Признаки художественного пространства романов "Москва" и "Петербург" Андрея Белого

Размещено на http://www.allbest.ru/

ПРИЗНАКИ ХУДОЖЕСТВЕННОГО ПРОСТРАНСТВА РОМАНОВ «МОСКВА» И «ПЕТЕРБУРГ» АНДРЕЯ БЕЛОГО

Наталья Геннадьевна Шарапенкова

Город в творчестве русских литераторов начала ХХ века воплотился как мифопоэтическое пространство, отражающее тысячелетнюю историю, культуру и мифологию цивилизации.

В литературоведении в последние десятилетия качественно возрос исследовательский интерес к т.н. городам-концептам. Интерес к городскому пространству связан в первую очередь с формированием национальной картины мира, обретением этнической идентичности русского народа. Современные исследования урбанистического пространства выявили существенную связь города с мифологическим способом постижения бытия (полис как место преображения хаоса в космос).

Большим продвижением вперед для литературоведческой мысли стало понимание в рамках семиотической школы города как текста, как пространства бытования смыслов, декодировка которых и позволяет «прочитать» урбанистическое пространство как послание последующим поколениям [10]. Разработанная Ю. М. Лотманом теория о «концентрических» и «эксцентрических» городах наметила основные признаки дифференциации двух русских столиц (географически-ландшафтные, природные, историко-национальные, конфессиональные, мифологические) [6, с. 321, 322].

Собранные воедино городские тексты позволили выдвинуть гипотезу о существовании сверхтекстов. Первоначально в гуманитарных науках сформировалась концепция о существовании «петербургского текста русской литературы», а затем стали возникать другие сверхтексты, среди которых важное место принадлежит исследуемому в данной статье «московскому» тексту.

Глобальной мифологемой в романах Андрея Белого является городское пространство Петербурга и Москвы, которое в мифопоэтической традиции предстает как сакральное и профанное, реальное и мифическое. Автор прибегает как к сложившимся в концептосфере городов мифологемам, так и созидает новую образную пространственную символику древней и новой столиц.

Петербург в «Петербурге» (1913 г.) и Москва в «Москве» (1926-1930 гг.) выполняют различные функции: и фона происходящего, и средоточия глобальных исторических перемен и потрясений, и места преображения героев, являясь при этом главными образами-символами. Сближение поэтики «Петербурга» и «Москвы» Андрея Белого обусловлено существенными предпосылками, имплицитно присутствующими в самих текстах. Связь романа «Москва» с символистским «Петербургом» прослеживается через концептосферу двух городов-столиц России, время действия (исторические потрясения начала ХХ в.), урбанистическую образную систему, мотивную структуру, оккультные мотивы и образы.

Художественное пространство романа «Петербург» определяет ось синтагматики (горизонталь), чему соответствуют линии Васильевского острова, проспектов (и главная из них - Невская горизонталь). Внутреннее пространство города Петра четко разделено в романе на центр (Невский проспект, Английская и Гагаринская набережные Невы, Сенатская и Дворцовая площади) и периферию (Васильевский остров) с разделением и самих героев по их месту жительства (Аблеухов-сенатор - центр; разночинец-террорист Дудкин - острова). Конфликт в романе во многом построен на противостоянии данных пространственных локусов: «Он думал… оттуда с моста, вонзается сюда Петербург своими проспектными стрелами с ватагою каменных великанов» [3, с. 24].

Писатель в романе «Петербург» с опорой на устоявшиеся городские концепты создает и новые мифологемы о пространстве. Город Петра отличает стройность и правильность линий, холодные, безлюдные ледяные пространства, главной приметой которых является «поднятый на дыбы» Медный всадник, готовый к прыжку над историей.

Петербург Андрея Белого предстает окруженный безлюдными ледяными холодными пространствами России. В «Петербурге» главный сюжетообразующий топоним - Невский проспект, прямые линии проспектов и улиц, четкие контуры площадей этого самого «идеального по замыслу» имперского города России. Пространство города становится «бесконечностью в бесконечности», сотканное из перспектив и теней: «Есть бесконечность в бесконечности бегущих перспектив с бесконечностью в бесконечность бегущих пересекающихся теней» [Там же, с. 22].

Автор воссоздает мифологемы города на Неве, шифруя их в пространственных символах: это фантасмагорический город, обреченный на небытие: «Весь Петербург - бесконечность проспекта, возведенного в энную степень. За Петербургом же - ничего нет» [Там же].

Автор в романе «Петербург» акцентирует «субпространства»: квадраты сознания, карета, стороны света в комнате, параллелепипед, черепная коробка.

«После линии всех симметричностей успокаивала его фигура - квадрат» [Там же, с. 21].

В романе Андрея Белого возникает образ геометрического («кубического» [4, с. 414]), прямолинейного города. Впервые о «кубическом» Петербурге заговорил Н. А. Бердяев: «Андрея Белого можно назвать кубистом в литературе. Формально его можно сопоставить с Пикассо в живописи» [Там же]. Петербург в романе главным образом предстает как город, обреченный погибнуть в водной бездне, сопричастный астральному миру.

Художественно-претворенный в романе Петербург лишь отчасти совпадает с материальной и овеществленной реальностью, а если быть точным, то вообще не совпадает. Автор дает топонимы-маркеры («Английская набережная», «Гагаринская набережная», «Исаакиевский собор», «Невский проспект», «Медный всадник»), при этом сдвигает, «распыляет» их реальное пространственное расположение. Как отмечали исследователи, передвижения героев «совершенно фантастичны» [8, с. 65], «условно-символичны» (Л. К. Долгополов).

«Петербург Белого - третий, после реального города и его отражения в литературе XIX века» [Там же].

Писатель при воссоздании топонимики московского городского пространства лишь отчасти опирался на опыт «Петербурга». Первопрестольная столица предстает в романе «Москва» с первых страниц. Автор воссоздает целый район с выдуманными названиями, при этом район центральный в пространстве романа. Наряду с вымышленными названиями улиц и переулков автор дает и точные топонимы (Моховая, Кузнецкий Мост, Петровка, Сретенский бульвар, Остоженка, Пречистенка, Кремль).

В архитектонике последнего урбанистического романа за историческими реалиями встает мистическая Москва. Город словно отягощен «бременем времени»: «Свисает фасад за фасадом под бременем времени: время, удав, - душит; бремя - обрушится: рушатся старым составом и он, и Москва, повисая над Тартаром» [2, с. 191]. Пространство Москвы, воссозданное в романе, многослойное и сквозное. В реальной топонимике проступают образы иных цивилизаций (египетской, ацтекской, атлантической).

Москва, близкая и родная сердцу автора, - «гибнущий город» [Там же, с. 334]. Городское пространство древней столицы становится сквозным. За реальной топонимикой (Арбат, Пречистенка, Остоженка, Петровка, Кузнецкий мост, Варварка) возникает демоническое пространство, угрожающее взорвать привычный мир старой гармонии и порядка, обретая образное решение в высоко-эстетической формуле «пространство - разбито» [Там же, с. 86].

В противовес пустынности городского пространства, парящему в тумане, летящему Петербургу, Москва в романе Андрея Белого представлена плотно и вкривь стоящими строениями: «Дома, домы, домики, просто домчёнки и даже домченочки» [Там же, с. 23], «целые тюки домов». Урбанистический пейзаж Первопрестольной, в отличие от безлюдных холодных просторов имперской столицы, перенасыщен квадратами зданий, улицами и переулками, машинами, трамваями. Дома «сталкиваются» в пространстве романа друг с другом, заполоняя собой весь горизонт: «Улица складывалась столкновением домов, флигелей, мезонинов, заборов» [Там же, с. 25].

Если художественное пространство северной столицы в романе Андрея Белого дано как «геометрическое» («кубическое»), пересеченное прямыми линиями, то пространство романа «Москва» отличает изогнутость планировки, воплощенный лабиринт улиц и переулков, запутанность топографии и хаотичность. В отличие от прямолинейного Петербурга с его четко выстроенными перспективами, Первопрестольная, воплощенная в романе, город переулков, «кривуль», тупичков, как бы образует контуры гигантского паука: «Вот “Москва” переулков! Она же -- Москва; точно сеть паучиная» [Там же, с. 166].

В отличие от холодного ледяного Петербурга, Москва в изображении Андрея Белого - аляповатая, цветущая, пряничная, словно лепная, напоминающая кремовый торт. Взамен зелено-болотному Петербургу автор любовно рисует живописно-пеструю Москву. Пряничная, золотоглавая столица - это город, уносимый в безвозвратное прошлое, в Тартар истории.

Москва в романе, предстающая в красках и переливах, оказывается таким же инфернальным и грозящим быть взорванным урбанистическим пространством, как и Петербург. Городу Петра начала ХХ века - столице Российской империи - автор выносит холодный, бесповоротный приговор. Само рождение города как гениального проекта Петра на «краю» государства постулировало его уход под воду, последующее небытие.

Как и Петербург, древняя столица - сердце России и русского народа - также не избежит своей гибели, но автора пронзает боль при виде предреволюционной Москвы, уносимой потоком в бездну. Причем гибель Первопрестольной грозит как изнутри (замшелость, гнилостные запахи, разложение), так и из глубин мифологии и истории (атланты, спруты, Великий потоп).

Важнейшим свойством художественного пространства романов является его двойственность, осцилляция, переход от одной реальности к другой (от исторической к оккультной, от материальной к сновидческой, от внутренней к внешней). Автор создает новые «мифологемы о пространстве»: холодные и безлюдные пространства Петербурга, «второе пространство», «мозговые пространства»; «хаотичность», «перегруженность», «зависание над Тартаром» Москвы.

В последнее время появился ряд работ, рассматривающий романы Андрея Белого как мифологическое поле противостояния и борьбы между Хаосом и Космосом. Одна из устойчивых тенденций в восприятии текстов русского писателя была обозначена еще в ранних статьях Вяч. Иванова и Н. Бердяева как «вдохновение от ужаса» и «распыление мира» (т.е. романы, реализующие хаологическую картину мира). Для устоявшегося взгляда на роман как на «роман-апокалипсис», «вдохновение ужаса» [5, с. 410], бесспорно, есть свои очень веские основания. Но вместе с тем тексты, восходящие к мифологическим архетипам, мотивам, сюжетам апеллируют не только к демоническому и хтоническому, но и гармонизирующему и космическому [9]. Космическим началом, превозмогающим хаос, является в романе «Петербург» образ «белого домино» - Христа. Город, зависший над водной бездной и на грани загробного мира ожидает «второе пришествие» Христа, новая Калка - преображение России и человека.

Андрей Белый воссоздает в романе «Москва» апокалипсическую, хтоническую стихию, в которой сквозь метаморфозы хаоса «просвечивает» идея космизации бытия. Эта установка писателя обнаруживает себя в особенностях мировоззрения, которую можно обозначить как «жажду гармонии» среди хаоса. Архетип Солнца становится и грандиозной утопией-спасением Первопрестольной, и воплощением идеи спасения и героев. В параллель пережитому героем появляется и образ восходящего над Москвой солнца как символа преображения: «Солнце - взойдет!» [2, с. 119]. Роман «Москва», по справедливому замечанию В. М. Пискунова, «был задуман как поэма о “гибнущем и готовящемся к возрождению мире”» [7, с. 185]. Действительно, мир рушится, катится в Тартар, в финале романа раздается страшный взрыв, но герой открывает для себя пространство любви, веры, его озаряют идеи всепрощения и милосердия.

Ключевым видится завершающий образ Москвы, радужный и многоцветный: «Солнечнописные стены! Лимонно вспоенная стая домов бледным гелио-городом нежилась -- персиковым, ананасным, перловым, изливчатым; синей стены эта белая лепень. И светописи из зеленого и золотого стекла!» [2, с. 722]. Москва в этом описании предстает как ожидаемый автором-«аргонавтом» утопический «Город Солнца», «Невидимый град», «град Китеж».

Художественный мир романа амбивалентно воплощает и торжествующий хаос, и прорыв к новой динамической гармонии, изживающей хаос изнутри. Город в мифологической поэтике Андрея Белого пребывает на грани сакрального и профанного, исторического и оккультного, материального и фантастического миров. Именно в пределах городского пространства (улиц, переулков, домов, церквей, ландшафтов) в урбанистическом романе русского писателя через инициацию героя (временную смерть и преображение) реализуется «трансперсональный опыт личности» [1, с. 18], обретается связь человека с космосом, постигаются духовные законы бытия.

художественный пространство петербург москва

Список литературы

1.Акопова Ю. А. «Энергийная» концепция личности и её художественное воплощение в симфонии Андрея Белого «Возврат» // Филологические науки. Вопросы теории и практики. Тамбов: Грамота, 2012. № 4 (15). С. 17-19.

2.Белый А. Москва / сост. и прим. С. И. Тиминой. М.: Сов. Россия, 1989. 768 с.

3.Белый А. Петербург. СПб.: Наука, 2004. 699 с.

4.Бердяев Н. А. Астральный роман. Размышления по поводу романа Андрея Белого «Петербург» // Андрей Белый: pro et contra. Личность и творчество Андрея Белого в оценках и толкованиях современников. СПб.: Изд-во РХГИ, 2004. С. 411-418.

5.Иванов Вяч. Вдохновение от ужаса (о романе Андрея Белого «Петербург») // Андрей Белый: pro et contra. Личность и творчество Андрея Белого в оценках и толкованиях современников. СПб.: Изд-во РХГИ, 2004. С. 401-410.

6.Лотман Ю. М. Символика Петербурга // Лотман Ю. М. Семиосфера. СПб.: Искусство-СПб, 2010. С. 320-333.

7.Пискунов В. М. Чистый ритм Мнемозины. М.: Альфа М, 2005. 607 с.

8.Сухих И. И. Прыжок над историей (роман А. Белого «Петербург») // Серебряный век русской литературы: сб. статей. СПб.: Факультет филологии и искусств СПбГУ, 2009. С. 51-75.

9.Топоров В. Н. Опыт «гармонизации» России («Петербург» Андрея Белого) // Топоров В. Н. Петербургский текст русской литературы. СПб.: Искусство, 2003. С. 150-155.

10.Топоров В. Н. Пространство и текст // Текст: семантика и структура: сб. статей / отв. ред. Т. В. Цивьян. М.: Наука, 1983. С. 227-284.

Размещено на Allbest.ru