Характерные особенности изображения современности в азербайджанской и русской прозе конца XX века

Размещено на http: //www. allbest. ru/

Баку (Азербайджан)

Характерные особенности изображения современности в азербайджанской и русской прозе конца ХХ века

С.А. Ахмедова

Анотація

Кращі азербайджанські письменники 70-80-х років ХХ століття інтуїтивно або усвідомлено уникали тих літературних ходів, тих життєвих матеріалів, тих ідейних настанов, крізь які виявлялася б неприкрита партійно-державна або ж класова позиція. Якщо збіг позицій все ж виявлявся, вони прагнули якось позначити, що це не результат їх відданості правлячому апарату, а данина істині. Ці ж письменники намагалися писати твори, в яких було споглядання без ідейної активності, а відсутність тенденційності породжувало особливу естетику тексту. Такі письменники, як Іса Гусейнов, Анар, Ельчин, Максуд Ібрагімбеков та інші, намагалися не позначати свою політичну позицію, вважаючи за краще позицію моральну, уникаючи будь-якої політизації, хоча художня критика, літературознавчі дослідження заднім числом і намагалися приписати їм політичну активність, інтерпретуючи моральність тексту там, де це можливо, політичними термінами. У 70-80-ті роки як в Азербайджані, так і в Росії поступальний рух літературного процесу дає про себе знати в освоєнні і цих можливостей тексту.

Ключові слова: Азербайджан, проза, письменники, світова література.

Аннотация

Лучшие азербайджанские писатели 70-80-х годов ХХ века интуитивно или осознанно избегали тех литературных ходов, тех жизненных материалов, тех идейных установок, сквозь которые обнаруживалась бы неприкрытая партийно-государственная или же классовая позиция. Если совпадение позиций всё же обнаруживалось, они стремились как-то обозначить, что это не результат их преданности правящему аппарату, а день истине. Эти же писатели пробовали писать произведения, в которых было созерцание без идейной активности, а отсутствие тенденциозности порождало особую эстетику текста. Такие писатели, как Иса Гусейнов, Анар, Эльчин, Максуд Ибрагимбеков и другие, старались не обозначать свою политическую позицию, предпочитая позицию нравственную, избегая любой политизации. Хотя художественная критика, литературоведческие исследования задним числом и старались приписать им политическую активность, интерпретируя нравственность текста тем, где это возможно, политическими терминами. В 70-80-е годы как в Азербайджане, так и в России поступательное движение литературного процесса даёт о себе знать в освоении и этих возможностей текста.

Ключевые слова: Азербайджан, проза, писатели, мировая литература.

Annotatіon

The best Azerbaijani writers, 70-80 years of the 20th century, have intuitive or literally degraded literary texts, materials from their personal life, and their idea staging which are they were unaware of partial-state or class position. If compliance of position or action became or appeared they were stretched to say that it was not related o or against administration, it is the result of reality. Those writter tried to write anything related topics without tendency, the contemplation of the non-essential activity, the absence of the issuance generate the special esthetics of the topic. These writers, like Isa Huseynov, Anar, Elchin, Maksud Ibrahimbekov, and others, have ignored the political positives in their works, chose full moral-ethic position. Even though the astounding criticism, literary research is to make sure that it is time to enlist and enact political activity, interpreting the perverted text, where it is possible, with political terms.

Key words: Azerbaijan, literature, prose, writers.

Одним из аспектов освещения современности в прозе 70-80-х годов является тема коррупции, взяточничества. В обществе к этому явлению относятся по-разному. Государственное, непримиримое (во внешней атрибутике) отношение - это нескончаемые разговоры об искоренении взяточничества и теневой экономики, остающиеся в основном лишь словами, в которые никто не верит. Но есть ещё одно отношение к коррупции, к теневой экономике. Это отношение рядовых людей, народа. Человек, понимающий всю сложность проблемы выживания в современном мире, ищет причины коррупции и теневой экономики не в отдельном человеке, но в состоянии общества в целом. И он уже имеет иное эмоциональное отношение к тем, кого клеймит позором официальная идеология. Он сочувственно относится к их человеческим качествам, хотя видит и негативные черты, порождаемые в результате их жизни по «закону джунглей», понимает, что сама жизнь заставляет их стать безжалостными, хитрыми, коварными, бесчестными, так как иначе выжить в этом мире невозможно. Стремление придать произведению характер правдивого повествования приводило к поиску художественных форм, возможных для публикации в то время. Так, например, роман Г. Бакланова «Меньший среди братьев» (1984) часто называли «текстом-раскаянием», где содержится излияние души интеллигента, в силу своей мягкотелости дошедшего до цинизма. Он разоблачает своё лицемерие и лицемерие окружающих его людей, но это приводит лишь к усталости от других и от себя. Его раскаяние вызывает уважение и говорит об искренности романа.

В азербайджанской литературе также выражались чувства, которые были определены К. Абдуллаевым в качестве типологической линии в литературе, формулируемой им как «тоска по непрожитой жизни» [1, с. 83-85]. В этой тоске живут герои М. Сулейманлы («Чабан Ибрагим и его велосипед», 1981 [6]), С. Сахавета («Мир, оставленный по ту сторону двери»), которые переживают о том, что не смогли прожить другую жизнь. Инакомыслие выражалось порой и в том, что появлялись произведения, в которых нравственность одного человека противостояла морали большинства, которое было обрисовано обывательски (Анар «Шестой этаж пятиэтажного дома», 1988), где писатель противостоит обыденному сознанию. Вслед за Анаром многие писатели исследуют феномен личности, осознающей свою глубину, свою экзистенцию, пытающейся проникнуть в глубину своего внутреннего, духовного, сокровенного существования, а не вскрывающего лишь социальнополитические аспекты деятельности героя. Это усиливало и тенденцию к постижению национального духа.

В 70-е годы персонажи этого типа приобретают актуальность соответственно условиям застоя. Этические исследования, политические требования в то время, по существу, игнорировали смятение духа, тайну внутреннего мира, драму человека, у которого идёт внутренний, духовный разлад. Правда, для литературы делалось маленькое исключение, ибо учитывалось, что без этой тайны, без этой глубины и драмы произведение становится плоским, художественное слово теряет свою мощь, силу воздействия. Однако это исключение тут же ограничивалось тем, что от художника требовалось подавить смятение духа посредством постижения истины и в результате достичь ясности. Даже если тип персонажа был таков, что его торжество считалось нежелательным, то всё равно требовалось, чтобы в смятении духа он или погибал, или, постигнув истину, признался бы в своей никчёмности.

В изображении современности используются самые различные тексты. Ф.С. Наджиева в своей диссертации проводит их классификацию. Она пишет о том, что в то время литературные художественные тексты отличаются друг от друга широким спектром эмоциональных отношений и нравственных характеристик: есть тексты-страдания и тексты о страдании, есть тексты- исповеди и тексты-презрение, есть философские тексты и тексты-созерцания, позволяющие всё зрительно запечатлевать и т.п. [4].

В 70-80-е годы как в Азербайджане, так и в России поступательное движение литературного процесса даёт о себе знать в освоении и этих возможностей текста. Повесть Мовлуда Сулейманлы «Мельница» [5] и его же роман «Голос» [5] могут быть квалифицированы как «текст-презрение». Конечно, обозначая текст нравственно-психологическим понятием «презрение», нельзя забывать о том, что система в динамическом состоянии не может быть реализацией одного свойства. Также и художественный текст не может быть образованием, выражающим только презрение. Тогда художественный текст потерял бы свою подвижность, стал бы монотонным, неподвижным рядом, что тут же отрицательно сказалось бы на его художественности, его художественного уровня. Конечно, говоря о тексте- презрении, нужно иметь в виду доминантность именно такого эмоционального и нравственного наполнения текста, а не его однотонность. Наряду с этой характеристикой существуют и другие, но не занимающие доминантного положения и относимые к самым различным персонажам, вернее, к их характеристикам. Так, в «Мельнице» есть эмоция жалости и сострадания к деградирующему человеку - когда-то умному, талантливому сельскому учителю Темиру. Чувством сострадания в тексте окрашены и женские персонажи и дети. Однако именно на этом фоне ещё сильнее звучит мотив презрения к людям, для которых характерна потеря духовности, выражающееся в стремлении к наживе, желании не отказывать себе ни в каких земных благах, чего бы это ни стоило.

Роман «Мельница» М. Сулейманлы [5] отличается от других произведений о современности, где доминировало презрение к отдельным отрицательным персонажам, являющимся антиподами общества. С одной стороны, изображалось общество в целом, оно отличается чёткими нравственными принципами «социалистического» общежития, с другой - отдельные представители этого общества, всеми своими отрицательными качествами диссонирующие с этим «гармонически развитым обществом». Презрение здесь, если и имело место, то давалось с государственных позиций. И это вызывало естественное недоверие читателя, поскольку в неофициальной жизни никто не скрывал, что коррупция, падение нравов были результатами действующих в обществе экономических отношений, на которых держался разбухший бюрократический аппарат государства с его чинопочитанием и круговой порукой. И этой системе было выгодно находить «виновных», наказывать каких-то отдельных людей как взяточников, нарушителей закона. Только так мог поддерживаться образ стражей законности. А это, в свою очередь, открывало зелёную улицу образам «влиятельных» людей - представителей государственно-партийного аппарата, «цеховиков» и т.п. В отличие от литературных произведений, в которых презрение к антиподам социалистического строя служило возвеличиванию бюрократии, у Мовлуда Сулейманлы это презрение было дано с позиции рядового азербайджанца, то есть как бы очеловечено, поднято на уровень высокой человеческой нравственности, а не общественного статуса и положения. Поэтому оно воспринималось читателем 70-80-х годов так искренне и убеждающее и с такой неприязнью - представителями официальной идеологии. Иначе нельзя понять, почему с таким одобрением воспринимались в официальной критике другие литературные произведения, в которых также была дана критика теневых сторон «развитого социализма».

Роман Мовлуда Сулейманлы «Голос» в изображении современности стал продолжением повести «Мельница», но продолжением, написанным уже в 80-е годы. Здесь объектом презрения писателя становятся лабиринты большого городского дома (символически - города), в котором живут, каждый со свойственным ему «голосом», воры, спекулянты, взяточники и т. п. Перед нами возникает в духе критического реализма образ современного городского мира, в котором каждый по-своему испорчен, в котором нет простора для духовного взлёта, в котором нищета духа и чувств и нищета быта переплетены друг с другом. Симптоматично, что эпиграфом к роману взяты слова классика средневековой азербайджанской поэзии Мухаммеда Физули, звучащие на русском языке приблизительно так: «поздоровался, но не приняли мой привет, ибо он не был взяткой». Этим эпиграфом М. Сулейманлы с самого начала обозначает основную направленность своего романа. В романе мир моделируется в образе большого пятиэтажного дома, который олицетворяет современную жизнь, современный город, являющийся концентрацией «зла». Но он даже не пытается, сделав уступку официальной идеологии, «разбавить» это зло. Писатель, не учитывая каких-либо цензурных соображений, переводит в роман собственные ощущения от мрачной современной действительности.

Нравственное начало по своей силе уступает общественному злу, хотя символизированное воплощение его в притягательных образах собаки и Халея наделяет его силой в другом плане. Для читателя эти образы становятся мощными аргументами осуждения показанной в романе картины мрачной действительности. В эмоциональном плане единственными детерминантами положительных чувств являются именно эти образы, исключая воспоминания прошлого, которые отдельными фрагментами воссоздают образы лучших людей прошлого, времени детства Халея. Современность выражена здесь большей частью метонимически. Автор демонстрирует уникальную способность - с помощью метонимической семантизации звука дать образ мира. В поэтике Мовлуда Сулейманлы вообще использование звуков как метонимических знаков, обозначающих разные психологические, нравственные состояния, занимает особое место. А в его сценарии, написанном для телеспектакля «Не настроенное пианино» (режиссер Рамиз Гасаноглу), осмысление нравственных состояний, коллизий на основе образов ненастроенных и настроенных звуков становится сквозным. В этом плане роман «Голос» в творчестве писателя является дальнейшим углублением его приверженности к художественному отображению современности. А в целом роман «Голос» - это одно из произведений азербайджанской прозы 80-х годов, где уже заявлена свобода от идеологической критики и официального литературоведения, так как весь строй романа, вся его художественная структура ломают привычный, стереотипный показ современности, диктуемый и насаждаемый партийно-государственным аппаратом на протяжении многих лет. В этом М. Сулейманлы был не одинок. В русской прозе 70-х годов становление нравственного облика современника приобретает ещё более многогранный характер, чем в прозе азербайджанской. Это обусловливается тем, что произведения русских авторов по своему художественному уровню выше, но в большей мере тем, что в русской прозе, по сравнению с азербайджанской, поиск в указанном направлении ведётся в большем количестве произведений, что неминуемо ведёт к многочисленности различий.

В повести «Печальный детектив» (1987) В. Астафьев [3] показывает страшную в своей бездуховности действительность русского городка в период «застоя». Повесть написана не в разоблачительной, а в печальной интонации сочувствия, сострадания (отсюда название «Печальный детектив»). Это произведение выглядело инородным в ряду других произведений о современности, создающих благополучную картину жизни. Написанное ещё в доперестроечный период, оно послужило своеобразным началом для появления подобных произведений в эпоху гласности. Картину современной жизни дают и рассказы В. Шукшина. Мир, не менее мрачный и жестокий, чем у В .Астафьева, у Шукшина показан с юмором, хотя порой и печальным. Рассказы Шукшина - это тексты, «отражающие не приукрашенное, как бы необработанное бытие», - писала Ф. Наджиева [4, с. 42]. В них отчётливо представлены такие качества писателя, как искренность, честность, независимость взгляда на современный ему мир. Умение показать жизнь во всей её нелицеприятной правде и достоверности - одно из отличительных качеств В. Шукшина-писателя. В мозаике отдельных ситуаций, как бы вырванных из общего потока социального бытия, писатель изображает современную жизнь в самых разных ипостасях. В рассказах В. Шукшина, Анара преобладает объектность, даются реалии современного мира в их естественных проявлениях, в почти физически осязаемых формах. У В. Астафьева, В. Белова, В. Распутина, М. Сулейманлы отсутствие тайны текста компенсируется тайной мира. А в рассказах авангардистского плана, в прозе постмодернистов преобладает динамика сознания, тайна не жизни, не мира, а тайна текста. Здесь важна цель художественной задачи.

Современность с её пристрастием к нравственным проблемам, обращением к вечным вопросам бытия, интересом к духовной жизни индивида требовала новых форм, где сознание повествователя было бы приближено к читателю в максимальной степени. В эпоху запрета свободы слова желание поделиться сокровенным, облачив его в форму зафиксированных на бумаге мимолётных ощущений, чувств, запретных мыслей и суждений, было очень сильным. Этим объясняется появление небольших по форме и лиричных по содержанию прозаических произведений. Среди них «Мгновения» Ю. Бондарева, «Ночные мысли» Анара [2] и т. п.

Произведения этого плана позволяли писателям, концентрируясь на единичных и порой малозаметных фактах, не требующих полифонии в изображении множества событий, сказать о том, что их волнует и тревожит. Проза В. Шукшина, например, и некоторые рассказы молодых азербайджанских прозаиков, опирались именно на такую эстетику. Русская проза, осмысливая в жанре рассказа современный мир, осваивала и новые перспективы. И в этом она существенно отличалась от творческих поисков азербайджанских авторов.

азербайджанский русский проза художественный

Библиографические ссылки

1. Абдуллаев К.М. Автор-произведение-читатель / К.М. Абдуллаев. - Бакы: Йазычы, 1985. - 156 с.

2. Анар. Ночные мысли / Анар. - Баку: Азернешр, 1988. - 560 с.

3. Астафьев В. Печальный детектив / В. Астафьев. - М.: Профиздат, 1991. - 412 с.

4. Наджиева Ф.С. История и современность в русской и азербайджанской советской прозе 70-80-х годов / Ф.С. Наджиева. - Баку: АДД, 1992. - 119 с.

5. Сулейманлы М. Избранное / М. Сулейманлы. - М.: Молодая гвардия, 1986. - 268 с.

6. Сулейманлы М. Чабан Ибрагим и его велосипед / М. Сулейманлы. - М.: Молодая гвардия, 1987. - 80 с.

7. Шукшин В. Избранное / В. Шукшин. - М.: Молодая гвардия, 1981. - 176 с.

Размещено на Allbest.ru