Возвращение "домой": феномен "Итальянских впечатлений" В.В. Розанова

Размещено на http://www.allbest.ru/

Возвращение «домой»: феномен «Итальянских впечатлений» В.В. Розанова

Я.В. Сарычев

Изучение ряда произведений и обстоятельств идейно-литературного развития В.В. Розанова, еще не получивших должного научного внимания, может способствовать обновлению сложившихся представлений о творческом феномене выдающегося русского писателя и мыслителя. Анализируя в свете подобной целевой установки книгу путевых очерков и статей В.В. Розанова «Итальянские впечатления» (1909), рассматривая этот текст в контексте текущих литературно-критических оценок и характерных для конца 1900-х годов умонастроений самого автора, мы приходим к выводу об этапном значении произведения. В функциональном отношении оно фактически открывает итоговый период розановского творчества и объективно несет на себе массу его отличительных примет и противоречий.

Главной проблемой для В.В. Розанова на рубеже первого и второго десятилетий ХХ века становится необходимость интеграции прежних (по сути, уже исчерпавших себя и утративших импульс саморазвития) идей религиозно -модернистского качества в новый идеологический и мировоззренческий формат, ассоциированный с русским национально-консервативным сознанием. Опыт непосредственной реализации подобной инициативы, немаловажной частью которого становятся «Итальянские впечатления», наглядно продемонстрировал, что в распоряжении Розанова не оказалось необходимого ресурса для осуществления задуманного, и иначе как формальным образом разрешить поставленную задачу было невозможно.

Это обстоятельство вывело на поверхность слабые места в розановской системе взглядов, обнажило ряд противоречий и коллизий авторского самосознания, предопределило как минимум скептическую, а по большей части резко негативную реакцию современников писателя на предложенный российской общественности проект «нового Розанова». Таким образом, исследование ориентирует научную мысль на комплексный анализ проблем творчества В.В. Розанова 1910-х годов без абсолютизации художественных достижений данного периода; ситуативно, помимо прочего, подчеркивается гносеологическое значение дореволюционных источников.

Ключевые слова: консерватизм, модернизм, сознание, проблемы эволюции, авторская позиция, контекст, литературно-общественное восприятие.

Return of «home»: V.V. Rosanov's phenomenon of «Italian impressions»

Ya.V. Sarychev

The study of a number of works and circumstances of ideological and literary development of V.V. Rozanov, which have not yet received proper scientific attention, can contribute to the renewal of existing ideas about the creative phenomenon of the outstanding Russian writer and thinker. Analyzing the book of travel essays and articles by V.V Rozanov «Italian impressions» (1909) in the light of such a target setting, considering this text in the context of current literary and critical assessments and the author's own mindset typical of the late 1900s, we come to the conclusion about the landmark significance of the work. In functional terms it practically opens the final period of Rozanov's creativity and objectively bears the weight of its distinguishing features and contradictions.

The main problem for V.V. Rozanov at the turn of the first and second decades of the twentieth century is the need to integrate former (in fact, already exhausted and having lost the impetus to self-development) ideas of the religious-modernist quality into the new ideological and worldview format, associated with the Russian national conservative consciousness. The experience of the direct implementation of such an initiative, of which the «Italian impressions» are an important part, clearly demonstrated that Rozanov did not have at his disposal the necessary resources to carry out his plans, and a formal way to resolve the task was the only one. This circumstance brought to the surface weaknesses in Rozanov's system of views, revealed a number of contradictions and conflicts of the author's self-consciousness, predetermined at least the skeptic, and for the most part, sharply negative reaction of the writer's contemporaries to the «new Rozanov» project proposed to the Russian public. Thus, the study focuses scientific thought on a comprehensive analysis of the problems of V.V. Rozanov's creativity in the 1910s without absolutization of artistic achievements of this period; among other things, the epistemological significance of the pre-revolutionary sources is emphasized.

Keywords: conservatism, modernism, consciousness, problems of evolution, author's position, context, literary and public perception.

Сто лет, минувшие со дня смерти В.В. Розанова, дают повод лишний раз обратиться к фигуре этого выдающегося писателя и мыслителя предреволюционной эпохи, одного из флагманов русской модернистской культуры. То, что «памятная» дата не вызвала заметного резонанса в научной среде, нисколько не удивляет в свете реалий текущего времени, но одновременно может свидетельствовать и об исчерпанности типовых решений. Хорошо известно, что практически с самого начала широкого обсуждения имени В.В. Розанова в печати он воспринимался в двух проекциях: или как «философ пола» и религиозный «искатель», целенаправленно подрывавший своими специфическими «темами» нормы традиционного сознания, или как творец особой «разлагающейся литературы», строящейся на принципе крайне «парадоксального» по форме и сути авторского «самовыражения».

Понятно, что обе эти максимы еще прижизненного восприятия легко интегрируются в едином образе Розанова - «парадоксалиста», который современные гуманитарии лишь окончательно абсолютизировали, восполнив весьма сомнительным в историческом отношении посылом о «постмодернистском дискурсе» и соответствующей «поэтике». Выйти из подобного аналитического тупика, из ситуации бесконечного повторения пройденного и механической ретрансляции, мягко говоря, не вполне гносеологически достоверных посылов, и впрямь достаточно непросто; фундаментальное решение подобной задачи предполагает кардинальную смену самой методологии подхода к «розановскому» материалу. Однако в качестве паллиативных средств помочь, как ни странно, способны именно «нетипичные» для Розанова произведения и обстоятельства творческого развития. Один из возможных вариантов того и другого предлагает название и проблематика настоящей статьи.

«Итальянские впечатления» (1909) - далеко не главная книга В.В. Розанова, и странно было бы искать здесь каких-то прорывных новаций в плане содержания и формы. Напротив, книга почти лишена того отличительного блеска, который присущ программным розановским вещам; по интеллектуальной и стилевой выразительности она откровенно уступает «полометафизическим» книгам-предшественницам, будоражившим умы и сердца российской интеллигенции вкупе с духовным сословием в начале ХХ века. Последующие творения - от «Темного лика» до «Опавших листьев» - также несравненно более показательны для понимания существа «религиозной» и творческой личности Розанова.

С точки зрения жанра «Итальянские впечатления» вновь не представляют ничего особенного: путевой очерк достаточно распространен у Розанова, произведений подобного рода набирается на целый увесистый том [21], однако все они совершенно различны в функционально-смысловом отношении (чтобы наглядно убедиться в том, достаточно, например, сравнить «Итальянские впечатления» [21, с. 81-235] с принципиальной частью «Темного лика» - условно «путевыми» очерками «По тихим обителям» [21, с. 237-280]). Да и вообще до появления «Уединенного» (1912) приоритетом у Розанова пользовался лишь один «жанр» - критикопублицистические статьи разной степени «философичности», которые затем компоновались в книги в соответствии с тематикой и конкретным авторским заданием. Типичной книгой статей являются и «Итальянские впечатления».

Затем, вряд ли кто решится отрицать, что «итальянская» тема, как и весь совокупный «Запад», располагается на периферии розановского сознания, ангажированного «языческими» и «юдаическими» древностями, подверстываемыми к модерновой «религии пола, брака и семьи». Даже не заглядывая в текст, логично предположить, что на италийских просторах Розанова влекли к себе культурно-исторические артефакты предшествующих эпох и феномен католицизма в самом эпицентре его бытия. Все это так, но вот добавляла ли книга что-то оригинальное к «главным» розановским темам и мотивам, - большой вопрос, тем более если учесть, что «метафизические» реалии по определению не могли выступать здесь в качестве центрального, стратегического элемента, точнее, не замещали собой без остатка данность и автономию самих «впечатлений».

Получается одно из двух: или следует признать замысел несостоявшимся, аморфным по целеполаганию, и предать произведение забвению (все формальные основания для такого фактически давно «по умолчанию» принятого решения, как видим, налицо), или допустить, что мы не очень хорошо разбираемся в характерологии и динамике розановских замыслов. Возможно, книга ценна не формой и содержанием, а положением в системе творчества. За правомерность подобного ракурса, в частности, говорят некоторые детали хронологического порядка.

Так, публикация «Итальянских впечатлений» ознаменовала завершение довольно затяжного периода, почти совпадающего по срокам с годами Первой русской революции, когда Розанов не то чтобы замолчал, но откровенно выпал из ситуации напряженной литературно-общественной и, естественно, «религиозной» борьбы, «сосредоточившись» на текущей газетной публицистике. После шума, производимого им на Петербургских религиозно-философских собраниях 1901-1903 годов и в «журнале Мережковских» «Новый путь» (1903-1904), после всех выходивших одна за другой книг по «метафизике пола» и «семейному вопросу», порождавших ожесточенные полемики, это было слишком заметно.

И вот в первый по- настоящему спокойный, поистине «реакционный» 1909 год Розанов вновь активно заявляет о себе, и степень его «общественного» присутствия с каждым последующим сезоном начинает неуклонно нарастать. Вряд ли стоит игнорировать и то, что в «Итальянских впечатлениях» Розанов собрал свои стародавние статьи. Абсолютное их большинство увидело свет в 1901 году на страницах консервативной общерусской газеты «Новое время», редакция которой и устроила Розанову творческую командировку в Италию; еще несколько писатель предложил «эстетско-декадентскому» журналу «Мир искусства» в 1902 году. Для «книгоиздательской» стратегии Розанова подобный временной лаг в семь-восемь лет представлял что-то новое, и только в 1910-е годы мы сталкиваемся с похожими и даже еще большими хронологическими дистанциями («Темный лик», «Литературные изгнанники»).

Иной ракурс, позволяющий приблизиться к решению занимающей нас научной проблемы, предоставляет, как это ни странно, «сторонний» взгляд текущей русской критики, который во многом непроизвольно выявил характерные нюансы «итальянского» текста, требующие полного внимания и объективного комментария.

В массе критических откликов на «Итальянские впечатления» доминировало такое возражение: Розанов, побывав в Италии, не увидел ее, и по его индивидуальным «впечатлениям» невозможно составить адекватного представления об итальянской (а также попутно включенной в орбиту немецкой) жизни и культуре, нельзя почувствовать характерные исторические и бытовые красоты посещенных стран. «И вот по Италии и Германии проследовал сам В. Розанов со своим полным сердцем, и что же он увидел? Женоподобных Аполлонов, умирающего гладиатора, Сикстинскую Мадонну и... больше всего В. Розанова. Но для того, чтобы увидеть В. Розанова, не нужно было ездить в Европу, а для того, чтобы увидеть Европу, вовсе не потребуется читать книгу В. Розанова» [7, с. 156].

Столь неутешительный вердикт выносил В. Львов-Рогачевский со страниц журнала «Современный мир» и походя резюмировал, что автор «написал чистообывательскую книгу о стране, где каждый камень красноречиво говорит о минувших... эпохах» [7, с. 155]. Иной обозреватель, П. Муратов из журнала «Русская мысль», указывал на то, что суждения «по поводу», которые «только и составляют содержание книги», «и впечатления не есть одно и то же»: «Удивительно, как мало здесь прямых впечатлений глаза... «Пейзаж»... природы, истории, жизни... отсутствует, а вместе с ним вычеркнуто пол-Италии». «В непонятном и враждебном лабиринте картин и статуй, - продолжает критик, - В.В. Розанов ищет прежде всего «знаменитое» (sic. - Я.С.) <...> по этой самой причине... не видел в Риме и в Неаполе греческого искусства, приняв за него греко-римские произведения эпохи упадка», «не говорит ни слова о художестве лучшей поры Возрождения», и вообще «прошел. мимо сокровищ гения и не заметил их» [10, с. 159]. Безымянный рецензент «Русского богатства» придерживается приблизительно того же мнения: «Странная книга (sic. - Я.С.), в которой поучения стремятся опереться на впечатления и этим самым всякий раз показывают, что автору не нужны никакие впечатления, что, раз им овладела какая-нибудь мысль, он подгонит к ней всякие впечатления. Да у него и нет внешних впечатлений... только внутренние события... но внешняя жизнь не врывается в переходы его взглядов», предопределяя манеру «думать, не видя, и попросту выдумывать» [13, с. 122-123].

Естественно, подобный автор может представлять значение только для «читателей, заинтересованных г. Розановым как таковым», а не описываемыми им реалиями, в отношении которых никто ничего дельного «не в состоянии почерпнуть»: «Г. Розанов не социолог... он - психолог, и. в его распоряжении недостаточно было материала и он с ним знакомился без определенного угла зрения, хватая его случайно, как попало... Отсюда и случайность, парадоксальность его выводов <...> Так и хочется крикнуть ему: экий ты, право, непутевый человек, куда лезешь, что тут топчешься, иди домой (sic. - Я.С.) и займись своим делом, а то всем только мешаешь!» [2, с. 335-337].

Последний из процитированных откликов относится, правда, к содержанию совсем другой книги, вышедшей сразу вслед за «Итальянскими впечатлениями», - к сборнику публицистики с розановским восприятием событий Первой русской революции «Когда начальство ушло... 1905-1906 гг.» (1910). Но, как видим, сам по себе пассаж без проблем экстраполируется на книгу- предшественницу и демонстрирует поразительное единство стороннего «критического» взгляда на нереалистический характер восприятия Розановым окружающей действительности и познавательную ничтожность всех его «впечатлений». Любопытно также отметить, что автор высказывания Б. Глинский - сотрудник газеты «Новое время» и литературный обозреватель суворинского же журнала «Исторический вестник», то есть коллега Розанова по редакции и до известной степени единомышленник. Это обстоятельство, кстати, устраняет из рассмотрения момент политической ангажированности демонстрируемых оценок: оппоненты Розанова из прогрессивно-либеральной среды (предыдущие случаи) и его консервативные «друзья» говорят приблизительно одно и то же.

Есть у Б. Глинского и рецензия непосредственно на «Итальянские впечатления», представляющая собой, на наш взгляд, самый значимый по глубине проникновения в суть дела текст. Тональность высказывания здесь несколько иная; видно, что общая тенденция книги критику нравится: «Да, именно впечатления, впечатления непосредственной прекрасной русской натуры от соприкосновения с страною классических чудес <...> Конечно, путешествовать... с его книжкой в руках невозможно <...> Розанов идет мимо (опять! - Я.С.) чудес Западной Европы... с устремленным куда-то вдаль восторженным взором. и вдруг останавливается, - что-то защемило в его сердце. он вспомнил свою родину... и точно вся стоящая перед ним живая и мертвая панорама исчезла куда-то за пределы его мысленного взора. Да, родина с ее пахучими зелеными березками, со всеми ее патриархальными нелепостями. отсталым жизненным обиходом, - вот тот центр, куда сходятся помыслы и ощущения г. Розанова, когда он бродит по улицам Рима, Неаполя, Мюнхена... Россия, русское - вот что он несет бережно, как святыню, в своем сердце и куда он постоянно возвращается памятью...» [1, с. 1116-1117].

Лучше и больше о концепции «Итальянских впечатлений», пожалуй, не скажешь. Остается определить, какое место и значение получает данная концепция (демонстрация выраженно-русского взгляда на мир, с интересом окидывающего всякие «иноязычные», зарубежные диковинки, но совершенно не плененного ими) в плане логики идейно-творческой эволюции Розанова.

В решении подобной задачи существенное подспорье способна оказать рецензия еще одного «нововременца» - Ю. Беляева. Правда, его материал по большей части рекламный, что неудивительно, ведь печатались «Итальянские впечатления» не где-нибудь, а в «родной» Типографии А.С. Суворина. Отсюда и разночтения с предыдущими источниками: Ю. Беляев вообще не видит в розановской книге недостатков, и для него «Розанов хорош именно тем, что останавливается там, где патентованные „гиды” проходят мимо, увлекается и разъясняет то, в чем самому, пожалуй, и не разобраться.». Но если не обращать внимания на подобную патоку, то можно увидеть подлинное жемчужное зерно материала. Во-первых, рецензент вспоминает об итальянской командировке Розанова 1901 года: «Он тогда жил в Риме и посылал в „Новое Время” яркие, оригинальные корреспонденции.

Их специальная тема и мастерское изложение привлекли внимание католического духовенства. В иезуитском „Voce della Verita” усердно цитировали Розанова и с чисто итальянским простодушием заявляли, что он имеет от своего редактора специальную миссию в духе соединения церквей. Удивлялись также тому, как быстро и ясно усвоил русский писатель дух католического богослужения, как проникся. он всем римским, как молодо и возбужденно реагировал на каждое религиозное явление, на каждую новую встречу. <.> Словом, в Риме статьи Розанова обратили общее внимание, пожалуй, большее, чем у нас.» [3, с. 3]. Во-вторых, данность свежевышедшей книги весьма проницательно увязывается с начатой Розановым борьбой (поддержанной, к слову, всеми «нововременцами») против Д.С. Мережковского и его новейших взглядов на «религиозную общественность»: «Вспомните его недавний „разрыв” с религиозно-философским обществом и остроумный „выпад” против Мережковского <.>

.Этот скромный „человек в разлетайке”, носящий в сердце, по его собственному признанию, „родную русскую березу”, так далеко стоит от всякого политиканства, от всяких миссий и агентур, что обособленности его и независимости надо только подивиться» [3, с. 3].

Исконная «русскость» Розанова и его здоровый, духовно свободный консерватизм вновь налицо. Но нам важно увидеть нечто большее, нежели единство редакционной позиции «Нового времени» в отношении одного из ключевых своих сотрудников, совпадающее с розановским самоощущением и позиционированием на переломе к 1910-м годам. Спора нет, «Итальянские впечатления» и впрямь манифестировали именно эту «русскую», национально-консервативную концепцию творческой личности. Но проблема в том, что в начале века концепция была принципиально иной; соответственно, разнилось и восприятие розановских текстов, причем тех же самых, что вошли затем, например, в «Итальянские впечатления».

Показательное заблуждение римских отцов-иезуитов насчет Розанова и его «специальной миссии» в 1901 году имело свои основания. Везде, и в России, и на Западе, Розанов воспринимался как религиозный модернист, поборник разрушения или, по меньшей мере, радикального «обновления» и трансформации православной церкви вкупе с самим христианством, и сам он очень много и целенаправленно работал над созданием именно такого образа «нового вероучителя». Церковная полемика против Розанова и «неохристианской ереси» в начале века исчисляется без преувеличения сотнями откликов и тысячами печатных страниц.

И сотрудничал Розанов тогда как с Сувориным, так и с Мережковским (кстати, не менее известной на Западе фигурой - чего стоит лишь одна зарубежная, в том числе «католическая» подписка на «Новый путь» [8, с. 165-166]), «цинично» пользовался их ресурсами для предельного расширения потенциала своего воздействия на умы. Могли ли при таких исходных данных «иезуиты», да и вообще кто бы то ни был, предположить, что все розановские интригующие идеи и титанические усилия по замещению традиционного сознания «новым религиозным» в конечном итоге обернутся ни к чему не обязывающими и далекими от всякой реальности субъективными впечатлениями «прекрасной русской натуры»?

Здесь уже обнаруживается печальное для Розанова обстоятельство, которое с ходом времени все больше и больше будет предопределять его конечную литературную судьбу. Суть дела отчетливо просматривается в рецензиях на «Итальянские впечатления»: если раньше к Розанову относились всерьез, то теперь пишущая братия по преимуществу отказывается видеть в его сочинениях что- либо объективно значимое, достоверное, выходящее за грани авторского самовыражения.

Конечно, тут сыграли роль разнообразные факторы: от элементарного пресыщения публики розановскими идеями, с определенного момента переставшими развиваться, до понятной усталости от революционных потрясений, открывших многим глаза, помимо прочего, на утопический и социально вредоносный характер религиозного прожектерства. Как бы то ни было, но попытки Розанова изменить данную ситуацию в свою пользу (охарактеризованная выше «нововременская» корректировка образа и последовавший вскоре проект «Уединенного») только усугубляли негативизм массового восприятия его фигуры. До начала массированной печатной обструкции, выдержанной в стилистике «голого Розанова», «обнаженного нововременца» [24; 9], оставалось совсем немного времени, и достаточно было Розанову в 1911-1913 годах сделать несколько акцентированных шагов на избранном пути, например, поучаствовать в «деле Бейлиса» [22, с. 276-343], чтобы маховик уничтожения писательской репутации заработал на полную катушку.

Положение и одновременно стратегия Розанова на рубеже десятилетий хорошо оттеняется актом того самого «разрыва» с Мережковским и его ближайшим окружением. В январе 1909 года «Новое время» публикует «Письмо в редакцию», в котором Розанов демонстративно и с вполне отчетливой мотивацией заявляет о выходе из состава совета Петербургского религиозно философского общества: «Вследствие совершенно изменившегося [его] характера... дабы не нести ответственность за измену прежним, добрым и нужным для России целям. <...>

Перемена эта, инициатива которой исключительно принадлежит Д.С. Мережковскому, Д.В. Философову и З.Н. Гиппиус. вызвала многочисленные печатные протесты старых участников собраний <...> Общество, имевшее задачи в России, превратилось в частный, своего рода семейный кружок: без всякого общественного значения. <...> Был кристалл, и растворился.» [14, с. 13].

Через неделю Розанов вновь выносит на публику свои претензии «былым друзьям», в памфлетно-фельетонной манере изобличая их религиозные «измены» общему делу и сомнительные мезальянсы с радикалами [15]. И надо отметить, сама по себе критика пореволюционных установок группы Мережковского на союз с прогрессистской «общественностью» для целей грядущей «религиозной революции» довольно основательна: измена изначально принятым «неохристианским» догмам и устремлениям здесь действительно присутствовала и порождала, помимо прочего, естественный упадок творчества. Но то, что типологически схожая закономерность вполне распространяется и на него самого, Розанов совершенно не хотел признавать. Более того, он стремится представить дело так, что прежние совместные с Мережковскими усилия по дестабилизации церковного и общественного организма, производимые в том числе и в формате Петербургских религиозно-философских собраний 1901-1903 годов [5], о невосполнимой утрате и текущей фальсификации «задач» которых откровенно сожалеет Розанов, были поистине патриотическим, «добрым и нужным для России» начинанием.

Это, конечно, «парадокс», однако отнюдь не из тех, что обычно занимают внимание исследователей Розанова. Здесь нет никакой «игры»; напротив, все очень серьезно, коль скоро авторское представление о направлении и перспективах дальнейшего пути творческого развития уже на самой начальной стадии оборачивается объективным противоречием или диссонансом сознания. Предлагая себя пореволюционной российской общественности в новом, существенно «поправевшем» качестве и одновременно не отрекаясь ни от чего в своей предыдущей деятельности, Розанов вместо ожидаемых разъяснений на сей счет избирает самую уязвимую позицию аксиоматической непогрешимости собственного «я» и принимаемых решений. В этом смысле размежевание с «семейным кружком» Мережковских многое говорит науке, но как аргумент в публичном споре работает скорее против Розанова - признанного «полопантеиста», «маньяка сексуальности», поставщика «философической порнографии», «антихристианина» и «декадента сознания». Ход дальнейших событий наглядно показал, как легко подорвать писательское реноме, если ты сам двусмысленностями «общественного поведения» и позиционирования даешь оппонентам удобный повод для обвинений в ренегатстве, «двурушничестве», «гапоновщине» и том же «обнаженном нововременстве» [12; 25; 4; 6; 11]. Но даже оказавшись в ситуации откровенной литературной травли, Розанов упорно продолжал действовать в раз избранной манере встречных фельетонов против «наших социал-сутенеров» [16; 17; 18], а все его попытки «уединения» с «друзьями- читателями» и объяснений с ними относительно существа «нового поворота» [19, Т 2, с. 388-389] производили и до сих пор производят впечатление парадоксальных эскапад.

Так о чем же молчит Розанов, и почему вполне естественное, типичное для многих гениальных натур авторское самосознание - неколебимая уверенность в правильности и внутренней непрерывности своего пути, ощущение единства творческой личности, нередко сопровождающееся артистическим презрением к «черни» с ее «бессмысленными» толками, - не срабатывает именно в розановском случае? Современники Розанова, по крайней мере, цельности в нем явно не чувствовали; напротив, обнаруживали большой непорядок в его «голове» и «совести». Выражаясь научно, субъективная правота розановских жестов и посылов контрастировала с объективным положением вещей. Взять хотя бы стремление продолжать начатое «нужное и полезное» дело модернового «устроения» «брака и христианства» под флагом русского консерватизма. Для Розанова ничего необычного в такой логике не было (и, если вспомнить его консервативное прошлое [23], быть не могло), но ведь консерватизм и модернизм, «реакция» и «прогресс» по самой природе вещей трудно совместимы; выражаясь розановским языком, «в них дух различный, метод не тот» [20, с. 482].

Столь же различными для стороннего наблюдателя предстают «разрыв» с кружком Мережковских и выход сразу вслед за этим с интервалом в три месяца [21, с. 654] «Итальянских впечатлений». Однако замысловатая логика «нового поворота» диктует именно такую последовательность, предопределяя появление книги, абсолютно свободной от каких бы то ни было ассоциаций с религиозными проектами «былых друзей». Изымается лишь один неудобный факт из биографии, и возникает нужное «впечатление»: оказывается, Розанов всегда пребывал с «Новым временем» (ну и немного с «Миром искусства»), оставаясь самим собою, вольно распоряжаясь своими, ни от кого не зависящими мыслями и наблюдениями. Однако тонкий символический посыл вновь наталкивался на неприглядную реальность: российская «общественность» предпочитала не доверяться Розанову, постоянно указывала ему на прошлое и руководствовалась совершенно иными критериями и ракурсами восприятия розановского наследия. А еще «Итальянские впечатления» наглядно продемонстрировали, что искусной компоновкой старого материала не достигаются новые цели, но зато могут явственно обнажиться внутренние проблемы творчества. И главной проблемой является то, что для нового этапа Розанов оказался не в состоянии предложить новых идей.

В ситуации выраженного авторского нежелания продолжать работу в прежнем «религиозно-революционном» направлении отсутствие интеллектуально содержательного обновления системы чревато масштабным кризисом, если вообще не диссоциацией творческого сознания, с чем, по сути, напрямую столкнулся Розанов в 1910-е годы. Можно, конечно, утверждать, что кризис мыслителя парадоксально оборачивается торжеством писателя с уникальной, единственной в своем роде поэтикой. Однако для объективной полноты картины полезно также понимать, какие именно коллизии сознания и драматические процессы эволюции предопределяют розановскую «художественность».

Вот приблизительно с чем сталкивает нас рассмотрение откровенно «не выдающегося», но значимого своим рубежным характером произведения, между строк которого проступают очень многие события высшего порядка, задающие «феномен Розанова» последнего десятилетия литературной деятельности. Уже в «Итальянских впечатлениях» становятся визуально различимыми контуры образа «нового Розанова» - добрейшего «русского писателя», прощупывается возможность более субъективной, доверительно- парадоксальной манеры повествования, качественно видоизменяется сама гносеологическая подоплека розановского творчества: «впечатления» и необязательные суждения замещают «метафизические» конструкции и откровения. Именно отсюда, с рубежа 1909 года, начинается то самое вызвавшее ироническую либо агрессивную реакцию современников возвращение Розанова «домой» с условного «запада» модернистских «чудес», химер и утопий. Неспроста «Итальянские впечатления» открывают галерею необычных розановских книг, совершенно разных по тематике-проблематике и манере повествования, но одинаково «правых» по тенденции, где представлены и «нововременские» полотна («Когда начальство ушло», «Литературные изгнанники», «Письма А.С. Суворина»), и неповторимая аура «опавших листьев».

Но одновременно творческая деятельность Розанова, всегда предполагавшая нечто большее, чем «просто» литература, нацеленная на преобразование действительности и генерирующая «метафизические» идеи соответствующего рода, вдруг перестает обнаруживать достаточный потенциал развития и естественного самообновления. Оттого, по большому счету, все тексты, начиная с «Итальянских впечатлений», демонстрируют лишь антураж новизны, воссоздаваемый с разной степенью убедительности посредством одной модернистской техники, достаточно искусной, чтобы маскировать (фиктивно «снимать») проблемы, перед которыми Розанова ставила характерология собственного сознания и которые он не был в состоянии рациональным образом разрешить.

розанов писатель творческий литературный

Библиографический список

1. Б.Г. [Глинский Б.Б.] В. Розанов. Итальянские впечатления [Текст] / Б.Б. Глинский // Исторический вестник. - 1910. - № 3. - С. 1116-1117.

2. Б.Г. [Глинский Б.Б.] В. Розанов. Когда начальство ушло... [Текст] / Б.Б. Глинский // Исторический вестник. - 1911. - № 1. - С. 335-337.

3. Беляев Ю.Д. О Розанове [Текст] / Ю.Д Беляев // Новое время. - 1909. - № 11954. - С. 3.

4. Доклад Совета и прения по вопросу об отношении Общества к деятельности В.В. Розанова [Текст] / подгот. текста Е.В. Ивановой // Наш современник. - 1990. -№ 10. - С. 110-122.

5. Записки петербургских Религиозно-философских собраний (1901-1903 гг.) [Текст] / общ. ред., послесл. и краткие сведения об участниках дискуссий С.М. Половинкина. - М.: Республика, 2005. - 543 с.

6. Лукиан [Любошиц С.И.] Розанов или пакостник [Текст] / С.И. Любошиц // Биржевые ведомости. Утренний выпуск. - 1916. - № 15581. - С. 3-4.

7. Львов, В. [Львов-Рогачевский В.Л.]. В. Розанов. Итальянские впечатления. Рим. - Неаполитанский залив. - Флоренция. - Венеция. - По Германии [Текст] / Л.В. Львов-Рогачевский // Современный мир. - 1909. - № 8. - С. 155-156.

8. Максимов Д.Е. Журналы раннего символизма; «Новый Путь» [Текст] / Д.Е. Максимов // Евгеньев- Максимов В., Максимов Д Из прошлого русской журналистики: Статьи и материалы. - Л.: Academia, 1930. - С. 83-254.

9. Мокиевский П. Обнаженный нововременец [Текст] / П.В. Мокиевский // Русские записки. - Пг., 1915. - № 9. - С. 304-316.

10. Муратов П.В. Розанов. Итальянские впечатления [Текст] / П.П. Муратов // Русская мысль. - 1909. - № 6. - С. 158-159.

11. Ожигов Ал. [Ашешов Н.П.] Вместо демона - лакей [Текст] / Н.П. Ашешов // Современник. - 1913. - № 6 - С. 306-322.

12. Пешехонов А. Бесстыжее светило, или изобличенный двурушник [Текст] / А.В. Пешехонов // Русские ведомости. - 1910. - № 278. - С. 3.

13. [Рецензия; без подписи]. В. Розанов, Итальянские впечатления [Текст] // Русское богатство. - 1909. - № 7. - С. 122-123.

14. Розанов В. Письмо в редакцию [Текст] / В.В. Розанов // Новое время. - 1909. - № 11800. - С. 13.

15. Розанов В.В религиозно-философском обществе [Текст] / В.В. Розанов // Новое время. - 1909. - № 11806. - С. 3.

16. Розанов, В. Открытое письмо А. Пешехонову и вообще нашим «социал-сутенерам» [Текст] / В.В. Розанов // Новое время. - 1910. - № 12487. - С. 5.

17. Розанов В. Литературный террор [Текст] / В.В. Розанов // Новое время. - 1911. - № 12513. - С. 5.

18. Розанов В. «Отойди, сатана» [Текст] / В.В. Розанов // Новое время. - 1911. - № 12784. - С. 3.

19. Розанов В. Сочинения [Текст]: В 2 т.: Т. 1. / В.В. Розанов; сост., подгот. текста и примеч. Е.В. Барабанова. - М.: Изд-во «Правда», 1990. - 638 с.

20. Розанов В. Собр. соч.: Около церковных стен [Текст] / В.В. Розанов; под общ. ред. А.Н. Николюкина. - М.: Республика, 1995. - 734 с.

21. Розанов В.В. Сочинения: Иная земля, иное небо. Полное собрание путевых очерков, 1899-1913 гг. [Текст] / В.В. Розанов; сост., коммент. и ред. А.Г. Сукача. - М.: Танаис, 1994.

22. Розанов В. Собр. соч.: Сахарна [Текст] / В.В. Розанов; под общ. ред. А.Н. Николюкина. - М.: Республика, 2001. - 462 с.

23. Сарычев Я.В. В.В. Розанов: логика творческого становления (1880-1890-е годы) [Текст] / Я.В. Сарычев. - Воронеж: Изд-во Воронеж. гос. ун-та, 2006. - 320 с.

24. Тиун [Боцяновский В.Ф.] Голый Розанов [Текст] / В.Ф. Боцяновский // Биржевые ведомости. Вечерний выпуск. - 1915. - № 15030. - С. 3.

25. Струве П.Б. Большой писатель с органическим пороком. Несколько слов о В.В. Розанове [Текст] / П.Б. Струве // Русская мысль. - 1910. - С. 138-146.

Reference List

1. B.G [Glinskij B.B.] V Rozanov. Italjanskie vpechatlenija = V. Rozanov. Italian impressions [Tekst] / B.B. Glinskij // Istoricheskij vestnik. - 1910. - № 3. - S. 1116-1117.

2. B.G. [Glinskij B.B.] V. Rozanov. Kogda nachal'stvo ushlo... = V. Rozanov. When the superiors left... [Tekst] / B.B. Glinskij // Istoricheskij vestnik. - 1911. - № 1. - S. 335-337.

3. Beljaev Ju.D. O Rozanove = On Rozanov [Tekst] / Ju.D. Beljaev // Novoe vremja. - 1909. - № 11954. - S. 3.

4. Doklad Soveta i prenija po voprosu ob otnoshenii Obshhestva k dejatel'nosti V.V. Rozanova = Report of the Council and debate on the attitude of the Society towards the activities of V.V. Rozanov [Tekst] / podgot. teksta E.V. Ivanovoj // Nash sovremennik. - 1990. - № 10. - S. 110-122.

5. Zapiski peterburgskih Religiozno-filosofskih sobranij (1901-1903 gg.) = Notes of St. Petersburg Religious and Philosophical Assemblies (1901-1903) [Tekst] / obshh. red., poslesl. i kratkie svedenija ob uchastnikah diskussij S.M. Polovinkina. - M. : Respublika, 2005. - 543 s.

6. Lukian [Ljuboshic S.I.] Rozanov ili pakostnik = Rozanov or a wretch [Tekst] / S.I. Ljuboshic // Birzhevye vedomosti. Utrennij vypusk. - 1916. - № 15581. - S. 3-4.

7. L'vov V. [L'vov-Rogachevskij V.L.]. V. Rozanov. Ital'janskie vpechatlenija. Rim. - Neapolitanskij zaliv. - Florencija. - Venecija. - Po Germanii = V Rozanov. Italian impressions. Rome. - Gulf of Naples. - Florence. - Venice. - In Germany [Tekst] / L.V. L'vov-Rogachevskij // Sovremen- nyj mir - 1909. - № 8. - S. 155-156.

8. Maksimov D.E. Zhurnaly rannego simvolizma; «No- vyj Put'» = Journals of early symbolism; «Novy put» [Tekst] / D.E. Maksimov // Evgen'ev-Maksimov V, Maksimov D. Iz proshlogo russkoj zhurnalistiki: Stat'i i materialy. - L.: Academia, 1930. - S. 83-254.

9. Mokievskij P. Obnazhennyj novovremenec = Naked novovremenets [Tekst] / P.V. Mokievskij // Russkie zapiski. - Pg., 1915. - № 9. - S. 304-316.

10. Muratov P.V. Rozanov. Ital'janskie vpechatlenija = Rozanov. Italian impressions [Tekst] / P.P. Muratov // Russkaja mysl'. - 1909. - № 6. - S. 158-159.

11. Ozhigov Al. [Asheshov N.P.] Vmesto demona - lakej = Instead of the demon - the footman [Tekst] / N. P. Asheshov // Sovremennik. - 1913. - № 6. - S. 306-322.

12. Peshehonov A. Besstyzhee svetilo, ili izoblichennyj dvurushnik = A shameless light, or an exposed duplicator [Tekst] / A.V. Peshehonov // Russkie vedomosti. - 1910. - № 278. - S. 3.

13. [Recenzija; bez podpisi]. V Rozanov, Italjanskie vpechatlenija = Rozanov. Italian impressions [Tekst] // Russ- koe bogatstvo. - 1909. - № 7. - S. 122-123.

14. Rozanov, V. Pis'mo v redakciju = Letter to the editorial office [Tekst] / V.V. Rozanov // Novoe vremja. - 1909. - № 11800. - S. 13.

15. Rozanov V.V religiozno-filosofskom obshhestve = In religious and philosophical society [Tekst] / V.V. Rozanov // Novoe vremja. - 1909. - № 118o6. - S. 3.

16. Rozanov V. Otkrytoe pis'mo A. Peshehonovu i voobshhe nashim «social-suteneram» = Open letter to A. Peshekhonov and in general to our "social pimps" [Tekst] / V.V. Rozanov // Novoe vremja. - 1910. - № 12487. - S. 5.

17. Rozanov V. Literaturnyj terror = Literary terror [Tekst] / V.V. Rozanov // Novoe vremja. - 1911. - № 12513. - S. 5.

18. Rozanov V «Otojdi, satana» = «Depart, a Satan» [Tekst] / V.V. Rozanov // Novoe vremja. - 1911. - № 12784. - S. 3.

19. Rozanov V. Sochinenija = Compositions [Tekst]: V 2 t.: T. 1. / V.V. Rozanov; sost., podgot. teksta i primech. E.V. Barabanova. - M.: Izd-vo «Pravda», 1990. - 638 s.

20. Rozanov V Sobr. soch.: Okolo cerkovnyh sten = Collection of works: Near the church walls [Tekst] / V.V. Rozanov; pod obshh. red. A.N. Nikoljukina. - M.: Respublika, 1995. - 734 s.

21. Rozanov V.V. Sochinenija: Inaja zemlja, inoe nebo. Polnoe sobranie putevyh ocherkov, 1899-1913 gg. = Compositions: Other earth, different sky... Full collection of travel essays, 1899-1913. [Tekst] / V.V. Rozanov; sost., komment. i red. V.G. Sukacha. - M. : Tanais, 1994.

22. Rozanov V Sobr. soch.: Saharna = Collection of works: Sakharna [Tekst] / V.V. Rozanov; pod obshh. red. A.N. Nikoljukina. - M. : Respublika, 2001. - 462 s.

23. Sarychev Ja.V. V.V. Rozanov: logika tvorcheskogo stanovlenija (1880-1890-e gody) = V.V. Rozanov: Logic of creative formation (1880-1890s) [Tekst] / Ja.V. Sarychev. - Voronezh : Izd-vo Voronezh. gos. un-ta, 2006. - 320 s.

24. Tiun [Bocjanovskij V.F.] Golyj Rozanov = Naked Rozanov [Tekst] / V. F. Bocjanovskij // Birzhevye vedomosti. Vechernij vypusk. - 1915. - № 15030. - S. 3.

25. Struve P.B. Bol'shoj pisatel' s organicheskim poro- kom. Neskol'ko slov o V.V. Rozanove = Big writer with organic vice. A few words about V.V. Rozanov [Tekst] / P.B. Struve // Russkaja mysl'. - 1910. - S. 138-146.

Размещено на Allbest.ru