Размещено на http://www.allbest.ru/

Институт философии Российской Академии Наук

Бажов Сергей Иванович

кандидат философских наук

Аннотация

В статье анализируется влияние философии И. Канта на формирование философских воззрений П.И. Новгородцева; раскрывается характеристика П.И. Новгородцевым Канта как родоначальника современной формы идеализма; рассматриваются этикоцентризм и метафизическая ориентация как особенности интерпретации философии И. Канта в нравственном идеализме П.И. Новгородцева, а также изменение отношения к философии Канта в последующей философско-мировоззренческой эволюции русского философа.

Несмотря на то, что в историю русской общественной мысли начала ХХ века П.И. Новгородцев вошел, прежде всего, как философ права и социальный философ, его философское творчество в целом было шире и разнообразнее. Вместе с тем, традиционную оценку творчества Новгородцева, надо признать вполне оправданной, поскольку наиболее значительные исследования русского мыслителя были посвящены правовой, социально-философской и социально-политической проблематике. Творческое наследие Новгородцева включает также гносеолого-методологические, этические и историко-философские работы. Последние в данной работе в специальном разделе не рассматриваются, однако представление об общих направлениях историко-философских экскурсов Новгородцева можно почерпнуть в разделе, посвящённом историко-этическим изысканиям философа.

Вполне естественно, если раздел о философских (философско-мировоззренческих, т.е. гносеологических и онтологических) воззрениях Новгородцева откроет пояснение, в каком значении следует понимать сам термин философско-мировоззренческие воззрения Новгородцева.

Знакомый с сочинениями Новгородцева читатель не мог не обратить внимания на то, что у него нет отдельных произведений или разделов в них, специально посвященных общефилософской проблематике - онтологической и (или) гносеологической. Но этот факт надо правильно истолковывать. Ошибочно заключать на этом основании, что Новгородцев не рассматривал общефилософскую проблематику, что он хотя бы в основных принципиальных контурах не очертил своё философское мировоззрение.

Напротив, во многих сочинениях Новгородцева развиваются не только философско-правовые и социально - философские концепции, но и высказываются соображения онтологического и гносеологического плана. Соответственно, перед исследователями творчества Новгородцева встает задача реконструкции общефилософских представлений русского мыслителя - философии нравственного идеализма и анализа их генезиса, источников, принципиального проблемного содержания, основных характерных черт, эволюции, установления связи с другими сторонами его творчества.

Не следует, однако, впадать в противоположную крайность и полагать, что тот факт, что Новгородцев, несмотря на несомненное философское дарование, не изложил своё философское мировоззрение в систематической форме, не порождает никакой принципиальной проблемы.

Здесь сразу же надо сказать о проблеме определения видовой и индивидуальной специфики идеализма Новгородцева. Вопрос этот не столь прост как может показаться тем, кто наслышан и начитан об идеализме и кантианстве Новгородцева. И дело здесь не в отсутствии соответствующих материалов для характеристики, а в неизбежных проблемах, связанных с необходимостью интерпретаций содержания эскизных набросков. Вместе с тем в нашем распоряжении имеется определённый материал для характеристики философско-мировоззренческих воззрений Новгородцева, в особенности следует указать на встречающиеся в работах Новгородцева классификации идеалистических учений.

Рассмотрение философских воззрений Новгородцева уместно начать с вопроса о генезисе его философских представлений. Генезис философских воззрений Новгородцева определялся двумя факторами, это - мировоззренческая ориентация и разработка проблематики естественного права.

В настоящее время в распоряжении исследователей нет данных, относящихся к самым ранним этапам мировоззренческих поисков Новгородцева. Если же судить о мировоззренческой ориентации мыслителя по его ранним сочинениям, посвященным вопросам истории и теории права, то в них он уже выступает как убежденный сторонник идеалистической теории права и философского идеализма. Необходимо пояснить, что проблематика естественного права в имплицитном виде содержит философскую перспективу, а именно, философский идеализм.

Итак, и мировоззренческие интересы Новгородцева, и его творчество в области теории и истории права предопределяли направление его философских исканий. Мировоззренческие интересы в сочетании с познавательными закономерно определяют обращение к философско-мировоззренческой рефлексии. Решение же вопроса о том, какому именно типу философского мировоззрения будет отдано предпочтение зависит от различных факторов - и от ценностной ориентации, и от специфики гносеологических исканий и др.

В случае с Новгородцевым, можно не только предполагать существование у мыслителя исходной ценностной мотивации в пользу выбора философского идеализма как истинного мировоззрения, но и утверждать, что в связи с анализом естественно-правовой проблематики он осознавал необходимость разработки философского учения о нравственных нормах на основе философского идеализма. Не случайно, что именно философский идеализм стал основой философского мировоззрения русского мыслителя, и его проблематика была в поле зрения философа на протяжении многих лет творческой жизни.

Свою принципиальную приверженность философскому идеализму Новгородцев обнаруживал так или иначе практически во всех своих работах, где затрагивалась философская тематика. Свой идеализм Новгородцев, естественно противопоставлял материализму и позитивизму и т.д.

Для Новгородцева выбор в пользу идеализма это и гносеологическое и этическое решение. Но основным мотивом признания Новгородцевым идеализма как учения об объективном существовании идеального начала (мира, бытия) как представляется, была не столько теоретическая потребность в специальной разработке гносеологии и (или) метафизической онтологии, которых он в классической дисциплинарной форме и не разрабатывал, сколько нравственно - метафизическое, а также и религиозное по своим глубинным истокам, стремление утвердить существование вечного царства правды и добра. Предположение об основном мотиве признания Новгородцевым философского идеализма в качестве истинного мировоззрения не следует истолковывать в том плане, будто в работах философа нельзя найти гносеологических аргументов в пользу идеализма.

Говоря об источниках философского мировоззрения Новгородцева необходимо подчеркнуть, что, определяя своё философское мировоззрение как идеализм, русский мыслитель фактически рассматривал свои идеализм как неразрывно связанный с классической идеалистической традицией, и разделяющий её родовые черты. В своих работах Новгородцев неоднократно характеризовал воззрения Сократа и Платона как основоположников идеализма, в творчестве которых нашли выражение родовые черты идеализма.

Вместе с тем Новгородцев исходил из представления об эволюции идеалистической философской мысли и полагал, что современную форму идеализм принял в учении И. Канта. Именно последнюю форму идеализма Новгородцев и рассматривал в качестве истинного современного философско-идеалистического мировоззрения.

Рассматривая соотношение античного идеализма Сократа, Платона и учение родоначальника немецкой классической философии как источников философского идеализма Новгородцева необходимо подчеркнуть, что русский философ интерпретировал проблематику идеализма в большей мере через призму представлений И. Канта, чем классических учений античного идеализма.

Соответственно, характеризуя философские воззрения Новгородцева, нельзя не затронуть вопрос о трактовке Новгородцевым учения Канта.

Одновременно отметим, что в целом в творчестве Новгородцева мы обнаруживаем сложное и многоплановое отношение к учению Канта. Надо ясно различать у Новгородцева четыре различных мотива обращения к философскому наследию Канта. В первом случае Кант интересует Новгородцева как теоретик права, осуществивший, по мнению русского философа, глубокую реформу в трактовке естественно-правовой идеи и придавший ей современный облик. Во втором случае Новгородцев обращается к философии Канта в связи с необходимостью разработки выше упоминавшейся философии нравственных норм. Кроме того, в учении Канта Новгородцев находит современную форму философского идеализма. Наконец, Новгородцев обращается к рассмотрению философии Канта и как историк философии с целью объективного и всестороннего изложения философии великого немецкого мыслителя.

Здесь же нас, повторяем, в первую очередь интересует вопрос о специфике интерпретации Новгородцевым учения И. Канта.

Отметим, что наиболее полное и обстоятельное изложение философии Канта мы находим в монографии Новгородцева "Кант и Гегель в их учениях о праве и государстве. Два типических построения в области философии права", опубликованной в 1902 году, и в 12 главе "Лекций по истории философии права", важны также различные статьи Новгородцева, в особенности, статья "Кант, как моралист".

Анализируя философию И. Канта, Новгородцев рассматривает учение Канта о теоретическом разуме, которым немецкий философ "уничтожил наивную веру, будто бы пред нашим познающим разумом стоит какой-то независимый от него мир, с которым познание должно сообразовываться, как художник сообразуется со своим оригиналом". Вместе с тем, центральный пункт в учении Канта нельзя истолковывать в духе солипсизма: Кант не утверждает, что за построениями разума в действительности ничего не существует; существуют вещи сами по себе, но они недоступны познанию. Нашему познанию доступны феномены, в конституировании которых наряду с чувственными данными существенную роль существенную роль играет рассудок.

Новгородцев указывает на трансформацию понятия истины в системе Канта. Понятие истины более не трактуется как согласие представлений с вещами, а рассматривается как согласие разума с самим собою, т.е. это вопрос о том, чем руководствуется разум - индивидуальным произволом или принципами всеобщей трансцендентальной субъективности, т.е. объективности познания.

Выделение Новгородцевым принципа активности познающего субъекта в качестве центрального пункта теоретической философии Канта вполне согласуется с традиционной историко-философской интерпретацией наследия Канта.

Второй важный момент в теоретической философии Канта - концепция научного познания, которая рассматривается как сочетание чувственных данных и форм разумного постижения. Субъект познания "не может строить выводы за выводами и утверждать, что все это необходимо, потому что вытекает из логических оснований". Дело в том, что, выходя за пределы чувственных представлений "разум отрывается от твердой почвы опыта, и пускается, по выражению Канта, в обширный и бурный океан призрачного знания".

Вместе с тем Новгородцев подчёркивает, что критика теоретического разума оканчивается положением о том, что человеку присущи идеалы и стремления, которым нет удовлетворения в теоретической области. Кроме того, отмечается, что "глубочайшей потребностью духа оказывается потребность покинуть почву опыта и достоверного познания и уйти в область таинственного и неопределённого". Наука - это частное проявление жизни духа, которая шире науки. Само по себе это положение бесспорно, вопрос в том, как его интерпретировать.

В связи с изложением философии Канта Новгородцев неоднократно говорит об освобождающем значении философского учения немецкого мыслителя. В каком же смысле можно говорить об освобождающем значении кантовской критики познания?

Анализируя философию Канта, Новгородцев делает акцент на сформулированном немецким философом в предисловии ко второму изданию "Критики чистого разума" тезисе о двояком значении - ограничивающем и освобождающем критики познания. Сформулированные Кантом принципы теоретического познания и есть то, в чем, по Новгородцеву, выразилась ограничивающая субъекта сторона предпринятой немецким философом критики познания.

Новгородцев приводит отзывы Фихте и Шеллинга о том впечатлении, которое произвела на них философия Канта, в которой они усматривали свидетельства в пользу известного преобладания духа над природным началом и внешним миром. Шеллинг писал, что "ее (философии Канта - С.Б.) сущность дух, а не мертвые формулы, не буквы. Ее высший предмет не то, что приобретается извне, посредством размышления, а то, что непосредственно присуще человеку. Она задается смелой задачей дать свободу человечеству и устранить страх, внушаемый объективным миром. Она дает силу тем, кто впал в усыпление, внушает мужество и уверенность тем, кто упал духом".

В духе оценок Шеллинга Новгородцев усматривает большую заслугу Канта в том, что последний способствовал переключению внимания от созерцания внешнего мира на внутренний мир.

В другой своей работе в "Лекциях по истории философии права" Новгородцев также говорит об обосновании Кантом утверждения за практическим разумом "самобытной и освобождающей силы". По Новгородцеву существует необходимая связь между представлением о том, что истина состоит в согласии идей разума с внешним миром и мнением о том, что критерий нравственности определяется через познание внешнего мира. Однако Кант, пересматривая расхожее представление о познании внешнего мира как отражении, приходит к выводу о том, что мерило истины, заключается в самом разуме. В таком случае вполне естественным представляется допущение, что и нравственный критерий "имеет подобный же характер внутренней само законности".

Все эти соображения вполне подготовили почву для перехода к проблематике практической философии Канта.

Рассматривая соотношение проблематики теоретического и практического разума в философии Канта, Новгородцев стремится показать, что кантовский анализ теоретического разума имеет не столько самостоятельное значение, сколько представляет собой своего рода введение в проблематику практического разума. Он приводит слова Канта о том, что руководящей целью его философии было стремление отстоять понятие нравственной свободы.

Что же, собственно, угрожало понятию нравственной свободы? Отвечая на этот вопрос, Новгородцев пояснял, что центральное для научного мышления понятие причинно-следственного детерминизма упраздняет представление о случайности или свободе. "Если отрицание свободы вытекает из представления о всемогуществе закона причинности, которому все подчинено в мире, то, прежде всего, необходимо было подвергнуть критике и разбору это предположение о всевластной, неотвратимой и фатальной предопределенности всего сущего". В "Критике чистого разума" Канту удалось показать, что понятия необходимости, причинности и закономерности, конституирующие научную мысль (наряду с другими понятиями) не являются исчерпывающим определением сущего.

И закон причинности, и принцип свободы воли могут быть приняты без противоречий потому, что "закон причинности не есть сущность вещей, а только форма нашего познания, тот план или способ, которым разум пользуется, чтобы познавать явления мира". Этот вывод Канта Новгородцев оценивает как откровение, ибо, здесь открывается возможность сохранить все права науки, и в то же время утвердить представление о нравственной автономии личности.

Итак, анализируя воззрения Канта, Новгородцев всячески подчёркивает, что немецкий философ утвердил и обосновал разделение теоретической, познавательной и практической, нравственной сфер духа.

Характеризуя кантовское разделение разума на теоретический и практический, Новгородцев акцентирует противоположные свойства теоретического и практического разума: если в сфере теоретического познания человеческий разум "связан и ограничен, ибо "державное" значение, т.е. возможность устанавливать свой закон и порядок ему принадлежит только "в узких пределах чувственного мира и субъективно воспринимаемых явлений", то в сфере практики для разума открываются "безграничные перспективы".

Новгородцев отмечает, что поскольку критерий истинности выводов познания заключается не в их соответствии внешнему миру, а в согласии познающего разума со своими собственными законами (т.е. в согласии эмпирического разума с трансцендентальным), то "естественно допустить, что и нравственный критерий имеет подобный же характер внутренней самозаконности".

Развивая мысль о независимости нравственного чувства и сознания от внешнего мира и теоретического разума, Новгородцев отмечает, что теперь становится понятно, каким образом "вообще мы приходим к моральным требованиям и к идее должного". Должествование не имеет никакого отношения к внешней природе и есть продукт внутреннего мира человека. "Разум с полной самопроизвольностью создаёт для себя собственный порядок, - мир идей, к которому он старается приблизить действительные условия…".

Итак, важнейший принцип философии Канта, главное и основное в его философии по Новгородцеву в том, что немецкий философ рассматривал области теоретического и практического как обособленные, самодовлеющие и независимые сферы духовной жизни человека. Таким образом, интерпретируя философию Канта, Новгородцев обращает особенное внимание на учение Канта о соотношении теоретического и практического разума, подчёркивает у Канта идею примата практического разума над теоретическим, и признаёт важнейшим моментом философии немецкого мыслителя идею рассмотрения теоретической и практической сфер духовной жизни человека как обособленных, самодовлеющих и независимых.

Что стояло за этим акцентом Новгородцева в интерпретации философии Канта? В терминологии самого Новгородцева этот вопрос может быть сформулирован как вопрос о самостоятельности нравственного начала. Итак, что собой представляет достаточно глубоко разработанное Новгородцевым на основе философии И. Канта обоснование тезиса о самостоятельном значении нравственного начала? Вопрос о самостоятельности нравственного начала для Новгородцева является фундаментальным вопросом не только в контексте философско-мировоззренческой проблематики, но и в связи с проблемой философского обоснования идеи естественного права.

В последнем случае, прежде всего нам необходимо понять, каким образом Новгородцев устанавливает связь между проблематикой философии права и моральной философией. Именно установление этой связи и будет означать первый шаг в направлении от эмпирической констатации многоплановости философско-правового творчества Новгородцева к проникновению в концептуально-теоретическое существо этой многоплановости.

Каким же образом проблематика естественного права - центральная проблематика творчества Новгородцева влияла на этико-философскую проблематику? Начнём с определения естественного права, которого придерживался Новгородцев: естественное право есть позиция нравственного критицизма по отношению к положительному праву. Соответственно существо естественного права усматривается в критике наличных (действующих) правовых установлений с позиций нравственных норм.

Присмотримся повнимательнее к содержанию этого определения и нам станет ясно, что если на вопросы о том, что собой представляет критика и что есть правовые нормы ответ может быть найден в представлениях о естественном праве, то на вопрос о феномене нравственной нормы в рамках естественно-правового учения ответ дать нельзя. Но если мы вспомнить о роли нормативного аспекта в естественно-правовом мышлении, то нам станет вполне понятно, что для всей естественно-правовой доктрины Новгородцева вопрос о нравственных нормах это один из ключевых вопросов. На философский вопрос о том, что собой представляет феномен нравственной нормы не только в логическом, но и в онтологическом плане ответ можно найти только в философии. Здесь ясно обнаруживается теоретическая необходимость перехода от проблематики естественного права к нравственной философии.

Но, разумеется, дело не только в определённом вполне оправданном тематическом смещении, или, точнее, переходе от проблематики философии права к этико-философской. Перед Новгородцевым, избравшим естественное право в качестве парадигмы современной философии права, стояла задача обоснования целесообразности этого шага, ибо в достаточно широко распространённых в научных кругах мнениях на сей счёт уже в то время едва ли не преобладала отрицательная позитивистская оценка научной состоятельности естественно-правовой идеи. В конечном счёте эта оценка оформлялась в русле кантианско-позитивистской критики метафизики как предмета и метода научно-философского мышления.

Продемонстрировать связь критики метафизики с проблематикой естественного права несложно. Достаточно указать на то, что концепция естественного права, предусматривающая разделение на позитивное и естественное право, рассмотренная под историческим углом зрения, первоначально опиралась либо на положения античного метафизического рационализма, в котором разделялось бытие совершенное и несовершенное, либо на разделение права на божественное и человеческое, что, в сущности, весьма близко к первому разделению.

Правда, со временем античный онтологический метафизический рационализм и рефлексия теологического типа оказались отчасти дополнены, а отчасти и вытеснены гносеологоцентристским новоевропейским рационализмом. Но даже тогда, когда теологическая аргументация оказалась, вытеснена не без помощи новоевропейского рационалистического дедуктивизма, весьма существенным оказался вопрос о научной состоятельности рационалистического дедуктивизма в духе Декарта, Спинозы и др., сформулированный представителями философии эмпиризма. И в парадигме новоевропейского рационализма у нас нет другой возможности, кроме как рассуждать об основаниях естественного права в духе учения о врождённых идеях.

Разумеется, Новгородцев не мог использовать традиционную для парадигмы естественного права аргументацию ввиду её очевидной (в свете господствующих современных представлений) научной несостоятельности. Вместе с тем, он был далёк и от мысли о разрыве с парадигмой научного мышления.

Решение актуальной задачи модернизации естественно-правового мышления Новгородцев усматривал в опоре на философию Канта. Этот интерес и эта потребность и определяли по преимуществу действительную концептуальную меру заинтересованности Новгородцева в философии Канта и меру его участия в неокантианском движении его времени. Понятно, что потребность в новом философском обосновании естественного права, отнюдь не равнозначна самостоятельным концептуальным философско-мировоззренческим интересам. В конечном счете, именно этот момент и объясняет отсутствие у Новгородцева чисто философских гносеологических и онтологических работ.

Итак, перспективу нового философско-научного обоснования естественного права Новгородцев усмотрел в философии И. Канта, точнее, в учении последнего о соотношении теоретического и практического разума. По мнению Новгородцева в структуре естественного права, разделённого на право положительное и естественное, воспроизводится распознанное и установленное Кантом разделение теории (познания) и морали, сущего и должного, необходимости и свободы.

В тезисе о самостоятельности нравственного начала, который обосновывается и развивается Новгородцевым в контексте учения Канта о примате практического разума над теоретическим, русский философ всемерно подчёркивает специфику сферы нравственного, выражающуюся в идее должного, не имеющей аналога в сфере природного сущего.

Подробно рассматривая в контексте кантовского учения о независимости сфер теоретического и практического разума вопрос о самостоятельности нравственных норм, независимости норм от категории сущего, Новгородцев, однако не обращает внимания на то, что этот анализ не даёт полного ответа на вопрос о природе нравственных норм. Между тем, важно не только установить специфику ценностных суждений по сравнению с теоретическими, но и объяснить эту специфику.

И здесь вполне может быть задан следующий вопрос. Действительно, нравственные нормы не встречаются в природном сущем и продуцируются человеческим сознанием. Однако феномен нормирования может объясняться, в конечном счёте, как проистекающий из личностного и (или) социально-культурного источников, либо из метафизического. Новгородцев склоняется к одновременному указанию на оба источника, что в результате означает, что он не чужд признания модифицированного варианта объективного идеализма.

В отличие от Канта, учение которого о независимости сфер практического и теоретического разума лишь обосновывает принцип независимости сфер практического и теоретического разума, категорий должного и сущего, и не даёт развёрнутого ответа на вопрос об онтологической природе должного (хотя в целом в философском мировоззрении Канта, разумеется, мы такой ответ можем получить с учётом его морального богословия), Новгородцев полагает, что идеальные нравственные нормы, которым нет аналога в сфере природного сущего, в конечном счёте, есть проявление идеальных начал, точнее, стремлений субъекта, обращённых к идеальному бытию.

Таким образом, именно в этом пункте Новгородцев покидает почву кантовского субъективного идеализма и фактически вводит в своё философское мировоззрение проблематику объективно-идеалистического бытия, в то время как Кант в вопросах религиозно-метафизического плана не стремился к непосредственной опоре на авторитет научного знания, на дух науки, но связывал эти вопросы с проблематикой веры и теологии морали.

Указывая на метафизическое основание сферы идеальных норм, и признавая существование абсолютного идеала иным образом, чем это делал Кант, а именно, признавая абсолютный идеал (в сущности, - абсолют) помимо кантовского учения о постулатах практического разума, Новгородцев фактически покидал почву кантовской философии и склонялся к идеям объективных идеалистов.

Но, признавая абсолютный идеал (абсолют) помимо кантовского учения о постулатах практического разума, Новгородцев не отказывался от учения Канта о несоизмеримости мира явлений и мира вещей в себе. Соответственно в рамках мира явлений для человека осуществимо лишь стремление к абсолютному идеалу в форме бесконечного нравственного совершенствования и нравственной деятельности, а для общества - в форме потенциально бесконечного прогрессивного исторического совершенствования.

Таким образом, для философских представлений Новгородцева характерно сочетание принципов и мотивов субъективного и объективного идеализма. То, что Новгородцев не замыкается в границах субъективного идеализма и в ряде моментов склоняется к позициям идеализма объективного, принципиально важно уточнить в связи с общими кантианскими симпатиями русского философа.

Впрочем, в других своих работах, отмечая, что именно Канту удалось непротиворечиво синтезировать сферы науки, религии и нравственности, Новгородцев говорил о новой вере нового свободного человека. Соответственно можно предполагать, что он рассматривал как один из возможных вариантов обоснования метафизики принцип моральной веры, представлявший собой ссылку на непосредственные данные сознания. Введение категории веры в качестве основания и источника определённого метафизического содержания может рассматриваться как решение Новгородцевым упомянутой проблемы неполноты объяснения природы морального долженствования. Но, все же чаще в работах Новгородцева встречается утверждение о том, что Канту, добавим, в рамках рационально-философского дискурса удалось непротиворечиво синтезировать сферы науки, религии и нравственности.

Соответственно можно говорить об определенных колебаниях Новгородцева между научным и теологическим обоснованиями метафизики, с известным преобладанием первого варианта решения этой проблемы. Но, как бы то ни было, бесспорным представляется главное, а именно, стремление Новгородцева в философско-мировоззренческой рефлексии к преодолению узких онтологических рамок субъективного идеализма и к утверждению метафизики.

Характеризуя именно эту особенность идеализма Новгородцева, В.В. Зеньковский говорил о признании Новгородцевым метафизики на почве кантовского критицизма.

Итак, своеобразие интерпретации Новгородцевым философии Канта можно усмотреть в стремлении русского философа развить на основе кантовского критицизма своеобразную этическую метафизику - философию нравственного идеализма.

Вместе с тем необходимо отметить, что характерной особенностью этико-метафизических исканий Новгородцева был своеобразный принцип метафизического минимализма. Всё что признавал Новгородцев - это существование идеального мира в форме идеала абсолютного добра. В этом принципе метафизического минимализма несомненно сказывалось влияние кантовской критики метафизики. Вместе с тем, такая позиция Новгородцева затрудняла понимание метафизической составляющей его философского мировоззрения, на что прямо указывал Трубецкой в своей работе "Новое исследование о философии права Канта и Гегеля".

Таким образом, специфика интерпретации Новгородцевым философии Канта заключается в её, если так можно выразиться этико-метафизическом характере. В самом деле, в отличие от позитивистов и материалистов, усматривавших главную заслугу Канта в критике метафизики и разработке принципа активности субъекта в процессе познания, Новгородцев главную заслугу немецкого философа усматривал, в конечном счёте, в глубокой разработке нравственной философии.

Этот поход не был случаен и коренился в стремлении Новгородцева путём принципиального разделение сфер морали и познания создать философско-теоретическую базу для обоснования разделения и противопоставления естественного и положительного права.

С другой стороны этот подход привёл к определённому искажению философии Канта в трактовке Новгородцева, что проявилось в недооценке Новгородцевым кантовского агностицизма в отношении познания вещей в себе, в приписывании Канту теоретических интенций в направлении к идеалистической онтологии, к такой трактовке кантовского учения о соотношении теоретического и практического разума, из которой вытекало отсутствующее у Канта смешение принципов объективного и субъективного идеализма, в явно недостаточном внимании Новгородцева к этико-теологической проблематике философии Канта.

В монографии Новгородцева "Об общественном идеале" содержится интересный гносеологический тезис, который нам также необходимо рассмотреть. Рассуждая об общественной философии и задаваясь вопросом о том, почему общественная философия не может перейти в область позитивного знания или позитивной общественной философии Новгородцев поясняет, что это будет означать полную утрату связи между рефлексией о сфере общественно-исторических явлений и понятием абсолютного идеала.

По сути дела здесь указывается на необходимость сохранения связи социально-философского знания с религиозными и идеалистическими представлениями, поэтому аргументация против такого разрыва должна носить характер обоснования философско-мировоззренческого значения религии и идеализма. Отмечая, что в рамках позитивной социологии общественный идеал мыслится только как относительное порождение меняющихся условий, Новгородцев указывает, что такое "воззрение логически приводит к полному релятивизму, который делает невозможным и самое понятие идеальной нормы". В сущности Новгородцев переводит проблему в логико-гносеологическую плоскость.

Релятивисты вынуждают мысль "искать указаний в мимолётных впечатлениях действительности; но таким образом она теряется в быстротекущей смене событий и утрачивает организующее и творческое значение". Таким образом, против релятивизма выдвигается тот аргумент, что он разрушает философско-теоретическое мышление. Это существенный аргумент. Фактически здесь Новгородцев ставит вопрос так, либо философский идеализм, предполагающий, в частности, концепцию метафизического разума, либо пучина скептицизма, в которой быстро теряются все различия, и меркнет разум. Насколько оправданна такая постановка вопроса?

Отметим, что в истории философии можно найти примеры аналогичных рассуждений. Обратимся к эпохе поздней античности, к периоду, когда скептицизм, по признанию некоторых историков философии разрушил основания догматической философии. Об этом в своей знаменитой "Истории западной философии" Б. Рассел писал так: "Единственная логика, допускаемая греками, была дедуктивной, и вся дедукция должна была исходить, как у Евклида, из общих принципов, рассматриваемых как самоочевидные. Тимон (ученик Пиррона) отрицал возможность найти такие принципы; поэтому всё должно было доказываться посредством чего-нибудь ещё и все доказательства должны были содержать порочный круг или представлять собой бесконечную цепь умозаключений, не имеющую начала. И в том, и в другом случае ничто не может быть доказано. Как видим, этот аргумент подрывает в корне философию Аристотеля, которая господствовала в средние века".

Скептические аргументы против дедуктивной логики подрывали не только философию Аристотеля, но всю вообще греческую философию, опиравшуюся на дедуктивную логику. Но из той же истории эллинистической философии мы знаем, что скептицизм не был господствующей формой философского мировоззрения. Каким же образом ограничивалось его, с известного времени априорное теоретическое господство? Неужели невежеством, точнее школьной узостью воззрений представителей не скептических философских течений? Конечно же, в основном, не в силу последней причины. Во-первых, шел процесс перестройки философского знания, метафизика отступала на второй план, самой важной философской дисциплиной становилась индивидуальная этика. В ходе такой перестройки философского знания менялось соотношение мотивов: на смену ранее доминировавшим теоретическим выдвигались новые экзистенциальные. Во-вторых, скепсису была противопоставлена вера. Ярким примером того, как религиозная вера противостояла философскому скептицизму, является полемика бл. Августина в "Исповеди" с новыми академиками, считавшими всё сомнительным. В западноевропейской философской традиции противопоставление веры скепсису приводило к известной реабилитации разума, что и объясняет тот парадокс, на который неявно указывал Рассел в своём анализе античного скептицизма, когда говорил, что опровергнутый скептиками Аристотель доминировал в философии средневековья. Но все эти соображения относятся к строго определённой эпохе господства метафизической философии, итогом которой стало, если несколько упростить картину действительности, противостояние скептицизма и веры.

Но Новгородцев фактически возрождает эту проблематику в другой интеллектуальной перспективе. Существенной особенностью этой новой эпохи является то, что философия выступает в союзе с наукой. Сегодня скептицизм должен "справиться" не только с определёнными догматическими философскими построениями, но и с фактами существования и развития научного знания и научно-технического прогресса, осуществляющегося уже более трёхсот лет.

Итак, необходимо заключить, что позиция Новгородцева была бы единственно верной в определённую историческую эпоху, но в современности разрушительному скептицизму может быть противопоставлен не только философский идеализм, но и философские представления, основывающиеся на теории роста научного знания. Соответственно наш вывод указывает на отсутствие в теоретическом плане какой-либо исключительной дилеммы и на многообразие возможных решений. Однако это, так сказать, теоретически обязывающее многообразие, поскольку в условиях вариативности ответов тому, кто настаивает на определённом ответе, следует обосновать преимущества выбора своего варианта ответа по сравнению с другими возможными. Хотя Новгородцев формально не даёт такого ответа, фактически, безусловно, он отвечает на этот вопрос. Содержание этого ответа предопределяется тем, что философ противопоставляет позитивистской науке и философии свою философию нравственного идеализма.

Говоря об онтологических воззрениях Новгородцева, следует, прежде всего, указать на тот факт, что он придерживался воззрения, что философский идеализм конституирует онтологическое представление о двух мирах - преходящем материальном и вечном идеальном. Но что лежит в основании этой системы философского дуализма?

Новгородцев полагал, что исходный импульс философского идеализма это попытка "разъяснить разлад духа человеческого с собою и миром, двойство наших стремлений, противоречие между идеальными основами и земным несовершенством". В системе идеализма человек рассматривается как участник двух миров - земного, преходящего и идеального, вечного и совершенного. С первым миром человека связывают земные, преходящие, чувственные интересы, со вторым - высшие силы и способности, такие как разумное познание и стремление к утверждению добра.

Эти разъяснения Новгородцева весьма примечательны, ибо такая интерпретация идеализма означает его трансформацию в идеализм субъекта в смысле актуализации проблематики идеального в измерении субъективного бытия. Конечно, здесь в первую очередь следует уточнить статус идеального стремления - есть ли оно плод субъективного полагания или отблеск объективного идеального мира?

Под идеальным стремлением Новгородцев понимает не только идеальную мечту об абсолютном совершенстве, но и присущий личности идеальный нравственный закон, проявляющийся в независимом от сущего нравственном долженствовании и опирающийся на абсолютное идеальное основание. Идеальный нравственный мир рассматривается Новгородцевым через призму представления о таких слагаемых как идеальные нравственные нормы, связанные с абсолютным идеалом и как сам этот идеал - абсолютное и объективное основание идеальных норм.

Можно сказать, что в онтологии Новгородцева идеальное раскрывается через нравственную идею.

В работах Новгородцева нередки упоминания о существовании двух миров с ценностным акцентом на идеальном мире в контексте аргументации нравственно - религиозного плана. Так, в книге "Об общественном идеале" Новгородцев пишет: "Он (человек) стоит на рубеже двух миров и отражает в душе своей их противоречие. Как след его причастности этим двум мирам, он носит в своей душе вечный разлад, вечную тоску, "желанье чудное", которому нет удовлетворения в этом мире". Из положения о сопричастности человека двум мирам - преходящему и вечному несложно вывести тезис, что человек по природе своей одушевлен не только идеальными, высокими стремлениями, но и суетными, чувственными.

Другое дело, как оценивать соотносительную силу этих стремлений. Ясно, что здесь возможны различные трактовки. В этой связи можно говорить о различных модификациях этически преломленного объективного идеализма - пессимистической, оптимистической и реалистической.

Для нас здесь важна первая часть процитированного выше фрагмента, в которой содержится указание на связь понятий, на основе которой можно объяснить отмеченные ранее феномены (отсутствие самостоятельной онто-гносеологической рефлексии и включенность онто-гносеологических представлений в этический контекст, практическое истолкование задачи философии, наконец, само название философии Новгородцева - нравственный идеализм).

Дело в том, что для философской рефлексии Новгородцева характерным является своеобразное онтологическое триединство, а именно - идеальный и материальный миры как данные человеку и отражающиеся в его природе неустранимым противоречием, т.е. в указанное триединство входят два мира в данности их субъекту. Это онтологическая формула философии Новгородцева. Принимая во внимание эту формулу, ту устойчивую и практически нерасторжимую корреляцию между проблематикой субъекта и проблематикой бытия, которая обнаруживается в работах Новгородцева, глубокий интерес русского мыслителя к онтологии субъекта, к природе человека, к вопросу об этическом назначении человека, его можно рассматривать как сторонника философской программы идеалистического персонализма. новгородцев этикоцентризм метафизический идеалистический

Анализируя проблематику философского идеализма Новгородцева важно также обратить внимание на то, каким образом Новгородцев рассматривал вопросы типологии идеализма, поскольку такой анализ значим не только в историко-философском контексте, но и способен пролить определённый свет на специфику философских воззрений самого Новгородцева.

В контексте обсуждения философских взглядов Сократа и Платона Новгородцев рассматривает вопрос о характере присутствия добра в мире в связи с вопросом о самоопределении идеалиста в отношении несовершенного мира. Должен ли идеалист решительно предпочесть совершенный идеальный мир несовершенному земному в смысле отрешенности от мира земного? Или следует служить идеальным ценностям иным образом, путем деятельного стремления к преобразованию земных несовершенных творений в соответствии с идеальными образцами, идеалами?

Рассматривая эту проблему при обсуждении философской эволюции Платона Новгородцев трактует последнюю во многом в соответствии с воззрениями на этот предмет В.С. Соловьева. По мнению Соловьева Платон проделал эволюцию от первоначальной отрешенности от земного, от идеи ухода от земного, к стремлению воплотить совершенные идеальные формы общественного устройства в жизнь. Иными словами, Платон проделал эволюцию от отрешенного идеализма к идеализму положительному.

Предположение о том, что какому - то из двух указанных типов идеализма Новгородцев отдавал предпочтение - ошибочно. Напротив, рассуждая и об отрешенном идеализме, и о положительном Новгородцев подчеркивал, что, в сущности, эти философские позиции имеют не только классическое, но и вечное значение: "Среди тех, кто верит в идеальные начала и служит им, всегда будет сохраняться эта противоположность натур деятельных и созерцательных: одни хотят действовать и влиять, входя властно и энергически в жизнь …, другие способны только к внутренней жизни духа, к созерцаниям и мечтам". И бесполезно "…спрашивать и невозможно решать, какой из этих типов выше".

Несмотря на то, что в рассматриваемой работе Новгородцев дает ясное указание относительно того, что такие позиции как идеализм отрешенный и идеализм положительный, в сущности, равнозначны и, определяются, в конечном счете, психологическим основанием - фактом существования натур деятельных и созерцательных, в других своих работах, в частности, в статье "Кант, как моралист" которая будет подробнее рассматриваться ниже, Новгородцев обстоятельно анализирует и развивает именно второй тип идеализма.

Впрочем, однозначная характеристика идеализма, в пользу которого высказывается Новгородцев в статье "Кант, как моралист" как положительного идеализма может показаться слишком прямолинейной и упрощенной. Не игнорируется ли самим фактом подобного утверждения вопрос о том, в какой мере могут быть сопоставлены две типологии, используемые для обсуждения проблематики философского идеализма в работах о Сократе и Платоне и о нравственной философии Канта? Отметим, что содержанием второй типологии является выделение двух форм идеалистических учений - монистических и дуалистических.

Сравнение указанных типологий возможно при условии экспликации использованных оснований классификации. При построении первой типологии (классификации) идеализма используется нормативное представление о соотношении земного и идеального начал: либо земное несовершенство отрицается во имя идеального совершенства по типу аскетически - созерцательного ухода от земного, либо культивируется стремление перестроить земное по идеально совершенным образцам. Основанием второй типологии является представление о том, в какой мере возможно воплощение в перспективе земного бытия идеальных начал: либо до степени гармонии земного и небесного, временного и вечного (монистические учения), либо признаётся принципиальную невозможность воплощения идеальных начал в измерении земного (дуалистические учения).

На первый взгляд обе сравниваемые типологии представляются несоизмеримыми. Но при ближайшем рассмотрении оказывается, что вторая типология развивает и конкретизирует первую. Спорить о том, в какой мере возможно воплощение идеального начала в земной перспективе имеет смысл только в том случае, если наше внимание в существенной мере обращено к земному миру, а не ориентировано преимущественно на мир идеальных форм, ибо в отношении последнего вопрос о противоречии между земными и идеальными началами вообще лишен смысла.

Таким образом, по крайней мере применительно к определенному этапу философского творчества Новгородцева (от начала творческой деятельности до поворота к религиозному миросозерцанию), у нас есть основания говорить о том, что существенные философские интересы русского мыслителя в большей мере были связаны с типом идеализма положительного, а не отрешенного.

В статье "Кант, как моралист" Новгородцев выделяет два типа идеализма дуалистический и монистический и, критикуя последний с позиций первого, оказывает явное предпочтение идеализму первого типа. Введением в этот анализ является рассмотрение особого учения о мировых противоречиях, которые обнаруживаются в познании, в жизни духа и общества, в истории.

Разработку учения о мировых противоречиях Новгородцев связывал с именем Канта. Исходным здесь является вопрос о природе дуализма в философии Канта. Трактовка философии Канта как дуалистической общепринята. Но что выступает основанием утвержденного Кантом дуализма явлений и вещей в себе, феноменов и ноуменов? Новгородцев полагает, что таким основанием являются соображения как теоретического, так и практического порядка. Причем "главной опорой для этого разграничения двух миров являлась потребность отстоять незыблемость нравственных начал, значение нравственных идеалов, стремлений и надежд".

Источник раздвоенности и неудовлетворенности, обнаруживаемой в философии Канта, определяется духовным переживанием противоречия между вечным миром идей и миром преходящих явлений. "Между духом и природой, между я и не - я, между субъектом и объектом существует разлад - вот где источник философского дуализма, который с такой силой раскрыт и запечатлен в системе Канта". В сфере познания наша мысль замкнута на относительные явления, поэтому абсолютное совершенство конкретно представить мы не в силах, чувство абсолютного живет в нас как идеал, как стремление, "как живой Бог нашей души".

Если же покинуть пределы теоретического познания и перенестись в сферу практического разума, то мы обнаружим "страстное желание найти соответствие между нашими чувствами и стремлениями и внешним ходом событий". Природа человека, столь же противоречива: в основе "дух человеческий свободен, но вместе с тем связан условиями внешнего мира".

Что касается критики кантовского дуализма, в частности, с позиций систем после кантовского идеалистического монизма, разработанных Фихте, Шеллингом и Гегелем, то эта критика свидетельствует лишь о слабости идеалистического монизма, представители которого так и не смогли создать непротиворечивое миросозерцание.

После знакомства с основными положениями учения о мировых противоречиях можно уточнить значение термина дуалистический идеализм. Вспомним, что собой представляет трактовка философского идеализма. Идеализм - это учение, рассматривающее бытие как состоящее из двух миров - преходящего материального и вечного идеального, следовательно, всякий идеализм, как основывающийся на учении о двух мирах есть дуалистическое философско-онтологическое учение, и в онтологическом смысле монистического идеализма вообще не бывает и быть не может.

Это бесспорные положения, и Новгородцев, естественно, с ними согласен. Но дело в том, что термины "дуалистический" и "монистический" применительно к философскому идеализму Новгородцев использует в другом, не в онтологическом значении. Под терминами дуалистический и монистический идеализм Новгородцев имеет в виду определенное содержание учения о мировых противоречиях. А учение о мировых противоречиях с необходимостью должен разрабатывать любой философ - идеалист. Ибо как сторонник учения о двух мирах он не может обойти вопрос об утверждении или отрицании перспективы преодоления человеком, обществом, мировым процессом противоречия материального и идеального, временного и вечного, земного и небесного.

В зависимости от способа решения указанного вопроса, т.е. утверждения возможности или невозможности достижения человеком или обществом гармонии земного и небесного начал в перспективе земного существования, Новгородцев и делит идеалистические учения на монистические и дуалистические. Сам Новгородцев выступает принципиальным сторонником философского дуализма, отрицающего ложный оптимизм идеалистического монизма.

Оригинальность предложенной Новгородцевым классификации идеалистический учений заключается в использовании философом не традиционного онто-гносеологического основания для классификации идеалистической философии, приводящего к делению идеалистических учений на субъективно и объективно идеалистические, а такого основания как мера допускаемого философским учением проявления или воплощения идеального начала в земном бытии.

Если философы признают, возможность воплощения идеального начала в земном бытии таким образом, что возможно преображение земного бытия, своего рода воссоединение неба и земли, то в этом случае по Новгородцеву и идёт речь об оптимистическом идеалистическом монизме. Последним словом такого идеализма оказывается снятие противостояния земного и небесного, дольнего и горнего. Этот оптимистический идеалистический монизм Новгородцев отвергает за противоречивость (ибо нельзя без противоречия утверждать возможность воссоединения земного и небесного) и не реалистичность.

В том же случае, когда философы идеалисты признают невозможность такого воплощения идеального начала в земных условиях, которое бы преобразило дух и природу человека, его земную участь и земное бытие и тем самым настаивают на расколе и противостоянии земного и небесного, материального и идеального, то такую позицию идеалистического дуализма Новгородцев приветствует как более реалистическую.

Таким образом под влиянием Канта Новгородцев пришел к убеждению, что истинной формой современного философского идеализма является не учения идеалистического монизма, а дуалистический идеализм.

Если на минуту предположить, что существо доктрины идеалистического монизма сводится к признанию возможности реализации в земных условиях идеалов, способных преобразить земное бытие, (предположение это, разумеется, неверно, ибо в философии типа идеалистического монизма речь идёт не об идеалах, а о действии объективного идеального начала), то это намеренно узкое и недостаточное определение позволит нам лучше понять, что аналогичные верования, т.е. вера в возможность реализации идеалов разума в ходе общественного прогресса, вера в возможность чуть ли не полного преображения условий земного бытия (типа перехода из общества деспотизма, неравенства и вражды в общество с реализованными идеалами свободы, равенства и братства, или тапа перехода из "царства необходимости" в "царство свободы") разделяли и философские противники идеализма - позитивисты и материалисты.