Восточные мотивы в книге стихов М. Шагинян "Orientalia"

Размещено на http://www.allbest.ru//

Размещено на http://www.allbest.ru//

ФЕДЕРАЛЬНОЕ ГОСУДАРСТВЕННОЕ АВТОНОМНОЕ ОБРАЗОВАТЕЛЬНОЕ УЧРЕЖДЕНИЕ

ВЫСШЕГО ОБРАЗОВАНИЯ

«НАЦИОНАЛЬНЫЙ ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКИЙ УНИВЕРСИТЕТ

«ВЫСШАЯ ШКОЛА ЭКОНОМИКИ»

Факультет гуманитарных наук

Школа филологии

Восточные мотивы в книге стихов М. Шагинян «Orientalia»

Выпускная квалификационная работа - БАКАЛАВРСКАЯ РАБОТА

по направлению подготовки 45.03.01 «Филология»

Вахабова Малика Азам кизи

Москва 2017



Введение

МариэттаСергеевна Шагинян родилась 21 апреля 1888 годав Москве в семье врача. Она получила прекрасное образование, окончила историко-философский факультет Высших женских курсов. После окончания этого учебного заведения Мариэтта Шагинян едет в Петербург и там знакомится с З. Гиппиус и Д. С.Мережковским, которые в то время оказали определяющее влияние на формирование ее творческого мира.

Свою литературную деятельность Шагинян начинает со стихотворений, литературно-критических статей и философских эссе, однако после Октября 1917 года основным полем ее деятельности стали книги на ленинскую тему. Автор советской апологитической статьи о Шагинян пишет:«В романах-хрониках «Семья Ульяновых» и «Первая Всероссийская», удостоенных (вместе с очерками) Ленинской премии 1972, Шагинян детально разрабатывает историю России 70-х годов 19 века, показываю глубокую обусловленность ленинизма как исторического явления» Краткая литературная энциклопедия. / гл. ред. А. Сурков. М.: «Советская Энциклопедия», 1975. С 576. . Шагинян имела заслуженную репутациюсврехсоветского человека, который выполнял приказы начальства с невероятным тщанием. Об этом пишет в своих воспоминаниях Надежда Мандельштам: «Шагинян когда-то числилась интеллигенткой и размышляла, как совместить Ленина с христианской душой и гетеанскими устремлениями. Сейчас она козыряла не Гете, а тем, что ее всегда по первому звонку принимают в Цека и Котова заставят заплатить ей по высшей или сверхвысшей ставке за все сто томов ее партийных книжек»Мандельштам Н. Я. Вторая книга. Предисловие и примечания А. Морозова. Подготовка текста С. Василенко. М., «Согласие», 1999. С. 159..

Стоит отметить, что репутация Шагинян была не всегда такой. Ее дебютная книга стихотворений «Первые встречи» была издана в 1909 году. Этот сборник не вызвал особого восторга у публики, однако, следующая книга стихотворений «Orientalia» (1913), которая была посвящена композитору Серею Рахманинову, была невероятно популярна, выдержала семь переизданий и создала автору литературное имя.

Было написано несколько рецензий на сборник. Критики отмечали изящество стихотворной формы, восточную узорчатость предметного мира, глубину лирического переживания. Поэт-акмеист В. Нарбут сравнивал стихи Шагинян с поэзией М. Цветаевой и А. Ахматовой, отдавая предпочтение автору «Orientalia». Он утверждает, что Шагинян «дерзает весьма заметно. Однако причиной смелости, выказанной М. Шагинян, не приходится считать ее “расовую осознанность”, как говорится в предисловии». По его мнению Шагинян «выполняет рисунок в манере Бунина» - «Есть целая вереница реалистически-метких строк в книге М. Шагинян, а в то же время попадаются стихотворения символические и напыщенные: так неровно развертывается небольшое дарование поэтессы, что не знаешь, за кем последует она - за Буниным, за певцами ли риторики и разных отвлеченностей, или же разовьет то восточное одурманенное жаркими полночными грезами Кавказа упоение бытием, которое роднит “Orientalia” с “Песнью песней”»Нарбут В. Зенкевич М. Статьи. Рецензии. Письма. М.: ИМЛИ РАН, 2008. С. 50..

К. В.Мочульский в своем позднейшем отклике «Мариэтта Шагинян и Ирина Одоевцева» разбирает два поэтических сборника: «Orientalia» Мариэтты Шагинян (1913), «Двор чудес» И. Одоевцевой (1922). На примере двух этих сборников он демонстрирует дистанцию между старшими поэтами (дореволюционными) и младшими (послереволюционными). Эта дистанция проявляется не только на уровне художественных приемов и поэтики, которые они используют, но и «передвигается вся установка души, все соотношения творческих сил». В целом, критик дает положительный отклик на сборник Шагинян: «И ее стихи сделаны умно и умело; поэт знает свое ремесло и сразу видно, что его знания основательны, и продуманы и усвоены прочно. Нигде никаких промахов, небрежностей: все кажется написанным по заранее разработанному плану. Даже в лирических взглядах чувствуется мера, даже в эротике -- расчет. В этом сознательно выбранном и добросовестно выполненном задании -- основа поэтического дела М. Шагинян»Мочульский К. В. Кризис воображения. / Мочульский К. В. Мариэтта Шагинян и Ирина Одоевцева. М.: Водолей, 1999. С. 16. . Он видит закономерность и порядок в стихотворениях Шагинян. По мнению рецензента: «Лучшие стихотворения М. Шагинян внушены ей Тютчевым… И если бы не практическая мораль, неизменно окрашивающая ее философские стихи, и превращающая их в «утешения», «советы», «правила жизни» -- ее можно было бы назвать наследницей поэта «Дня и Ночи»» Там же. С. 3. . Но, не смотря на то, что сборник кажется критику удачным, он считает, что «усилия М. Шагинян стать непосредственной, наивной, «народной» -- слишком явны. И поэтому вся стилизация под сладострастие Востока -- одно заблуждение» Там же . С. 3. .

Философ В. В. Розанов в своей статье «"Orientalia" Мариэтты Шагинян» отметил, что стихи «очень хороши, очень изящны, очень литературны». Он выделяет стихотворение «К Армении», а также «Славянам освободителям», за которое отдельно благодарит поэтессу, так как «она уроднилась не одним русским, но уже всему славянству, - что гораздо труднее для всякого инородца»Розанов В. В. "Orientalia" Мариэтты Шагинян // Новое время. 1913, 24 марта, № 13302. . Также, он отмечает восточные стихотворения нашего сборника: «Большинство стихотворений, однако, - чисто восточные» Там же. .

Тогдашний приятель Шагинян В. Ф. Ходасевич в своем обзоре отмечает значительную разницу между «Orientalia» и первым сборником стихотворений Шагинян «Первые встречи»: «Стих стал уверенней, содержательней. Исчезли детско-бессильные строки, каких было немало в "Первых встречах"»Ходасевич В. Ф. Русская поэзия.  Собрание сочинений: В 4 т. Т. 1: Стихотворения. Литературная критика 1906-1922. - М.: Согласие, 1996. С. 22.. Также, рецензент отмечает, что у Шагинян «хорошо выдержан и глубоко связан с темами восточный характер книги. Исключение составляют два-три стихотворения, которых лучше было не включать в цикл, не потому, чтобы они были плохи, но потому, что они нарушают цельность сборника»Там же. С. 22. .

Ю. А.Айхенвальд в своей книге «Силуэты русских писателей» утверждает, что не весь сборник" Мариэтты Шагинян "Orientalia" соответствует своему заглавию: «…наряду со стихотворениями ярко восточного колорита, он содержит и такие, которые совсем не отличаются расовой окрашенностью, а проникнуты общим чувством и особенно общей мыслью»Айхенвальд Ю. А.Мариэтта Шагинян. // Айхенвальд Ю. А. Силуэты русских писателей. М. : Республика. 1994. С. 295. Ее стихотворения отличаются образностью и мудростью, которые поэтесса возможно получила от своего родного востока. В его интерпретации стихотворения Шагинян полны страсти и любви «Все чары и пламень экзотики и эротики вдохнула она в свои строки, звучащие музыкой, дышащие негой, горящие страстью» Там же. С 296. . Но, также, «любовь не только страсть: она - и святость. В ней - чистота и религия. Священна невеста. И вот как она молится, прежде чем станет женою» Там же. С. 296. . В то же время рецензент считает, что «в ее сборнике, где обнаружено столько понимания пленительной женственности, где столько неподдельного ориентализма, есть и другое - есть философия» Там же. С. 297. . Одна из наиболее выраженных философских тем является тема «бесповоротности времени»: «"Час не повторяется", и оттого в каждом часе необходимо отпечатлеть себя всего, необходимо до конца запечатлеть себя в своем. Не растратить своих сокровищ, не потерять напрасно ни одного дыхания своей души. Живи так, чтобы в "священной череде" дней и годов ни один не оказался лишним» Там же. С. 297..

Сборник Мариэтты Шагинян «Orientalia» был напечатан московским книгоиздательством «Альциона» в 1913 году, затем переиздавался семь раз. Обложку к книге нарисовали выдающиеся художники Георгий Якулов и Мартирос Сарьян. В своей статье «Жорж Якулов» Шагинян подчеркивает принципиально разное понимание "Orientalia" художником и автором. Для М. Шагинян "тема Востока" представлялась «медленно-пластической формой, строгой, мудрой, обращённой всеми своими страстями внутрь, как окна мусульманского дома»Шагинян М., Жорж Якулов, в ее кн.: Семья Ульяновых. Очерки, статьи, воспоминания, М., 1959., а художник увидел здесь иное - взрыв, бурю страстей и «набросал множество фигур животных и растений в самых безумных позах. Два тона, светло-жёлтый и оранжевый, создавали впечатление ветра в пустыне. Растения извивались во все стороны, звери дыбились, змеи корчились».

«Orientalia» состоит из очень короткого предисловия, эпиграфа и сорока шести стихотворений.

Актуальность моей работы обуславливается тем, что до сегодняшнего дня сборник «Orientalia» Мариэтты Шагинян не был исследован подробно. Однако, много сказано о книге стихов как большой форме, что важно учесть при разборе нашей книги.

В русской поэтической культуре серебряного века книга являлась важнейшей категорией. В стихотворном сборнике, как правило, была установка на внутреннюю цельность и организованность текстов.

Особое значение книги как большой формы в период русского символизма определил В. Брюсов. Об этом написано в статье Н. В. Гуджиевой «Книга и русская культура начала XX века (Брюсов)». Брюсов был одержим идеей повысить интеллектуальный уровень жизни всего общества и идеальную форму для реализации этой мысли он видел в книге. Также, поэт популяризировал идею о книге стихов как о «некотором целом, объединенным единым замыслом»Гужиева Н.В. Книга и русская культура начала ХХ в. (Брюсов) // Русская литература. 1983.С. 161 .Книга стихов как большая форма безукоризненно вливалась в глобальную концепцию Брюсова о просвещении народа, поскольку он видел в этой форме «концентрат духовных сил, связующее звено поколений» Там же. С. 167.

Подробно о книге стихов написано в работепоэта А. С. Кушнера «Аполлон в снегу».В своей статье исследователь затрагивает вопрос о том, что такое поэтическая книга и ее роль в литературном процессе. Понятие «Книга стихов» сложилось относительно недавно. До этого в период Пушкина, Батюшкова, Тютчева «Стихи размещались по жанровым группам или печатались в хронологическом порядке»Кушнер А.С. Книга стихов // Кушнер А.С. Аполлон в снегу. Л., 1991.C. 35.. Кушнер утверждает, что: «одну из первых книг стихов в сегодняшнем ее понимании создал Баратынский» («Сумерки») Там же. С. 36.. Ссылаясь на статью И. Семенко, Кушнер отмечает приоритетность композиции, структуры и образа: «В стихах Баратынского всегда исключительно весома их композиция» Там же. С. 37.. Все стихотворения в «Сумерках» объединены общим смыслом и даже «эпиграмматические стихи приобретают обобщенный характер и служат скорбному пафосу «Сумерек»» Там же. С. 38.. Также, автор статьи отмечает замечательный образ построения поэтических книгу у Блока: «для которого отдельное стихотворение, вне связи с целым вообще не существовало» Там же. С. 44.. Ученый считает, что: «книга стихов дает возможность поэту, не обращаясь к условным персонажам, создать последовательное повествование о собственной жизни, закрепить в стихах процесс, историю развития своей души… создать связный рассказ о времени» Там же. С. 47.. Немаловажным утверждением является и то, что «книга стихов предполагает последовательное чтение от начала до конца, в ней есть свой сюжет, кульминация, отступление от действия и т.д.» Там же. С. 48..

Из статьи А. В.Лаврова «О книге Андрея Белого «Стихотворения» (1923)» мы узнаем, что идля Андрея Белого представление о поэтической книге как о «внутреннем замкнутом целом, реализующем определенный лирический сюжет»Лавров А.В. О книге Андрея Белого «Стихотворения» (1923) // Андрей Белый. Стихотворения. М., 1988. C. 533. было очевидным. В статье речь идет о создании книги «Стихотворения» (1923) Андрея Белого, в которой поэт пытался на материале предшествующих стихотворных книг «сформировать принципиально новую книгу, осуществляющую новую поэтическую идею и отражающую новый этап творческой эволюции автора»Лавров А.В. О книге Андрея Белого «Стихотворения» (1923) // Андрей Белый. Стихотворения. М., 1988. C. 532.. Существенным для автора является то, что поэт с особой безудержностью придавался переделке собственных стихотворений: «…содержание книги не представляет собой арифметическую сумму сборников. Из «старого» стихотворного материала сформирована принципиально новая книга»Там же. С. 532.. По мнению Лаврова, для поэта важно было сочетание хронологического и тематического принципов с явным упором на последнее: «над стремлением выпукло представить пройденные этапы поэтического пути преобладала задача создания цельной «лирической поэмы»» Там же. С. 538. . Исследователь завершает свою статью утверждением о том, что: «Стихотворения» (1923) представляют собой одно из наиболее значимых явлений, как этапный и по-своему итоговый опыт поэтического самовыражения…» Там же. С. 543..

Основная задача настоящей работы заключается в анализе книги Мариэтты Шагинян «Orientalia» и определении места восточных мотивов.

Восточные мотивы в поэзии Серебряного века

Так как наша работа посвящена ориентальным мотивам в книги стихотворений поэта серебряного века, не менее важным для нас кажется дать справку о некоторых исследованиях о восточных мотивах в поэзии этого периода.

Идея всеединства, воплощающая собой синтез двух культур Востока и Запада, существенно повлияла на художественное мировоззрение поэтов серебряного века. Тема взаимодополнения двух культурных дискурсов затронута в статье Е. П. Челышева «Восток в контексте мировой художественной культуры». Автор упоминает о проекте ИВЛ (История всемирной литературы), одной из главных задач которого была «включение ориентального литературоведения в систему комплексных сравнительно-исторических исследований мировой литературы»Челышев Е. П.Восток в контексте мировой художественной культуры // Взаимодействие художественных культур Востока и Запада: Памяти Н.Р. Еонян. -- М.: Инион, 1998.С 10.. Одним из ярких представителей, выдвинувших идею единства историко-культурного процесса был Н. И. Конрад, который воплотил эту идею в своем фундаментальном труде «Запад и Восток». Также, Челышев отмечает основополагающую роль переводов востоковедами афро-азиатской литературы. Наибольший акцент автор делает на индийской литературе, которая существенно повлияла на поэтов XIX - ХХ веков: «…Н. М. Карамзин, В. А. Жуковский способствовали пробуждению у русской общественности интереса к духовной жизни Индии, к ее художественной культуре. Индийская тема звучит в стихах А. Фета, С. Надсона, И. Бунина, В. Брюсова, К. Бальмонта и многих других поэтов» Там же. С. 18.. Немаловажно, что «Переводами индийской поэзии занимались многие известные поэты…но особенно хотелось бы отметить участие в этой работе А. Ахматовой и Б. Пастернака, проявивших особый интерес к поэзии Рабиндраната Тагора» Там же. . В конце статьи автор пишет о вопросе взаимодействия культур Востока и Запада, который были в центре внимания евразийцев. Важно, что «Евразийцы считали, что прошлое, настоящие и будущее России больше определяется связями с Востоком, чем с Западом».

Более конкретно восточные мотивы рассматривал И. П.Смирновв своей статье под названием «Все видеть… Все понять…» (Запад и Восток Максимилиана Волошина». И. П. Смирнов обсуждает место Востока в творчестве малоизвестного поэта начала XX века М. А. Волошина. В статье идет речь о влиянии французского писателя Поля Клоделя, с творчеством которого Волошин ознакомил российского читателя. Автор статьи пишет: «Обращение Волошина к творчеству Клоделя свидетельствует, кроме устоявшегося интереса к Франции, и его глубоком интересе к Востоку, ибо речь во второй статье идет не столько о Клоделе-поэте, сколько о Клоделе-страннике к истокам восточной мудрости»Смирнов И.П. "Все видеть, все понять": Запад и Восток М. Волошина / И.П. Смирнов // Восток-Запад. Исследования. Переводы. Публикации. -- М.: Наука, 1985.-С. 174-175. . Автор в статье утверждает, что : «С годами всеобщность, всеохватность, даже космичность пронизывает все творчество поэта; Восток укладывался в универсум Волошина как необходимый элемент» Там же. 178. . Восток для Волошина ассоциировался не только с Полем Клоделем. Смирнов пишет, что знакомство с Востоком приходит в юношеские годы вместе с его учителем Н. В. Гуркиным. Затем наступает черед Ницше и Вл. Соловьева, которые дали ему «возможность взглянуть на всю европейскую культуру ретроспективно - с высоты Азийских плоскогорий и произвести переоценку культурных ценностей»Там же. С. 179. . Восток был важен, поскольку для поэта это « не только и не столько географическая или культурная реальность - это скорее один из этапов странствия человека по земным и надмирным путям…мотив странничества -и поэта, и художника то же стремление миновать кроме самых необходимых деталей, «чисто импрессионистические впечатления внешнего мира», пробиться сквозь них к тем сущностным понятиям, которые позволяют понять другую культуру, ибо именно они по духу своему истинно человечны, а потому и универсальны» Там же. С. 180. .

Кроме всего прочего, Смирнов отмечает, что «Ориентализм в России начала века не был однороден; под его знаменем не создавались школы и направления, не сочинялись программы и манифесты. Его настроения проникали сквозь групповые препоны; минуя внутренние разногласия, они соединяли художников, словно невидимой скрепкой». Там же. С. 175. Автор упоминает Андрея Белого, Вячеслава Иванова, Брюсова, Бальмонта, Хлебникова и Гумилева, в творчестве которых так или иначе были воплощены восточные мотивы.

Также, об ориентальных мотивах в творчестве В. Хлебникова написано в статье Е. Арензона«Хлебников и Восток».

Опираясь на работу ташкентского исследователя П. Тартаковского «Социально эстетический опыт народов Востока и поэзия Хлебникова», автор статьи отмечает место ориентальных тем в творчестве В. Хлебникова. Аризон выделяет несколько произведений Хлебникова, два из которых «Дети Выдры» и «Медлум и Лейли» восходят в общих чертах к произведениям азербайджанского поэта Низами «Искандер-наме» и «Лейли и Меджнун». Исследователь утверждает, что обращение Хлебникова к Востоку объясняется его позицией поэта-интернационалиста «в произведениях которого перед русским читателем совершалось мудрое художественное открытие мира, России, Запада и Востока в их исторически сложившихся отношениях»Арензон Е. Хлебников и Восток // Вопросы литературы. 1988. №3. С. 210.. Также, автор пишет о «проблеме национального и межнационального как философской основе поэмы «Хаджи-тархан»» Там же. . Арензон, ссылаясь на Тартаковского, отмечает, что Россия для Хлебникова в этой поэме «предстает в качестве звена, объединяющего Восток и Запад в единое человечество» Там же. С. 211. Заканчивая анализ раннего периода творчества Хлебникова, отмечает определенную эволюцию, где «Хлебников, начинавший с «крикливого воззвания к славянам», с «замороженных своих славянских чувств» пришел через Астрахань и Восток к идее Предземшарства» Там же. .

Из статьи «Николай Гумилев и Восток» Романа Тименчика мы узнаем, что сквозной темой в творчестве Гумилева является судьба поэта. Он верил, что поэт «победитель жизни, творец своей биографии, покоритель женщин, пространств и времен»Тименчик Р. Д. Гумилев и Восток // Памир. 1987. №3.С.126.. Именно в этот момент, когда Гумилев чувствовал торжество поэтов, в его творчество приходит восточный герой «свое страстное убеждение, что поэт победоноснее воина, он положил в основу арабской сказки «Дитя Аллаха». Героем Гумилева стал Хафиз»Там же. . Однако, Гумилев был воодушевлен не только Хафизом: «Другого двойника Гумилев нашел себе в Имруулькайсе, арабском поэте VI века» Там же. С.128. Автор статьи отмечает особую тягу Гумилева к персидской миниатюре, ради которой Гумилев подумывал о персидском фронте. По мнению Тименчика «о графических упражнениях поэта стоило заговорить здесь потому, что соседство слова и рисунка отвечало самим основам его мировосприятия… Искомое равновесие изобразительного и словесного ряда Гумилев нашел в культуре Востока» Там же. С. 133.



КНИГА СТИХОВ «ORIENTALIA» КАК «БОЛЬШАЯ ФОРМА»

Попробуем в этой главе нашей работы коротко рассмотреть основные значимые составляющие книги стихов как «большой формы», чтобы понять, как они работают в «Orientalia».

Само заглавие «Orientalia» предопределяет читательское восприятие всего сборника, как книги изобилующей восточным колоритом. Однако, далеко не все стихотворения можно отнести к чисто восточным. Об этом пишет в своей рецензии на книгу Шагинян В. В. Розанов: «Большинство стихотворений, однако, - чисто восточные, и в четырех строках "К читателю" Мариэтта Шагинян говорит: "Ориентализм собранных здесь стихов - не предумышлен; он объясняется и оправдывается расового осознанностью автора". Таковы три стихотворения - "Чеченка", "Киликиец и нумидийская принцесса", цикл стихотворений "Женщина", "Гость", "Жены султана", "Братоубийца"... Вот пример этих "Orientalia"»Розанов В. В. "Orientalia" Мариэтты Шагинян // Новое время. 1913, 24 марта, № 13302..

Здесь, также, важно обратить внимание на указание города в предисловии к книге. Поэтесса указывает Нахичевань - город, в котором Шагинян долгие годы жила и творила. Интересным является и тот факт, что этот город в начале ХХ века являлся спорным в конфликте между Арменией и Азербайджаном.

Поскольку только одиннадцать стихотворений из всего сборника содержат в себе восточные мотивы, возникает вопрос: действительно ли главной задачей поэтессы являлось создание каталога основных мотивов восточной поэзии?

Первое стихотворение книги «Час не повторяется» своим заглавием и содержанием определяет главную тему невозвратимости времени, которая является ключом не только к сборнику «Orientalia», но и к жизни самой поэтессы. Мы рассмотрим его прежде, чем поговорим об эпиграфе ко всей книге «Orientalia», поскольку сама поэтесса помещает его перед эпиграфом.

Мариеэтта Шагинян на закате своего творчества, в 1980-м году, написала книгу мемуаров «Человек и время», имеющую подзаголовок «История человеческого становления». Из предисловия к книге мемуаров становится понятно, что время для писательницы - важнейшая категория для разговора о смысле человеческой жизни: «…ведущая сила жизни… У нас эта сила жизни проступает, как связующее дыхание, во всем, что мы сейчас создаем, и она животворит наш взгляд на прошедшее. Вот с этим живем, направляющим несением времени в себе, Времени с большой буквы…». Шагинян М. С. Человек и время. М.:Советский писатель, 1982. С. 6. Интересно, что в этой поздней книге мемуаров Шагинян можно найти прямую «старческую» параллель к первому «юношескому» стихотворению «Orientalia»: «С ужасом вижу я у части современной молодежи легкое и пустое отношение к времени; есть для него и слово, пустое и страшное, - «препровождение»… Время не резинка, время действенно». Там же. С. 48.

Сравним в стихотворении сходную мысль, выраженную на языке другого времени:

Минуты поздних сожалений,

Что в этом мире горше вас?

Какая скорбь, какие пени

Вернут невозвратимый час?

(9)ШагинянМ. С.Orientalia. М.: «Альциона», 1913. С. 9. Здесь и далее книга цитируется с указанием номера страницы в круглых скобках.

Способом удержать время, победить его объявляется в первом стихотворении творческая самореализация:

О, смертный, бойся страшной казни,

Вина из чаши не пролей, -

И совершенней, глубже, связней

Себя в своем запечатлей.

(10)

Отметим, что уже здесь возникает характерно восточный образ жизни, как чаши с вином. Сравним, например, в двух стихотворениях Омара Хайяма.

Первое стихотворение:

Рано утром я слышу призыв кабака:

"О безумец, проснись, ибо жизнь коротка!

Чашу черепа скоро наполнят землею.

Пьяной влагою чашу наполним пока!"

 

Лучше сердце обрадовать чашей вина,

Чем скорбеть и былые хвалить времена.

Трезвый ум налагает на душу оковы.

Опьянев, разрывает оковы она.

 

Принесите вина - надоела вода!

Чашу жизни моей наполняют года,

Не к лицу старику притворяться непьющим,

Если нынче не выпью вина - то когда?

 

Да пребудет вино неразлучно с тобой!

Пей с любою подругой из чаши любой

Виноградную кровь, ибо в черную глину

Превращает людей небосвод голубой.Хайям Омар. Рубайат в классическом переводе Германа Плисецкого. М.: Эксмо, 2016. С. 148 - 149.



Второе стихотворение:

Дай мне влаги хмельной, укрепляющей дух,

Пусть я пьяным напился и взор мой потух -

Дай мне чашу вина! Ибо мир этот - сказка,

Ибо жизнь - словно ветер, а мы - словно пух...

Нежным женским лицом и зеленой травой

Буду я наслаждаться, покуда живой.

Пил вино, пью вино и, наверное, буду

Пить вино до минуты своей роковой!

 

Чем пустыми мечтами себя донимать -

Лучше полный кувшин до утра обнимать!

Дочь лозы - эта влага у нас под запретом,

Но запретная дочка желанней, чем мать.

Те, что жили на свете в былые года,

Не вернутся обратно сюда никогда.

Наливай нам вина и послушай Хайяма:

Все советы земных мудрецов - как вода... Там же. С. 175 - 176.

Композиционно сборник Шагинян выстроен таким образом, что «наставление» первого стихотворения «Час не повторяется»:

И сердце мысль одна тревожит,

Один укор терзает нас:

Он по-иному был бы прожит,

Когда б вернуть последний час!

(«Час не повторяется»)

находит свое логическое завершение в последнем стихотворении книги «Завет»:

Как лань к ручью, года бегут вперед,

К истоку дней, укрытому Всевышним.

О, соблюди священный их черед,

Да ни одни тебе не будет лишним!

(«Завет»)

(56)

Отметим, что и образ лани тоже характерно восточный. Он встречается как во многих фольклорных источниках, так, например, и у того же Омара Хайама:

Рождает лань детей, и львица дремлет там,

Где древле бражничал в кругу друзей Бехрам,

Великий Ловчий, смерть степному зверю несший,

Он ныне мирно спит, захвачен смертью там.Хайям Омар.Рубайат в классическом переводе Германа Плисецкого. М.: Эксмо, 2016. С.56.

Как известно, Шагинян написала небольшую книгу о творчестве Низами - «Этюды о Низами»Шагинян М. С. Этюды о Низами. Баку: Язычы, 1981.. Поэтому стоит, наверное, процитировать отрывок из его поэмы «Лейли и Меджнун», где Лейли уподобляется лани:

Людским судом любовь осуждена,

И от Меджнуна спрятана луна.

От кривотолков, что кругом росли,

Как загнанная лань была Лейли.Низами.Лейли и Меджнун. Филологический перевод. Баку: 1981. С. 25.

Мотив времени по-разному раскрывается на протяжении всей книги «Orientalia». Так, мы видим, что в стихотворении «Люби», лирическая героиня внушает своему возлюбленному остерегаться в период разлуки всевозможных искушений: «Ах, в минуты разлучения// Милый, взятого держись!// Сладкой мукой отреченья// В страшный час не соблазнись!»ШагинянМ. С.Orientalia. М.: «Альциона», 1913. С. 32.. А в стихотворении «Разлука», любовь является своего рода «абсорбентом» времени: «Но ты, любовь, источник сладких нег,// Как океан, в себя берущий реки,// Моих времен невыполненный бег// В одном остановила человеке…//» Там же. C. 51. , которое должно быть потрачено на пользу человечества: «Велел Господь моей душе, когда// В нее вдохнул божественное пламя,// Идти с людьми, идти в юдоль труда,// Исполненную днями и делами.//» Там же. C. 51. И далее: «Я Божьего завета не нарушу;// Трудов и дней я выполню наказ!// И от тебя назад взяла я душу,// Оторвала глаза от милых глаз….//». Там же. С. 52.

В стихотворении «Не надо больше» Шагинян показывает беспощадность времени, которое властно уничтожить любого рода чувства: «Любовь и грусть одним течением// Смывает времени волна…» Там же. С. 31.. Душа в ее лирике, подвластна не закону Божьему, но лишь всесильному времени: «Молчу. и страшным отречением// Душа холодная полна.// … Но с прежней верой не повторит// Ни прежней бури, ни тревог» Там же. C. 31.

Еще раз оговорим, что у автора очень личное отношение ко времени. Сразу же стоит обратить внимание на то, что подобное понимание времени присуще не столько восточному, сколько западному менталитету: отношение ко времени как к чему то ускользающему, неуловимому. Об этом пишет в своей статье культуролог Е. П. Борзова «…европейский человек постоянно живет в условиях счета и расчета времени, он вынужден оценивать часть времени, жить в частичном и разделенном времени»Борзова Е. П. Восток и Запад: Сравнительный анализ культур. Труды Санкт-Петербургского государственного университета культуры и искусств, 2010. С. 299. . Автор статьи отмечает также резко противоположное понимание времени в восточном мире: «Восточные религии: и буддизм, и индуизм, и даосизм, и ислам трактуют время как вечность, как бездонный резервуар, в котором течет жизнь. Исходные мировоззренческие принципы восточных религий исходят из вечности, западный человек приходит к ней в конце жизни, задумывается о ней перед лицом смерти, что соответствует христианской эсхатологии. Таким образом, у западного и восточного человека разное восприятие времени: с одной стороны, - разделенное, с другой стороны, - целое» Там же. С. 299. .

От разговора о первом стихотворении книги перейдем к рассмотрению эпиграфа к ней. Это первые четыре строки из стихотворения Ф. И. Тютчева «Когда на то нет божьего согласья...», которое мы здесь приведем полностью:

Когда на то нет божьего согласья,

Как ни страдай она, любя, -

Душа, увы, не выстрадает счастья,

Но может выстрадать себя...

Душа, душа, которая всецело

Одной заветной отдалась любви

И ей одной дышала и болела,

Господь тебя благослови!

Он, милосердный, всемогущий,

Он, греющий своим лучом

И пышный цвет, на воздухе цветущий,

И чистый перл на дне морском.Тютчев. Ф. И. Избранные стихотворения. М.: Директ-Медиа. С. 203.

Показательно, что поэтесса выбрала только первую строфу стихотворения, которая отображает своего рода замысел сборника. В большей части книги ее автор как раз и пишет о неукротимой, страдающей душе, которая никак не может выразить себя в полной мере.

Анализируя позднее свою жизнь в 1908-1914 годах, Шагинян вспоминала: «…дал (период) мне понимание двух двигателей души человеческой… - убеждение и веру… К убеждению приходишь через разум… К вере приходишь через сердце и чаще всего через любовь, - и вера так сильна своим прохождением через любовь, через чувство, через предрасположение всего твоего характера и темперамента, что никакие рассуждения, никакие попытки разубедить, то есть подойти к вере с инструментом разума, не могут поколебать этой веры». Шагинян М. С. Человек и время. М.:Советский писатель, 1982. С. 48.

В «Orientalia» мы видим, как автор изображает любовные чувства, над которыми ничто не властно: будь то религия, или же какие-то обыденные нормы поведения. Так, мы замечаем в стихотворении «Чужая» сюжет, в котором частично отображен взгляд о превосходстве «веры над убеждением»: «Луна как розовый орех, // Темней вина небесный полог. // За этот краткий, вольный грех// Не будет гнев Аллаха долог» Персидская луна связана с красотой, любовью, поэзией, возвышенным. Для арабо-мусульманской поэзии характерно сравнение возлюбленной с луной. Сравните, например:

«Едва ты откроешь лицо, потускнеет луна.

Сверкнула улыбка -- душа моя ослеплена».

«Покрывало урони, выйди, покажись.

Из-за тучи появись, полная луна!

Я -- кольцо твоих дверей, и замок, и ключ.

Верю, что в такую ночь милая -- одна». (ХафизШирази)

«Коль с лица покров летучий ты откинешь, моя луна,

Красотой твоею будет слава солнца посрамлена». (Саади)

«Я лунной ночью ждал свидания с Луной,

Гляжу, идет она. О, сердце, что со мной?

Глаза к земной Луне, потом к луне небесной…

Небесная луна померкла пред земной». (О. Хайям)

В суфийской поэзии есть нечто похожее. Любовная лирика суфиев сконцентрирована на изображении внешних черт женщины/возлюбленной. Им свойственно отмечать в своих стихотворениях луноликость и черные косы.

«Мои глаза ослепнут

Если не будет твоего лика, подобного луне, чтобы смотреть на него.

Что делать мне с посохом,

Который должен бы вести меня?» (Руми) . В этом стихотворении изображена восточная женщина, которая нарушает морально-этические нормы поведения - изменяет супругу: «Цветет миндаль в моем саду,/ Мой господин давно в Багдаде…/ Ты захотел - я и иду,/ Печальный брат, к твоей ограде»ШагинянМ. С.Orientalia. М.: «Альциона», 1913. Там же. С. 29.. Это резко контрастирует с понятием нравственности у традиционно восточной женщины, которое является главным и основополагающим: «Идея нравственности и морали является доминантой в иерархии ценностей мусульман. Человеческое достоинство, честь и репутация, хорошее мнение окружающих, верность семье, ее традициям первичны, личностные же интересы вторичны»Борзова Е. П. Восток и Запад: Сравнительный анализ культур. Труды Санкт-Петербургского государственного университета культуры и искусств, 2010. С. 305..

Стихотворение «Люби», содержит в себе идею в какой-то мере противоположную идее стихотворения, поставленного в эпиграф к книге: «Но над сердцем воля Божья // Не вольна и не права: // Никогда не станут ложью// Богом данные слова»Шагинян М. С.Orientalia. М.: «Альциона», 1913. Там же. С. 32. . Сравните с тютчевским: «Когда на то нет Божьего согласия…».

Понимание души и Бога у Шагинян разнится от традиционно восточного, в частности от мусульманского. В приведенных выше строчках стихотворений заметно, что героиня свободна в своих действиях, способна поступать по велению сердца. Подобная «свобода» души не характеризует образ восточной женщины: «в исламском контексте свобода выражается через подчинение воле Аллаха. Быть мусульманином - значит подчиняться Богу, выполнять его волю, здесь не может быть свободы, а только самоподчинение»Борзова Е. П. Восток и Запад: Сравнительный анализ культур. Труды Санкт-Петербургского государственного университета культуры и искусств, 2010. С. 305. .

Сравним также в стихотворении «Роковые странствия», в котором рассказывается о неизбежности душевных мук: «Судьбы узоры однообразны,//Узлов не путая своих,// Проводит души сквозь соблазны// Все тех же странствий роковых… // И вновь любя, и вновь теряя, // И отрекаясь, и греша, Я неизбежно повторяю//Твой путь, ушедшая душа!» Там же. С. 42. .

Ряд стихотворений книги демонстрирует, как поэтесса пытается отобразить себя во времени через любовные страдания души, которая вопреки всем законам, следует зову любви. Но эти душевные порывы к концу книги обрываются и уже в стихотворении «Разлука» мы видим, как на смену любви и страданию приходят труд и творчество: «Душа ушла не для игры и горя, Но от игры и горя - для труда» там же. С. 51..

Таким образом, можно сразу же отметить, что такой взгляд на время, Бога и душу очень далек от традиционно восточного представления. Восточное подчинено у Шагинян личному и современному.

Немаловажно отметить, что в нашей книге есть стихотворение «Обида», которое сопровождается эпиграфом «И снова розы будут цвесть…» - строка из стихотворения Ф. И. Тютчева «Сижу задумчив и один…». Данное стихотворение любопытным образом соотносится с книгой «Orientalia», поскольку в этом стихотворении раскрывается одна из основных тем сборника - неумолимый поток времени. Человеческая жизнь уподобляется кратковременному существованию цветка:

И снова будет все, что есть,

И снова розы будут цвесть, .

И терны тож…

Но ты, мой бедный, бледный цвет,

Тебе уж возрожденья нет,

Не расцветешь!Тютчев Ф. И. Полное собрание сочинений и писем: В 6 т. / РАН. Ин-т мировой лит. им. М. Горького; Ин-т рус. лит. (Пушкин. Дом); Редколлегия: Н. Н. Скатов (гл. ред.), Л. В. Гладкова, Л. Д. Громова-Опульская, В. М. Гуминский, В. Н. Касаткина, В. Н. Кузин, Л. Н. Кузина, Ф. Ф. Кузнецов, Б. Н. Тарасов. -- М.: Издат. центр "Классика", 2002. 206.

В стихотворении также раскрывается тема любви. Лирический герой пишет о чувствах, о минувшем счастье. Но эти чувства не вечны, как и сама человеческая жизнь.

Ты сорван был моей рукой,

С каким блаженством и тоской,

То знает Бог!..

Останься ж на груди моей,

Пока любви не замер в ней

Последний вздох Там же. С. 206..

Таким образом, мы видим, что Мариэтта Шагинян в свой книге наряду с восточными образами поднимает ряд актуальных для нее вопросов. Значимые темы в ее книге - тема времени и души. Для нее приоритетно изобразить не просто восточную женщину, а современную женщину в целом.

Образ лирической героини и лирического героя в книге

Мы попытались показать, каким образом первое стихотворение книги «Orientalia» и эпиграф к ней задают общую концепцию книги. Теперь попробуем понять, как в эту общую картину вписываются восточные мотивы, и какую роль они играют в книге Шагинян.

Представим здесь детальное описание мотивов, связанных с лирической героиней и лирическим героем книги, разбив все эти мотивы на следующие тематические группы:

а). как героиня и герой называются в стихотворениях;

б). детали ее и его облика;

в). ее и его одежда;

г). окружающие ее и его предметы в комнате;

д). окружающие ее и его предметы в городском и природном мире.

Начнем с образа героини: шагинян восточный мотив

а). «я» (13) - я («чеченка») (14-16) - дева Востока, рабыня, злая царевна (17-18) - дочь (19-20) - «я» (21) - «дева кроткая» (22) - «Святая мать, о мать вдвойне» (23) - «я» (25) - я (26) - дочь шейха (27) - я (29) - я (30) - я (31) - я (34-35) - я (40-41) - я (45) - подруга (46) - я (51-52) - …

б).

лицо («Я побледневшего лица») (16); («И обращает знойное око/ Под насурмленной тенью ресниц…») (17); («Глядит задумчивая ночь/ Из-под раздвинутых бровей») (19); («И улыбается ему/ Прохладой глаз полузакрытых») (23); («Она бледна; по нежной коже,/ Блестя, бежит жемчужный пот») (23); («Невинно приподнимет бровь/…/ В него блеснет горячим оком») (27);

Рот («Жарок рот мой») (13); («Твой поцелуй замкнул мои уста») (21); («Твои улыбки ускользающи,/ Как месяц в волнах среброликий./ Твой робкий рот, едва лобзающий,/ Нежней и цепчепавилики») (22); («Губа прикушена… И тот,/ Кто дал ей боль, склонен у ложа») (23);

Волосы («Ее коса нежней стократ/ Руна пушистого овцы») (20);

Грудь («Грудь белее пены») (13); («Круглей чем розовый мускат/ Ее невинные сосцы») (20); («К ее груди с гортанным криком/ Припал горячий сосунец») (23);

Плечи («Ах, как сладко плечу приютиться/ У навеки родного плеча») (24);

Руки («Пахнут руки чабрецом и тмином» (13) - «моей загорелой руки» (15); («Бог дал мне жизнь, тебя, кто всех дороже;/ В Его руке - твоя с моей сплелись») (21);

в). Чадра («От них не спрячу под чадрою») (16);

Платок (Под вой ветров, повязана платком») (25); («Томный шелк шуршит и прячет/ Затаенные желанья) (28);

Пояс платья («Я лениво расстегнула пояс») (13); («Сюда, за шелковый кушак, / Вложи трепещущие руки») (29);

Свадебный наряд («Ей легче пуха полотно/ И шелк для праздничных одежд») (19);

Сандалии («Я ремни спустила у сандалий» (13);

г).

Ложе («Для тебя давно покрыто ложе») (13); («Чтоб Он помог принять тебя на ложе») (21);

Покрывало («Золотистой шкурой леопарда»); («И муж целует покрывало…») (23);

Вино («Для тебя давно таят кувшины // Драгоценный сок желтей топаза») (13);

Фрукты - гранаты («Розовеют тусклые гранаты») (13), дыня («Ломти дыни ароматно вялы») (13), персик («Нежный персик») (13);

Книги («Лжет Коран, лукавит Аверроэс»);

Дом («Приводит гостя в свой шатер») (27); («В бахраме шатра играть») (30);

Атрибуты домашнего уюта («Скромный ужин я готовлю/ У родного очага») (26); («Подай воды, зажги смолу/ И, поведи его к столу»)(27); («И вот для гостя стол украшен/ Трещит смола. Меж разных брашен/ И меж цветами, стоя в ряд,/ Уже светильники горят»)(27)

Коврик («На циновке меж рабынями/ Сладко спят отец и мать»)(30);

Ларец («Мой ларец резьбой украшенный») (30);

Свеча («Там, в голубой исповедальне,/ Ночной монах зажег свечу») (45)

д)

Небо (верх): луна («Гляжу на месяца дугу») (16); («Лунный серп двурогий») (21); («Луна как розовый орех») (29); («Тень от месяца легла») (30); небо («Темней вина небесный полог» (29); («И у Господнего предела/ моргнула первая звезда»);

Растительный мир: Растения - нард («сладок запах нарда») (13); растения («Меж кустами кизила») (14); цветы («Наш садик розами зарос») (19); растения («Гудит трава за розовым плетнем»); растения (А у самого обвала, / В барбарисе час спустя») (26); деревья («Цветет миндаль в моем саду») (29); деревья («Колышет кружево дерев») (45); деревья (Взгляни туда, сквозь кружева черешен») (21);

Животный мир: лошадь («Вороного каробаха/ Я веду за повода») (14); птица («Ночь. Допела последняя птица») (24); (Клубится ль пыль? Зовет ли муж свистком/ В степи коней? Не ржат ли наши кони?») (25); (В роще дикую козулю/ Им убило наповал») (26); (Уж кукушка куковала,/ Ползал ящер, шелестя…») («Горе - птица кочевая - / В нем не вьет себе гнезда») (45); («С горы торопятся стада») (45);

Дом: дом («Свист ковыля, трубы зловещий стон/ Треск черепиц и стук разбитой ставни») (25); ); ограда («Печальный брат, к твоей ограде») (29); факел («И пробегают факелов алых/ Пятна по глади каменных плит») (17);

родник («Вот зов муллы, другой и третий…/ От родника иду я прочь») (16). чаша («В дорожную чашу холодной воды родника») (15);

Лирическая героиня (восточная женщина) в большей части стихотворений представлена от первого лица. Образы, связанные с героиней явно тяготеют к двум полюсам. Первый и наиболее явный - эротика. Это в полной мере изображено во втором стихотворении книги, которое изобилует восточными атрибутами «Полнолуние» (13). Лирическая героиня, в ожидании гостя, описывает себя следующим образом: «Жарок рот мой», «Грудь белее пены», «Я лениво расстегнула пояс», «Я ремни спустила у сандалий», в стихотворении «Возлюбленная» (22): « Твои улыбки ускользающи, // Как месяц в волнах среброликий. // Твой робкий рот, едва лобзающий, // Нежней и цепчепавилики». В стихотворении «Чужая» (29) тоже очевидны желания героини: «Сюда, за шелковый кушак, / Вложи трепещущие руки». Свой проступок героиня маркирует какими-то характерно восточными предметами: «От них не спрячу под чадрою // Я побледневшего лица» (16), («Томный шелк шуршит и прячет/ Затаенные желанья) (28). В стихотворении «Невеста» (20), которое представлено не от первого лица, а от героя (отца) мы видим следующее описание своей дочери: «Круглей чем розовый мускат/ Ее невинные сосцы», «Ее коса нежней стократ/ Руна пушистого овцы». Но, также важно отметить, что этот чувственный образ соседствует с другой ипостасью лирической героини. Этот образ связан с домашностью, бытом, уютом. В том же стихотворении «Полнолуние» (13) героиня представлена хозяйственной и гостеприимной: «Для тебя давно покрыто ложе //Золотистой шкурой леопарда», «Для тебя давно таят кувшины // Драгоценный сок желтей топаза», «Розовеют тусклые гранаты», «Ломти дыни ароматно вялы» и т.д. В стихотворении «Перед бедою» (26) героиня в ожидании супруга готовит еду: «Скромный ужин я готовлю/ У родного очага». В стихотворении «Невеста» (21) представлена благочестивая девушка, которая молится Богу перед брачной ночью: «Чтобы он помог принять тебя на ложе // Ему молюсь, - молись Ему и ты». А в стихотворении «Мать» (23) героиня представлена в момент появления ребенка: «В часы томлении великом // Текут, текут… и наконец // К ее груди с гортанным криком // Припал горячий сосунец». Мы видим, что грудь, как эротический образ сменяется у Шагинян образом груди, как символом материнства.

Эти два противоположных полюса в образе лирической героини, представление восточной женщины с одной стороны чувственной, легкомысленной и, одновременно, с другой стороны богобоязненной и хозяйственной в некоторой степени коррелирует с тем, о чем мы уже говорили в первом разделе этой главы. В книге описывается поворот лирической героини от эротики к быту и материнству

Интересно отметить, что в «Orientalia» восточный образы причудливо соседствуют с не восточными, христианскими. Так, например, происходит в стихотворении «Молитва» (45): «Там, в голубой исповедальне, // Ночной монах зажег свечу// За нашу встречу, друг мой дальний, // Слова молитвы я шепчу». Свеча и монах в этом стихотворении отсылают нас к христианской традиции. В стихотворении «Роковые странствия» (42) также присутствует образ, скорее, христианского храма: «Ты строишь храм своим потерям». Стихотворения «К Армении», «Славянам освободителям» и «Воскресенье» в принципе никакого отношения к мусульманскому Востоку не имеют.

В этой части работы нам важно провести параллель образа восточной женщины в классической восточной поэзии с образом лирической героини у Шагинян. Прежде чем мы перейдем к разбору, выделим две основы, которые составляют образ восточной женщины: внешний и внутренний мир (характер героини).

К внешнему миру женского образа относится описание ее облика, черт лица и т.д. Известно, что на Востоке женщинам положено одеваться в хиджаб, чтобы не привлекать взоры посторонних. Неприкрытой частью остаются только глаза. Поэтому выразительность глаз и энергетика взгляда являются важнейшей частью образа восточной женщины.

В газелях Саади Ширази мы находим яркие слова, характеризующие взгляд женщины:

В зерцале отражен прекрасный облик твой.

Зерцало чисто, дивный лик пленяет красотой.

Как драгоценное вино в прозрачном хрустале,

В глазах блистающих твоих искрится дух живой.

Хмельная, опьяненная, луной озарена, 

В шелках полурасстегнутых и с чашею вина

Лихой задор в глазах ее, тоска в изгибе губ, 

Хохочущая, шумная, пришла ко мне она. (ХафизШирази)

Лик твой - день, с ним и локоны в дружбе всегда,

Роза - ты, а в шипах - разлученья беда.

Твои кудри - кольчуга, глаза - словно копья,

В гневе ты - как огонь, а в любви - как вода! (Омар Хайям)

У нашего автора мы тоже находим образ глаз восточной женщины, который словно огонь прожигают взглядом: «Невинно приподнимет бровь/…/ В него блеснет горячим оком» (27); «И обращает знойное око/ Под насурмленной тенью ресниц…» (17). Также, в книге довольно часто встречается образ луны и образ розы, которые символизируют возлюбленную/женщину в арабо-персидской поэзии (о чем мы уже писали выше). В стихотворении «Чеченка»: «Над чашей с водою тряхнула я розою пышной, - // И розовой пеной до края покрылась она» (15), «Твои улыбки ускользающи,/ Как месяц в волнах среброликий» (22). «У Хафиза, величайшего поэта Востока, оказавшего влияние на всю мировую культуру, мы читаем следующие строки:

Шаловливая пери, турчанка в атласной кабе,

Ты, чей облик - луна, чье дыханье - порыв, чей язык - лезвие».Балтанова Г. Мусульманка в поэзии / Г. Балтанова // Минарет. 2006. № 1 (8)

Страсть к тебе порвала одеяние роз,

В аромате твоем есть дыхание роз.

Ты нежна, блестки пота на шелковой коже,

Как роса в чудный миг раскрывания роз! (Омар Хайям)

У тюльпана ты цвет свой пурпурный взяла,

Тебе лилия юности суть отдала.

Была роза, она на тебя походила -

Передав тебе жизнь, она робко ушла. (Омар Хайям)

Важнейший атрибут, который сопровождает образ женщины - чаша с вином. В поэзии суфиев вино было мистическим напитком, которое помогало постичь истину. У Омара Хайяма можно увидеть следующие строки: «Я пью вино из рук любимой, И не стану мечтать я о большем». В статье Т. И. Смирновой и М. Меробовой написано: «На Востоке пить вино из рук женщины значит - довериться ей полностью, считать ее своей частью»Смирнова Т. И., МеробоваМижгона.Образ женщины в произведениях М. Ю. Лермонтова, в газелях ХафизаШирази и в Рубаях Омара Хайяма. Екатеринбург: УрФУ. C. 123.. Так, в женщине видели опору и защиту. Шагинян также использует вино как один из элементов домашнего уюта своей лирической героини: «Для тебя давно таят кувшины // Драгоценный сок желтей топаза» (13).

Что касается внутреннего мира героини, который представлен нам в книге Шагинян, он в некоторых моментах соприкасается с традиционным представлением женщины в восточной поэзии. Такой же страстный, ветреный образ мы видим у Хафиза:

Хмельная, опьяненная, луной озарена, 

В шелках полурасстегнутых и с чашею вина

Лихой задор в глазах ее, тоска в изгибе губ, 

Хохочущая, шумная, пришла ко мне она. (ХафизШирази)

Но в большей части женский образ представлен как холодный, непреступный и недосягаемый.



Клянусь я жизнью, что Суад

ушла, чтобы казниться мукой.

Она хотела испугать

влюбленного в нее разлукой. (Имруулькайс)

Что делать, Лейла, посоветуй: кричать иль ждать наград?

Но терпеливого бросают, болтливого -- бранят. (Маджнуну)

В груди моей сердце чужое стучит,

Подругу зовет, но подруга молчит.

Его истерзали сомненье и страсть,--

Откуда такая беда и напасть?

С тех пор как я Лейлу увидел, -- в беде,

В беде мое сердце всегда и везде!

У всех ли сердца таковы? О творец,

Тогда пусть останется мир без сердец! (Маджнуну)

Ночь пришла меня баюкать, но забыться я не мог,

Тень любимой мне предстала, сердце сжалося в комок.

А когда сказал я милой: «О души моей рассвет,

Будь щедра со мною!» -- скрылась, не сказав ни «да», ни «нет».

Дай же мне забвенье, Абда! Я пока еще не тень

И не умер, хоть от страсти умираю каждый день.

Так ослаб и похудел я, что, когда к тебе пойду,

Может статься, и от ветра по дороге упаду.

Но смеется над любовью безответною судьба,

Нацепив ошейник с меткой на меня, как на раба. (Башшар ибн Бурд)

В заключении этой части нашего разбора можно отметить, что женский образ у Шагинян в основном схож с традиционным восточным на уровне внешних характеристик. Изображение внутреннего мира, чувств во многом несхожи, так как восточные поэты несколько иначе видят женщину.

Кроме того, мы опять видим, что в художественное задание книги, кажется, не входило дать последовательную и полную картину жизни восточной женщины. Шагинян пишет, в первую очередь, о себе и мусульманское-восточное в ее мире легко уживается с христианским, а отсылки к древним традициям с вполне эмансипированным, современным взглядом на жизнь.

Теперь по той же схеме представим детальное описание мотивов, связанных с лирическим героем.

а)

Гость«Гость желанный, гость случайный» (14); «Вот гость. Прими его почти» (27) «Развесели скитальца лютней» (27); «И вот для гостя стол украшен» (27); «Гость молчалив. Дочь шейха тоже» (27);

Путник «Пей, путник, да будет вода тебе слаще вина» (15);

Рыбак «Лодку причалил твой рыболов» (17);

Разбойник «Свяжет разбойник…» (18);

Он (Он мог бы жить, не согреша» (34); «Он руку гневную с копьем // Поднять осмелился на брата» (34); «А он, несчастный сын отца // Он проклял жребий человечий» (34); «Проходил он мимо стражи спящей»);

...