Религиозный контекст образа пути в творчестве И.А. Бунина

Размещено на http://www.allbest.ru/

РЕЛИГИОЗНЫЙ КОНТЕКСТ ОБРАЗА ПУТИ В ТВОРЧЕСТВЕ

Key words: Russian culture and history; religious worldview; way; the 20th century; Ivan Bunin's work.

Введение

По-разному оценивали творчество И.А. Бунина его современники и критики последующих десятилетий (например, проза и поэзия, а также взгляд на исторические события И.А. Бунина в оценке столь разных людей, как В.Т. Шаламов, Ю.И. Айхенвальд и др.). До настоящего времени продолжают открываться и исследуются новые ракурсы и документы, связанные с этим выдающимся представителем отечественной культуры. Одно из последних фундаментальных изданий подготовлено в Институте мировой литературы имени А.М. Горького в рамках научного проекта «Академический Бунин» [Творчество И.А. Бунина ... 2019]. Составители сборника отмечают, что ряд архивных документов публикуется впервые, и подчеркивают необходимость издания полного научного собрания сочинений, которое служило бы «единым источником при обращении к текстам И.А. Бунина» [там же, с. 8]. Отдельные материалы сборника дают повод для изучения новых аспектов как в творчестве писателя, так и в историко-культурной ситуации и преемственности взгляда на мир в России ХХ в.

Мировоззрение И.А. Бунина в контексте его жизни и творчества

Большинство ранних бунинских произведений уже содержит основные категории его мировоззрения, ставят вопросы, ответы на которые, быть может, будут даны позднее. Поэтому принятое сначала разделение творчества писателя на два периода, российский и эмигрантский, впоследствии было пересмотрено [Балановский 2011]. В эмиграции художественная система И.А. Бунина развивалась, дополнялась, но принципиальных изменений не претерпела.

Одна из главных мировоззренческих антиномий автора связана с представлениями о катастрофичности истории и жизни человека. При этом критерием отношения писателя к жизни была подлинность человеческих переживаний. Возвращение к ним в пространстве памяти и способность выразить их в слове. С самого начала в произведениях автора представлена антитеза: подлинное - неподлинное существование. Часто вынесенное на первый план в произведении социальное начало не главное, задача автора - раскрыть логику неподлинного существования, которое греховно само по себе, независимо от мотивации и проявления в жизни героев. Как правило, память дает возможность отделения «совокупности мятежных мгновений» (И.А. Бунин) и подлинности событий и состояний. По мнению писателя, как предполагают современные исследователи, «работа мысли является плодотворной только в том случае, если она подчинена стремлению проникнуть в глубину данных чувственной памяти художника. «Особенно живая и особенно образная (чувственная) Память» художника... отпечатывает впечатления бытия на «несметных, бесконечно малых сокровеннейших пластинках <своего> Я».» [Лушенкова Фосколо 2019, с. 76].

Словесная фиксация переживаний является инструментом рефлексирующим и дифференцирующим в данном отношении; также отражает архетипическое в культуре, связанное с религиозным миропониманием: многоаспектность смыслов «логосности» в русской культуре, идея преображения как изменение сознания (покаяние) и сам творческий акт, возводящий к Первообразу, Творцу.

Религиозный философ и художественный критик И.А. Ильин писал в работе «О тьме и просветлении», посвященной осмыслению творчества нескольких русских писателей начала ХХ в., о Бунине как о писателе самобытном и в то же время в традиции русской литературы предшествующего столетия обращающего взор в темные глубины человеческого сердца, в «мировой мрак, черное, провальное естество человеческой души», делающей «зло в меру своей похоти», и большой талант художника способен изобразить такие движения человеческой души и его поступки с притягательной силой (чем, следует отметить, в истории мировой культуры авторы нередко пользовались); но, вместе с тем, человеческой природе присуще и другое начало: «святейшее и властное, духовное и божественное», которого, однако, писатель, по мнению философа, касается лишь «краем своего зрения» и «не приемлет целиком - ни любовью, ни верою, ни художественным видением», а мрачные стороны человеческой природы, описанные автором, завораживают читателя, который оказывается не «в силах ни принять такое, ни отвести глаза, ни забыть эти «темные аллеи» греха» [Ильин 1991, с. 77-78]. Но и в одноименном цикле рассказов присутствует умиротворенность взгляда на русскую историю и состояние души человека (например, в рассказах «Холодная осень», «Чистый понедельник» и др.).

Образ пути отражен в творчестве И.А. Бунина в контексте различных религиозных традиций. Так, в статье Е.А. Осьмининой рассматривается разносторонность подходов писателя к пониманию буддийского пути, «Тао», воспринятого и осмысленного им и через изучение творчества Л. Н. Толстого («Оправдание Толстого»). Например, само сравнение жизни со сном как отголоски буддизма и даосизма в рассказе «Сны Чанга», «в основе рассказа лежит мысль буддийская, нельзя сказать, что Китай, при всей эпизодичности его описания, играет роль «подчиненную». Бунин глубоко погружается в иную культуру и видит самую ее суть, в данном случае - ее религиозно-философскую основу» [Осьминина 2019, с. 177]. Однако однозначно положительная коннотация ценности «Тао» в восточной традиции И. Буниным не принята. Читатель это видит через монологи героев, фиксирующие их состояния и отношение к миру. В другом фрагменте исследователи замечают, что «слияние с «непрестанным течением» бытия не является достаточным условием, чтобы достигнуть полноты жизни» [Лушенкова Фосколо 2019, с. 76]. Несмотря на охранение индивидуального в собственной позиции, иногда идущей вразрез с соборным, писатель принадлежит к отеческой традиции мировосприятия, включающей в себя полярность проявлений, что не раз было отмечено исследователями русской культуры.

Вместе с тем нельзя сделать и однозначный вывод о безусловном принятии писателем христианского «пути». Хотя отталкивания и притяжения к этому религиозному вектору русской истории говорит о включенности автора в традицию (согласно теории «осевого времени» К. Ясперса). Кроме того, современные исследователи творчества И. Бунина обращают внимание на то, что, довольно часто используя евангельскую фразеологию, автор говорит о христианском начале «не в чисто религиозном понимании, а скорее, в понимании экзистенциальном...» [Деотто 2019, с. 505].

По словам Н. Струве к первой публикации переписки писателя с выдающимся церковным деятелем архимандритом Киприаном Керном, «в отличие от своей благочестивейшей жены, Бунин был далек от Церкви, пребывал в сомнениях чаще, чем в вере, был замучен страхом смерти как конечного уничтожения. Но из писем мы видим, что он тянулся к религиозным уверениям, молился, искал ответа на свои мучительные страхи» [Иван Бунин 1992, с. 159]. Переписка касалась и Л. Н. Толстого, автора, дорогого для обоих собеседников. Архимандрит Киприан видел религиозную трагедию Л. Толстого и отзывался на нее отеческой болью: «Загробная жизнь, смерть, тело... его тяжесть были, по-видимому, для Толстого особенно трудны. Не было у него того дара, который разлит во всем Православии, дара преображенного, радостного космизма. Уж кто, как не он понимал этот космос, всю его красоту (понимаете мою игру слов: космос по-гречески ведь и мир, и красота?); кто как не он любил природу, зверей, цветы, человека, музыку, красоту <...>. И как-то у него все это непреображенно, все только земное, а вечной ценности плоти, вечного смысла мира, его идейной первоосновы. он так и не смог приять», для этого надо было иметь «церковный о п ы т, а его-то и не было» [там же, с. 177]. В жизни известного писателя был отражен тот духовный кризис общества, прежде всего интеллигенции в России, который был причиной революционных событий и последующего осмысления современниками произошедшего, особенно в среде эмиграции. Кризис был связан с отходом от живого опыта Церкви, таинств, соборности. Когда нарушилась целостность мировосприятия, и следование традиции часто сводилось в этой социальной среде к поверхностному знанию обрядовой внешней стороны церковной жизни.

Тонкое понимание человеческой природы и психологии и выделение архимандритом Киприаном нужного в письмах к И.А. Бунину, думается, помогало последнему найти примирение и опору. В одном из последних писем писатель присылал свой рассказ «Баллада», который заканчивается словами: «его домой еще живого привезли, и он успел перед смертью покаяться и причастие принять. Да и церковь-то была его домашняя, им самим построенная» [там же, с. 177].

Образ пути России на материале новеллы «Чистый понедельник»

«Чистый понедельник» И.А. Бунин считал одним из лучших своих произведений. Такое отношение автора призывает к более внимательному прочтению текста. Читатель ощущает, что новелла выделяется на фоне других в цикле «Темные аллеи». За сюжетной линией и описанием героев произведения «мы безошибочно чувствуем присутствие чего-то более существенного, что тонко... но с удивительной же настойчивостью вплетается Буниным в обыкновенный для него любовный сюжет» [Долгополов 1977, с. 334].

«Чистый понедельник» - самая «московская» новелла цикла. Местом действия не случайно избирается «восточная» столица России. Азиатский колорит Москвы особенно подчеркивается автором (наряду с другими писателями Серебряного века, например Андреем Белым); глядя на итальянские соборы Кремля, храм Василия Блаженного и в целом тональность городской повседневности (в отличие от сдержанной строгости северной столицы), герой видит восточную пестроту. Эта неожиданность и разбросанность в визуальных образах Москвы и стоящей за ней России выделяются почти в каждом пространстве: в квартире героини - турецкий диван и дорогое пианино; в трактире - дикие мужики и блины с шампанским; шелковый архалук и гранатовое бархатное платье героини и она сама, в которой восточная красота соединяется с европейскими вкусами, интерес к русской старине, старообрядчеству, житиям святых - с чтением Гофмансталя, Тетмайера. «Словно маятник, отклоняется повествование, то в сторону Европы, то в сторону Азии, то к Западу, то к Востоку, где-то в середине, в самом центре, обозначая трудноуловимую черту, линию, точку России» [там же, с. 339].

Поиск идеала, пути России, сопрягается с нравственными исканиями героини. В произведении, кроме безымянных главных героев, много исторических персонажей, невымышленных современников, русские писатели прошлого века, литературные персонажи. На фоне причудливого сочетания Востока и Запада в облике города и героини проступает еще один важный элемент их образа - древнерусский («Допетровская Русь! - восклицает героиня, чувство родины, ее старины»).

Россия, как и героиня, находится на перепутье: Восток - Запад, прошлое - настоящее, читатель следит за тем, как крепнет решение «шамаханской царицы», как автор подводит ее к необычному для «Темных аллей» символическому выбору. Будущее России связано с ее прошлым, объединившим стихийность Востока и рационализм Запада. «Не столько сама героиня интересует» автора, - отмечает Л. Долгополов, - «сколько то, что она носит в душе, мысль о монастыре, об отпаде от мирских благ и соблазнов, о «слиянии» с допетровской Русью» [там же, с. 348]. Спустя десятилетия, прожитые в эмиграции, писатель снова обращается к осмыслению причин крушения России и пытается ретроспективно найти для нее «возможный выход из предреволюционной сумятицы жизни - путь смирения, обуздания стихий, монастырского послушания и патриархальности, ибо только так Россия могла выйти за пределы своей. обреченности» [там же, с. 357]. Эти рассуждения не теряют актуальности и в настоящий момент.

Само название новеллы «Чистый понедельник» связано в православной традиции с названием первого дня Великого поста, который в богословских текстах сам рассматривается как образ пути, связанный с покаянием, т. е. изменением сознания, преображением. Путь России может быть рассмотрен как путь отдельного человека, соборной совокупности народа.

Заключение

В жизни и творчестве И.А. Бунина отразилась переломная эпоха русской культуры конца ХІХ-ХХ вв., утрата целостности мировосприятия. Целостность традиции, ассоциируемая с прошлым, проявляется в художественном произведении через образы воспоминаний, снов. В данной исторической дискурсивности религиозное начало мировосприятия может быть обнаружено, кроме художественного творчества, и в мемуарной литературе, эпистолярном жанре, исследовательских работах самого автора.

Образ пути в творчестве И. Бунина может быть рассмотрен как векторное движение в контексте православного мировосприятия со всеми противоречиями русской истории и культуры ХХ в.

Список литературы

1. Балановский Р.М. Проблема периодизации творчества И.А. Бунина в русской критике и литературоведении // Вестник Череповецкого государственного университета. 2011. № 1. С. 46-49.

2. Деотто П. Иван Бунин: три автобиографические заметки // Творчество И.А. Бунина в историко-литературном контексте (биография, источниковедение, текстология / ред.-сост. О. А. Коростелев, С. Н. Морозов. М.: Литфакт, 2019. С. 502-513.

3. Долгополов Л. К. На рубеже веков: о русской литературе конца XIX - начала XX веков. Л.: Советский писатель (ленинградское отделение), 1977. 368 с.

4. Иван Бунин и архимандрит Киприан (Керн). Переписка. 1940-1948 г. // Вестник русского христианского движения (Париж-Нью-Йорк-Москва). 1992. № 164. С. 159-187.

5. Ильин И.А. О тьме и просветлении. Бунин. Ремизов. Шмелев. М.: Скифы, 1991. 216 с.

6. Лушенкова Фосколо А. В. «Прустовские места» в произведениях И.А. Бунина // Творчество И.А. Бунина в историко-литературном контексте (биография, источниковедение, текстология / ред.-сост. О. А. Коростелев, С. Н. Морозов. М.: Литфакт, 2019. С. 66-85.

7. Осьминина Е. А. Китайские реалии в рассказе И.А. Бунина «Сны Чанга» // Творчество И.А. Бунина в историко-литературном контексте (биография, источниковедение, текстология / ред.-сост. О. А. Коростелев, С. Н. Морозов. М.: Литфакт, 2019. С. 172-179.

8. Творчество И.А. Бунина в историко-литературном контексте (биография, источниковедение, текстология / ред.-сост. О. А. Коростелев, С. Н. Морозов. М.: Литфакт, 2019. 896 с.

References

1. Balanovskij R. M. Problema periodizacii tvorchestva I. A. Bunina v russkoj kritike i literaturovedenii // Vestnik Cherepoveckogo gosudarstvennogo universiteta. 2011. № 1. S. 46-49.

2. Deotto P. Ivan Bunin: tri avtobiograficheskie zametki // Tvorchestvo I. A. Bunina v istoriko-literaturnom kontekste (biografija, istochnikovedenie, tekstologija / red.-sost. O. A. Korostelev, S. N. Morozov. M.: Litfakt, 2019. S. 502-513.

3. Dolgopolov L. K. Na rubezhe vekov: o russkoj literature konca XIX - nachala XX vekov. L.: Sovetskij pisatel` (leningradskoe otdelenie), 1977. 368 s.

4. Ivan Bunin i arhimandrit Kiprian (Kern). Perepiska. 1940-1948 g. // Vestnik russ- kogo hristianskogo dvizhenija (Parizh-N`ju-Jork-Moskva). 1992. № 164. S. 159-187.

5. Il`inI. A. O t`me i prosvetlenii. Bunin. Remizov. Shmelev. M.: Skify, 1991. 216 s.

6. Lushenkova Foskolo A. V «Prustovskie mesta» v proizvedenijah I. A. Bunina // Tvorchestvo I. A. Bunina v istoriko-literaturnom kontekste (biografija, istoch- nikovedenie, tekstologija / red.-sost. O. A. Korostelev, S. N. Morozov. M.: Litfakt, 2019. S. 66-85.

7. Os`mininaE. A. Kitajskie realii v rasskaze I. A. Bunina «Sny Changa» // Tvorchest- vo I. A. Bunina v istoriko-literaturnom kontekste (biografija, istochnikovede- nie, tekstologija / red.-sost. O. A. Korostelev, S. N. Morozov. M.: Litfakt, 2019. S. 172-179.

8. Tvorchestvo I. A. Bunina v istoriko-literaturnom kontekste (biografija, istochnikovedenie, tekstologija / red.-sost. O. A. Korostelev, S. N. Morozov. M.: Litfakt, 2019. 896 s.

Размещено на Allbest.ru