимо от места проживания. Об этом свидетельствовали массовые протестные акции учащихся, прокатившиеся по всей России (в том числе, по Рязанской губернии) в 1905-1907 гг. и получившие характерное название «школьная смута». Тогда же развернули деятельность в общеобразовательных, духовных, технических, коммерческих, педагогических, сельскохозяйственных средних учебных заведениях более чем сто ученических союзов - партийных, внепартийных, академических, национальных (известен и внепартийный «Союз учащихся средней школы» в Рязани). Их участники открыто заявляли о невозможности удовлетворения умственных и нравственных запросов молодежи при существовавшем школьном строе.

Представленные выше источники ценны тем, что, выйдя из ученической среды и отражая общественные настроения рязанских гимназистов начала XX века, позволяют экстраполировать (разумеется, с известной региональной или национальной поправкой) их политическое содержание на политические взгляды молодых российских радикалов, а академическую составляющую выявленных документов - на позицию большей части учащегося юношества, недовольного средней школой.

Список литературы

протестный гимназия учебный совет

Ацаркин А. Н. Жизнь и борьба рабочей молодежи России (1900 - октябрь 1917). М.: Мысль, 1976. 416 с.

Бушева А. А., Слезин А. А. Беспартийный молодежный союз учащихся: дела и мысли на изломе революции // Вестник Тамбовского государственного технического университета. 2011. Т. 17. № 1. С. 225-229.

Государственный архив Российской Федерации (ГАРФ). Ф. 63. Оп. 25.

ГАРФ. Ф. 102. Департамент полиции. Охранное отделение. 1905.

Гусятников П. С. Революционное студенческое движение в России. 1899-1907 гг. М.: Мысль, 1971. 264 с.

Заря надежды. Социал-демократическая организация учащейся и рабочей молодежи Петербурга (1905-1909 гг.). Очерки. Воспоминания. Документы / сост. В. Ф. Лепетюхин; науч. ред. Т. П. Бондаревская. Л.: Лениздат, 1982. 383 с.

Иванов А. Е. Студенчество России конца XIX - начала XX века: социально-политическая судьба. М.: РАН; Ин-т российской истории, 1999. 414 с.

Образцова О. A., Ушаков А. В. Учащиеся средних учебных заведений России в общественно-политическом движении на рубеже XIX-XX вв. М.: ИД «С днем рождения», 1999. 144 с.

Олесич Н. Я. В. И. Ленин и революционное студенчество России. М.: Политиздат, 1982. 254 с.

Соколов В. И. История молодежного движения России (СССР) со второй половины XIX до XXI века. Рязань: Узорочье, 2002. 626 с.

ISSN 1997-292X № 1 (39) 2014, часть 2 45

Трайнин А. С. Под знаменем революции. Коммунистическая партия - руководитель революционного юношеского движения, организатор комсомола. М.: Молодая гвардия, 1975. 223 с.

Ушаков А. В. Интеллигенция и рабочие в освободительном движении России. Конец XIX - начало XX века. М.: Новый хронограф, 2011. 288 с.

Ушаков А. В. Революционное движение демократической интеллигенции в России. 1895-1904. М.: Мысль, 1976. 242 с.

Центральный государственный архив города Москвы (ЦГА Москвы). Ф. 459. Оп. 3.

Размещено на Allbest.ru