Кое-что о двух русских митрополитах XI в. Ефреме Киевском и Ефреме Переяславском

Размещено на http://www.allbest.ru/

ИВИ РАН, ИРИ РАН, Москва, Россия

Кое-что о двух русских митрополитах XI в. Ефреме Киевском и Ефреме Переяславском

А.В. Назаренко

Аннотация

Сведения о древнерусских митрополитах середины -- второй половины XI в. Ефреме Киевском и Ефреме Переяславском часто смешиваются вследствие их тезоименности. Автор стремится внести некоторую ясность в этот вопрос, полемизируя с недавней попыткой отождествить оба персонажа.

Ключевые слова: Киевская митрополия, Переяславская митрополия, евнухи

Alexander V. Nazarenko

Institute of World History of the Russian Academy of Sciences

Institute of Russian History of the Russian Academy of Sciences, Moscow, Russia

Something about two Russian metropolitans of the 11th century Ephraim of Kiev and Ephraim of Pereyaslavl'

Annotation

митрополит ефрем киевский переяславский

Information about two Russian metropolitans of the same name Ephraim from the second half of the 11th century are often confused. Author aims to clarify this issue challenging the recent attempt at identifying these two personalities.

Keywords: Kievan Metropole, Metropole of Pereyaslavl' eunuchs

Замечательным открытием последних десятилетий стало обнаружение в одном из греческих сборников Ватиканской библиотеки cod. Vatic. gr. 828 (XIII--XIV в.) антилатинского сочинения киевского митрополита середины XI в. Ефрема Cicurov I. Ein antilateinischer Traktat des Kiever Metropoliten Ephraim // Fontes Minores. Frankfurt, 1998. T. 10. S. 319--356 (греческий текст трактата -- S. 343--345); в русском переводе этой статьи [Чичуров, 2007, с. 241-264] издание памятника, к сожалению, опущено; о сочинении Ефрема см. также: [Чичуров, 1996; Назаренко, 2008а]., которое, таким образом, открывает довольно представительный ряд полемических текстов против латинян, созданных во второй половине XI--XII в. иерархами Русской церкви [Подскальски, с. 280--303].

О Ефреме известно очень мало, хотя в этом отношении он едва ли сильно отличается от других митрополитов домонгольской Руси. Но в данном случае скудость сведений осложнена еще одним обстоятельством -- наличием другого тезоименитого ему митрополита Ефрема, который занимал кафедру в Переяславле Русском (Южном) в течение всей последней трети XI в. [Назаренко, 2008б; Хрусталев]. Эта опасная одноименность совсем недавно привела даже к историографическому казусу -- попытке вообще изъять Ефрема из списка киевских митрополитов, объявив его фигурой вполне легендарной, а имеющиеся о нем сведения -- отчасти относящимися к Ефрему Переяславскому, отчасти же плодом недоразумения [Толочко, с. 73--82].

Столь радикальный опыт, на наш взгляд, удачным признать нельзя, причем не в последнюю очередь тому препятствует как раз антилатинский трактат.

Да, заглавие этого сочинения, в котором оно приписывается «Ефрему, боголюбивейшему митрополиту Росии» («'Ефра'щ той ЭгофАготатоп рцтропоЛ.їтои 'Рюоїад...»), само по себе не может служить безоговорочным свидетельством того, что речь идет именно о Ефреме Киевском. Так, «митрополитом Росии» поименован и Ефрем Переяславский в документах константинопольского синода от сентября 1089 г. в период вакантности киевской кафедры Holtzmann W. Die Unionsverhandlungen zwischen Kaiser Alexios I. und Papst Urban II. im Jahre 1089 // Byzantinische Zeitschrift. Munchen, 1928. Bd. 28. S. 61; Becker A. Papst Urban II. Stuttgart, 1964. Teil 1. (Schriften der Monumenta Germaniae Historica. Bd. 19/1). S. 217 (по изданию В. Хольцманна). [Назаренко, 2016, c. 265--269]; кроме того, печать «Ефрема, протопроедра и митрополита Росии», в своде В.Л. Янина отнесенную к киевскому Ефрему Янин В.Л. Актовые печати Древней Руси X--XV вв. М., 1970. Т. 1: Печати Х -- начала XIII в. № 42., было бы позволительно переатрибутировать Ефрему Переяславскому, как подсказывает изображение на реверсе фигуры архангела -- возможно, Михаила, которому был посвящен кафедральный собор в Переяславле Русском [Назаренко, 2009, с. 232, примеч. 97; Назаренко, 2008б, с. 38]. Куда сложнее согласовать предположение об авторстве Ефрема Переяславского с содержанием трактата и его археографической судьбой, а именно тем фактом, что текст сохранился только в греческом оригинале. Конечно, это не исключение -- только в греческих списках сохранилось также и антилатинское сочинение переяславского митрополита Леонтия 70-х годов XI в. [Poppe], но в данном случае отсутствие славянского перевода принципиально важно. Чтобы понять почему, надобно принять в расчет одну деталь биографии Ефрема Переяславского, на которой мы хотели бы задержать внимание.

В отличие от киевского Ефрема, биография его переяславского тезки в общих чертах поддается восстановлению благодаря тому, что начальный ее этап отразился в таком раннем и достоверном источнике, как Несторово Житие Феодосия Печерского, ведь Ефрем был некоторое время монахом Киево-Печерского монастыря, придя в него одновременно с Варлаамом, впоследствии недолгое время игуменом печерским. И вот, оказывается, что Ефрем Переяславский был скопцом, или по-древнерусски «кажеником», и до прихода в монастырь занимал высокую должность при дворе киевского князя Изяслава Ярославича (1054-1078, с перерывами): «Тогда же (что и Варлаам. - А. Н.) приде каженикъ нЬкто от княжа дому, иже бь любим князем и предръжа у него вся, и моляшеся старцю Антонию, и той хотя быти чръноризець. Его же поучивъ старець еже о спасении души, и предасть его Никону, да того острыжеть. Он же и того остригъ... и ЕфрЬм имя ему нарекъ». Изяслав был сильно разгневан произошедшим без его ведома и позволения и намеревался было вообще «печеру... раскопать», но дело уладилось после вмешательства его супруги польки Гертруды, которая напомнила, какие беды принесло ее родине преследование монахов, случившееся в правление ее деда, польского князя Болеслава I (992-1025). Впечатлительный князь пошел на попятную, но Никон и Ефрем сочли все же за благо удалиться: первый - в Тмуторокань (она принадлежала брату Изяслава - Святославу, князю черниговскому), а второй - не куда- либо, а прямиком в Царьград: «По сих же пакы ЕфрЬмъ каженикъ отиде въ Костянтинь градъ и ту живяше въ единомь манастыри. ПослЬже изведенъ бысть и въ страну сию и поставленъ бысть митрополитъмь въ городь Переяславли»4. Скопчество Ефрема отмечено и в Лаврентьевской летописи в глоссе, видимо, переяславского или ростовского происхождения: «Се бо ЕфрЬмъ бь скопець высокъ тЬломъ»5.

Нам не случалось встречать каких бы то ни было комментариев по поводу скопчества Ефрема, между тем оно того заслуживает. Ведь для Руси евнушество было столь же необычно, сколь ординарно для Византии.

В Ромейской державе евнухи занимали прочное и очень видное место, как при императорском дворе, так и в церковной иерархии. По образному, пусть и не вполне аппетитному выражению императора-писателя Константина VII Багрянородного (912-959), царский дворец столь же кишел евнухами, как хлев весной - мухами6. Ряд ключевых должностей, связанных непосредственно с персоной императора, его личным и дворцовым обиходом, замещались практически только евнухами. Таковы были, например, должности паракимомена - начальника царской опочивальни, обычно ближайшего наперсника василевса, или протовестиария, заведовавшего царским гардеробом. Как следствие, карьерные перспективы, открывавшиеся перед евнухами, были столь широки, что даже в знатных семействах, не исключая и царское, прибегали к болезненной и опасной процедуре оскопления детей из желания укрепить в будущем влияние рода в государстве. Достаточно сказать, например, что трое (!) братьев императора Михаила IV (1034-1041) были евнухами, среди них - пресловутый паракимомен Иоанн Орфанотроф, фактический правитель государства [Guilland, p. 165-380].

По византийским понятиям не было ничего необычного и в поставлении Ефрема Переяславского в митрополита. В церкви издревле (со времен Первого Никейского собора 325 г.) существовали ограничения на включение в клир евнухов, но они касались только самооскопившихся. В противном случае никаких препятствий не было вплоть до посвящения в епископа. Такая норма эксплицитно включена и в древнейшие русские кормчие книги, например, в Ефремовскую кормчую: «Аще кто каженикъ будеть нужею ч(е)л(о)в(е)чьскою ли въ гонение отъята быша ему мужьская, ли тако родися, и достоинъ есть, да будеть еп(и)с(ко)пъ»7. Остается думать, что Ефрем-каженик был греком по происхождению, который при каких-то обстоятельствах оказался на Руси и, попав здесь на княжескую службу, стал любимцем Изяслава.

Такое заключение, казалось бы, открывает путь для гипотезы А.П. Толочко: русский грек Ефрем вполне мог бы при необходимости написать трактат по-гречески. Но ведь он мог бы сделать это и по-славянски: перевел же он с греческого Студийский устав для родного Печерского монастыря8. Следовательно, пришлось бы предполагать грекоязычную аудиторию трактата. Между тем некоторые моменты в его содержании мешают сделать такое допущение: упоминание «Лехии»-Acyka, едва ли говорившее что-либо греческому читателю, предвосхищало аналогичный пассаж в антилатинском послании киевского митрополита Никифора I (1104--1121) к волынскому князю Ярославу Святополчичу9.

И уж совсем невозможно последовать за А.П. Толочко в его стремлении (почти программном для тех, по преимуществу киевских, исследователей, которые не принимают гипотезы о Начальном своде) дезавуировать уникальные сообщения Новгородской I летописи младшего извода и вообще новгородско-софийского летописания как позднее сочинительство, а среди них -- и сообщение о суде киевского митрополита Ефрема над новгородским епископом Лукой10. В данном конкретном случае дело заключается еще и в том, что эпизод с «клеветой на епископа Луку от своего холопа Дудикы» имеет вполне доброкачественные внетекстологические признаки исторической аутентичности [Назаренко, 2015а, с. 323--326; Назаренко, 2015б; Гиппиус, 2016а, с. 814--815].

Конечно, не приходится удивляться и тому, что налицо сюжеты, где (по крайней мере, до времени) персоны обоих сливаются в единой амальгаме. Месяцеслов Мстиславова евангелия содержит под 4 ноября уникальную запись о повторном (?) освящении митрополичьего собора в Киеве: «Въ тъж[е] д(ь)нь с(вя)щение с(вя)тыя СофиЬ, иже есть въ КыевЬ град[ь], с(вя)щ(е)на Ефремъмь митрополитъмь»11.

В науке это сообщение принято относить к киевскому митрополиту Ефрему, хотя еще полтора века назад предпочитал кандидатуру митрополита Ефрема Переяславского [Невоструев, [Назаренко, 2009, с. 263, примеч. 56]. нас подталкивало не столько то, что, как подчеркивал К.И. Невоструев, «Мстиславов времени митрополита Ефрема» Переяславского, сколько явная принадлежность последнего к окружению киевского князя Всеволода Ярославича (1078-1093). Вот почему Всеволод прочил Ефрема на киевскую кафедру после 1078 г., когда отдельная Переяславская митрополия была ему уже не нужна (подробнее о временной Переяславской митрополии см.: [Назаренко, 2009, с. 207-245; Назаренко, 2014]); шаги в этом направлении князь предпринимал, похоже, по смерти как митрополита Иоанна II в 1089 г., так и Иоанна III двумя годами позже. Немудрено, что имя митрополита Ефрема в связи с актом 4 ноября сохранилось лишь в литургической традиции, близкой к семейству Всеволода, - месяцеслове ктиторского евангелия старшего Мономашича. Ефрем Переяславский мог освящать киевскую Софию и в 1089 г., сразу по возвращении из Константинополя [Назаренко, 2016, с. 265-284], и в 1095 г., поскольку в эти годы 4 ноября приходилось на воскресенье; но наиболее вероятна первая из названных возможностей, ибо не видно причин, по каким новый киевский князь Святополк Изяславич (1093-1113) мог был отстаивать перед Константинополем кандидатуру в киевские митрополиты, столь дорогую Всеволоду и Владимиру Мономаху, так что вакантность киевского митрополичьего престола должна была скорее всего закончиться если не в 1093, то в 1094 г. Наличие такого естественного объяснения для даты освящения - заметное преимущество нашей гипотезы, ибо сторонники обычной точки зрения вынуждены подыскивать какие-то особые причины «загадочному выбору» дня повторного освящения столичного кафедрального собора [Лосева, с. 99-100]12. Однако недавно в этот довольно стройный сценарий был внесен диссонанс: одному из новообнаруженных граффити Софийского собора в Киеве13 было предложено следующее авторитетное прочтение: «(Въ) ль(т) 6560 свяще(н)[а] стая С(о)[ф](и)я Е(фрем)омъ ми(т)р(опо)литъмъ ... [но](я)бря в 4» [Гиппиус, 2016б]. Поскольку сам автор такого прочтения квалифицирует его как предварительное («до получения качественных фотографий» надписи), то не будем спешить с выводами и мы.

Итак, пусть и не без труда и с потерями для традиционной историографии, данные о Ефреме Киевском и Ефреме Переяславском удается развести, сохранив фигуру первого для древнерусской истории. Остается указать на одно обстоятельство, которое, кажется, позволяет протянуть пунктирную нить, связующую двух Ефремов.

Как ни мало внимания уделяют летописцы митрополитам (откуда и проистекает упомянутый дефицит сведений), прибытие из Константинополя евнухов они замечают. Помимо сведений о Ефреме Переяславском, под 1089 г. в Повести временных лет читаем: «Приведе Янка митрополита Ио(анна) скопьчину, егоже видивше люд(и)е вси рекоша: се м(е)ртвець пришелъ, от года бо до года пребывъ умре»14. Под 1137 г. в Ипатьевской летописи аналогично, но несколько в другом роде: «Поставленъ бы(сть) скопечь Мануило еп(и) с(ко)помъ Смоленеску, пЬвечь гораздыи, иже бь пришелъ изъ Грекъ самъ третии къ бл(а)голюбивому кн(я)зю Мьстиславу»15. Один из двух спутников Мануила науке известен: это его племянник Феодор, протеже владимиросуздальского князя Андрея Юрьевича Боголюбского, незадачливый кандидат в митрополита Владимирского. Неизвестно, был или не был скопцом Феодор, но Мануил Смоленский повторил карьеру Ефрема Переяславского: из экзотического грека-евнуха на княжеской службе он (перейдя в какой-то момент от Мстислава Великого к его сыну смоленскому князю Ростиславу) поднялся со временем до епископской кафедры. Не думаем, чтобы простому монаху из Руси, пусть даже и греку, была открыта дорога в патриарший Алексеевский монастырь, откуда Ефрем, тогда еще не Переяславский, отправлял в Киев преподобному Феодосию типикон Алексея Студита. Не был ли будущий переяславский митрополит родственником Ефрема? И не попал ли он ко двору Изяслава Ярославина именно из митрополичьего окружения? И такой ли уж случайной была столь неудобная для историков тезоименность обоих митрополитов?

Литература

1. Гиппиус А.А. Клевета на епископа Луку: Эпиграфические свидетельства летописного эпизода? // ТОДРЛ. СПб., 2016. Т. 64. С. 806-817. [Гиппиус, 2016а].

2. Гиппиус А.А. К прочтению надписи № 3541 Софии Киевской // Восточная Европа в древности и средневековье. М., 2016. Вып. 38. С. 79-81. [Гиппиус, 2016б].

3. Лосева О.В. Русские месяцесловы XI--XIV веков. М., 2001.

4. Назаренко А.В. Ефрем, митр. Киевский // ПЭ. М., 2008. Т. 19. С. 53-54. [Назаренко, 2008а]

5. Назаренко А.В. Ефрем, свт. // ПЭ. М., 2008. Т. 19. С. 36-38. [Назаренко, 2008б].

6. Назаренко А.В. Древняя Русь и славяне (историко-филологические исследования). М., 2009. (Древнейшие государства Восточной Европы, 2007 год).

7. Назаренко А.В. Переяславская митрополия на Руси на рубеже XI --XII вв. (династическая и внешнеполитическая подоплека церковной географии) // Книга картины земли: Сб. статей в честь И.Г. Коноваловой. М., 2014. С. 192-211.

8. Назаренко А.В. Дудика, Негваръ: два германских антропонима в новгородской традиции // Slovene--СловЪне. International Journal of Slavic Studies. М., 2015. Vol. 4, № 1. С. 323-333. [Назаренко, 2015а].

9. Назаренко А.В. Новгородский холоп Дудика и соболя падерборнского епископа Майнверка // Города и веси средневековой Руси: Археология, история, культура. К 60-летию Н.А. Макарова. М.; Вологда, 2015. С. 293-301. [Назаренко, 2015б] Назаренко А.В. «Никола вешний»: новое об обстоятельствах установления на Руси памяти святителя Николая Мирликийского 9 мая // Церковь в истории России. М., 2016. Сб. 11: К 70-летию Н.Н. Лисового. С. 258-284.

10. Невоструев К.И. Исследование о Евангелии, писанном для новгородского князя Мстислава Владимировича в начале XII века, в сличении с Остромировым списком, Галичским и двумя другими XII и одним XIII века // Мстиславово евангелие XII века: Исследования. М., 1997. С. 5-649. (Работа была написана в 1850-е годы, но осталась неопубликованной.)

11. Подскалъски Г. Христианство и богословская литература в Киевской Руси (988--1237 гг.). Изд. 2-е, исправл. и дополн. для русского перевода / Перев. А.В. Назаренко под ред. К.К. Акентьева. СПб., 1996. (Subsidia Byzantinorossica. Т. 1).

12. Поппэ А. Студиты на Руси: Истоки и начальная история Киево-Печерского монастыря. Киев, 2011. (Ruthenica. Supplementum, 3).

13. Сергий (Спасский), архиеп. Полный месяцеслов Востока. Изд. 2. Владимир, 1901. Т. 2. Ч. 2.

14. Голочко А.П. Замечания о первых митрополитах киевских // «Вертоград многоцветный». Сб. к 80-летию Б.Н. Флори. М., 2018. С. 73-90.

15. Хрусталев Д.Г. Разыскания о Ефреме Переяславском. СПб., 2002.

16. Чичуров И.С. Схизма 1054 г. и антилатинская полемика в Киеве (середина XI - начало XII в.) // Russia Mediaevalis. Munchen, 1996. T. 9, 1. С. 43--53.

17. Чичуров И.С. Избранные труды. К 60-летию И. С. Чичурова. М., 2007.

18. Guilland R. Recherches sur les institutions byzantines. Berlin; Amsterdam, 1967. [T.] 2. (Berliner byzantinische Arbeiten. Bd. 23). Poppe A. Le traite des azymes Acovto^ ^цтропоХітои rq$ cv 'Punta ПрепОХара^: Quand, ou et par qui a-t-il ete ecrit? // Byzantion. Bruxelles, 1965. T. 35. Р. 504--527. (Перепечатано: Poppe A. The Rise of Christian Russia. London, 1982. Nr. VII.).

Размещено на Allbest.ru