Особенности решения философских проблем в творчестве Федора Достоевского

Размещено на http://www.allbest.ru

Размещено на http://www.allbest.ru

Введение

Всякий исследователь, стремящийся понять главные составляющие философских воззрений Достоевского, должен признать невозможность во всей полноте реализовать поставленную задачу. Творчество Достоевского не похоже на творчество тех художников-философов, которые в своих произведениях стараются выразить заранее сформулированные концепции; в произведениях Достоевского на первом плане оказывается не связный комплекс идей, а непосредственность “живой жизни”, главный “персонаж” его повестей и романов - это сама стихия жизни, прослеживаемая вплоть до ее невидимых корней в бытии. Тем не менее попытки сформулировать ключевые положения философии Достоевского не совсем бесперспективны, хотя бы потому, что почти все русские и многие западные мыслители последующей эпохи испытали влияние Достоевского и отразили в своем творчестве те или иные элементы его мировоззрения.

Литература, посвященная Достоевскому, необъятна; и даже если ограничиться рассмотрением философских аспектов его творчества, можно обнаружить десятки и сотни сочинений, дающих весьма оригинальные и очень различные точки зрения на то, что нужно считать “главным” в его мировоззрении. Однако среди этого многообразия все-таки можно выявить некоторую закономерность и повторяемость. Достаточно легко можно обнаружить несколько “модельных” концепций, которые дают наиболее характерные и существенно отличающиеся друг от друга интерпретации.

Цель работы - исследование решения философских проблем в творчестве Федора Достоевского.

Задачи.

1. Рассмотреть критику философии Достоевского;

2. Изучить роль личности и Бога в философии Достоевского.

1. Критика философии Достоевского

Одна из особенностей таланта Достоевского заключается в том, что в его произведениях мы часто не замечаем четких границ между сюжетно-событийным, психологическим и философским уровнями осмысления художественного материала.

В силу этого очень важно определить тот главный срез художественного мира Достоевского, по отношению к которому становятся понятными все его составляющие. В данном случае стоит прислушаться к мнению Н. Бердяева, который очень много сделал для правильного разграничения главного и второстепенного в творчестве Достоевского. Выражая общее убеждение большинства представителей русской религиозной философии, Бердяев решительно утверждал, что Достоевский - “величайший русский метафизик”, что именно построение определенной метафизической конструкции, описывающей самые глубокие закономерности бытия, составляет главную цель его творчества.

Безусловно, соглашаясь с этой мыслью, необходимо только еще раз подчеркнуть (это отмечает и Бердяев), что метафизика Достоевского выражена не в виде прямых рациональных тезисов (там, где Достоевский все-таки отваживается высказывать такие тезисы, он изменяет себе и чаще всего теряет провидческую зоркость, характерную для его художественного творчества), а в конкретной, хотя часто почти фантастической, жизни его героев, своим прихотливым течением демонстрирующей все сложности и противоречия метафизических истоков нашей реальной жизни.

Среди множества критических сочинений, посвященных мировоззренческим основаниям творчества Достоевского, можно назвать три наиболее характерные работы, задающие смысл тех главных, “модельных” концепций, вокруг которых группируются все многочисленные попытки понять мировоззрение писателя. Прежде всего нужно упомянуть фундаментальный труд Н. Лосского “Достоевский и его христианское миропонимание”, законченный в 1939 г. и представляющий собой наиболее последовательную разработку чрезвычайно популярной интерпретации Достоевского как религиозного писателя, поставившего себе главной целью показать тупики безрелигиозного сознания и доказать невозможность для человека жить без веры в Бога. Сама эта интерпретация настолько распространена и носит настолько всеобщий характер, что ей в той или иной степени отдали дань практически все исследователи Достоевского. К сожалению, и в наши дни большинство философских исследований о Достоевском создается именно в рамках этой традиции, причем, как правило, их авторы не добавляют ничего нового в уже известный набор аргументов и примеров, давно освоенных русской философской классикой от К. Леонтьева и Вл. Соловьева до Н. Лосского и Н. Бердяева.

Вторую “модельную” интерпретацию, которой далее будет уделено особое внимание в силу ее чрезвычайной популярности как в российской, так и в западной литературе, дает концепция Михаила Бахтина, впервые изложенная в книге “Проблемы творчества Достоевского” (1929). Поскольку Бахтин утверждает в своих работах, что главное творческое достижение Достоевского - это создание совершенно новой формы “полифонического романа”, создается впечатление, что его интересует только литературная форма произведений Достоевского. Однако на деле и его главной целью является анализ основных принципов метафизики Достоевского. “Поэтологический” подход был просто вынужденным способом реализации такого анализа в условиях жесткого идеологического диктата 20-30-х годов. Бахтин утверждает, что в основе романов Достоевского лежит принцип абсолютной независимости свободных человеческих личностей, человеческих сознаний; в его интерпретации Достоевский оказывается сторонником метафизического плюрализма, основанного на радикальном персонализме и в значительной степени противоположного упомянутой выше традиционной “монистической” интерпретации, в которой Бог есть основа всего мирового бытия и высшее бытие.

Наконец, третью характерную интерпретацию творчества Достоевского дает концепция Н. Бердяева, наиболее полно изложенная в его книге “Миросозерцание Достоевского”. На первый взгляд, Бердяев просто соединяет принципы двух противоположных подходов, обозначенных выше. С одной стороны, он утверждает, что главное в метафизике Достоевского - это обоснование абсолютного значения человеческой личности, несводимость ее к какому-либо “вышестоящему” Абсолюту; с другой стороны, в работах Бердяева нетрудно найти и утверждения противоположного содержания - например; “самый чистый человек, отвергший Бога и возжелавший самому стать Богом, обречен на гибель” - в которых явно просматривается традиционная интерпретация Достоевского как христианского писателя, доказывающего необходимость для каждого человека религиозной веры.

Многие важнейшие персонажи произведений Достоевского - это люди, проходящие искус неверия, отвергающие веру в Бога как абсолютную ценность и пытающиеся выбрать в качестве высших ценностей то, что принадлежит земному миру, - любовь, славу, счастье ближних, социальную гармонию, власть и т. д. Духовный крах, а часто и гибель этих людей, казалось бы, и является главным свидетельством в пользу абсолютной ценности веры и доказательством незыблемой религиозной установки Достоевского. И в своем мировоззрении Достоевский, как всякий настоящий христианин, выводил все мировые ценности, придающие жизни смысл и обеспечивающие конечную победу добра, из положения, что Бог существует, что Он - Творец мира и Промыслитель”.

У Достоевского, действительно, можно без труда найти героев, которые обладают мировоззрением, характерным для “всякого настоящего христианина”, но если бы дело было только в этом (а Лосский и близкие к нему мыслители, например, В. Розанов и С. Булгаков, считали, что главное в творчестве Достоевского - только в этом), то Достоевский был бы просто одним из многих русских религиозных писателей - от Лескова до Шмелева и Зайцева, - показывающих, что человек обречен на деградацию без веры. В этом случае, пожалуй, можно было бы сказать, что Достоевский дает талантливое художественное доказательство сформулированного Лосским тезиса, но нельзя было бы понять, почему он занимает особое, почти уникальное место в русской, а может быть и во всей европейской культуре XIX - начала XX века.

Указанная интерпретация “главного” в творчестве Достоевского опирается на совершенно поверхностное, формальное прочтение его произведений. Сила Достоевского в том, что он с равной убедительностью дает изображение не только мировоззрения “настоящего христианина”, но и мировоззрения человека, только ищущего веру; или человека, нашедшего веру, радикально расходящуюся с тем, что принято “нормальным” в обществе; или даже человека, вообще отрекающегося от всякой веры.

Гибель и возрождение человека в произведениях Достоевского зависят не только и не столько от веры, сколько от факторов более “земных”, хотя и иррациональных - от свободы человека, его способности любить и испытывать веления совести, от ощущения взаимосвязи людей в добре и зле. Формально все эти качества человека можно полагать зависимыми от веры, если принять традиционную христианскую систему ценностей, однако в произведениях Достоевского эта зависимость не является такой уж очевидной и не имеет прямого художественного обоснования.

В тесной связи с вопросом о характере религиозности Достоевского-писателя находится вопрос о характере религиозности Достоевского-человека. По всей видимости, и на этот вопрос невозможно ответить так однозначно, как это делает Лосский. Можно предположить, что в жизни Достоевского, как и в жизни главных его героев, вера и неверие были не отдельными этапами жизненного пути, а двумя неразрывными моментами, постоянно присутствующими в душе и обрекающими ее на бесконечные сомнения и борьбу с собой.

2. Личность и Бог в философии Достоевского

Хотя герои Достоевского, на первый взгляд, ничем не отличаются от обычных, “эмпирических” людей, по существу, они наряду с обычным эмпирическим измерением имеют еще “дополнительное” измерение бытия, которое и является главным. Это главное - метафизическое - измерение, в котором, кроме того, эмпирические герои соединяются в некоторое единство, выражает цельную энергию, динамику самого бытия, причем выражает в предельно центрированной и конкретной форме - в форме метафизической Личности, единого метафизического Героя. Отношение этой единой метафизической Личности с эмпирическими личностями, “эмпирическими” героями романов ничего общего не имеет с отношением абстрактной и всеобщей “сущности” с ее “явлениями” (в духе философского идеализма). Это не особая субстанция, возвышающаяся над отдельными личностями и стирающая их индивидуальность, а прочная и имманентная основа их самобытности. Как единосущный Бог имеет три ипостаси, три лика, так и Личность, в качестве метафизического центра бытия, реализуется в множестве своих “ипостасей”, лиц - эмпирических личностей.

В большинстве романов Достоевского указанного метафизического Героя можно условно отождествить с главным героем, полагая всех остальных персонажей его эмпирическими “эманациями” (Раскольников в “Преступлении и наказании”, Ставрогин в “Бесах”, Версилов в “Подростке”, князь Мышкин в “Идиоте”). Только в последнем романе Достоевского нет центрального персонажа, которого можно было бы назвать главным эмпирическим ликом единого метафизического Героя; здесь, скорее, нужно говорить о трех равноправных (и находящихся в противоречии друг с другом) “ипостасях”, трех ликах, в единстве которых осуществляется эмпирическая манифестация Героя, - это Дмитрий, Иван и Алеша Карамазовы (может быть, сюда нужно добавить также их отца и их сводного брата, Смердякова).

Перемещение центра тяжести с эмпирически-реальных людей на метафизическую Личность и является причиной радикальных изменений, вносимых Достоевским в романную форму. Бахтин увидел здесь переход от единой авторской точки зрения к взаимодействию многих независимых личностных позиций. На самом деле здесь происходят гораздо более сложные преобразования.

Авторская позиция в традиционной литературе и в психологической прозе - это позиция объективности. Неважно, персонифицирован автор в виде рассказчика или изложение ведется в безличной форме, все “углы зрения” на события и на отдельных персонажей в литературе традиционного типа согласованы в рамках единственно возможной общей позиции - внешнего, объективного мира. Психологическая литература XIX-XX веков расширила характеристику личности, углубившись в ее внутренний мир. Однако и здесь главное направление в художественном изображении - движение от внешней объективности как твердой системы отсчета к внутренней психологической характеристике.

В метафизике Достоевского главное определение, которое можно дать Абсолюту, - это определение его как Личности. Однако одно это определение еще не исчерпывает его многообразной и противоречивой сущности. Помимо этого у Достоевского можно обнаружить и другие понятия, играющие не менее существенную роль; к ним относятся Бог, свобода, жизнь, любовь, зло, сатана. Все творчество Достоевского, вся изощренность его иррационально-художественной диалектики направлены на уяснение абсолютности личности и на уточнение смысла тезиса “личность есть Абсолют” с помощью указанных ключевых понятий его метафизики. Именно здесь можно попытаться найти разгадку “тайны Достоевского”, объяснение странной многозначности и странной притягательности его творчества, допускающего самые противоречивые оценки и интерпретации.

В традиционной христианской метафизике на следующем по отношению к Богу смысловом уровне располагались понятия свободы, жизни и любви как главные определения божественного бытия; следом за ними находился уровень смыслового определения человека и затем - зло и эмпирический мир. Эта система могла варьироваться в отдельных элементах (например, в пелагианстве свобода перемещалась на тот уровень, где находился человек), но в целом она оставалась незыблемой в рамках главной линии развития европейской метафизики вплоть до Гегеля.

Только в такой радикальной религиозно-философской системе, как манихейство и в близком к нему по духу античном гностицизме была предпринята более “гибкая” попытка ослабить жесткость указанной иерархической системы: в манихействе за счет радикального дуализма начал добра и зла, в гностицизме за счет возведения человека и связанного с ним зла на уровень Бога. Достоевский доводит до конца процесс разрушения той иерархической метафизики, которая на протяжении двух тысячелетий господствовала в европейском мировоззрении. Вместо принципа иерархии он вводит принцип равноправия, взаимосвязи и взаимозависимости друг от друга ключевых метафизических элементов, ключевых метафизических определений бытия. При этом необходимо сделать ту же самую оговорку, которую мы сделали ранее при обсуждении работ Бердяева о Достоевском. Принцип взаимозависимости метафизических “конструктов” (Бог, личность, свобода и т. д.) в противоположность их иерархическому расположению вовсе не означает радикального онтологического плюрализма в классическом смысле. Скорее, можно утверждать, что онтология Достоевского монистична. Но главное не в этом; все такого рода однозначные определения в данном случае являются условными, поскольку подлинное начало мира, подлинный Абсолют “в себе”, по Достоевскому, есть бездна и загадка; для нас открыты, доступны нашему относительному знанию только некоторые основные его “характеристики” (“измерения”, “атрибуты”), которые мы выражаем с помощью наших метафизических понятий. По отношению к этим “атрибутам” и сформулирован принцип равноправия и взаимозависимости, который, дополняя условное утверждение о единстве и единственности первоначала бытия, Абсолюта, уточняет, что радикальный плюрализм господствует и будет всегда господствовать в наших поисках Абсолюта и конечного смысла бытия; это означает, что мы не сможем никогда остановиться ни на одном успокоительном и “окончательном” ответе на вопрос о высшем смысле бытия, будь то рациональное утверждение науки или иррациональный призыв веры.

Творчество Достоевского - это последовательный художественный анализ всего многообразия отношений, существующих между элементами указанной метафизической системы. Поскольку смысл каждого из них определяется через его отражения во всех остальных, при одностороннем подходе к Достоевскому появляется возможность выбора тех составляющих его художественного мира, которые делают основополагающим только одно понятие: понятие Бога или понятие личности, или понятие зла и страданий, или понятие свободы и т.д.

Достоевский не может быть понят из одного принципа, любая однозначная трактовка его творчества проходит мимо самого главного в нем. В творчестве Достоевского окончательные формулировки и ясные тезисы не имеют решающего значения, здесь важна сама атмосфера напряженного искания смыслов, выражающая бесконечную динамику бытия, пронизывающую его до самых оснований.

В произведениях Достоевского мы находим готовность поставить любые вопросы и рассмотреть любые возможные ответы на них, без априорной убежденности в истинности только одной позиции. И если Достоевский решается высказать тезис “зло столь же могущественно и притягательно для человека, как и добро”, то можно не сомневаться, он примет этот тезис как сокровенную истину, которую нужно пережить до конца, не смягчая ее подсознательным убеждением в том, что добро все равно победит. И если мы все-таки кое-где находим такое “смягчение”, то только в силу неизбежного противоречия между Достоевским-художником и Достоевским-человеком. Художник не останавливался ни перед чем в своем стремлении раскрыть полноту и противоречивость жизни; в то же время, как обычный человек, он не мог не считаться с общественной моралью, с привычками и ожиданиями читающей публики; наконец, как человек, живущий в этом мире и в этих условиях бытия, он не мог не испытывать естественного страха перед теми выводами, к которым вели его “метафизические эксперименты”.

Признание личности за метафизический Абсолют ведет к необходимости разъяснить отношение этого Абсолюта к Богу - верховному началу традиционной “иерархической” метафизики. Эта проблема - проблема тех отношений между личностью и Богом, которые в значительной степени и определяют смысл самих понятий “личность” и “Бог”, - является одной из главных и наиболее сложных в творчестве Достоевского.

Герои Достоевского, как и он сам в публицистике и в “Дневнике писателя”, очень часто и много говорят о Боге, однако необходимо с большой осторожностью относится к этим “прямым” высказываниям, у Достоевского прямые утверждения далеко не всегда являются основой правильного понимания, они занимают ограниченное (и не самое значительное) место в общем наборе выразительных средств писателя. Все попытки понять смысл представлений Достоевского о Боге только из прямой речи его героев неплодотворны и проходят мимо сложнейшей духовной диалектики Достоевского, не допускающей однозначных и строгих ответов.

Принимая личность человека за Абсолют, Достоевский, казалось бы, лишает основания понятие Бога. Однако более внимательный анализ показывает, что это не совсем так; наоборот, в том случае, когда личность объявляется Абсолютом, необходимость понятия Бога для объяснения человека и его бытия становится еще более насущной.

Заключение

достоевский метафизический художественный

Для Достоевского идеальное состояние общества и всего мира оказывается хотя бы в какой-то степени возможным только потому, что наряду с явно действующей “силой” индивидуальной свободы, ведущей к обособлению людей, не меньшей активностью обладает и “сила” мистического единства, сила любви, объединяющая их в некоторую органическую духовную общность. Когда последняя “сила” начнет господствовать над первой, тогда и произойдет “преображение” общества к идеальному состоянию. Ранее уже говорилось о “положительном” взаимодействии двух этих принципов в художественном мире Достоевского, и речь шла об их взаимодополнении, приводящем к тому, что и само единство оказывалось Личностью, концентрируясь в отдельных эмпирических личностях, и свобода отдельной личности наиболее полно реализовывалась при ее направленности не на отделение от целого, а на углубление связей в этом целом. Однако наряду с этим при оценке того, в какой степени возможна реализация в нашем обществе идеального состояния, приходится учитывать “отрицательную” диалектику тех же принципов. В метафизике Достоевского Абсолютом является личностное начало бытия, понимаемое как внутренняя центрированность и динамическая активность бытия. Теперь можно сказать, что эта динамическая активность реализует себя через диалектику любви и свободы, которые выступают как полярные “атрибуты” бытия. Именно диалектика любви и свободы становится самым глубоким источником многих феноменальных противоречий нашего бытия, например, противостояния сил добра и сил зла, стремления людей к единству и стремления к обособленности. Свобода при этом оказывается манифестацией бесконечной, неисчерпаемой и иррациональной полноты проявлений личностного начала.

Литература

1. Алексеев П.В. Философы России XIX-XX столетий. Биографии, идеи, труды. М.: Академический проект, 2013. - 944с.

2. Волосова В.Н. Философия русских революционных демократов XIX века. М.: Наука, 2011. - 94с.

3. Евлампиев И.И. История русской метафизики в XIX-XX веках. Русская философия в поисках абсолюта. Ч. 1. СПб.: Алетейя, 2010. - 415с.

4. Лосский Н.О. История русской философии. М.: Сварог и Ко, 2010. - 492с.

5. Твардовская В.А. Достоевский в общественной жизни России (1861-1881). М.: Наука, 2010. - 336с.

Размещено на Allbest.ru