Жизнь и творчество Омара Хайяма

Размещено на http://www.allbest.ru/

Жизнь и творчество Омара Хайяма

Омар Хайам жил во второй половине XI и в начале XII в. Наиболее вероятными датами его рождения и смерти являются соответственно 18 мая 1048г. и 4 декабря 1131г.

Родиной Хайама был Хорасан - область, расположенная к востоку и юго-востоку от Каспийского моря. В настоящее время большая часть Хорасана с городами Мешхед и Нишапур является одноименной провинцией Ирана, северная часть с городами Ашхабад и Мары составляет основную часть Туркменской ССР, а восточная часть с городами Герат и Балх входит в состав Афганистана.

Хорасан, так же как примыкающие к нему территории, с древнейших времен был населен иранскими племенами. В древности Хорасан составлял ядро Парфянского государства (III в. до н.э. - III в. н.э.). В III-VII вв. н.э. Хорасан входил в состав иранского государства Сасанидов. После арабского завоевания (VII-VIII вв.) Хорасан вместе с Мавераннахром (арабское на звание страны за Амударьей, дословно "то, что за рекой") входят в состав наместничества с центром в Мерве (ныне Мары). В IX в. Хорасан становится самостоятельным эмиратом.

В IX-Х вв. на территории Ирана и Средней Азии складывается персидский литературный язык (фарси, или дари). Этот язык был литературным языком Хорасана, на нем Хайам создал большинство своих стихов и некоторые трактаты. Большая часть научных трактатов Хайама написана на арабском языке, бывшем в средние века международным языком ученых стран ислама. На основе средневекового персидского литературного языка развились современные персидский и таджикский языки, поэтому в равной мере справедливо сказать, что стихи Хайама написаны по-персидски или по-таджикски. А так как часть потомков жителей Хорасана эпохи Хайама вошла в состав современного таджикского народа, а часть - в состав современного персидского народа, то творчество Хайама не только по языку, но и органически принадлежит к культурному достоянию как современных персов, так и современных таджиков.

В различных источниках, в том числе и в рукописях сочинений самого Хайама, его имя приводится по-разному. В наиболее полной форме оно звучит как Гийас ад-Дин Абу-л-Фатх Омар ибн Ибрахим ал-Хайам (или ал-Хайами) ан-Найсабури. ад-Дин ("помощь веры") было традиционным почетным именем ученого, Абу-л-Фатх Омар ибн Ибрахим - личное имя Хайама, ан-Найсабури ("нишапурский") говорит о происхождении Хайама из Нишапура - одного из главных городов Хорасана. Само слово Хайам означает по-арабски "палаточный мастер". Возможно, что такова была профессия отца Хайама или его деда. Хайаму приписывается четверостишие, в котором имеется намек на значение его имени:

Палаток мудрости нашивший без числа,

В горнило мук упав, сгорел Хайям дотла.

Пресеклась жизни нить, и пепел за бесценок

Надежда, старая торговка, продала.

(перевод Румера).

Биографию Хайама восстановить крайне трудно, так как сведения о нем весьма скудны. Эти сведения имеются частью в сохранившихся сочинениях самого Хайама, частью у других авторов. Больше всего сохранилось рукописей Рубаийата ("Четверостиший") Хайама. Наиболее древняя рукопись "Четверостиший" (или копия с нее) была обнаружена иранским исследователем Аббасом Икбалом, опубликовавшим ее текст в издававшемся им журнале "Йадгар" в 1946 г.; в настоящее время эта рукопись принадлежит Кембриджской университетской библиотеке. Рукопись датирована 1207 г. и содержит 252 Четверостишия, которые считаются бесспорно принадлежащими Хайаму. Как отметил еще в 1897 г. русский востоковед В.А. Жуковский, автор первого серьезного исследования о Хайаме, многие из четверостиший, приписываемых Хайаму, приписываются и другим поэтам, являясь, по выражению Жуковского, "странствующими четверостишьями".

Кроме четверостиший, Хайаму принадлежит несколько стихотворений в традиционной арабской поэтической форме кита (буквально - "отрывок") на арабском и персидском языках.

Мы располагаем девятью научными сочинениями Хайама: это - математические трактаты "Трактат о доказательствах задач алгебры и алмукабалы" и "Комментарии к трудностям во введениях книги Евклида", физический трактат "Весы мудростей", пять философских трактатов - "Трактат о бытии и долженствовании", "Ответ на три вопроса", "Свет разума о предмете всеобщей науки", "Трактат о существовании" и "Трактат о всеобщности существования" и исторический трактат о празднике Нового года "Науруз-наме". Первые семь из этих сочинений написаны по-арабски, последние два - по-персидски. Кроме того, мы располагаем отрывком из "Маликшахских астрономических таблиц", написанных по-арабски.

До нас дошли только три сообщения о Хайаме, написанные людьми, лично знавшими его. Ученик Хайама Абд ар-Рахман ал-Хазини в своем сочинении Китаб мазан ал-хикма ("Книга о весах мудрости"), написанном в 1121 г., сообщает о том, что Хайам изучал различные виды водяных весов; одному из таких исследований посвящен трактат Хайама Мизан ал-хикам ("Весы мудростей"), включенный ал-Хазйни в его книгу в качестве одной из глав. Ахмад ан-Низами ал-Арузи ас-Самаркасанди в Чахар макала ("Четыре беседы"), написанном в 1151 г., сообщает, что в 506 г. хиджры (1112 г. н.э.) он встречался с Хайамом во дворце эмира Абу Саада в Балхе. Абу-л-Хасан ал-Байхаки (1106-1174) в Татим ма сувван ал-хикма ("Дополнение к "Охранителям мудрости""), написанном в 1154 г., описывает свою встречу с Хайамом в 507 г. хиджры (1113 г. н.э.), когда автор, в то время семилетний мальчик, пришел к Хайаму по поручению своего отца и Хайам задавал ему вопросы по поводу одного арабского стихотворения и о видах дуг окружности.

Сведения о Хайаме и его трудах, сообщаемые более поздними средневековыми авторами, получены ими из вторых или третьих рук.

Дата рождения Хайама

У нас нет непосредственных сведений ни о годе рождения, ни о годе смерти Хайама. Ал-Байхаки в "Дополнении к "Охранителям мудрости"" сообщает, что Хайам "был из Нишапура и по рождению, и по родителям, и по предкам". Историк Ахмад Татави в Т'арих алфи ("Истории тысячи"), написанной в 1589 г. (около 1000г. хиджры), пишет, что из истории Мухаммада Шахразурй "известно, что Омар родился в Нишабуре и что предки его также были нишабурцы. Некоторые признавали его происходящим из деревни Шемшад, волости Бальха, а рождение его полагали в деревне Бесенг, из волостей Астерабада; как бы то ни было, большею частью он жил в Нишабуре". Шахразурй, упоминаемый Татави,- историк второй половины XII в., - в составленной им истории мудрецов Нузхат ал-арвах ("Услада душ") воспроизвел значительную часть сообщения ал-Байхаки.

О молодых годах Хайама мы почти не имеем сведений. Историк Фадлаллах Рашид ад-Дин (1247-1318) в своей исторической хронике Джами ат-таварих ("Собрание летописей") сообщает следующую легенду о детских годах Хайама, везира Низам ал-Мулка и главы исмаилитов Хасана Саббаха, которого он называет его исмаилитским титулом "наш повелитель": ""Наш повелитель", Омар Хайам и Низам ал-Мулк вместе учились у учителя в Нишапуре. По обычаю детских лет, как и полагается мальчикам, они соблюдали правила дружбы и преданности и придерживались их до такой степени, что, выпив крови друг друга, поклялись, что если кто-нибудь из них достигнет высокой степени и величественного положения, то будет покровительствовать и помогать другим. Случилось, что Низам ал-Мулк, как известно из истории сельджуков, достиг степени везира. Омар Хайам явился к нему и напомнил о клятвах и договорах дней детства... Низам ал-Мулк, признав старое право, сказал: "Управление Нишапуром и его округой принадлежит тебе". Омар, бывший великим ученым, досточтимым и мудрым, сказал: "Я не думаю о власти, приказаниях и запрещениях народу. Лучше прикажи ежегодно выдавать мне жалованье". Низам ал-Мулк назначил ему десять тысяч динаров из дохода Нишапура, которые платили ему каждый год без уменьшения".

Легенда эта неправдоподобна, так как Хайам родился в 1048 г., в то время как Низам ал-Мулк родился в 1017 г. Против нее говорит и то, что такой крупный историк, как Ибн ал-Асир, уделявший много внимания и Низам ал-Мулку и Хасану Саббаху, нигде не упоминает о том, что они были школьными товарищами. Эта легенда, однако, представляет интерес как свидетельство того, что в памяти летописцев Хайам остался человеком, лишенным властолюбия, и что его имя связывалось с именем покровительствовавшего ему Низам ал-Мулка.

Ал-Байхаки в "Дополнении к "Охранителям мудрости"" характеризует Хайама как "знатока языковедения, мусульманского права и истории". Он же рассказывает о превосходной памяти Хайама: "Однажды в Исфахане он [Хайям] внимательно прочел одну книгу семь раз подряд и запомнил ее наизусть, а возвратившись в Нишапур, он продиктовал ее, и когда сравнили это с подлинником, между ними не нашли большой разницы

После окончания учения Хайаму пришлось испытать ряд тяжелых бедствий, разделяя при этом участь многих ученых того времени. Жизнь ученого тогда в значительной степени зависела от отношения к нему правителя страны или местности, его нрава, капризов и большей или меньшей заинтересованности в услугах этого ученого, от придворных интриг и дворцовых переворотов. Особенно тяжело сказывались на положении ученых жестокие войны этой эпохи, приводившие к опустошению жизнь и творчество Омара Хайама целых городов и местностей. В ярких словах характеризует положение ученого в это время и собственные невзгоды сам ваннам во введении к своему алгебраическому трактату. Хайам жалуется, что в течение многих лет силой обстоятельств он "был лишен возможности заниматься этим делом", т.е. алгеброй. Хайам не уточняет, что это за обстоятельства, и говорит только, что "мы были свидетелями гибели ученых, от которых осталась малочисленная, но многострадальная кучка людей". В этих условиях, продолжает Хайам, "большая часть из тех. кто в настоящее время имеет вид ученых, одевают истину ложью, не выходя в науке за пределы подделки и притворяясь знающими". Эти лжеученые интересуются не наукой, а только своими "низменными плотскими целями", они презирают и осмеивают того, кто "ищет истину и любит правду, старается отвергнуть ложь и лицемерие и отказаться от хвастовства и обмана".

По-видимому, невзгоды, которые пришлось испытать Хайаму, были связаны с тем, что его молодые годы совпали с первыми годами сельджукского завоевания и, может быть, в связи с этим ему пришлось покинуть Хорасан.

Во введении к алгебраическому трактату, после рассказа о своих бедствиях, Хайам пишет, что он получил возможность написать этот трактат только благодаря покровительству "славного и несравненного господина, судьи судей имама господина Абу Тахира". "Благодаря моему приближению к его высокой резиденции, - продолжает Хайам во введении к алгебраическому трактату, - я почувствовал себя обязанным восполнить то, что я потерял из-за превратностей судьбы, и кратко изложить то, что я изучил до мозга костей из философских вопросов. И я начал с перечисления этих видов алгебраических предложений, так как математические науки более всего заслуживают предпочтения". Слова Хайама подтверждают, что его научная деятельность находилась в зависимости от покровительства знатных господ: только такое покровительство могло доставить Хайаму необходимые условия для его научной работы.

Хайам - руководитель обсерватории в Исфахане

В 1074 г. Хайама приглашают ко двору Малик-шаха. Обсерватория, руководимая Хайамом, находилась в столице Малик-шаха Исфахане. Работа обсерватории привела к реформе календаря и разработке "летосчисления Малики".

К этому же времени относится перевод Хайамом хутбы (проповеди) Ибн Сины с арабского языка на персидский. В предисловии к переводу говорится: "Сказал единственный в мире Омар ибн Ибрахим ан-Нишапури Хайам: некоторые друзья в Исфахане попросили меня в четыреста семьдесят втором году (1079 г. н.э.) перевести хутбу, которую сочинил шейх ap-раис философ Абу Алн ибн Сина. Я охотно принял это предложение".

В 1080 г. в ответ на письмо Абу Насра ан-Насави, судьи провинции Фарс, Хайам пишет свой "Трактат о бытии и долженствовании", чтобы снять с себя подозрения в том, что он якобы не признает бытия бога и необходимости выполнять религиозные обряды. Вскоре Хэййэм пишет дополнительный "Ответ на три вопроса". Ответы Хайама были, по-видимому, признаны удовлетворительными.

Все же отношения Хайама с мусульманским духовенством были весьма натянутыми. Ал-Казвини сообщает о таком случае, относящемся ко времени, когда Хайам жил в Нишапуре: "Рассказывают также, что один из законоведов приходил ежедневно к Омару перед восходом солнца и под его руководством изучал философию, на людях же отзывался о нем дурно. Тогда Омар созвал к себе в дом всех барабанщиков и трубачей, и, когда законовед пришел по обыкновению на урок. Омар приказал им бить в барабаны и дуть в трубы, и собрался к нему со всех сторон народ; Омар сказал: "Нишабурцы! Вот вам ваш ученый: он ежедневно в это время приходит ко мне и постигает у меня науку, а среди вас говорит обо мне так, как вы знаете. Если я действительно таков, как он говорит, то зачем он заимствует у меня знание, если же нет, то зачем поносит своего учителя?". Ярко выражено ироническое отношение Хайама к духовенству в некоторых четверостишиях, как, например:

Хоть я и пьяница, о муфтий городской,

Степенен все же я в сравнении с тобой:

Ты кровь людей сосешь, я - лоз. Кто кровожадней,

Я или ты? Скажи, не покривив душой.

(перевод O. Румера)

Понятно, что духовенство платило ученому поэту то менее, то более откровенной ненавистью. хайам поэт философия рубаи

Но в самые последние годы жизни Хайама его отношения с высшим духовенством резко ухудшились. Историк Джамал ад-Дин ибн ал-Кифти (1172-1231) в Тарих ал-хукама ("Истории мудрецов") сообщает, что в это время Хайам был вынужден совершить хадж - паломничество в Мекку:

"Когда же его современники очернили веру его и вывели наружу те тайны, которые он скрывал, он убоялся за свою кровь и схватил легонько поводья своего языка и пера и совершил хадж по причине боязни, не по причине богобоязненности, и обнаружил тайны из тайн нечистых. Когда он прибыл в Багдад, поспешили к нему его единомышленники по части древней науки, но он преградил перед ними дверь преграждением раскаявшегося, а не товарища по пиршеству. И вернулся он из хаджа своего в свой город, посещая утром и вечером место поклонения и скрывая тайны свои, которые неизбежно откроются. Не было ему равного в астрономии и философии, в этих областях его приводили в пословицу; о если бы дарована была ему способность избегать неповиновения богу!"

Временами, Хайаму приходилось опасаться за свою жизнь. Не удивительно, что в своих четверостишиях Хайам восклицал:

Будь милосердна, жизнь, мой виночерпии злой!

Мне лжи, бездушия и подлости отстой

Довольно подливать! Поистине, из кубка

Готов я выплеснуть напиток горький твой.

(перевод Румера)



Жизненные невзгоды приучили Хайама, по-видимому, вначале довольно невоздержанного на язык, к замкнутости и осторожности. По этому поводу Хайам говорит:

Нет благороднее растений и милее,

Чем черный кипарис и белая лилея:

Он, сто имея рук, не тычет их вперед,

Она всегда молчит, сто языков имея.

(перевод Румера)

Могила Хайама находится в Нишапуре около могилы имама Махрука. На этой могиле в 1934г. на средства, собранные почитателями творчества Хайама в разных странах, был воздвигнут обелиск. Надпись на обелиске гласит:

Мудрец Омар Хайям

Смерть мудреца 516 г. хиджры по лунному календарю.

У могилы Хайама присядь и свою цель потребуй,

Одно мгновенье досуга от горя мира потребуй.

Если ты хочешь знать дату построения обелиска,

Тайны души и веры у могилы Хайама потребуй.

Мировоззрение Хайама

Проблем философии и религии Хайам касается во множестве четверостиший и в пяти специальных трактатах. Все это, казалось бы, дает более чем достаточный материал для суждения о его мировоззрении. В действительности же вопрос о мировоззрении замечательного ученого и поэта далек от ясности. С давних пор Хайама трактовали то как вольнодумного мыслителя, то как религиозную натуру, чуть ли не мистика. Дело в том, что философские трактаты во многом расходятся с поэтическими высказываниями, да и в последних имеется разнобой. Мы полагаем, что нет оснований априорно больше доверять философским трактатам, чем четверостишиям, а среди приписываемых Хайаму четверостиший наиболее достоверными мы считаем относительно однородные в идейном смысле четверостишия древнейшей рукописи.

О мировоззрении Хайама мы имеем следующее сообщение Ибн ал-Кифти: "Омар-ал-Хайям - имам Хорасана, ученейший своего времени, который преподает науку греков и побуждает к познанию Единого Воздаятеля посредством очищения плотских побуждений ради чистоты души человеческой и велит обязательно придерживаться идеальных между людьми отношений согласно греческим правилам. Между тем сокровенное (внутренний смысл) его стихов - жалящие змеи для мусульманского законоположения и сборные пункты, соединяющие для открытого нападения".

Приход наш и уход загадочны, - их цели

Все мудрецы земли осмыслить не сумели.

Где круга этого начало, где конец,

Откуда мы пришли, куда уйдем отселе?

Жизнь сотворивши, смерть ты создал вслед за тем,

Назначил гибель ты своим созданьям всем.

Ты плохо их слепил, но кто же тому виною,

А если хорошо, ломаешь их зачем?

Милосердный и мудрый Аллах, устроитель великолепного мирового порядка, здесь - неразумный пьяница:

Ко мне ворвался ты, как ураган, господь,

И опрокинул мне с вином стакан, господь!

Я пьянству предаюсь, а ты творишь бесчинства?

Гром разрази меня, коль ты не пьян, господь!

(перевод Румера)

Порядок, установленный Аллахом на земле, характеризуется как весьма несправедливый:

О небо, к подлецам щедра твоя рука:

Им бани, мельницы и воды арыка;

А кто душою чист, тому лишь корка хлеба.

Такое небо - тьфу! - не стоит и плевка.

(перевод Румера)

Хайам издевается над мусульманским учением о рае, согласно которому праведники в этой жизни в раю будут наслаждаться с гуриями:

Объятья гурии, мне говорят, - отрада,

Меня ж прельщает сок пурпурный винограда.

Я барабанов шум лишь вдалеке люблю,

Мне мил наличный грош, посулов мне не надо.

(перевод Румера)

Еще более резкие суждения об Аллахе и религии мы находим в приписываемых Хайаму четверостишиях, не вошедших в древнейшую рукопись. Здесь "милосердный Аллах" характеризуется уже не как неразумный пьяница, а как взбалмошный деспот:

Ты сотню западней расставил тут и там,

Но, словно за мятеж, грозишь ты смертью нам,

Коль мы оступимся и попадем в любую.

Да не забыл ли ты, что их расставил сам? (перевод Румера)

Если эти четверостишия и не принадлежат самому Хайаму, они показывают, что в народной памяти антирелигиозные стихи прочно связаны с именем Хайама.

Многие четверостишия Хайама посвящены насмешкам над постом и молитвами, воспеванию запрещенного исламом вина:

Я дня не провожу без кубка иль стакана,

Но нынешнюю ночь святую Рамазана

Хочу - уста к устам и грудь прижав к груди -

Не выпускать из рук возлюбленного жбана.

(перевод Румера)

Здесь словами "ночь святая Рамазана" переводчик перевел слова Хайама "ночь кадр" - ночь на 27 рамадана, когда, по преданию, архангел Гавриил передал Мухаммаду Коран, в память о чем верующие мусульмане проводят эту ночь в молитвах.

Воспевание вина сопровождается у Хайама призывом насладиться земной жизнью, не дожидаясь обещаемых исламом благ после смерти:

Растить в душе побег унынья - преступленье,

Пока не прочтена вся книга наслажденья.

Лови же радости и жадно пей вино:

Жизнь коротка, увы! Летят ее мгновенья.

(перевод Румера)

Во многих стихах Хайама воспеваются также женская красота и любовь:

С кумиром пей, Хайям, и не тужи о том,

Что завтра встретишь смерть ты на пути своем,

Считай, что ты вчера уже простился с жизнью,

И нынче насладись любовью и вином.

(перевод Румера)

Можно сравнить Хайама с Декартом. В судьбе обоих общим было то, что они должны были скрывать свои убеждения, нет-нет прорывающиеся наружу. Декарт с горечью заявлял: "хорошо жил, кто хорошо скрывался", Хайам писал:

То не моя вина, что наложить печать

Я должен на мою заветную тетрадь:

Мне чернь ученая достаточно знакома,

Чтоб тайн своей души пред ней не разглашать.

(перевод Румера)

Впрочем, четверостишия становились известными, и поэтому приходилось составлять философско-религиозные отписки, а на старости лет даже предпринять путешествие в Мекку.

Нет оснований считать Хайама совершенным атеистом, но он, несомненно, был далек от официальной религии и ортодоксии. Теологи называли его, как мы видели, "несчастным философом, материалистом и натуралистом". В философских трактатах он выступает, как последователь Аристотеля, ученик Ибн Сины. Очень правдоподобна принадлежность Хайаму приписываемого ему крайне скептического четверостишия:

Меня философом враги мои зовут,

Однако, - видит бог, - ошибочен их суд.

Ничтожней много я: ведь мне ничто не ясно,

Неясно даже то, зачем и кто я тут.

(перевод Румера)

Мы не можем здесь входить в детальный разбор лирики Хайама. Ее гедонистические моменты уже отмечались. С ними сочетаются частые раздумья о бренности всего живого, о том, что проходит радость и исчезает красота, тело человека обращается в прах, участвующий в вечном кругообороте материи. Стихов на эту тему много. То говорится:

Каждая частичка, что находится на поверхности земли,

Была солнцеликой [красавицей] с челом, как у Зухры.

то Хайам восклицает:

Когда умрем, наш прах пойдет на кирпичи,

И кто-нибудь из них себе хоромы сложит.

(перевод Румера)

Позднее Шекспир вложил в уста Гамлета аналогичные слова:

Державный Цезарь, обращенный в тлен,

Пошел, быть может, на обмазку стен!

Отметим в заключение цикл гуманистических стихов Хайама, проникнутых гордостью за человека и протестом против столь частой на земле несправедливости. В трудные времена, когда пришлось жить великому мыслителю, он мечтал об ином устройстве мира, о лучшем будущем:

Когда б я властен был над этим небом злым,

Я б сокрушил его и заменил другим,

Чтоб не было преград стремленьям благородным

И человек мог жить, тоскою не томим.

(перевод Румера) Размещено на Allbest.ru

...