Размещено на http://www.allbest.ru/

Эволюция критического метода Ю.И. Айхенвальда в эмигрантский период

Кочергина Ирина Владимировна

Аннотация

Статья посвящена вопросам влияния на "имманентный" метод Ю. Айхенвальда исторического контекста начала ХХ века, а также причинам появления в его работах этического критерия как ведущего. Анализируются разнообразные публикации критика в ведущей газете эмиграции - "Руль" (Берлин), посвященные литературе о революции и гражданской войне, а также жизни в СССР. Делается вывод, что появление этического критерия как ведущего было обусловлено как социально-политическими, так и аксиологическими причинами. Адрес статьи: www.gramota.net/materials/2/2016/12-2/6.html

Ключевые слова и фразы: эмигрантская критика; русское зарубежье; Ю.И. Айхенвальд; периодические издания; газета "Руль".

Творческое наследие Юлия Исаевича Айхенвальда обширно: статьи, очерки, переводы, мелкие газетные заметки, стенограммы заседаний философского общества. Исследована в основном дореволюционная деятельность Юлия Исаевича (к примеру, [9; 10; 17]), тогда как эмигрантская часть наследия еще даже не обобщена и не систематизирована. Изучению подлежит также архив Айхенвальда, находящийся в РГАЛИ.

Если дореволюционное его наследие было все же в какой-то степени собрано самим автором в сборники знаменитых "Силуэтов русских писателей", то о послереволюционном, львиную долю которого составляет эмигрантская критика и публицистика, этого сказать нельзя. Множество статей, эссе и библиографических заметок рассыпано по эмигрантским изданиям и еще ждет своего исследователя. Задача усложняется тем, что публикации часто скрыты под псевдонимами: иногда они известны - "Б. Каменецкий", "Б. К.". Встречаются и статьи, требующие атрибуции.

Первым значительным исследованием этого пласта творчества Юлия Исаевича стала диссертация М. Рипинг "Литературная критика Ю.И. Айхенвальда периода эмиграции" [18]. В ней систематизированы основные направления критики Айхенвальда, перечислены издания, в которых критик сотрудничал, проанализировано политическое и литературно-критическое "лицо" этих изданий. В основном исследовательница в своей работе остановилась на содержательном аспекте статей. Анализируя сам "имманентный" метод Айхенвальда, М. Рипинг делает вывод о том, что он почти не претерпел изменений в эмигрантский период, справедливо оговаривая, что чад политической борьбы не мог не обострять идеологическую составляющую статей.

В данной публикации сделана попытка конкретизировать те изменения критического подхода Айхенвальда, которые можно заметить в эмигрантский период, и определить, с чем эти изменения связаны. В связи с этим я остановлюсь на статьях критика, посвященных преимущественно литературе о гражданской войне, как советских, так и эмигрантских авторов.

"Имманентный", или, как его еще называли, импрессионистский метод Айхенвальда выкристаллизовался в 90-е годы XIX столетия и окончательно оформился в начале XX-го. Вот что пишет сам критик в предисловии к I выпуску "Силуэтов русских писателей": имманентный метод - "когда исследователь художественному творению органически сопричащается и всегда держится внутри, а не вне его" [8, с. 22] И далее: "Сущность таланта иррациональна; без наития великое не совершается. Главное в искусстве - элемент Моцарта, а не Сальери" [Там же]. Айхенвальду принадлежит знаменитый тезис: "…в сущности, понятия критик и читатель внутренне синонимичны. Критик - первый и лучший из читателей: для него более, чем для кого бы то ни было, написаны и предназначены страницы поэта" [Там же, с. 23]. Читатель и критик, по Айхенвальду, вступают в отношения со-работничества, сотворчества, и без читателя не существует писателя и его творения. "Безграничная природа творчества, - пишет Айхенвальд, - и связанный с нею момент иррациональности и бессознательности обусловливают собою то, что <…> критик объясняет писателя не только себе и другим, но и ему самому" [Там же, с. 25]. "Можно даже сказать, - пишет ниже критик, - что всегда писатель меньше своих произведений. Творение больше творца" [Там же]. Айхенвальд последовательно отвергает разные критические методы: социологический, культурно-исторический, формальный и связанный с ним научный (мы бы сейчас назвали это литературоведением). Он настаивает на критике как расширенном комментарии к произведению через вживание, "вчувствование" в его ткань. При этом упор делается все же на эстетическую составляющую: бездарное произведение не произведет эффект соединения писателя и читателя.

Вадим Крейд, автор многих работ о творчестве Айхенвальда, в "Предисловии" к изданию "Силуэтов" пишет, что "к концу жизни стиль Айхенвальда по существу не меняется - он лишь кристаллизуется. Это стиль в поисках эссенции, а не экзистенции" [16, с. 8]. Согласимся полностью, если говорить именно о стиле статей. Но в сам критический подход Айхенвальда начинает включаться новый критерий, которого почти не было в его дореволюционном творчестве, разве что в статьях о Горьком можно встретить нечто похожее. Мы говорим о критерии нравственного содержания произведения, соответствия общечеловеческим моральным ценностям, а иногда и христианским. Безусловно, это было связано со страшным историческим опытом страны и самого критика после семнадцатого года.

Если обратиться к критическим обзорам и статьям, публиковавшимся Айхенвальдом еженедельно в газете "Руль" (Берлин), то можно обратить внимание на упоминание критиком морального критерия как одного из основных при оценивании литературного произведения. Вот что он пишет в рецензии на статьи литературоведа и революционерки Л.И. Аксельрод (псевд. Ортодокс), опубликованные в журнале "Красная новь" в 1926 году: "Безнравственных произведений художества не существует. Если они безнравственны, значит, они нехудожественны" [3, с. 2]. Далее критик обобщает: "Вы не назовете таких созданий истинного художества, которые служили бы безнравственную службу, т.е. вдохновляли бы вас на что-либо гнусное или низкое…" [Там же].

Думается, не случайно появляется в статьях критика этот критерий художественности как один из фундаментальных: общее падение нравственности в послереволюционном обществе, внедрение так называемой революционной морали и появление революционного цинизма, попытки оправдать жестокость гражданской войны и строительства нового мира некоей "классовой моралью" привели к изменению аксиологической парадигмы и, как следствие, эстетических критериев. Особенно показательно это в отношении поэмы А. Блока "Двенадцать": многие эмигранты высказывались резко негативно по поводу этого произведения, и ключевым как раз становился именно этический критерий, о котором критика и публицистика предреволюционной поры предпочитала не вспоминать (за исключением "реальной критики", которая в большой степени утратила свои позиции в период модернизма). То же самое можно сказать и о реакции огромной части отечественной интеллигенции на слова Блока о "музыке революции". Вот что пишет Ю. Айхенвальд по этому поводу сразу после своего вынужденного отъезда из Советской России: "Морально возможны разные точки зрения на революцию. Невозможна только одна - эстетическая. Именно на нее кощунственно становится Александр Блок. Он революцию отождествляет с музыкой, с концертом, с оркестром. Он слушает ее сам и призывает слушать ее других как из ложи театрального зала. Он приглашает в этой "музыке" человеческой боли и крови не обращать внимания на "частности", не выискивать отдельных "визгливых и фальшивых нот в величавом реве и звоне мирового оркестра"" [12, с. 3]. И далее продолжает: "…какая поразительная для поэта готовность духовно жить на счет чужих жизней" [Там же].

Не только позиция художника в его частной жизни вызывает отторжение с этической точки зрения у Айхенвальда, резко негативную реакцию получают и сами художественные произведения, оправдывающие пролитие крови ради достижения определенных целей, допускающие любование человеческим страданием и жертвами. "Теперь все старше своего возраста, - пишет критик. - И с высоты этой трагической умудренности смотрит ныне русский человек на жизнь и слушает свою литературу. Почти невозможно стало чисто эстетическое отношение к ней" [14]. Вот что пишет критик, к примеру, о романе В. Ропшина (псевдоним Б. Савинкова - И. К.) "Конь вороной": эта книга - "одна из самых возмутительных и презренных, какие приходилось читать в последнее время"; "с цинизмом <…> автор рассказывает о проявленной им холодной и ненужной жестокости" [11, c. 2]. Айхенвальд подчеркивает, что для художника морально неприемлемо "любование убийством" [Там же, с. 3] в произведении. Конечно, произведения Ропшина могли вызывать негативную реакцию у многих читателей, тем более что его политическое лицо было хорошо известно. Однако аналогичный упрек мы можем найти в отзыве Айхенвальда на роман В.В. Вересаева "В тупике", повествующий о годах после революции в России: Вересаев "стремится стать между большевиками и их противниками, занять какую-то промежуточную позицию" [15, с. 7], но "далек здесь от художественной объективности", поскольку не дал нравственных оценок большевистского террора, а "ни объяснить, ни оправдать большевизма он не сумел" [Там же, с. 8].

Здесь мы встречаемся с прямым требованием к автору осудить в своих произведениях большевизм, стать на сторону контрреволюции, сделать четкий авторский выбор, осуждающий огромные жертвы междоусобной войны и инициаторов этих жертв - большевиков. Это довольно характерно для данной эпохи и связано прежде всего с тем явлением, характерным для критики и литературы зарубежья, которое М.М. Цетлин назвал "гражданской войной в литературе". Михаил Цетлин писал: "Литературные статьи журналов и газет накалены ненавистью больше, чем статьи политические. Кажется, что именно литература является сейчас самым чувствительным проводником враждебных токов. Литература втянута в политику, и в ней наименее всего засыпан ров гражданской войны" [19, с. 514].

В то же время требование соблюдать этические нормы, предъявляемое к литературному произведению, касалось не только текстов о гражданской междоусобице. Вот что Айхенвальд пишет о "Романе без вранья" А. Мариенгофа: "Все растворилось в какой-то нравственной мути; <…> с какой пылью и грязью смешал роковой октябрь некоторых русских писателей…" [4, с. 3]. Речь тут идет и о содержании произведения, и о его стилистике. То же мы читаем и в рецензии на роман И. Эренбурга "Рвач": автор "преподнес читателю дурную и нечистую и тлением пахнущую накипь жизни" [1, с. 3]. Справедливости ради надо сказать, что данный роман именно вследствие его содержания не пропустила советская цензура, да и сам автор в зрелые годы сложно относился к этому своему произведению.

В противовес этическому релятивизму Айхенвальд выделяет произведения Бориса Зайцева [13], И. Шмелева [5], Глеба Алексеева [2], И. Бунина.

Очевидно внесение нравственного критерия в саму эстетику произведения: по Айхенвальду, творение не может быть художественным, если писатель грешит против этических законов, будь то в форме или в содержании. Такое переосмысление критического подхода, несомненно, связано с историческими событиями.

Однако хочется обратить внимание на то, что критик, сталкиваясь с высокохудожественным текстом, перестает даже упоминать об этическом критерии. Это можно обнаружить, проанализировав статью Ю. Айхенвальда о романе М. Булгакова "Белая гвардия". Правда, критик касается только первой и второй частей романа, он не успел написать о полном тексте заграничного издания.

Обладая редким чутьем на художественную правду, критик тут не ставит в вину автору положение "над схваткой", поскольку изображение глубокого трагизма происходящей смуты захватило его, заставило забыть о том, в какой степени Булгаков сочувствует в романе белым и осуждает их противников. В этом и сила "имманентного метода" Айхенвальда: он настолько проникает в "кровь" произведения, что критик часто не отделяет себя от героев и растворяется в авторском повествовании. Через такой прием мы постигаем больше, чем при обычном чтении текста.

Айхенвальд пишет: "В страшно горячую, в самую опасную минуту, когда Петлюра уже взял город и сопротивляться больше нельзя было, и бежал Скоропадский, и немцы не заступились, торжественно вышел из одного дома кадетик, у которого нос был пуговицей и у которого недоставало одного зуба, и большая винтовка сидела у него за спиной на ремне. Этот мальчик был один из защитников Великой России. Что лично с ним стало, не досказывает Мих. Булгаков; но гибель его ровесников и тех, кто несколько постарше, видна отчетливо. В этой гибельной междоусобице - на чьей стороне изобразитель "Белой гвардии", белогвардейской семьи Турбиных? Художника об этом спрашивать не совсем законно, потому что он должен бы быть над обеими сторонами, на высоте объективности" [6, с. 2]. И далее критик, справедливо указывая на то, как сложно было в условиях цензуры и отсутствия свободы слова в СССР в 20-е гг. оставаться непредвзятым в оценке гражданской войны и ее последствий, продолжает: "…он (Булгаков - И. К.) сумел посмотреть открытыми и непредвзятыми глазами, сумел увидеть в них просто людей, и осветил их не от себя, а из их собственной глубины, имманентно, отнесся к ним по законам их собственного внутреннего мира" [Там же]. Мы видим, что когда Айхенвальд сталкивается с действительно крупным явлением русской литературы, он остается на стороне художника, становясь выше каких-то политических пристрастий.

Другое дело, если художник настолько ангажирован определенной политической платформой, что проводит в своих произведениях четкую политическую линию. Известна резкая оценка Айхенвальдом творчества В.В. Маяковского, неприятие им содержания произведений и самого стиля М. Горького. Здесь критик непримирим, а его суждения касаются прежде всего этической позиции данных писателей, содержания их произведений с превалирующим значением при разборе именно нравственного критерия, а затем уже стилистики.

Вот что он говорит о романе Веры Инбер "Место под солнцем": "…в тонах сочувствия изображает людей, живущих и убивающих по имя коммунизма, во имя не "я", а мы" [7, с. 2]. И дальше замечает, что автору "недостает моральной серьезности", "словно птичка, пролетает она над революцией" [Там же].

Мы процитировали последнюю из опубликованных в газете "Руль" статей Юлия Исаевича. Через несколько дней он трагически погиб. Справедливо будет сказать, что моральный критерий, внесенный самой жизнью после революции в критическую систему Айхенвальда как нечто основное при оценке художественных текстов, присутствует в его статьях до самого конца. Скорее всего, он привносился личностью самого критика: "имманентный" метод предполагает своеобразное сращение художественной ткани произведения с личностью рецепиента, и поскольку гражданская война обнаружила не только политический крах системы Российской государственности, но и полное крушение нравственных устоев, закономерно, что изменения в человеке и его восприятии отражались и на восприятии художественных текстов. имманентный критик публикация

Однако Айхенвальд, долгое время сотрудничавший в журнале "Вопросы философии и психологии" и имевший самобытное религиозно-философское миросозерцание, близкое к шопенгауэровскому, тесно общался с русскими философами. Небеспочвенно предположить, что моральный критерий критика вырос из его религиозной аксиологии, на формирование которой огромное влияние оказали Вл. Соловьев, С. Трубецкой и др. Однако этот аспект требует дальнейшего детального исследования.

Список литературы

1. Айхенвальд Ю. Литературные заметки // Руль. 1925. № 1543. С. 2-3.

2. Айхенвальд Ю. Литературные заметки // Руль. 1926. № 1608. С. 2-3.

3. Айхенвальд Ю. Литературные заметки // Руль. 1926. № 1759. С. 2-3.

4. Айхенвальд Ю. Литературные заметки // Руль. 1927. № 2005. С. 2-3.

5. Айхенвальд Ю. Литературные заметки // Руль. 1927. № 2065. С. 2-3.

6. Айхенвальд Ю. Литературные заметки // Руль. 1927. № 2107. С. 2-3.

7. Айхенвальд Ю. Литературные заметки // Руль. 1928. № 2447. С. 2-3.

8. Айхенвальд Ю. Силуэты русских писателей. Вступление // Айхенвальд Ю.И. Силуэты русских писателей: в 2-х т. М.: Республика, 1998. Т. 1. 304 с.

9. Алексеев А.А. Литературно-критическая эссеистика Ю.И. Айхенвальда "Силуэты русских писателей": дисс. … к. филол. н. Б. м., 2000. 168 с.

10. Алимова Н.В. Ю. Айхенвальд: слово как осознанное бытие // Филологические этюды: сб. научных статей молодых ученых. Саратов: Изд-во Сарат. ун-та, 1998. Вып. 2. С. 74-75.

11. Каменецкий Б. Бездуховность // Руль. 1924. № 950. С. 2-3.

12. Каменецкий Б. Литературные заметки // Руль. 1922. № 619. С. 2-3.

13. Каменецкий Б. Литературные заметки // Руль. 1923. № 638. С. 2-3.

14. Каменецкий Б. Литературные заметки // Руль. 1923. № 682. С. 2-3.

15. Каменецкий Б. Литературные заметки // Руль. 1924. № 986. С. 7-8.

16. Крейд В. О Юлии Айхенвальде // Айхенвальд Ю.И. Силуэты русских писателей: в 2-х т. М.: Республика, 1998. Т. 1. С. 3-10.

17. Морыганов А.Ю. Принцип "сжатия" в "Силуэтах русских писателей" Ю.И. Айхенвальда // Творчество писателя и литературный процесс. Слово в художественной литературе, стиль, дискурс: межвузовский сборник научных трудов / под ред. В. Ракова. Иваново. 1999. С. 5-15.

18. Рипинг М. Литературная критика Ю.И. Айхенвальда периода эмиграции: дисс. … к. филол. н. Иваново, 2003. 187 с.

Размещено на Allbest.ru