Сценарий страдания князя Мышкина (на материале романа Ф.М. Достоевского "Идиот")

Размещено на http://www.allbest.ru//

Размещено на http://www.allbest.ru//

Саратовский государственный университет имени Н. Г. Чернышевского

Сценарий страдания князя Мышкина (на материале романа Ф. М. Достоевского «Идиот»)

Шахназарян Наринэ Ониковна

В исследовании «Образ человека по данным языка» Ю. Д. Апресян реконструирует образ человека на основании языковых данных. Автором дается подробный разбор и эмоциональной системы. Семантическим примитивом всех эмоций является глагол «чувствовать». Исследование представляет для нас большой интерес потому, что в нем расписываются фазы развития эмоций (сценарий). Выделяются звенья сценария: причины эмоции; собственно эмоция; желание продлить/пресечь эмоцию; проявления эмоции (сопутствующие контролируемые и неконтролируемые чувства); внешняя физиологическая реакция тела на эмоцию[2, с. 37-67]. На теоретические основы исследования Ю. Д. Апресяна мы опираемся в своей статье. Цель настоящей публикации - выявление особенностей реализации сценария негативных эмоций в романе Ф. М. Достоевского «Идиот». Сценарий развития негативных эмоций князя Мышкина создается через ключевое для миропонимания Ф. М. Достоевского состояние - СТРАДАНИЕ.

Для того чтобы читатель мог следить за внутренней хронологией страдания, мы распределяем звенья сценария по следующим смысловым блокам:

источники страдания;

длительность страдания; 3) органы проявления страдания; 4) пресечение страдания.

Отличительная черта нашего исследования - анализ языковых единиц в контекстном употреблении; в художественном тексте «высказывание не может существовать вне контекста, вне динамики смысловой реализации» [13, с. 138].

1.Источники страдания Главный источник страдания князя Мышкина - эпилепсия. Болезнь - символ образа и причина поведения Мышкина. «Помешательство как болезненное состояние душевной деятельности» давно стало предметом художественного описания.Но Ф. М. Достоевский первым из писателей проник в больную душу: «Следуя за ним, мы ощущаем, как зарождалась болезнь, развивалась, чем проявлялось душевное расстройство» [3, с. 140]. Исследователь Н. А. Богдановобращает внимание на большую точность описаний эпилепсии в романе: «Эпилепсия заявляет о себе не одним только судорожным припадком, она представляется самой многообразной формой душевной болезни» [4, с. 338]. Резкая смена настроения князя связывается с его заболеванием. Акцент делается и на главное следствие эпилепсии - отсутствие гармонии в характере героя: сочетание детского простодушия, сострадания с эгоизмом - замкнутостью на себе [Там же, с. 337-357].

Таким образом, болезнь рассматривается как причина раздвоенности во внутреннем мире Мышкина. С другой стороны, приступ - это и своеобразное очищение души через страдания, поэтому автор придает болезни такое большое значение. Ф. М. Достоевскому удается оправданно с точки зрения повествования вписывать приступы болезни в ткань текста: «В такое время он <Мышкин> часто смешивает предметы и лица. Ему очень захотелось проверить, стоял ли он сейчас перед лавкой: была одна вещь, на которую он смотрел и даже оценивал в шестьдесят копеек серебром» [8, с. 239]. Здесь художественная деталь тонко вписывается в логику передачи состояния Мышкина перед эпилептическим припадком.

Причинами страдания Мышкина могут являться и его нескладывающиеся отношения с женщинами. Обе попытки Мышкина наладить личную жизнь заканчиваются откровенной нелепостью.И если в случае с Настасьей Филипповной женщина сама отстраняется от князя, считая себя недостойной того, чтобы с ним находиться, то в случае с Аглаей сам Мышкин понимает, что это - предел его возможностей, перед этим женским идеалом он бессилен. Страдает князь не от того, что не удовлетворены его желания быть с любимыми женщинами, а от того, что он становится причиной их несчастья.

К постоянным страданиям приводит Мышкина и его природная детская неприспособленность к жизни.«Дитя совершенное», «младенец» - так называют смущающегося, как «десятилетний мальчик», князя другие герои. В традиции Достоевского ребенок всегда представляется образцом невинности, безгрешности, правды и красоты. Такой положительно прекрасный Мышкин оказывается непонятным обществу. Только Аглая замечает: «Главный ум у Вас лучше, чем у них всех, есть два ума: главный и неглавный» [9, с. 116]. Что имеется в виду под «главным умом»? Главный ум - это природный, врожденный ум. У Мышкина наивность и чисто детское простодушие, слабое личное самосознание, недостаток практического опыта сочетаются со способностью глубоко интуитивно наблюдать и понимать душевные движения и характер окружающих людей. Мышкин всегда поражает своей серьезностью и глубиной там, где дело касается сильных переживаний других лиц. «Сила князя определяется не логикой, а богатой интуитивной способностью, эмотивной окраской идей в его голове. Сердце его всецело слито с чужими нуждами и страданиями», - пишет Д. А. Аменицкий [1].Сам князь, присутствуя при одной умной беседе, высказывается, что чувствует себя неуверенно, полагая, что его простота несовместима со сложностью обсуждаемых тем: «Есть такие высокие идеи, о которых я не должен начинать говорить, потому что я непременно всех насмешу…» [8, с. 267]. Но простота князя совершенно особого свойства, это - простота души; которая, по замечанию Д. А. Аменицкого, свойственна Пьеру Безухову [1].

Зачастую князь оказывается ведущим в отношениях с миром. Лизавета Прокофьевна, вспоминая атмосферу в своем доме, отмечает: «И вот только показался этот скверный князишко, этот идиотишко, и все опять взбаламутилось, все в доме вверх дном пошло» [9, с. 12]. «Князишко», «идиотишко» - уменьшительнопренебрежительные формы существительных. Положение Мышкина уникально: он один такой, не ведомый, а ведущий в отношениях с миром. Ведущее положение подчеркивается словами «пока ему удавалось разрешать все ситуации» [Там же, с. 117]. Князь затрагивает что-то сущностное в каждом человеке, потому они остаются под его контролем. Но контроль подразумевает и личную хладнокровность, а с этим князь не всегда справляется, воспринимая проблемы каждого человека слишком близко к сердцу.

Длительность страдания Подходить к временным характеристикам страдания Мышкина можно с нескольких сторон. После прочтения романа становится понятно, что князь страдает всю жизнь. С другой стороны, если мы говорим, что болезнь князя есть болезнь душевная, то время страдания укладывается в рамки эпилептического припадка.Начало длинного припадка во второй части романа: «Внутренний свет озарил его душу. Это мгновение продолжалось полсекунды; он ясно и сознательно помнил начало, самый первый звук своего страшного вопля. Затем сознание его угасло мгновенно, и наступил полный мрак» [8, с. 195]. Достоевский не вырывает припадок из ряда предшествующих событий. Мы можем наблюдать, как нарастает болезненное состояние, как побеждает сопротивление организма, как разрешается припадок: «Еще мгновение, вместо ужаса - свет и радость, восторг. Мгновение прошло» [9, с. 241]. В момент припадка время замедляет свой ход, почти останавливается, каждая секунда остро переживается: «Предчувствие той окончательной секунды, с которой начинался самый припадок. Эта секунда была невыносима» [8, с. 240]. Есть и другие примеры фрагментарного страдания, когда берется один фрагмент крупным планом и как бы в замедленной съемке. Это позволяет показать развитие состояния: «Отчаяние и страдание захватили всю его душу. Князь хотел повернуть назад, но через минуту остановился. С ним произошла необыкновенная перемена: он опять шел бледный, слабый, страдающий» [Там же, с. 246]. Передается психологическое состояние персонажа, запутавшегося в чувствах. И последние строки этого фрагмента: «Нет, не русская душа потемки, а у него самого на душе потемки»[Там же, с. 257] - приговор себе.

Состояние прямо не называется, а передается в ходе действия, в жестах, выделяется пунктуационно (многоточием), синтаксически (повторами) и лексически: «Он шел, почти в тоске смотря направо», «хотел повернуть», «колени дрожали», «долго смотрел». «Сердце его билось от беспокойного нетерпения!.. Но отвращение пересилило: не захотел обдумывать, не стал обдумывать; он задумался совсем о другом» [Там же, с. 239]. На протяжении фрагмента один смысл может уступать место другому: «Была минута в конце этого мучительного пути, когда князя захватило желание пойти к Рогожину, обнять, сказать ему все и кончить разом» [Там же, с. 248]. В последней цитате пример косвенного изображения состояния героя через повествование о намерениях и поступках персонажа. Динамическая цепочка фраз раскрывает противоречивую сущность героя, его нерешительность. Счет идет на секунды и минуты. Хотя страдание охватывает весь фрагмент, за счет динамики и движения в подобных фрагментах у читателя не возникает ощущения затянувшегося во времени пассивного страдания. Состояние Мышкина в такие моменты изображается очень кинематографично.

Органы проявления страдания В передаче эмоционального состояния персонажа большую роль играют не только эмотивные глаголы («страдать», «мучиться», «болеть»), но и слова, обозначающие традиционные органы духовных чувств (лицо, глаза, сердце, душа, грудь).«Новый порыв горячо охватил его сердце», «ужасная тяжесть давила ему грудь», «нахлынувшие в душу и сердце вопросы» [Там же, с. 238]. Ярко среди фраз с метонимическим переносом воспринимаются конструкции с существительным «сердце» в субъектной позиции: «Сердце князя уже начинало уставать плакать от этих нестерпимых и постоянных мук» [Там же, с. 240]. Лицо - традиционное место выражения чувств. У Мышкина оно место отображения не столько страдания, сколько простодушия, наивности: «В его лице как-то отражалась эта наивность, эта вера, не подозревавшая ни насмешки, ни юмора» [9, с. 18]. Наивность внимания - признак искреннего, бескорыстного интереса к другому человеку.

4. Пресечение страдания Пресечение страдания пассивное, Мышкин не в состоянии активными физическими действиями прекратить свои мучения. Это не тип Раскольникова - сознательного убийцы, циника. Мышкин в моменты приступа становится абсолютно беспомощным. Душевные муки переплетаются с физическим недугом, приглушаются им, либо душевные муки сменяются чередой положительных эмоций(переход от страдания к любви).

Мышкин никаким образом не наслаждается своим страданием. Князь подчеркивает, что пребывание человека в любом негативном эмоциональном состоянии ненормально, даже несовместимо с жизнью: «отвращение было ужасно», «мысль переродилась в такую злобу, что ему хотелось, чтоб его поскореезастрелили» [8, с. 66]. Далее: «Я понять не мог, как тоскуют и зачем тоскуют люди?» [Там же, с. 81].

В начале романа Мышкин размышляет о двойственности страдания. Герой его рассказа - человек, приговоренный к смертной казни, предел наглядности. Здесь исчезает грань между страданиями душевными и физическими: «Что же с душой в эту минуту делается, до каких судорог ее доводят» [Там же, с. 24]. Сочетание «душевные судороги» - окказиональное, показатель связи душевного и физического состояния. Даже говоря об абстрактном человеке, князь заботится о быстротечности страдания: «хорошо муки немного, когда голова отлетает» [Там же]. «Немного муки» - количественная характеристика эмоциональной категории. А может ли муки быть много, когда за ней только смерть? Человеку свойственно стремление пресекать страдания любой ценой, кроме как ценой пресечения собственной жизни. Приговоренный к смерти герой из рассказа Мышкина в своем стремлении пожить доходит до чудовищного абсурда: «Уж горло перерезано, а он еще надеется, просит. Вся ужасная-то мука и сидит, и сильнее этой муки нет на свете» [Там же, с. 25].

В рассказе Мышкина о казни Достоевский проводит интересную мысль - физическое страдание отвлекает от страдания душевного. «Страдания и раны, мука телесная, все это от душевного страдания отвлекает. А ведь самая сильная боль не в ранах, а в том, что потом душа из тела вылетит» [Там же, с. 24]. В словах Мышкина религиозный подтекст, тело - оболочка души.

Не случайно Достоевским подробно описывается именно состояние человека, приговоренного к казни, в этот момент человек полностью обнажается. На первый план выходят сопутствующие страданию состояния: страх и его крайняя степень ужас. Страх Мышкина - это страх ребенка, потому и внешние физические проявления здесь - слезы: «Я и не думал, что от страху можно было заплакать не ребенку» [Там же]. С детьми связан швейцарский период жизни князя: «Был там с одними детьми» [Там же, с. 73]. «Одни» - утверждение исключительного положения детей в системе идейно-художественных ценностей Достоевского. Хоть Мышкин и говорит: «Я там только здоровье поправил», но позже сам добавляет, что «через детей душа лечится» [Там же]. В «Идиоте» дети - это особенная группа людей. Дети оказывают благотворное воздействие на душевное состояние героя, поэтому перед рассказом о детях автор дает размышление Мышкина о счастье: «Был счастлив» [Там же, с. 72]. В детях автор находит счастье, спасающее от страданий. С Мышкиным детей объединяют и резкие перепады настроения - от ненависти к любви. Мышкин до приезда в Россию любуется детьми: «Я смеялся от счастья, глядя на их маленькие и вечно бегущие ножки, на смех и слезы, и я забывал тогда всю мою тоску» [Там же, с. 81]. Антономы «смех» и «слезы» как показатель быстрой смены одного состояния другим указывают на схожесть Мышкина и детей.

Итак, реализация сценария Ю. Д. Апресяна в романе «Идиот» показывает, что страдание князя Мышкина является следствием болезни. Герой не обрекает себя на страдания в целях нравственного очищения. Страдание изображается как прямо (посредством эмотивных глаголов), так и косвенно - через мысли и поступки персонажа. Одни эмоциональные состояния могут переходить в другие, поэтому мы обращаем внимание и на сопутствующие страданию состояния. Единицами нашего исследования становятся не отдельные лексические и синтаксические единицы, а целые иллюстративные контексты. Анализ ведется через изучение смыслов слова и соответствующих слову сочетаний, как общеязыковых, так и контекстуальных, продиктованных художественными задачами автора.

страдание достоевский князь негативный

Список литературы

Аменицкий Д. А. Эпилепсия в творческом освещении Ф. М. Достоевского [Электронный ресурс]. URL: http://pathographia. narod.ru/sbornik/AMENIZ1.htm (дата обращения: 10.04.2014).

Апресян Ю. Д. Образ человека по данным языка: попытка системного описания // Вопросы языкознания. 1995. № 1. С. 37-67.

Бехтерев В. М. Достоевский и художественная психопатология. Бехтерев о Достоевском // Русская литература. 1962. № 4. С. 131-141.

Богданов Н. А. Священная болезнь князя Мышкина - morbus sacer Федора Достоевского // Роман Ф. М. Достоевского «Идиот»: современное состояние изучения: сб. работ отечеств. и зарубеж. ученых / Рос. акад. наук; Ин-т мировой лит. им. А. М. Горького. М.: Наследие, 2001. С. 337-357.

ВиноградовВ. В. О языке художественной прозы. М.: Наука, 1980. 360 с.

ГашеваН. Н. Связь мотивов детства и «иного мира» в миросозерцании Достоевского // Проблемы межкультурной коммуникации: межвузовский сборник научных трудов. Пермь, 1999. С. 44-49.

ДодоновБ. И. Классификация эмоций при исследовании эмоциональной направленности личности // Вопросы психологии. 1975. № 6. С. 21-33.

ДостоевскийФ. М. Собр. соч.: в 12-ти т. М.: Правда, 1982. Т. 6. 367 с.

ДостоевскийФ. М. Собр. соч.: в 12-ти т. М.: Правда, 1982. Т. 7. 319 с.

Касаткина Т. А. «Идиот» и «чудак»: синонимия или антонимия? // Вопросы литературы. 2001. № 2. С. 90-103.

ЛукьяноваН. А. О семантике и типах экспрессивных лексических единиц // Актуальные проблемы лексикологии и словообразования. Новосибирск, 1979. Вып. 8. С. 12-46.

НовиковЛ. А. Художественный текст и его анализ. М.: Наука, 2003. 157 с.

Новикова М. Г. Высказывание в художественном тексте: сущностные характеристики // Филологические науки. Вопросы теории и практики. Тамбов: Грамота, 2014. № 3. Ч. 1. С. 138-141.

ОдиноковВ. Г. Типология образов в художественной системе Ф. М. Достоевского. Новосибирск: Наука, 1981. 144 с.

Размещено на Allbest.ru