Специфика постмодернистской прозы В. Пелевина 1990-х гг.: некоторые наблюдения

Размещено на http://www.allbest.ru/

СПЕЦИФИКА ПОСТМОДЕРНИСТСКОЙ ПРОЗЫ В. ПЕЛЕВИНА 1990-Х ГГ.: НЕКОТОРЫЕ НАБЛЮДЕНИЯ

Янь Мэйпин

Российский государственный педагогический университет имени А. И. Герцена, г. Санкт-Петербург

Аннотация

В статье произведен стилистический анализ произведений В. Пелевина, выделены их характерные постмодернистские черты и признаки. В основе творчества В. Пелевина, равно как и культуры постмодернизма, лежат идеи нового гуманизма, своеобразный переход от классической антропологической модели к универсальному гуманизму, который включает в себя не только все человечество, но и все живое, природу, космос и Вселенную. Установлено, что ключевыми особенностями прозы В. Пелевина 1990-х гг. становятся ирония, литературная игра, смерть автора, гипертекст и восточные мотивы.

Ключевые слова и фразы: В. Пелевин; постмодернизм; интертекстуальность; литературная игра; современная литература.

Во второй половине 1980-х гг. постмодернизм вышел из подполья, в 1990-е стал главной художественной тенденцией в русской словесности. Из плеяды русских постмодернистов В. Пелевина считают самым коммерчески успешным автором: т.е. самым читаемым [4]. Главной причиной подобного успеха является балансирование на грани массовой литературы и постмодернизма. В постмодернистской литературе писателями сознательно и широко используется прием параллельного построения текста, Манфред Пфистер полагает, что интертекстуальность является одним из самых явных признаков модернизма, при этом постмодернизм и интертекстуальность становятся синонимами [18, р. 153]. Американский литературовед и писатель Ихаб Хассан, напротив, в своем труде «Постмодернистский поворот» утверждает, что интертекстуальность выступает важной особенностью постмодернистской литературы, доказательством ее легитимности, служащим для определения литературного текста [22, с. 45].

Роман В. Пелевина «Чапаев и Пустота», как известно, имеет интертекстуальные отсылки к роману Дмитрия Фурманова «Чапаев» и одноименному фильму братьев Васильевых. Именно поэтому В. Пелевину удалось посредством сюжета и диалогов предложить новое понимание хорошо известного мифа о герое. Монгольский лама Урган Джамбон Тулку в произведении “Generation «П»” и Урган Джамбон VII из романа «Чапаев и Пустота» (Председатель Буддийского Фронта Полного и Окончательного Освобождения) сформировали отношения внутренней систематичной интертекстуальности литературного творчества В. Пелевина. В “Generation «П»”, к примеру, Урган Джамбон Тулку отправляется в Москву, чтобы прочитать людям лекции о рекламе с точки зрения буддизма - подобные связки заставляют читателей заметить особенности интертекстуальности.

В повести «Затворник и Шестипалый» представлено дублированное описание животных и людей, в романе «Жизнь насекомых» люди сопоставляются с насекомыми, под маской насекомых скрывается человеческий мир. В рассказе «Девятый сон Веры Павловны» главная героиня Вера Павловна вызывает ассоциации с центральным персонажем романа Н. Г. Чернышевского «Что делать?» Верой Павловной Розальской - так между двумя произведениями возникают интертекстуальные связи. 26 сентября 2017 года в издательстве «Эксмо» вышел новый роман Виктора Пелевина “iPhuck 10”. В книге рассказывается о литературно-полицейском алгоритме Порфирии Петровиче, который расследует преступления и пишет романы [17]. Главный герой не случайно является полным тезкой одного из самых ярких героев романа «Преступление и наказание» Достоевского, здесь тоже следует говорить об отсылках и ассоциациях. Таким образом, интертекстуальность как авторская стратегия формирует цель написания литературного произведения, а также выступает способом монтажа [20, с. 60].

Далеко не каждый, даже образованный, человек способен расшифровать все интертекстуальные коды в романе Пелевина “Generation «П»”. Это самые разные мифы и архетипы, различные религиозные традиции и философские системы, всевозможные мистические практики и магические техники. Также необходимо ориентироваться и в современной “наркотической мифологии”. Через интертекст происходит игровое освоение хаоса жизни и истории, завязывается диалог с разными языками русской и мировой культуры [14, с. 69].

Одним из главных принципов эстетики постмодернизма, как известно, является переосмысление, т.е. наполнение старых истин новым содержанием. История легендарного красного командира Василия Ивановича Чапаева берет свое начало в книге Фурманова, нашедшей свое экранное воплощение в знаменитом фильме братьев Васильевых. Казалось, что закончится она в многочисленных анекдотах или специальных исследованиях по истории Гражданской войны. Пелевинский Чапаев имеет весьма отдаленное отношение к анекдотическому герою Гражданской войны. Несмотря на формальные признаки - бурка, шашка, броневик, - он вовсе не красный командир, а Учитель, раскрывающий перед своим ординарцем Петром Пустотой («Петькой») истинную природу мира [6].

Возможно, ирония - это единственный способ оставаться серьезным в настоящее время, ведь мы не можем оставить без внимания уже сказанное прежде, а способны только переосмыслить все существующие стандарты с помощью иронии. Китайский ученый Чэнь Шидан считает, что современный писатель не в силах игнорировать традиции, но он, по крайней мере, может выбрать, с какой точки зрения эти традиции рассматривать: «…применять ранее никогда не использовавшиеся методы создания литературного произведения, применять параллельное построение текста, если “использовать классику, то делать это неверно”, подчеркивать лицемерие и отсутствие самосознания у образца» [21, с. 142], с помощью игры с изначальным текстом «развеивать» ценность классических произведений.

По мнению Н. В. Соломоновой, ирония Пелевина не столько тотальна, сколько утонченна и беспощадна: опытный писатель осознает относительность своего языка, своего дискурса и потому открыт для коммуникации в другом языке и взаимодействия с другим дискурсом [12]. Он часто демонстрирует общество и мир критично и иронично. С. Корнев замечает, что творчество Пелевина не воспринимается почитателем классики как «серьезное», и относит его к ведомству юмора. Сюжетообразование рассказа «Ника», например, в главной степени основано на бунинском претексте «легкого дыхания». Эти два произведения сходны между собой, средства создания иронии выражают их ироничную сущность, соединяющую реальность с абсурдом. С помощью иронии автор живо демонстрирует настоящую действительность, в которой современный человек чутко ощущает себя, и его познавательный мир [13].

Литературная игра, подразумевающая игру с сюжетом, фабулой и стилем произведения, намеревается подорвать само произведение, с помощью функций игры и высмеивания отрицается место классической литературы в обществе и ее польза - это одно из эстетических требований российского постмодернизма в литературе [19, с. 77]. Большинство исследователей постмодернизма считают, что автор играет с текстом и в тексте, и тексты играют с ним, вовлекая в эту игру читателя и весь мир. Как пишет У. Эко, «в системе постмодернизма можно участвовать в игре, даже не понимая ее, воспринимая ее совершенно серьезно», тогда как «в системе авангардизма для того, кто не понимает игру, единственный выход - отказаться от игры» [16, с. 325]. Конструируя собственные правила, постмодернистская игра лишается эзотеричности и потому не требует для своей реализации специальных форм организации литературного быта, типа литературных групп или союзов «посвященных» в правила игры писателей и читателей [8].

Особое внимание следует обратить на использование авторами постмодернизма модели компьютерной игры в своем творчестве. В последние годы в русской литературе появился еще один необычный феномен: постепенное развитие интернет-литературы, которое практически совпало с развитием мировой сетевой литературы. Компьютер и Интернет повлияли не только на структуру и технологию создания текста, они вошли в сам текст, став элементами содержания и сюжета вещного мира [14, с. 67]. В повести «Принц Госплана» демонстрация тотальной виртуализации реальности - отсутствие не просто существенных, а каких бы то ни было различий между перемещением субъекта в пространстве компьютерной игры «Принц» и в его жизненно-социальном пространстве. Проблемы внешней реальности дискутируются в пространстве игры, проблемы игры - важнейшие проблемы внешней реальности. Происходит переосмысление идеи иерархичности (сквозь призму игровых уровней, дополнительного здоровья и запасных жизней). Излюбленный вывод: «Нет реальности кроме виртуальности». В романе «Шлем ужаса: Креатифф о Тесее и Минотавре» на сюжетном уровне присутствует лабиринт - метафора Сети. Постмодернизм и Интернет стерли границы между людьми, творящими и воспринимающими текст. Все пишут, все читают [3].

Еще одной специфической особенностью прозы В. Пелевина становится игра дискурсом рекламы. В романе “Generation «П»” культ рекламного пространства есть результат всеобщей виртуализации реальности, где работает гигантская машина, порождающая фантазмы. Ср.: пласты, связанные с прорывом в иную реальность под воздействием галлюциногенов, - философский опыт Кастанеды. Мифология рекламы смыкается с мифологией древнего Вавилона, с культом богини Иштар.

Фактически во всех произведениях Пелевина присутствует игра с буддистским дискурсом. Наиболее ярко - в романе «Чапаев и Пустота» и в повести «Желтая стрела». Это образ мира как образ поезда, несущегося к разрушенному мосту, в неизвестность. Есть возможность покинуть поезд - переместиться в иную реальность, но несмолкаемый стрекот цикад за пределами поезда мало чем отличается от непрекращающегося перестука колес внутри него.

В игре с читателями в прозе В. Пелевина за основу берется шутливая этимология. А. Генис так комментирует пелевинские образы насекомых и людей в повести «Жизнь насекомых» (1993): «Собственно между ними вообще нет разницы, насекомые и люди суть одно и то же. Кем их считать в каждом отдельном эпизоде, решает не автор, а читатель» [Цит. по: 12]. «Омон Ра» - это гротескный вариант советского романа воспитания. Пелевин раскрывает значение идеологии в управлении человеческим сознанием. Посредством пародийной игры с текстами официальной культуры (тексты В. И. Ленина, «Старуха Изергиль» М. Горького, «Как закалялась сталь» Н. Островского, «Повесть о настоящем человеке» Б. Полевого и т.д.) он разрушает принципы коммунистического мировоззрения [2].

«Смерть автора» также является одной из характерных примет литературы постмодернизма, литературное произведение уже не оригинально, а представляет собой смешение множества других текстов, поэтому традиционного понятия автора здесь не существует, автор подменен авторской маской. Писатели больше не создают оригинальные работы, скорее, реорганизуют и перерабатывают материалы прежних литературных текстов. После смерти (исчезновения) автора можно проводить открытую свободную интерпретацию текста, который становится многомерным пространством. В этом пространстве объединяются многочисленные модели литературного творчества, а его священный характер приобретает юмористичность копии. Потеря авторского статуса также становится особенностью повествования и стратегией написания текста. Например, в начале романа «Чапаев и Пустота» читателю сообщается, что имя действительного автора этой рукописи, созданной в первой половине двадцатых годов в одном из монастырей Внутренней Монголии, по многим причинам не может быть названо, и она печатается под фамилией подготовившего ее к публикации редактора. Из оригинала исключены описания ряда магических процедур, а также значительные по объему воспоминания повествователя о его жизни в дореволюционном Петербурге. Данное автором жанровое определение - «особый взлет свободной мысли» - опущено; его следует, по всей видимости, расценивать как шутку [10, с. 7].

Произведение представляет собой интертекстуальное смешение, при этом читатель считывает или находит в тексте собственные смыслы; при этом авторская позиция и авторская точка зрения отмирают, автор превращается в скриптора, играющего темами и мотивами различных литератур, конструируя с их помощью собственную мифопоэтику [9, с. 26-27]. пелевин постмодернизм писатель гуманизм

Рассматривая постмодернистские черты, нельзя не сказать о гипертексте. Китайский ученый Чжэн Юнван выделил следующие характеристики гипертекста: 1) гипертекст - это новый облик литературного текста, предполагающий переход от простого к сложному тексту, от статичности к динамичности; 2) гипертекст выходит за установленные пределы языковой компетенции, расширяет повествовательные методы до таких смежных сфер, как динамический образ или изображение [20, с. 97]. Многие произведения В. Пелевина можно объединить в один гипертекст, который, в свою очередь, включает в себя интертекстуальные отрывки из произведений русских и зарубежных классиков. В. О. Пелевин создает текстовое многомерное пространство, открытое и парадигматически, и синтагматически. В частности, «Ника», «Вести из Непала», «Хрустальный мир», «Реконструктор», «Ухряб» - все эти произведения так или иначе связаны со смертью, образуя ключевую сюжетную ситуацию - смерть главных героев («Ника», «Ухряб», «Вести из Непала») или второстепенных персонажей («Хрустальный мир») [1].

Русский постмодернизм является результатом разрушения гегемонии классической культуры и развития культуры массовой. Интерес представляет и деконструкция в романах постмодернизма, которые содержат традиционные черты и новые идеи восприятия мира [12]. В основе культуры постмодернизма лежат идеи нового гуманизма, переход от классического антропологического гуманизма к универсальному гуманизму, который включает в себя не только все человечество, но и все живое, природу, космос и Вселенную. Истинный идеал постмодернизма - это хаос, виртуальная реальность и иллюзии. Теоретик постмодернизма В. Курицын в предисловии к книге Пелевина «Жизнь насекомых» так определяет понятие «виртуальность»: «…виртуальность - это не искусственная реальность, а отсутствие деления реальностей на истинные и иллюзорные». Пелевин создает свой виртуальный мир в романе «Чапаев и Пустота», герои роман живут и действуют в нескольких реальностях [Цит. по: 11, с. 525]. В отличие от большинства других современных постмодернистских писателей Пелевин не только активно применяет ключевые постмодернистские приемы в своих произведениях (игра, тотальная ирония, интертекстуальность, конструирование виртуальной реальности, использование авторской маски и т.д.), но и критически наследует традиции русской классической литературы. Как справедливо отмечает С. Корнев, Пелевин «постмодернист, и постмодернист классический: не только с точки зрения формы, но и по содержанию… он - самый настоящий русский классический писатель-идеолог» [5, с. 244].

Список источников

1. Блинова М. П. Архетипический подтекст рассказов В. Пелевина

2. Виктор Пелевин и русский постмодернизм [Электронный ресурс].

3. Ефросинин С. Виктор Пелевин. Шлем ужаса: Креатифф о Тесее и Минотавре [Электронный ресурс].

4. Корнев С. Блюстители дихотомий. Кто и почему не любит у нас Пелевина [Электронный ресурс].

5. Корнев С. Столкновение пустот: может ли постмодернизм быть русским и классическим? Об одной авантюре Виктора Пелевина // Новое литературное обозрение. 1997. № 28. С. 244-259.

6. Кузнецов С. Василий Иванович Чапаев на пути воина

7. Липовецкий М. Н. Паралогии. Трансформации (пост)модернистского дискурса в русской культуре 1920-2000 годов

8. Липовецкий М. Н. Русский постмодернизм: очерки исторической поэтики [Электронный ресурс].

9. Осьмухина О. Ю., Сипрова А. А. Мифопоэтический контекст романа В. Пелевина «Священная книга оборотня» // Филологические науки. Вопросы теории и практики. 2017. № 11 (77): в 3-х ч. Ч. 2. С. 26-30.

10. Пелевин В. Чапаев и Пустота. М.: Эксмо, 2014. 416 с.

11. Серафимова В. Д. История русской литературы XX века: учебник. М.: ИНФРА-М, 2016. 540 с.

12. Соломонова Н. В. Постмодернистские черты в творчестве В. Пелевина

13. Средства создания иронии (двойного модуса повествования) в рассказе «Ника» [Электронный ресурс].

14. Тимина С. И., Васильев В. Е. Современная русская литература (1990-е - начало XXI в.): учеб. пособие для студ. СПб. - М.: Академия, 2013. 348 с.

15. Тимина С. И., Грякалова Н. Ю. Русская литература XX века: учеб. пособие для студ. СПб.: Филологический факультет СПбГУ, 2011. 366 с.

16. Эко У. Заметки на полях «Имени розы» // Эко У. Имя розы. М.: Книжная палата, 1989. С. 425-467.

17. Юзефович Г. «iPhuck 10»: лучший роман Виктора Пелевина за десять лет

18. Bertens H. International Postmodernism. Theory and practice / ed. by Douwe Fokkema. Amsterdam -Philadelphia: John Benjamins Publishing Company, 1997.

19. АоРВГ·ЈєЎ¶¶нВЮЛ№єуПЦґъЦчТеОДС§µДОД»ЇЛјі±Ў·Ј¬ЦР№ъЙз»бїЖС§іц°жЙз2012Дк°жЎЈ234Ті (Ли Синьмэй. Русская постмодернистская литература культурных тенденций. Пекин: Издательство общественной науки Китая, 2012. 234 с.).

20. ЦЈУАНъ «УОП·ЎўмшЧЪЎўєуПЦґъ-ЕеБРОДєуПЦґъЦчТеК«С§СРѕї» - ±±ѕ©ЈєИЛГсОДС§іц°жЙ«іц°ж // 2006. 284Ті (Чжэн Юнван. Игры, дзэн-буддизм, постмодерн: исследование постмодернистской поэтики В. О. Пелевина. Пекин: Народная литература, 2006. 284 с.).

21. іВКАµ¤ЈєЎ¶№ШЧўПЦКµУлАъК·Ц®ХжКµµДГА№ъєуПЦґъЦчТеРЎЛµЎ·Ј¬ПГГЕґуС§іц°жЙз2012Дк°жЎЈ146Ті (Чэнь Шидан. Озабоченность реальности и истории настоящего американского постмодернистского романа. Пекин: Xiamen University Press, 2012. 146 с.).

22. ТБ№юІј. №юЙЅЈєЎ¶єуПЦґъµДЧЄПтЎ·Ј¬БхПуУЮТлЈ¬К±±ЁОД»Їіц°жЖуТµУРПЮ№«ЛѕЈ¬1993ДкЎЈ 153Ті (Ihab Hassan. Постмодернистский поворот / пер. Лю Сянью. Пекин: Times Publishing Co, Ltd., 1993. 153 с.).

Размещено на Allbest.ru