Второе видение и сонная действительность в гоголевском мире

H. В. Гоголь - один из самых сложных писателей мира, своеобразный и самобытный мастер художественного слова, с уникальным стилем и юмором, с особым видением. Видение реального мира через призму фантазии, сказки у Н. В. Гоголя является видением истинным. В гоголевском мире материальное и духовное, конечное и бесконечное, естественное и сверхъестественное представляют нераздельное единство. Другое "истинное измерение" - это сонная действительность у Н. В. Гоголя, глубже и точнее яви отражающая суть вещей. Таким образом, статья посвящена рассмотрению проблемы второго видения, которое связано с сонной действительностью у Н. В. Гоголя. Изучение феномена сна имеет важное значение и дает возможность глубже уяснить стороны художественного сознания писателя, эволюцию его миросозерцания к идее религиозного преображения человека и мира.

А. М. Ремизов писал о том, что "реальность... не больше, как запись, в которой нет души..." и только "сон - это единственная наша связь с тем миром и проводником в этом мире тайных мыслей" [3, с. 4]. Образы сна и образы действительности часто сливаются у Н. В. Гоголя в единое целое. Во сне разрушаются дневные формы сознания, но сон - есть импульс к подлинному действию, потому как сон связан с жизнью, а жизнь схватывает сновидения. В таком случае, в творчестве Н. В. Гоголя "сниться" значит "быть".

Так в повести "Страшная месть" необычные, странные сны главных героев - это особая форма отображения действительности; они дают реальное представление об окружающем мире и о грядущих событиях. Сон Катерины - чары ее отца-колдуна. Во сне колдун открывает дочери свое желание, чтоб она была его женой и родила бы колдуна еще большей силы, чем он сам. Это единственная возможность для колдуна отсрочить страшную месть. "Проснулась пани Катерина, но не радостна: очи заплаканы, и вся она смутна и неспокойна. "Муж мой милый, муж дорогой, чудный мне сон снился! - "Какой сон, моя любая пани Катерина?" - "Снилось мне, чудно, право, и так живо, будто наяву... что отец мой тот самый урод, которого мы видели у есаула ... Если бы ты слышал, что он говорил... Говорил: "Ты посмотри на меня, Катерина, я хорош! Люди напрасно говорят, что я дурен. Я буду тебе славным мужем. Посмотри, как я поглядываю очама" Тут навел он на меня огненные очи, я вскрикнула и пробудилась". - "Да, сны много говорят правды" [1, т. I, с. 144]. По преданию душа спящего человека находится у Божьего престола, душа Катерины иная, ей выпало в тумане сна посещать своего злого отца, который и в действительности не дает ей с мужем жизни, замышляя злые дела. Пан Данило видит во сне сон Катерины, и это довольно редкое явление - видеть во сне то, что другому снится. Но душа Данило связана с душой Катерины, связана пониманием и любовью. Видит Данило во сне душу Катерины, видит, как узнает она о том, что отец зарезал мать, и страшное это видение открывает всю правду Данило о колдуне, нелюбовь к тестю оказывается оправданной, ибо "не казацкого он роду", он - "антихрист". "Как хорошо ты сделал, что разбудил меня! - говорила Катерина ... Какой страшный сон мне виделся!" - "Какой же сон, уж не этот ли? ... Ты не знаешь и десятой доли того, что знает душа. Знаешь ли, что отец твой антихрист?" [1, т. I, с. 150]. Во сне все движения окованы, сонное состояние давящее, но и проснуться в реальность страшно. "Страшно, страшно!" - говорит Данило про себя, и ему вторит Катерина: "Ах, как страшен отец мой!" [1, т. I, с. 150].

Третий сон Катерины - сон горький и безысходный, сводящий с ума. Уж потеряла ясная панна своего Данило, погиб он в бою, и остался только их маленький сын, которого охраняют верные казаки. Уснула Катерина, все тихо, казаки стоят на стороже. "Вдруг Катерина, вскрикнув, проснулась, и за нею проснулись все. "Он убит, он зарезан!" - кричала она и кинулась к колыбели. Все обступили колыбель и окаменели от страха, увидевши, что в ней лежало неживое дитя. Ни звука не вымолвил ни один из них, не зная, что думать о неслыханном злодействе" [1, т. I, с. 161]. Н. В. Гоголь не дает подробного описания сна героини, но показывает, что события реальности разворачиваются в непосредственной связи с трагедией, разыгравшейся во сне. Скорее всего, Катерина видела во сне всю сцену, не в силах проснуться, очарованная заклинаниями колдуна. Как мы видим, "сны и галлюцинации Гоголя поражают наглядностью и четкостью изображения, причем запредельное и сверхъестественное предстают в них ярче, насыщеннее и действительнее здешнего мира. Потустороннее много реальнее видимой действительности: там-то и скрывается истинная реальность..." [4, с. 644].

Полное единство сна, мистики и реальности мы находим и в повести "Портрет", повести о глубокой трагедии художника, "познавшего радость вдохновенного творчества и не сумевшего отстоять свое искусство от растленной власти денег и торжествующей пошлости" [2, с. 206]. Именно сон призван обнаружить дисгармонию реальной жизни. Сон в "Портрете" "трехступенный", с пробуждением во сне и выходом в новое сновидение. То есть, действительное пробуждение героя происходит на поверхности первого сна. А. М. Ремизов отмечает, что "весь сон можно представить как спуск и подъем" [3, с. 101]. В первом сне - старик выходит из рамки; дальше - Чартков вышел из-за ширмы, а губы старика вытягиваются к герою, словно хотят его высосать; и последнее - герой видит в щелку, как старик силится выйти из рамки: "Он опять подошел к портрету, с тем чтобы рассмотреть эти чудные глаза, и с ужасом заметил, что они точно глядят на него ... Но наконец уже в самом деле... он видит, видит ясно ... портрет глядит... прямо в него, глвдит просто к нему вовнутрь... У него захолонуло сердце. Старик пошевелился и вдруг уперся в рамку обеими руками. Наконец приподнялся на руках и, высунув обе нот, выпрыгнул из рам..." [1, т. Ill, с. 70-71]. Дальше происходит следующее - страшный старик пересчитывает деньги, свертки, на которых написано "1000 червонных". Золото блестит, пугает и притягивает Чарткова. Один сверток он судорожно прячет у себя, но старик вскоре замечает его отсутствие и возвращается к ширмам, за которыми прячется герой: "Полный отчаяния, стиснул он всею силою в руке своей сверток, употребил все усилие сделать движение, вскрикнул - и проснулся [1, т. Ill, с. 72]. Но сон словно продолжается наяву: "Неужели это был сон?" - сказал он, взявши себя обеими руками за голову; но страшная живость явления не была похожа на сон. Он видел, уже пробудившись, как старик ушел в рамки ... И видит он это уже не сон: черты старика двинулись, и губы его стали вытягиваться к нему, как будто бы хотели его высосать... С воплем отчаянья отскочил он - и проснулся" [1, т. Ill, с. 72-73]. Снова все возвращается, снова Чартков задается вопросом: "Неужели и это был сон?" ... Он вперил глаза в щель и пристально глядел на простыню. И вот видит ясно, что простыня начинает раскрываться, как будто бы под ней барахтались руки и силились ее сбросить. "Господи, боже мой, что это!" - вскрикнул он, крестясь отчаянно, и проснулс#' [1, т. Ill, с. 73]. И это было сном, просыпается герой на следующий день очень поздно, с усталостью и головной болью. Пробуждение в действительность произошло, но действительность по своей пасмурности и тягостности мало чем отличается от страшного сна. Слово "видит" встречается так часто неслучайно, значимо и уточнение - "видит ясно", то есть сон каким-то таинственным образом яснее отражает все то, что скрывает дневная явь.

Дневной свет маскирует демоническое и мистическое, но апокалиптический смысл повести не меняется. "Гладит" на художника его творение, и главный вопрос - только "глядит" или "видит"? Но портрет не может "видеть", да, может быть выразителен взгляд и в этом сила изобразительного искусства, но во сне Чарткова становится понятно, что портрет тоже "видит" и "видит" не менее ясно, чем герой, потому что "глядит просто к нему вовнутрь" [1, т. Ill, с. 71]. Зрит в корень грехопадения Чарткова, превратившего искусство в бездушное ремесло: "Служение искусству требует от художника нравственной стойкости и мужества, понимания высокой ответственности перед обществом за свой талант. Ни того, ни другого недоставало Чарткову" [2, с. 206].

Н. В. Гоголь вкладывает в повесть "Портрет" главную мысль-о высоком нравственном потенциале искусства. Выразительность, полноту и реалистичность эта мысль обретает благодаря образу героя, который изображается одновременно в двух измерениях - фантастическом, где главенствует демонический образ ростовщика, представляющего собой "абстрактное воплощение всемирного зла" [2, с. 207], и реальном, где на героя влияют различные жизненные обстоятельства, социум.

И все таки - эстетическая проблематика связывается у Н. В. Гоголя с мистическим видением мира, потому что "изображать - уже ... в некотором роде чудотворитъ" [4, с. 568]. По мысли А. Терца, словесное искусство изначально смыкалось с волшебством, это второе видение или иновидение: "В конечных своих результатах, в преследовании читателей силою ожившего образа, оно ... пыталось соперничать с практической магией" [4, с. 568]. Таким образом, и истинная тема "Портрета" обнаруживается в "глядении" и "видении", через сон проявляющихся и утверждающихся в реальное™. Чудесная, перешедшая законы естественного, изобразительность, пугает и впечатляет: "Все это можно назвать художественной гальванизацией образа, доведенного старанием автора до иллюзии присутствия ... Гоголевские образы подобны его портрету, который, глядя на нас, оживает и выскакивает из рамы ... Зримое переступает границы, отведенные картине, и принимается преследовать тех, на кого оно смотрит" [4, с. 576].

Сон в последней редакции повести "Портрет" играет важную функцию - разграничить фантастическое и реальное. Кошмары Чарткова оказываются результатом его психического состояния, они подготовлены впечатлительностью художника. С одной стороны, мотивировкой сна Н. В. Гоголь ослабил фантастический эффект, столь неприятный для В. Г. Белинского, а с другой стороны - необъясним тот факт, что в раме старого портрета оказался сверток именно "в синей бумаге" и именно с надписью "1000 червонных". В действительность проникает "отрывок" из сна, а в сон - "страшный" отрывок из действительности, тем самым обнаруживая непознанную границу, когда реальное соскальзывает в фантастическое и наоборот, являя облик фантастического мира Н. В. Гоголя.

Кошмарный сон подготовлен "внезапным страхом" Чарткова, но "1000 червонных" - реальный факт, малообъяснимый с точки зрения здравого смысла. В реальности видение Чарткова оказывается закономерным знаком судьбы, сделкой с антихристом и со своей совестью. Бытовой материал эпохи, сознательно введенный писателем в повествование о ростовщике, снимает мистический, но апокалиптический колорит образа дьявола; его влияния на судьбу талантливого молодого художника однозначно разрушительно. Фантастический образ, созданный на широком историческом фоне, приобретает черты конкретные и всеобщие во второй редакции повести. Н. В. Гоголь последовательно переводит образ ростовщика-дьявола из космического плана в культурно-исторический, но не снижает его значения до чисто эмпирического.

Визионерство Н. В. Гоголя граничит с ясновидением и при этом создает писателю впечатляющую репутацию реалиста, "писателя жизни действительной" (по В. Г. Белинскому). Образы Н. В. Гоголя "гипнотизируют, обладают властью миража ... сходя за картину действительности" [4, с. 578]. Преувеличенную изобразительную силу Н. В. Гоголя А. Терц называет "магическим реализмом", который обращает словесность в физически сущее: "В этом смысле "гледит!" - уверение, столь резко акцентированное и наглядное подтверждение в гоголевском "Портрете", - имеет характер программы для всего его писательского и жизненного дела. От изобразительной магии протягиваются нити к пророческим и религиозно-практическим запросам Гоголя" [4, с. 579].

Творчество, как и сновццение, приходит вдруг и возникает некий образ. У И. В. Гоголя реальность сна очевидна, та же острота чувства, та же яркость видения. Во сне есть все - форма, цвет, звук, запах. Через сон чувствуется подлинная связь с миром, о себе и о другом узнаешь все то, что скрывает реальность. Сон лишен дневной условности, он вернейший проводник художественной мысли. В повестях Н. В. Гоголя осуществляется выход за дневную явь в мир сновидений, в пространство многомерное. В "Страшной мести" сны вещие, а точнее реальные. Все, что происходит во сне, повторяется в точности в действительности, и остается неясным - действительность формирует страшные сны или наоборот. Сны-пророчества, сны - глубокая память о "страшной мести" и великом грехе колдуна. Мания и магия зрительного чувства - подспудная тема повести "Портрет", повести об искушении взглянуть, увидеть и прозреть; прозреть значит освободиться от всего ненастоящего, связывающего истинного творца, способного видеть и создавать красоту. Герой изменил своему призванию, его духовное падение совершается тогда, когда он начинает удовлетворять эстетические потребности общества, забывая главное - искусство существует ради искусства. Чартков низводится Н. В. Гоголем "с небес на землю", потусторонние, демонические силы, появляющиеся в образе ростовщика-антихриста во сне, приобретают символический характер в повести "Портрет". Итак, художественный мир Н. В. Гоголя сложен и неисчерпаем. Обладая остротой зрения, Н. В. Гоголь открывает в своих произведениях сокрытые тайны с помощью снов, в которых открывается второе видение инобытия.

Литература

1. Гоголь Н. В. Собр. соч.: в 7 т. / Н. В. Гоголь. - М.: Худож. лит., 1984- 1986. Т. 1 : Вечера на хуторе близ Диканьки. - 1984. - 319 с. Т. 3 : Повести. - 1984. - 294 с.

2. Машинский С. И. Художественный мир Гоголя / С. И. Машинский. - М.: Просвещение, 1971. - 512 с.

3. Ремизов А М. Сны и предсонья / А М. Ремизов. - СПб.: Азбука, 2000. - 432 с.

4. Терц А (Синявский А) В тени Гоголя / А. Терц. - М.: КоЛибри, 2009. - 672 с.

Размещено на Allbest.ru