Русский язык – национальный язык великого русского народа

Размещено на http://www.allbest.ru/

1. Русский язык - национальный язык великого русского народа. Место русского языка среди славянских языков. Русские писатели о богатстве и выразительности великого русского языка

Современный русский язык - это национальный язык великого русского народа, форма русской национальной культуры. Русский язык относится к группе славянских языков, которые делятся на три подгруппы: восточную - языки русский, украинский, белорусский; южную - языки болгарский, сербскохорватский, словенский, македонский; западную - языки польский, чешский, словацкий, кашубский, лужицкий. Восходя к одному и тому же источнику - общеславянскому языку, все славянские языки близки друг к другу, о чем свидетельствует сходство ряда слов, а также явлений фонетической системы и грамматического строя. Например: русское племя, болгарское племе, сербское плёме, польское plemiк, чешское plemм, русское глина, болгарское глина, чешское hlina, польское glina; русское лето, болгарское лято, чешское leto, польское lаtо; русское красный, сербское красан, чешское krasny; русское молоко, болгарское мляко, сербское млеко, польское mieko, чешское mleko и т.д.

Русский язык национальный язык представляет собой исторически сложившуюся языковую общность и объединяет всю совокупность языковых средств русского народа, в том числе все русские говоры и наречия, а также социальные жаргоны. Высшей формой национального русского языка является русский Язык литературный язык. На разных исторических этапах развития общенародного языка - от языка народности к национальному - в связи с изменением и расширением общественных функций литературного языка изменялось содержание понятия «литературный язык». Современный русский литературный язык - это язык нормированный, обслуживающий культурные потребности русского народа, это язык государственных актов, науки, печати, радио, театра, художественной литературы. Нормированность литературного языка заключается в том, что состав словаря в нем регламентирован, значение и употребление слов, произношение, правописание и образование грамматических форм слов подчиняются общепринятому образцу. Современный литературный язык, не без влияния средств массовой информации, заметно меняет свой статус: норма становится менее жесткой, допускающей вариантность. Она ориентируется не на незыблемость и всеобщность, а скорее на коммуникативную целесообразность. Поэтому норма сегодня - это часто не столько запрет на что-то, сколько возможность выбора.

Граница нормативности и ненормативности иногда бывает стертой, и некоторые разговорные и просторечные языковые факты становятся вариантами нормы. Становясь всеобщим достоянием, литературный язык легко впитывает в себя прежде запретные средства языкового выражения. Достаточно привести пример активного использования слова «беспредел», ранее принадлежавшего уголовному жаргону. Литературный язык имеет две формы: устную и письменную, которые характеризуются особенностями как со стороны лексического состава, так и со стороны грамматической структуры, ибо рассчитаны на разные виды восприятия - слуховое и зрительное Письменный литературный язык отличается от Язык литературный устный, прежде всего большей сложностью синтаксиса и наличием большого количества абстрактной лексики, а также лексики терминологической, в частности интернациональной. Письменный литературный язык имеет стилевые разновидности: стили научный, официально-деловой, публицистический, художественный. Литературный язык, как нормированный, обработанный общенародный язык, противополагается местным Диалект-диалектам и Жаргон-жаргонам.

Русские диалекты объединяются в две основные группы: севернорусское наречие и южнорусское наречие. Каждая из групп имеет свои отличительные черты в произношении, в словаре и в грамматических формах. Кроме того, имеются среднерусские говоры, в которых отражены особенности как того, так и другого наречия.

Современный русский литературный язык является языком межнационального общения народов Российской Федерации. Русский литературный язык приобщает все народы России к культуре великого русского народа. С 1945 г. Уставом ООН русский язык признан одним из официальных языков мира. Известны многочисленные высказывания великих русских писателей и общественных деятелей, а также многих прогрессивных зарубежных писателей о силе, богатстве и художественной выразительности русского языка. Восторженно отзывались о русском языке Державин Г. Р.Державин и Карамзин Н. А.Карамзин, Пушкин А. С.Пушкин и Гоголь Н. В.Гоголь, Белинский В. Г.Белинский и Чернышевский Н. Г.Чернышевский, Тургенев И. С.Тургенев и Толстой Л. Н.Толстой.

Русский язык -- это национальный язык русского народа. Это язык науки, культуры. Столетиями мастера слова (А. Пушкин, М. Лермонтов, Н. Гоголь, И. Тургенев, Л. Толстой, А. Чехов, М. Горький, А. Твардовский, К. Паустовский и др.) и ученые-филологи (Ф. Буслаев, И. Срезневский, Л. Щерба, В. Виноградов и др.) совершенствовали русский язык, доводили его до тонкости, создавая для нас грамматику, словарь, образцовые тексты.

В расстановке слов, их значениях, смысле их соединений заложена та информация о мире и людях, которая приобщает к духовному богатству, созданному многими поколениями предков. Константин Дмитриевич Ушинский писал о том, что «каждое слово языка, каждая его форма есть результат мысли и чувства человека, через которые отразилась в слове природа страны и история народа». История русского языка, по убеждению В. Кюхельбекера, «раскроет... характер народа, говорящего на нем». Именно поэтому все средства языка помогают наиболее точно, ясно и образно выражать самые сложные мысли и чувства людей, все многообразие окружающего мира. Национальный язык включает в себя не только нормированный литературный язык, но и народные диалекты, просторечные формы языка, профессионализмы.

Образование и развитие национального языка -- сложный, длительный процесс. История русского национального языка начинается с XVII в., когда окончательно сложилась русская нация. Дальнейшее развитие русского национального языка непосредственно связано с развитием истории и культуры народа. Русский национальный язык сложился на основе говоров Москвы и ее окрестностей. Литературный язык составляет основу национального языка и обязан сохранять свое внутреннее единство при различии используемых средств выражения. Норма языка -- это общепринятое употребление языковых средств, правила, определяющие образцовое использование языковых средств. Создателем русского литературного языка является А. Пушкин, который соединил литературный русский язык предшествующих эпох с общенародным разговорным языком. Язык пушкинской эпохи в своей основе сохранился до наших дней.

2. Возникновение языка и происхождение конкретных языков. Различные теории происхождения языка

Итак, первобытный язык нельзя исследовать и опытно проверить.

Однако этот вопрос интересовал человечество с самых давних времен.

Еще в библейских легендах мы находим два противоречивых решения вопроса о происхождении языка, отражающих различные исторические эпохи воззрений на эту проблему. В I главе книги Бытия сказано, что бог творил словесным заклинанием и сам человек был сотворен силой слова, а во II главе той же книги рассказывается, что бог творил «молчком», а потом привел к Адаму (т. е. к первому человеку) всех тварей, чтобы человек дал им имена, и как он назовет, так чтобы и было впредь.

В этих наивных легендах уже обозначились две точки зрения на происхождение языка:

1) язык не от человека и 2) язык о т человека.

В различные периоды исторического развития человечества этот вопрос решался по-разному.

Внечеловеческое происхождение языка первоначально объяснялось как «божественный дар», но не только античные мыслители дали иные объяснения этому вопросу, но и «отцы церкви» в раннем средневековье, готовые признать, что все исходит от бога, в том числе и дар речи, сомневались, чтобы бог мог превратиться в «школьного учителя», который бы обучал людей словарю и грамматике, откуда возникла формула: бог дал человеку дар речи, но не открыл людям названия предметов (Григорий Нисский, IV в. н.э.).

Со времен античности сложилось много теорий происхождения языка.

1. Теория звукоподражания идет от стоиков и получила поддержку в XIX и даже XX в. Суть этой теории состоит в том, что «безъязычный человек», слыша звуки природы (журчание ручья, пение птиц и т.д.), старался подражать этим звукам своим речевым аппаратом. В любом языке, конечно, есть некоторое количество звукоподражательных слов типа ку-ку, гав-гав, хрю-хрю, пиф-паф, кап-кап, апчхи, xa-xa-xaи т.п. и производных от них типа куковать, кукушка, гавкать, хрюкать, хрюшка, ха-ханъки и т.п. Но, во-первых, таких слов очень немного, во-вторых, «звукоподражать» можно только «звучащему», а как же тогда назвать «безгласное»: камни, дома, треугольники и квадраты и многое другое?

Отрицать звукоподражательные слова в языке нельзя, но думать, что таким механическим и пассивным образом возник язык, было бы совершенно неправильно. Язык возникает и развивается у человека совместно с мышлением, а при звукоподражании мышление сводится к фотографии. Наблюдение над языками показывает, что звукоподражательных слов больше в новых, развитых языках, чем в языках более примитивных народов. Это объясняется тем, что, для того чтобы «звукоподражать», надо в совершенстве уметь управлять речевым аппаратом, чем первобытный человек с неразвитой гортанью не мог владеть.

2. Теория междометий идет от эпикурейцев, противников стоиков, и заключается в том, что первобытные люди инстинктивные животные вопли превратили в «естественные звуки» - междометия, сопровождающие эмоции, откуда якобы произошли и все иные слова. Эту точку зрения поддерживал в XVIII в. Ж.-Ж. Руссо.

Междометия входят в словарный состав любого языка и могут иметь производные слова, как в русском языке: ax, ox и ахать, охать и т.п. Но опять же таких слов очень немного в языках и даже меньше, чем звукоподражательных. Кроме того, причина возникновения языка сторонниками этой теории сводится к экспрессивной функции. Не отрицая наличия этой функции, следует сказать, что в языке есть очень многое, не связанное с экспрессией, и эти стороны языка являются самыми важными, ради чего и мог возникнуть язык, а не только ради эмоций и желаний, чего не лишены и животные, однако языком они не обладают. Кроме того, данная теория предполагает наличие «человека без языка», который пришел к языку через страсти и эмоции.

3. Теория «трудовых выкриков» на первый взгляд кажется настоящей материалистической теорией происхождения языка. Эта теория возникла в XIX в. в трудах вульгарных материалистов (Л. Нуаре, К. Бюхер) и сводилась к тому, что язык возник из выкриков, сопровождавших коллективный труд. Но эти «трудовые выкрики» только средство ритмизации труда, они ничего не выражают, даже эмоций, а являются только внешним, техническим средством при работе. Ни одной функции, характеризующей язык, в этих «трудовых выкриках» обнаружить нельзя, так как они и не коммуникативны, и не номинативны, и не экспрессивны.

Ошибочное мнение о том, что эта теория близка трудовой теории Ф. Энгельса, просто опровергается тем, что у Энгельса ничего о «трудовых выкриках» не говорится, а возникновение языка связано с совершенно иными потребностями и условиями.

4. С середины XVIII в. появилась «теория социального договора». Эта теория опиралась на некоторые мнения античности (мысли Демокрита в передаче Диодора Сицилийского, некоторые места из диалога Платона «Кратил» и т.п.) и во многом отвечала рационализму самого XVIII в.

Адам Смит провозгласил ее первой возможностью образования языка. У Руссо было иное толкование в связи с его теорией двух периодов в жизни человечества: первого - «природного», когда люди были частью природы и язык «происходил» от чувств (passions), и второго - «цивилизованного», когда язык мог быть продуктом «социальной договоренности».

В этих рассуждениях зерно истины состоит в том, что в позднейшие эпохи развития языков возможно «договориться» о тех или иных словах, особенно в области терминологии; например, система международной химической номенклатуры была выработана на международном съезде химиков разных стран в Женеве в 1892 г.

Но совершенно ясно и то, что для объяснения первобытного языка эта теория ничего не дает, так как, прежде всего для того, чтобы «договориться» о языке, надо уже иметь язык, на котором «договариваются». Кроме того, данная теория предполагает сознательность у человека до становления этой сознательности, развивающейся вместе с языком (ниже о понимании этого вопроса у Ф. Энгельса).

Беда всех изложенных теорий состоит в том, что вопрос о возникновении языка берется изолированно, вне связи с происхождением самого человека и образованием первичных человеческих коллективов.

Как мы уже говорили выше (гл. I), нет языка вне общества и нет общества вне языка.

Существовавшие на протяжении долгого времени различные теории происхождения языка (имеется в виду звуковой язык) и жестов также ничего не объясняют и являются несостоятельными (Л. Гейгер, В. Вундт - в XIX в., Я. Ван-Гиннекен, Н. Я. Марр - в XX в.). Все ссылки на наличие якобы чисто «жестовых языков» не могут быть подтверждены фактами; жесты всегда выступают как нечто вторичное для людей, имеющих звуковой язык: такова жестикуляция шаманов, межплеменные сношения населения с разными языками, случаи употребления жестов в периоды запрета пользования звуковым языком для женщин у некоторых племен, стоящих на низкой ступени развития, и т.п.

Среди жестов нет «слов», и жесты не связаны с понятиями. Жесты могут быть указательными, экспрессивными, но сами по себе не могут называть и выражать понятия, а лишь сопровождают язык слов, обладающий этими функциями¹.

Так же неправомерно выводить происхождение языка из аналогии с брачными песнями птиц как проявления инстинкта самосохранения (Ч. Дарвин) и тем более из пения человеческого (Ж.-Ж. Руссо-в XVIII в., О. Есперсен - в XX в.) или даже «забавы» (О. Есперсен).

Все подобные теории игнорируют язык как общественное явление.

Иное толкование вопроса о происхождении языка мы находим у Ф. Энгельса в его незаконченной работе «Роль труда в процессе превращения обезьяны в человека», которая стала достоянием науки в XX в.

Исходя из материалистического понимания истории общества и человека, Ф. Энгельс в «Введении» к «Диалектике природы» так разъясняет условия появления языка:

«Когда после тысячелетней борьбы рука, наконец, дифференцировалась от ноги и установилась прямая походка, то человек отделился от обезьяны, и была заложена основа для развития членораздельной речи...».

О роли вертикального положения для развития речи писал еще В. фон Гумбольдт: «Речевому звуку соответствует и вертикальное положение человека (в чем отказано животному)», а также X. Штейнталь и И. А. Бодуэн де Куртенэ.

Вертикальная походка была в развитии человека и предпосылкой возникновения речи, и предпосылкой расширения и развития сознания.

Революция, которую человек вносит в природу, состоит прежде всего в том, что труд человека иной, чем у животных, - это труд с применением орудий, и притом изготовляемых теми, кто ими должен владеть, а тем самым труд прогрессирующий и общественный. Какими бы искусными архитекторами мы ни считали муравьев и пчел, но они «не ведают, что творят»: их труд инстинктивный, их искусство не сознательное, и они работают всем организмом, чисто биологически, не применяя орудий, а потому никакого прогресса в их труде нет: и 10, и 20 тысяч лет назад они работали так же, как работают и сейчас.

Первым орудием человека была освободившаяся рука, иные орудия развились далее как добавления к руке (палка, мотыга, грабли и т. п.); еще позднее человек перекладывает тяжесть на слона, верблюда, вола, лошадь, а сам лишь управляет ими, наконец, появляется технический двигатель и заменяет животных.

Одновременно с ролью первого орудия труда рука могла иногда выступать и в качестве орудий сообщения (жест), но, как мы видели выше, это не связано с «вочеловечением».

«Коротко говоря, формировавшиеся люди пришли к тому, что у них явилась потребность что-то сказать друг другу. Потребность создала себе свой орган: неразвитая гортань обезьяны медленно, но неуклонно преобразовывалась путем модуляции для все более развитой модуляции, а органы рта постепенно научались произносить один членораздельный звук за другим».

Таким образом, не передразнивание природы (теория «звукоподражания»), не аффективное выражение экспрессии (теория «междометий»), не бессмысленное «уханье» за работой (теория «трудовых выкриков»), а потребность в разумном сообщении (отнюдь не в «общественном договоре»), где осуществляется сразу и коммуникативная, и семасиологическая, и номинативная (а притом и экспрессивная) функция языка - главные функции, без которых язык не может быть языком, - вызвала появление языка. И язык мог возникнуть только как коллективное достояние, необходимое для взаимопонимания, но не как индивидуальное свойство той или иной вочеловечившейся особи.

Общий процесс развития человека Ф. Энгельс представляет как взаимодействие труда, сознания и языка:

«Сначала труд, а затем и вместе с ним членораздельная речь явились двумя самыми главными стимулами, под влиянием которых мозг обезьяны постепенно превратился в человеческий мозг...», «Развитие мозга и подчиненных ему чувств, все более и более проясняющегося сознания, способности к абстракции и к умозаключению оказывало обратное действие на труд и на язык, давая обоим все новые и новые толчки к дальнейшему развитию». «Благодаря совместной деятельности руки, органов речи и мозга не только у каждого в отдельности, но также и в обществе, люди приобрели способность выполнять все более сложные операции, ставить себе все более высокие цели и достигать их».

Главные положения, вытекающие из учения Энгельса о происхождении языка, состоят в следующем:

1) Нельзя рассматривать вопрос о происхождении языка вне происхождения человека.

2) Происхождение языка научно нельзя доказать, а можно только построить более или менее вероятные гипотезы.

3) Одни лингвисты этот вопрос решить не могут; тем самым этот вопрос, подлежащий разрешению многих наук (языковедения, этнографии, антропологии, археологии, палеонтологии и общей истории).

4) Если язык «родился» вместе с человеком, то не могло быть «безъязычного человека».

5) Язык появился как одна из первых «примет» человека; без языка человек не мог бы быть человеком.

6) Если «язык есть важнейшее средство человеческого общения», то он и появился тогда, когда возникла потребность «человеческого общения». Энгельс так и говорит: «когда появилась потребность что-то сказать друг другу».

7) Язык призван выражать понятия, которых нет у животных, но именно наличие понятий наряду с языком и отличает человека от животных.

8) Факты языка в разной мере с самого начала должны обладать всеми функциями настоящего языка: язык должен сообщать, называть вещи и явления действительности, выражать понятия, выражать чувства и желания; без этого язык не «язык».

9) Язык появился как звуковой язык.

Об этом говорится и у Энгельса в труде «Происхождение семьи, частной собственности и государства» (Введение) и в работе «Роль труда в процессе превращения обезьяны в человека».

Следовательно, вопрос о происхождении языка может быть решен, но отнюдь не на основании только языковедческих данных.

Эти решения носят гипотетический характер и вряд ли могут превратиться в теорию. Тем не менее, только так можно решать вопрос о происхождении языка, если основываться на реальных данных языков и на общей теории развития общества в марксистской науке.

3. Понятие о родстве языков. Генеалогическая классификация языков. Индоевропейская семья языков, ее основные группы. Славянские языки, их возникновение

Генеалогическая классификация языков тесно связана с понятием языкового родства. Родство языков проявляется в их систематическом материальном сходстве, т.е. в сходстве того материала, из которого построены в этих языках экспоненты морфем и слов, тождественных или близких по значению.

Нужно разграничивать два вида исторической связи языков: с одной стороны - контакт, вызванный географическим, территориальным соседством, контактом цивилизаций, двусторонними или односторонними культурными воздействиями и т.д.; с другой стороны - исконное родство языков, развившихся в процессе дивергенции из одного более или менее единого языка, существовавшего ранее. Контакты языков ведут к заимствованию слов, отдельных выражений, а также корневых и некоторых аффиксальных (обычно словообразовательных) морфем. Однако некоторые разряды языковых элементов, как правило, не заимствуются. Это, прежде всего аффиксы формообразования - показатели соответствующих грамматических категорий, обычно также служебные слова. Есть и разряды знаменательных слов, для которых заимствование является менее типичным, например: термины ближайшего родства, названия частей тела, числительные - обозначения сравнительно небольшого количества (особенно в рамках от 1 до 10), глаголы - названия наиболее элементарных действий, слова-заместители разного рода и некоторые другие. Если в каких-либо языках наблюдается более или менее систематическое материальное сходство в области формообразовательных аффиксов и в перечисленных сейчас разрядах слов, такое сходство свидетельствует не о влияниях и заимствованиях, а об исконном родстве этих языков, о том, что эти языки являются разными историческими продолжениями одного и того же языка, существовавшего прежде.

Французский лингвист Антуан Мейе так сформулировал определение языкового родства: "Два языка называются родственными, когда они оба являются результатом двух различных эволюции одного и того же языка, бывшего в употреблении раньше».

Этот язык - общий «предок» родственных языков, т.е. язык, постепенно превратившийся в ходе «двух различных эволюции» в каждый из родственных языков пли распавшийся на родственные языки, называется их праязыком, или языком-основой, а всю совокупность родственных между собой языков называют языковой семьей.

Так, русский, литовский, латынь, французский, испанский, греческий, древнеиндийский, английский, немецкий, вымерший хеттский и ряд других живых и мертвых языков вместе составляют индоевропейскую семью языков. Она возникла в результате распадения общеиндоевропейского языка-основы (праиндоевропейского) и длительного самостоятельного развития его обособившихся территориальных ответвлений - диалектов, постепенно превращавшихся в отдельные, хотя и родственные между собой языки.

Индоевропейский язык-основа не зафиксирован памятниками письменности: он прекратил свое существование в качестве относительно единого (хотя, по-видимому, имевшего диалекты) языка задолго до первых письменных памятников, во всяком случае, не позже конца III тысячелетия до н.э.; слова и формы этого языка лишь предположительно реконструируются учеными на основании сравнения фактов возникших из него родственных языков.

Обычно языковая семья представляет собой некое множество языков, внутри которого выделяются группы, объединенные более тесным родством, так называемые ветви. Так, в индоевропейской семье выделяются славянская, германская, романская, индийская и другие ветви. Языки каждой ветви восходят к своему языку-основе - праславянскому, прагерманскому (иначе - общеславянскому, общегерманскому) и т.д., в свою очередь являющемуся ответвлением от праязыка всей семьи, в данном случае общеиндоевропейского. Праславянский, прагерманский и т.д. существовали в качестве относительно единых языков в эпоху более позднюю, чем общеиндоевропейский, но также предшествующую письменным памятникам (праславянский, например, вероятно, до VI-VII вв. н.э.).

Внутри ветвей выделяются подмножества, объединенные еще более близким родством. Пример такого подмножества - восточнославянская группа, охватывающая русский, украинский и белорусский языки. Языком-основой этих трех языков был древнерусский (древневосточнославянский) язык, существовавший как более или менее единый (хотя и подразделявшийся на племенные диалекты) язык в эпоху Киевской Руси.

Соотношение ветвей и групп внутри одной языковой семьи схематически изображают в виде «родословного древа». Однако действительные отношения между родственными языками намного сложнее: распадение языка-основы происходит не в один прием (какие-то ответвления обособляются раньше, другие позже), отдельные инновации, возникая в разных местах и в разное время, неравномерно охватывают ветви и группы. В итоге, например, славянская ветвь одними чертами теснее связана с балтийской (т.е. литовским, латышским и древне-прусским языками), другими чертами - с иранской ветвью, некоторыми чертами - с германской ветвью и т.д.

Сходным образом обстоит дело также в других языковых семьях.

1. Праязык

Сравнительно-историческое изучение индоевропейских языков выявило регулярные соответствия между их звуками, словами и формами. Это можно объяснить тем, что все они потомки одного исчезнувшего древнего языка, из которого они произошли. Такой язык-источник принято называть праязыком (сравним: прадед, прародитель).

Реалистичность теории праязыка была еще в прошлом столетии подтверждена сравнительно-историческим изучением группы романских языков (итальянского, французского, испанского, португальского, румынского): восстановленные для них исходные слова и формы (праформы, или архетипы) совпали с письменно засвидетельствованными фактами так называемой народной (или вульгарной) латыни - обиходно-разговорного языка древних римлян, из которого эти языки произошли.

В середине XIX в. на базе теории праязыка оформилась схема «родословного древа», в соответствии с которой считалось, что все языки индоевропейской семьи произошли в результате последовательного двучлененного распада индоевропейского праязыка; создатель этой схемы немецкий ученый А. Шлейхер написал даже басню на индоевропейском праязыке, который он считал несомненной исторической реальностью. Однако у многих языковедов возникли сомнения: восстанавливаемые факты праязыка в действительности могли относиться к разным его историческим состояниям, а не сосуществовать. Изменения, отраженные современными языками одной семьи, могли относиться к разным древним эпохам.

К началу XX в. теория праязыка была поставлена под сомнение, а «родство» языков было сведено к системе языковых соответствий. Следствием этого скепсиса явилось последующее переосмысление понятия праязыка: научной реальностью обладает ряд отношений, установленных с помощью сравнительно-исторического метода, а во всей своей конкретности праязык не может быть восстановлен.

Например, с помощью сравнительно-исторического метода устанавливается такой ряд соответствий между потомками праиндоевропейского языка: санскритское и, авестийское и, древнеславянское, литовское и, армянское и, древнегреческое, латинское и, ирландское и, готское и. Все они восходят к какому-то одному звуку праиндоевропейского языка. Является ли «и» только условным указанием на приведенный ряд соответствий? Или соответствия дают нам право заключить, каков был этот звук в праиндоевропейском языке? Например, что это был звук типа. Об этом идет спор, с той и другой стороны обоснованный рядом доводов и доказательств.

Вывод должен быть неодинаков для реконструкции праязыков разных «уровней»: вполне реальна реконструкция праязыка отдельной какой-нибудь ветви языков упомянутого выше прароманского, т.е. вульгарной латыни, или праславянского предка современных славянских языков, существовавшего еще в начале новой эры. Менее достоверно восстановление более ранних праязыковых состояний, в частности праиндоевропейского, к которому исторически восходят праславянский, прагерманский и другие праязыки отдельных групп современных индоевропейских языков.

Теория праязыка сложилась в индоевропейском языкознании в XIX в. В XX в. она стала использоваться и при сравнительно-историческом изучении других языковых семей (тюркской, финно-угорской и т.д.). Лингвистический энциклопедический словарь. М., 1998. С. 122.

4. Генеалогическая классификация языков

Приведем перечень основных языков, сгруппированный по рубрикам генеалогической классификации. Географическое распространение каждой семьи и ветви указывается на специальных картах языков.

I. Индоевропейские языки.

1. Славянские: восточные -русский, украинский, белорусский; западные - польский, чешский, словацкий, верхне- и нижнелужицкий; южные - болгарский, македонский, сербскохорватский, словенский. К южной группе принадлежит и мертвый старославянский (древнеболгарский) язык.

2. Балтийские: литовский, латышский; мертвый древнепрусский.

3. Германские: английский, немецкий, нидерландский, африкаанс (в ЮАР), идиш (новоеврейский); шведский, норвежский, датский, исландский и др. Мертвый - готский.

4. Кельтские: ирландский, валлийский, бретонский др.

5. Иранские: испанский, португальский, французский, итальянский, румынский, молдавский и др. Романские языки возникли в результате дивергентного развития народной латыни, составлявшей вместе с классической латынью и некоторыми другими мертвыми языками италийскую ветвь.

6. Албанский язык.

7. Греческие языки: новогреческий и его предок древнегреческий.

8. Иранские языки: фарси (новоперсидский), пушту (афганский), таджикский, курдский, осетинский и др. Мертвые: авестийский, древнеперсидский, согдийский, скифский и др.

9. Индоарийские: хинди, урду, бенгальский, маратхи, панджаби, непальский, цыганский и др. Из мертвых - древнеиндийский (ве-дийский и санскрит) и ряд среднеиндийских (пракритов).

10. Армянский язык.

Из вымерших ветвей индоевропейских языков лучше известны две: анатолийская (хеттский, лувийский и другие в древней Малой Азии) и тохарская (в Синьцзяне).

II. Афразийские (семито-хамитские) языки.

1. Семитские: арабский, амхарский (в Эфиопии), иврит и др.; вымершие - аккадский, угаритский, финикийский, арамейский и др.

2. Кушитские, в частности сомалийский.

3. Берберские (в Северной Африке).

4. Чадские, в частности хауса (в Западной Африке, южнее Сахары).

К афразийским языкам в качестве их особой ветви принадлежал также древнеегипетский язык (и коптский).

III. Картвельские языки: грузинский, мегрельский, чанский и сванский.

IV. Абхазско-адыгские языки: абхазский, адыгейский, кабардинский (кабардино-черкесский) и др.

V. Нахско-дагестанские языки.

1. Нахские: чеченский, ингушский, бацбийский.

2. Дагестанские: аварский, лакский, даргинский, лезгинский и ряд других.

VI. Дравидийские языки (Южная Индия): телугу, тамильский и др.

VII. Уральские языки.

1. Финно-угорские: обско-угорские - венгерский, хантыйский и мансийский; прибалтийско-финские - финский (суоми), эстонский, карельский и некоторые другие; волжские - марийский и два мордовских (эрзя и мокша); пермские-удмуртский, коми-зырянский и коми-пермяцкий; составляющий отдельную ветвь - лопарский (саами).

2. Самодийские языки: ненецкий и др.

VIII. Тюркские: турецкий, азербайджанский, туркменский, узбекский, киргизский, казахский, татарский, башкирский, чувашский, якутский, тувинский, каракалпакский, карачаево-балкарский и др. Мертвые языки - орхонский, древнеуйгурский, а также языки хазар, волжских булгар, печенегов и половцев.

IX. Монгольские: монгольский, бурятский, калмыцкий и др.

X. Тунгусо-маньчжурские: эвенкийский, эвенский, нанайский, удэгейский и др., а также выходящий из употребления маньчжурский.

XI. Чукотско-камчатские: чукотский, ительменский (камчадальский), корякский и др.

XII. Эскимосско-алеутские: алеутский и ряд эски-мосских.

XIII. Китайско-тибетские: китайский, бирманский, тибетский и др.

XIV. Тайские: тайский, лаосский и др.

XV. Австроазиатские: вьетнамский, кхмерский и др.

XVI. Австронезийские языки (малайско-полинезийские).

1. Индонезийские: малайский и возникший на его базе индонезийский, яванский и ряд других языков в Индонезии, тагальский (на Филиппинах), мальгашский (на о-ве Мадагаскар) и др.

2. Океанийские: гавайский, тайти, фиджи и др.

XVII. Конго-кордофанские языки.

1. Языки банту: суахили и др.

2. Бантоидные: фульбе, йоруба, ибо и др.

3. Кордофанские.

XVIII. Нило-сахарские языки (возможно, несколько семей).

XIX. Коисанские языки: готтентотский, бушменский и др.

Некоторые из перечисленных семей иногда сводят в большие единства, предположительно связанные c более отдаленным родством, например III, IV и V в «кавказскую семью», VIII, IX и Х в «алтайскую семью» и даже I, II, III, VI, VII, VIII, IX и Х в «ностратическую макросемью».

Остальные языки мы объединяем по географическому принципу, причем каждая группа охватывает по нескольку (может быть, десятки) семей.

XX. Американские индейские (америндейские) языки.

Наиболее известны: кечуа (в Перу, Боливии, Эквадоре), гуарани (главным образом в Парагвае); майя (в Центральной Америке), ацтекские (в Мексике), навахо, хопи и др. (в индейских резервациях США и в Канаде).

XXI. Папуасские (на о-ве Новая Гвинея).

XXII. Австралийские: аранта и многие другие.

Наконец, ряд языков стоит в генеалогической классификации одиноко, вне семьи. В частности, в Европе таково положение баскского, мертвого этрусского; в Азии - японского, корейского, некоторых языков в России (юкагирского, нивхского, кетского) и др., а из мертвых - шумерского, эламского и ряда других.

5. Праславянский язык

Славянские языки восходят к одному источнику. Этот общеславянский язык-предок условно называют праславянским; условно потому, что неизвестно, как называл себя в глубокой древности народ, говоривший на этом языке.

Хотя праславянский язык существовал очень давно и от него не осталось никаких письменных текстов, тем не менее, мы имеем о нем достаточно полное представление. Мы знаем, как развивался его звуковой строй, знаем его морфологию и основной фонд словарного состава, который унаследован от праславянского всеми славянскими языками. Наши знания основываются на результатах сравнительно-исторического изучения славянских языков: оно позволяет восстанавливать первоначальный облик (праформу) каждого исследуемого языкового факта. Реальность восстановленной (исходной) праславянской формы может быть проверена и уточнена показаниями других индоевропейских языков. Особенно часто соответствия славянским словам и формам встречаются в балтийских языках, например в литовском. Это можно проиллюстрировать корнями, в состав которых входят сочетания звуков, по-разному изменявшиеся в разных славянских языках после распада праславянского, но сохранившиеся без изменения в литовском языке.

О праславянском как своеобразном индоевропейском языке можно говорить постольку, поскольку он характеризуется комплексом особенностей, присущих только ему и сочетающихся с серией особенностей, в той или иной степени известных другим языкам Европы и Южной Азии.

На каком-то этапе своей жизни группа европейских племен, говоривших на диалектах, близких древним балтийским, иранским, балканским, германским, объединилась в достаточно прочный союз, внутри которого в течение длительного времени происходило сближение (нивелировка, выравнивание) диалектов, необходимое для выработки взаимопонимания между членами племенного союза. Можно предполагать, что в I тысячелетии до н.э. уже существовал индоевропейский язык, характеризовавшийся особенностями, впоследствии известными только славянским языкам, что и позволяет нам, современным исследователям, называть его праславянским.

Своеобразие праславянского языка в значительной степени объясняется тем, что его исторические изменения обусловливались присущими только ему тенденциями развития. Самой общей из них была тенденция к слоговому членению речи. На позднем этапе развития праславянского языка оформляется однотипное строение слогов, ведшее к перестройке прежних слогов таким образом, чтобы все они заканчивались гласными.

Праславянский язык существовал до середины I тысячелетия н.э., когда говорившие на нем племена, расселившись на обширных территориях Центральной, Восточной и Юго-Восточной Европы, начинают утрачивать связи друг с другом. Язык каждой из обособившихся групп племен продолжал развиваться изолированно от других, приобретая новые звуковые, грамматические и лексические особенности. Это обычный путь образования «родственных» языков из единого языка-источника (праязыка), подмеченный еще Ф. Энгельсом, который писал: «Племена, расчленяясь, превращаются в народы, в целые группы племен изменяются языки, становясь не только взаимно непонятными, но и утрачивая почти всякий след первоначального единства».

6. Балто-славянская общность

В семье индоевропейских языков особенно близки друг к другу славянские и балтийские языки. К последним относятся современные литовский и латышский (так называемые восточно-прибалтийские) и мертвые (в разное время исчезнувшие) языки древних племен, обитавших на территории лесной зоны Восточной Европы от верховьев реки Оки до южной Прибалтики.

Близость балтийских и славянских языков проявляется в регулярных звуковых соответствиях, в сходстве форм словоизменения и словообразования, в общности большинства слов, обозначающих окружающий мир, людей, их отношения и деятельность в условиях общинно-родового строя.

В середине XIX в., когда в языкознании появилась схема «родословного древа», объяснявшая происхождение «родственных» языков последовательным членением праязыка (см. Праязык) на отдельные языки, сложилось убеждение, что сначала выделился единый балто-славянский праязык, который позднее распался на Праславянский и прибалтийский. Эта идея происхождения славянских и балтийских языков из общего для них языка-предка просуществовала в науке почти столетие - до начала-середины XX в. Именно в это время стало формироваться представление о сложности процесса образования «родственных» языков; он должен был включать не только распад, но и сближение языков в результате создания разноязычных племенных союзов. Первым, кто усомнился в реальности балто-славянского праязыка и обосновал в 1911 г. свои сомнения, был Я. Эндзелин, известный латышский лингвист.

Поскольку балтийские и славянские языки, наряду с очень заметными общими чертами, характеризуются также и очень существенными различиями, в науке стала развиваться идея балто-славянской общности (или сообщности), заключающаяся в том, что Праславянский и прабалтийский языки, исконно относившиеся к разным индоевропейским группам, будучи на протяжении очень длительного времени непосредственными «соседями», сблизились, развив комплекс общих для них особенностей. Новые исследования показали, что так называемая балто-славянская проблема (т. е. проблема древних отношений между этими двумя языковыми группами) требует также и решения вопроса исторических взаимоотношений между восточно- и западнобалтийскими языками, которые в свою очередь характеризуются очень древними различиями, не позволяющими возвести все балтийские языки к абсолютно единому источнику - прабалтийскому языку. Сторонники идеи балто-славянской общности эти отношения объясняют происхождением западно-балтийских языков в результате сближения части первоначально праславянских диалектов с восточно-балтийскими или, наоборот, сближения с праславянским части древних восточно-балтийских диалектов. Такое объяснение учитывает, что западно-балтийские языки по своим особенностям являются как бы промежуточными (или переходными), т.е. по одним чертам сходны с восточно-балтийскими, а по другим - с праславянским языком.

В последние десятилетия были предприняты серьезные попытки обобщения отношений между индоевропейскими языками. Исследования показали, что наиболее древние черты в равной степени объединяют как праславянский, так и балтийские языки с азиатскими индоевропейскими языками, с балканскими (фракийским и иллирийским), исчезнувшими в начале новой эры (из этих языков в горах на побережье Адриатического моря сохранился лишь албанский язык), а также с германскими языками. Вместе с тем праславянский язык характеризуется значительным комплексом особенностей, сближающих его с западно-иранскими языками, к которым, как принято считать, относился язык скифов; эти особенности балтийским языкам неизвестны. На основании этих свидетельств высказано предположение, что протославянский языковой союз, со временем оформившийся в праславянский язык, по преимуществу состоял из диалектов, часть которых сохранилась на прибалтийской окраине когда-то обширного района их распространения. Окончательный отрыв праславянского языка от Древнебалтийских диалектов произошел после его сближения с западно-иранской речью скифов, господствовавших в Северном Причерноморье в середине I тысячелетия до н. э.

Оформление праславянского как своеобразного индоевропейского языка не было связано с географическим разрывом праславян и древних балтов: значительная часть праславянских племен продолжала обитать вдоль границ древних балтийских поселений. Археологи отмечают, что эти поселения существовали с начала I тыс. до н.э. до второй половины I тыс. н.э. почти без изменений. В конце I тысячелетия до н.э. в Среднем Поднепровье формируется обширный племенной союз, оставивший археологические памятники II в. до н. э.- II-IV вв. н. э., получившие название зарубинецкой культуры.

Создатели этой культуры, как принято считать в последние годы, говорили на диалектах праславянского и западно-балтийского типа. Группа племен этого объединения позднее продвинулась вверх по реке Десне и создала в районе верхнего течения реки Оки поселения, которые получили в археологии название мощинской культуры. Как свидетельствуют данные гидронимии (названий рек и озер), эта группа племен говорила на западно-балтийском языке. А жившие на территории мощинских поселений в древнерусское время (IX--XI вв.) вятичи настолько заметно отличались от окружающего славяноязычного населения, что летописец не считал их славянами, так же как и радимичей (между прочим, тоже живших на территории, где до сих пор сохраняются названия рек западно-балтийского происхождения).

Во второй половине I тыс. н.э., в эпоху сложения древнерусского государственного объединения, балтоязычное население центральной лесной зоны интенсивно славянизируется, т.е. включается в состав древнерусской народности, лишь на западных окраинах сохраняя балтийскую речь предков (потомки этого населения - современные литовцы и латыши).

Типологическая классификация языков возникла позднее попыток генеалогической классификации и исходила из иных предпосылок. Вопрос о «типе языка» возник впервые у романтиков. Романтизм -- это было то идеологическое направление, которое на рубеже XVIII и XIX вв. должно было сформулировать идейные достижения буржуазных наций; для романтиков главным вопросом было определение национального самосознания.

Романтизм -- это не только литературное направление, но и мировоззрение, которое было свойственно представителям «новой» культуры и которое пришло на смену феодальному мировоззрению. Романтизм как культурно-идеологическое направление был очень противоречив. Наряду с тем, что именно романтизм выдвинул идею народности и идею историзма, это же направление в лице иных своих представителей призывало к возврату назад, к устарелому средневековью и к любованию «стариной». Именно романтики впервые поставили вопрос о «типе языка». Их мысль была такова: «дух народа» может проявляться в мифах, в искусстве, в литературе и в языке. Отсюда естественный вывод, что через язык можно познать «дух народа». Так возникла замечательная в своем роде книга вождя немецких романтиков Фридриха IIIлегеля (1772--1829) «О языке и мудрости индийцев» (1809). На основе сравнения языков, проделанного В. Джонзом, Фридрих Шлегель сопоставил санскрит с греческим, латинским, а также с языками тюркскими и пришел к выводу: 1) что все языки можно разделить на два типа: флективные и аффиксирующие, 2) что любой язык рождается и остается в том же типе и 3) что флективным языкам свойственно «богатство, прочность и долговечность», а аффиксирующим «с самого возникновения недостает живого развития», им свойственны «бедность, скудость и искусственность».

Разделение языков на флективные и аффиксирующие Ф. Шлегель делал, исходя из наличия или отсутствия изменения корня. Он писал: «В индийском или греческом языках каждый корень является тем, что говорит его название, и подобен живому ростку; благодаря тому, что понятия отношений выражаются при помощи внутреннего изменения, дается свободное поприще для развития... Все же, что получилось таким образом от простого корня, сохраняет отпечаток родства, взаимно связано и поэтому сохраняется. Отсюда, с одной стороны, богатство, а с другой -- прочность и долговечность этих языков». «...В языках, имеющих вместо флексии аффиксацию, корни совсем не таковы; их можно сравнить не с плодородным семенем, а лишь с грудой атомов... связь их часто механическая -- путем внешнего присоединения. С самого их возникновения этим языкам недостает зародыша живого развития... и эти языки, безразлично -- дикие или культурные, всегда тяжелы, спутываемы и часто особенно выделяются своим своенравно-произвольным, субъективно-странным и порочным характером».

Ф. Шлегель с трудом признавал наличие аффиксов во флективных языках, а образование грамматических форм в этих языках истолковывал как внутреннюю флексию, желая этим подвести данный «идеальный тип языков» под формулу романтиков: «единство во многообразии». Уже для современников Ф. Шлегеля стало ясным, что в два типа все языки мира распределить нельзя. Куда же отнести, например, китайский язык, где нет ни внутренней флексии, ни регулярной аффиксации? Брат Ф. Шлегеля -- Август-Вильгельм Шлегелъ (1767 -- 1845), приняв во внимание возражения Ф. Боппа и других языковедов, переработал типологическую классификацию языков своего брата («Заметки о провансальском языке и литературе», 1818) и определил три типа: 1) флективный, 2) аффиксирующий, 3) аморфный (что свойственно китайскому языку); причем во флективных языках он показал две возможности грамматического строя: синтетическую и аналитическую. В чем же были правы братья Шлегели и в чем не правы? Безусловно правы они были в том, что тип языка следует выводить из его грамматического строя, а отнюдь не из лексики.

В пределах доступных им языков братья Шлегели правильно отметили различие флективных, агглютинирующих и изолирующих языков. Однако объяснение структуры этих языков и их оценка никак не могут быть приняты. Во-первых, во флективных языках вовсе не вся грамматика сводится к внутренней флексии; во многих флективных языках в основе грамматики лежит аффиксация, а внутренняя флексия играет незначительную роль; во-вторых, языки типа китайского нельзя называть аморфными, так как языка вне формы быть - не может, но форма в языке проявляется по-разному; в-третьих, оценка языков братьями Шлегелями ведет к неправильной дискриминации одних языков за счет возвеличивания других; романтики не были расистами, но некоторые их рассуждения о языках и народах позднее были использованы расистами.

Значительно глубже подошел к вопросу о типах языков Вильгельм фон Гумбольдт (1767--1835). Гумбольдт был романтиком-идеалистом, в филологии он был тем же, чем был в философии его современник Гегель, Не все положения Гумбольдта могут быть приняты, но его проникновенный ум и исключительная эрудированность в языках заставляют нас самым внимательным образом оценить этого крупнейшего философа- языковеда XIX в.

Основные предпосылки В. Гумбольдта о языке могут быть сведены к следующим положениям: «Человек является человеком только благодаря языку»; «нет мыслей без языка, человеческое мышление становится возможным только благодаря языку»; язык -- «соединительное звено между одним индивидуумом и другим, между отдельным индивидуумом и нацией, между настоящим и прошедшим»; «языки нельзя рассматривать как агрегаты слов, каждый из них есть известного рода система, по которой звук соединяется с мыслью», причем «каждый его отдельный элемент существует только благодаря другому, а все в целом обязано своим существованием единой всепроникающей силе». Особое внимание уделял Гумбольдт вопросу о форме в языке: форма -- это «постоянное и единообразное в деятельности духа, претворяющей органический звук в выражение мысли», «...абсолютно в языке не может быть бесформенной материи», форма же -- это «синтез в духовном единстве отдельных языковых элементов, в противоположность к ней рассматриваемых как материальное содержание».

Гумбольдт различает внешнюю форму в языке (это звуковые, грамматические и этимологические формы) и внутреннюю форму, как единую всепроникающую силу, т.е. выражение «духа народа». В качестве основного критерия определения типа языка Гумбольдт берет тезис о «взаимном правильном и энергичном проникновении звуковой и идейной формы друг другом».

Частные критерии определения языков Гумбольдт видел: 1) в выражении в языке отношений (передача реляционных значений; это было основным критерием и у Шлегелей); 2) в способах образования предложения (что показало особый тип инкорпорирующих языков) и 3) в звуковой форме.

Во флектирующих языках Гумбольдт видел не только «внутренние изменения» «чудесного корня», но и «прибавление извне» (Anleitung), т.е. аффиксацию, которая осуществляется иначе, чем в агглютинирующих языках (столетие спустя это отличие сформулировал Э. Сепир. Гумбольдт разъяснил, что китайский язык не аморфный, а изолирующий, т.е. грамматическая форма в нем проявляется иначе, чем в языках флективных и агглютинирующих: не изменением слов, а порядком слов и интонацией, тем самым данный тип является типично аналитическим языком.

Кроме отмеченных братьями Шлегелями трех типов языков, Гумбольдт описал четвертый тип; наиболее принятый термин для этого типа -- инкорпорирующий. Особенность этого типа языков (индейские в Америке, палеоазиатские в Азии) состоит в том, что предложение строится как сложное слово, т.е. неоформленные корни-слова агглютинируются в одно общее целое, которое будет и словом, и предложением. Части этого целого -- и элементы слова, и члены предложения.

Целое -- это слово-предложение, где начало -- подлежащее, конец -- сказуемое, а в середину инкорпорируются (вставляются) дополнения со своими определениями и обстоятельствами. Гумбольдт разъяснял это на мексиканском примере: ninakakwa, где ni -- «я», naka -- «ед-» (т.е. «ем»), a kwa -- объект, «мяс-». В русском языке получаются три оформленных грамматически слова я мясо ем, и, наоборот, такое цельнооформленное сочетание, как муравьед, не составляет предложения. Для того чтобы показать, как можно в данном типе языков «инкорпорировать», приведем еще один пример из чукотского языка: ты-ата-каа-нмы-ркын -- «я жирных оленей убиваю», буквально: «я-жир-олень-убив-делай», где остов «корпуса»: ты-нмы-ркын, в который инкорпорируется каа -- «олень» и его определение ата -- «жир»; иного расположения чукотский язык не терпит, и все целое представляет собой слово-предложение, где соблюден и вышеуказанный порядок элементов.

...