С.Г. Сватиков и происхождение "Протоколов сионских мудрецов"

Кроме того, история этого приказа, как и другие «рассказы Бинта», записанные Сватиковым в 1920-е гг., не согласуется с тем, что известно о деятельности и деятелях политической полиции России начала XX в. «Парижский шеф охраны», неоднократно упоминаемый Сватиковым в этой части текста, но почему-то ни разу не названный, якобы получил задание от Банковского и приказал Бинту немедленно ехать в Германию в поисках соответствующих изданий. Бинт отправился во Франкфурт-на-Майне и после длительного поиска нашёл требуемые книги, написанные на латыни и на еврейском, а «местный шеф» отправил их «в Петербург Рачковскому, Фонтанка 16» там же.. Сватиков утверждал, что, «по словам Бинта, в это время, как рассказывал ему его старый сослуживец В. Милевский, “Мануйлов много писал в Петербурге” (то есть для Банковского и для “протоколов”). “Друг Мануйлова” перевёл (для Банковского) четыре (еврейских) книги» Там же. С. 203. Все кавычки и скобки -- в тексте рукописи.. Более того, «Бинт был категоричен в этом отношении» -- «друг Мануйлова» в 1905 г. переводил «для Банковского древнееврейские тексты» Там же. С. 206..

В.Ф. Милевский, на которого ссылался Бинт, действительно являлся его старым сослуживцем -- ещё в 1886 г. они вместе громили народовольческую типографию ГА РФ, ф. 102, 1886 г., 3-є делопроизводство, оп. 82, д. 93, л. 133--135.. Однако Милевский умер в сентябре 1904 г.1 250 франков в месяц..., и по смерти Милевского продолжал выдавать его вдове по 1 000 франков в месяц до минувшего января месяца (т.е. до января 1905 г. -- Л.Б.)». См.: ГА РФ, ф. 10003, on. 1, д. 11, л. 16., а Банковский ока-зался в Департаменте на руководящей должности в Петербурге только в июле 1905 г. О появлении П.И. Рачковского в Департаменте полиции в 1905 г. см.: Перегудова З.И. Политический сыск России... С. 84. Поэтому если Милевский и знал, что «Мануйлов много писал в Петербурге», то заказчиком этой работы был не Рачковский, а А.А. Лопухин (директор Департамента полиции в 1902--1905 гг.). С Лопухиным Мануйлов находился в приятельских отношениях См., например, письмо Лопухина Мануйлову: ГА РФ, ф. 102, оп. 314, д. 26, л. 140., тогда как Рачковский в сентябре 1905 г., через несколько месяцев после своего назначения вице-директором Департамента полиции и внутреннего расследования деятельности Мануйлова, произвёл его «окончательный расчёт» См.: Там же, л. 167, 169..

Сватиков пытался объяснить явное противоречие в рассказе Бинта: Рачковский якобы заказывал книги в тот момент, когда занимал важный пост в самом Департаменте полиции, однако «Протоколы» были опубликованы Крушеваном за два года до этого. В рукописи Сергей Григорьевич, по сути, предлагал две противоречащие друг другу интерпретации рассказа Бинта: либо Рачковский «готовил продолжение протоколов», но закончить эту работу ему не удалось, либо «антиеврейские книги», заказанные им «за счёт Департамента», могли быть выписаны для «погромных прокламаций» октября 1905 г. Сватиков С.Г. Создание сионских протоколов... С. 203, 210. Однако второе предположение опровергало «версию Бинта» (а точнее -- самого Сватикова) как таковую.

Упомянута в рукописи 1934 г. и третья версия датировки «приказа»: Спиридович ещё в 1924 г. предположил, что «приказ» связан с «делом Бейлиса». Опровергая это, Сватиков писал: «Дело Бейлиса исследовано ныне А.С. Тагером по данным архивов Департамента полиции, Министерства юстиции, Киевского окружного суда и т.д. ... Несомненно, что Тагер не умолчал бы о таком важном факте, как срочная выписка за любые деньги книг через Заграничную агентуру Департамента полиции. Между тем об этом факте у Тагера нет ни слова» Там же. С. 209. Имеется в виду монография: Тагер А. С. Царская Россия и дело Бейлиса. М., 1933. Российский и советский адвокат и правовед А.С. Тагер участвовал в поиске материалов о происхождении «Протоколов» в дореволюционных архивах в период подготовки Бернского процесса..

Однако Бинт всё же не сочинял текст «документа». Приказ из Департамента полиции о поиске «священных еврейских книг о кабале» Заграничная агентура получила. И Бинт действительно искал эти книги во Франкфурте-на-Майне. Это был приказ директора Департамента полиции С.П. Белецкого, направленный заведующему Заграничной агентурой А.А. Красильникову 29 февраля 1912 г. ГА РФ, ф. 102, оп. 316, 00-1, 1912, д. 239. Кстати, «Переписка о приобретении еврейской священной книги “Kaballa babel”» доказывает прямое участие Белецкого в «деле Бейлиса» на стороне обвинения., т.е. именно в период подготовки «дела Бейлиса». Разумеется, Рачковский, скончавшийся в октябре 1910 г., не мог иметь к этому никакого отношения.

Сравнение распоряжения Белецкого с текстом, цитируемым Сватиковым в рукописи 1934 г., не оставляет сомнений в том, что Бинт не придумал названия книг -- именно эти издания были заказаны Белецким ГА РФ, ф. 102, оп. 316, 00-1, 1912, д. 239, л. 2; Сватиков С.Г. Создание сионских протоколов... С. 201.. Тот листок, который Сватиков нашёл в бумагах Бинта, судя по всему, не желавшего показывать «оригинал приказа», -- это записанное им на французском языке задание, полученное от Красильникова. На обороте листа Бинт указал адреса тех магазинов, где был в 1912 г. Правда, приобрёл он не совсем те книги, которые запрашивал Департамент, и заплатил за них не астрономическую сумму в 4 тыс. золотых франков, как рассказал Сватикову, а чуть менее 400 обычных франковГА РФ, ф. 102, оп. 316, 00-1, 1912, д. 239, л. 22, 32; Сватиков С.Г. Создание сионских протоколов... С. 202.. Таким образом, у Бинта имелся «оригинал» дореволюционного «документа» сіп собственноручная записка. Однако, назвав её «приказом Рачковского», он совершил подлог.

Характерно, что «Переписка о приобретении еврейской священной книги “Kaballa babel”» фигурировала в списке документов, отражающих отношение Департамента полиции к «еврейскому вопросу», который составили в СССР по запросу из Швейцарии ГА РФ, ф. 4888, on. 1, д. 30, л. 15 об.. Как указывает Хагемейстер, в период подготовки к Бернскому процессу сторона обвинения выяснила подлинную датировку «сионского документа» и не стала использовать его на суде Hagemeister М. Die «Protokolle der Weisen von Zion» vor Gericht... S. 481..

Видимо, Сватиков впервые узнал о причастности Рачковского к фабрикации «Протоколов» из интервью Радзивилл и Херблетт в апреле 1921 г. Во время одной из последующих встреч с Бинтом он интересовался этим сюжетом, но получил крайне скудную информацию, по сути, повторявшую заявления Радзивилл и подтверждавшую их лишь ссылкой на некий «приказ» Рачковского, который Сватиков назвал «сионским документом». Неудивительно, что подготовленная Сватиковым в 1934 г. рукопись оказалась наполнена многочисленными противоречиями и нестыковками. В ней же появились и «показания Бинта 1917 года», о которых Сватиков, судя по его статьям, до 1921 г. ничего не знал.

Труднее всего объяснить, почему Сватиков решил привязать «показания Бинта» к 1917 г. и фактически фальсифицировать историю происхождения «Протоколов».

Следует учесть, что именно в 1917 г. Сватиков из общественного деятеля превратился в государственного служащего. Категоричность в суждениях, подчинение своей общественной и научной деятельности политическим целям, характерные для Сватикова и ранее Подробнее см.: Маркедонов CM. С.Г. Сватиков -- историк и общественный деятель., заметно усилились в атмосфере, царившей в Париже в эмигрантской среде, с широко распространённым в ней доносительством Об этой атмосфере подробнее см.: ГА РФ, ф. 508, on. 1, д. 36, л. 54; ф. 1653, on. 1, д. 1.. Сватиков быстро увлёкся «разоблачениями» «провокаторов» (т.е. тех, кто сотрудничал с царским режимом) и «предателей» (немецких шпионов), иногда одновременно обвиняя человека и в том, и в другом См., например, итоговый отчёт Сватикова Временному правительству: ГА РФ, ф. 1653, on. 1, д. 2, л. 2--29.. Он стал «своим» в сложившемся к тому времени кругу разоблачителей (В.Л. Бурцев, Л.П. Меныциков, В.К. Агафонов) и приобрёл соответствующую репутацию. Причём в силу особенностей своего мировоззрения и характера он демонстрировал доверие к любому, самому минимальному обвиняющему свидетельству, и даже в тех случаях, когда окружавшие его «разоблачители» не видели оснований для подозрений Это резко выразилось в его конфликте в августе 1917 г. с бывшим личным секретарём Бурцева В.Л. Родштейном. См.: ГА РФ, ф. 10003, on. 1, д. 361, л. 40; д. 21, без номера листа. Протокол допроса № 3, № 8, л. 156, 185--209.. Например, при расследовании злоупотреблений в русской военной миссии, как отметил С.М. Маркедонов, «в Сватикове-чиновнике проявились черты общественного деятеля. Он, в частности, безусловно доверял сведениям, полученным им от политэмигрантов, тогда как данные офицеров подвергал сомнению и тщательно перепроверял» Маркедонов С.М. С.Г. Сватиков -- историк и общественный деятель. С. 62.. В результате уже в августе 1917 г. он был спешно отозван из Парижа по просьбе министра иностранных дел, обеспокоенного тем, что «крайняя импульсивность Сватикова, уже проявившаяся при сношениях его с иностранными властями, угрожает возможностью совершенно недопустимых осложнений» ГА РФ, ф. 1653, on. 1, д. 2, л. 31-32..

Однако, пробыв на комиссарском посту менее полугода, Сватиков в 1920-е гг. неоднократно подписывался как «бывший комиссар Временного правительства» и продолжал использовать следственную терминологию («я допросил», «показания» и т.п.) Там же, ф. P-5802, on. 1, д. 535, л. 35-37 об.. В 1920-х гг. он несколько раз активно доказывал эмигрантам, что тот или иной человек был секретным сотрудником «царского режима». Причём в одном случае источником его данных оказался всё тот же Бинт, а во втором случае он сослался на собственные «воспоминания» о материалах Департамента полиции См., например, заявление Сватикова о «провокаторстве» Е.П. Когана-Семёнова: ГА РФ, ф. P-5802, on. 1, д. 535, л. 35--37 об. Весьма характеристична и история обвинения в провокаторстве эсера Г.П. Хавкина в 1930--1931 гг.: Там же, ф. P-6093, on. 1, д. 1--12.. При этом Сватиков не сомневался в достоверности того, что сообщал ему Бинт. Ведь в целом уровень знаний о деятельности политической полиции в эмигрантской среде 1920-х гг. оставался довольно низким. А когда речь шла о секретной агентуре, даже такой специалист, как Бурцев, начинал «играть» с датами и именами, излагая истории, которые не могли иметь места в действительности Так, обосновывая «предательство» Семёнова-Когана, Бурцев писал, что этот факт ему подтвердили на совместной встрече летом 1918 г. Белецкий и Манасевич-Мануйлов (ГА РФ, ф. 10003, оп. 17, коробка 1, папка 17, л. 1--12). Однако летом 1918 г. Бурцев уже несколько месяцев жил в Париже, Белецкий после Февральской революции непрерывно оставался под арестом и находился в Петропавловской крепости, а Мануйлова к тому времени большевики успели расстрелять..

В эмиграции Сватиков всячески пытался придать своей деятельности «частного разоблачителя» некий полуофициальный статус, скорее всего, вполне искренне считая её продолжением работы, начатой в 1917 г. Вероятно, и свои беседы с Бинтом в 1920-е гг. он воспринимал как продолжение допросов 1917 г. Не случайно выражение «официальное следствие» использовалось и в названии рукописи 1934 г. С другой стороны, настойчивые заявления о том, что все сведения о фабрикации «Протоколов» Рачковским получены от Бинта во время официальных допросов в 1917 г., не были случайной ошибкой Сватикова. Он целенаправленно старался придать своему «свидетельству» принципиально иной статус и вес, по сравнению с показаниями других «русских экспертов» на Бернском процессе. Очевидно, информация, полученная на допросе, обладала большей «легитимностью», чем беседа двух частных лиц в неофициальной обстановке, что в полной мере сказалось и в историографии.

Между тем, учитывая явную необоснованность и надуманность «версии Сватикова», следует не только признать, что ни заведующий Заграничной агентурой Банковский, ни Департамент полиции МВД не имели никакого отношения к фабрикации «Протоколов», но и внимательнее присмотреться к наблюдениям и выводам, изложенным в работе Ч. де Микелиса. Проведя текстологический анализ первых публикаций «Протоколов» и сравнив их с сочинениями известного черносотенца Г.В. Бутми, итальянский филолог предположил, что фальшивка, скорее всего, была составлена в первые годы XX в. в кругу публицистов, известных своими антисемитскими взглядами и активно критиковавших экономическую политику российского правительства (Г.В. Бутми, П.А. Крушеван, С.Ф. Шарапов) Микелис Ч., де. Указ. соч. С. 103..

Размещено на Allbest.ru