Многоликость истины

Размещено на http://www.allbest.ru

Многоликость истины

Начиная разговор об истине, следует, прежде всего, иметь в виду ее многоликость. Действительно, мыслители говорят об истине факта и истине разума, об истинах философии и истинах религии, об истине абсолютной и истине относительной, говорят об истинном бытии, истинной демократии, истинном искусстве, истинной теории, истинном высказывании и т.д. Они говорят также об истине логической, об истине абстрактной, об истине спекулятивной и т.п. Скрывается ли за этим многообразием единство, возможно ли установление некой единой сущности истины? Или, может быть, один и тот же термин «истина» применяется людьми для обозначения принципиально различных сущностей? истина философия бытие

Парменид: истинное бытие

Это единство (тождество), конечно, может по -разному интерпретироваться. Возможна, например, такая интерпретация единства (тождества) бытия и мышления: (истинное) бытие должно подчиняться законам истинного мышления (законам логики). В таком случае мы приходим к бытию, описываемому моделью, названной нами миром Парменида (см. о нем в главе 6.34). Пройдем этот путь еще раз, избрав себе в проводники Аристотеля. Итак, приняв исходный тезис Парменида, «бытие есть, небытия нет», будем рассуждать вместе с Аристотелем (см.: О возникновении и уничтожении, 325а). Бытие (сущее) в таком случае должно быть единым и неподвижным. - Почему? Потому что пустота есть не-сущее (небытие). А если нет отдельно существующей пустоты (поскольку небытия нет), то движение невозможно (куда же будет двигаться, если нет пустоты, сущее?). С другой стороны, без существования пустоты сущее не может быть и множественным, ибо именно пустота расчленяла бы бытие на фрагменты (отделяла бы эти фрагменты друг от друга). «Исходя из таких доводов, - пишет Аристотель о Пармениде и его единомышленниках, - они, не обращая внимания на (показания) чувств, пренебрегая ими и полагая, что надо следовать (только) разуму, объявили Вселенную единой, неподвижной и бесконечной. Ведь (всякая) граница соприкасалась бы с пустотой. Вот так и по таким причинам некоторые высказывались об истине». Очень любопытно продолжение приведенного фрагмента. Аристотель пишет далее: «В рассуждениях это (воззрение на истину-бытие - В.Ф.), по-видимому, выходит складно, однако, на деле подобные взгляды близки к безумию». Можно сказать в связи с этим о «внутреннем совершенстве» рассматриваемой модели бытия и одновременно об отсутствии ее «внешнего оправдания», то есть о противостоянии этой модели данным чувственного опыта.

Стоит обратить внимание на то, что рассуждения элеатов о сущем (бытии, Вселенной) Аристотель характеризует как высказывания об истине. Таким образом, в рамках рассматриваемого подхода, истина - это, прежде всего, бытие. Однако, это, не какое угодно бытие, но бытие истинное. Иначе говоря, - это бытие, удовлетворяющее требованиям логики. Это - бытие рассудка. Недаром парменидово истинное бытие характеризуется как умопостигаемый мир. В итоге мы получаем двуединую систему, являющуюся зародышем, по сути, всех развитых в послепарменидовской философии концепций истины: бытие истинно, если оно подчиняется требованиям истинного мышления (законам логики); мышление истинно, если оно укоренено в (истинном) бытии, если оно адекватно этому бытию. Или, говоря еще короче: бытие - это истина, а истина - это бытие. М. Хайдеггер в «Бытии и времени» подчеркивает в связи с этим: «Философия издавна ставила истину рядом с бытием».

Платон: истина - это «непотаенность» и правильность

Впрочем, в воззрениях Платона на истину можно усмотреть некую двойственность. Так, М. Хайдеггер, детально проанализировав знаменитый миф Платона о пещере, обнаруживает, как он пишет, «двусмысленность» в платоновском определении существа истины.

С одной стороны, указывает Хайдеггер, Платон вынужден еще сохранить истину как черту сущего. Эту черту Хайдеггер обозначает словом «непотаенность» (по-гречески это будет слово «алетея», слово, которое переводится обычно как «истина»). «Непотаенность», по Хайдеггеру, - это, видимо, именно сущностное присутствие во всяком фрагменте чувственно воспринимаемого мира соответствующей идеи, а через нее и верховной идеи блага, присутствие, о котором говорилось выше. Иначе говоря, истина у Платона, как и у Парменида, - это истинное бытие. Истина как непотаенность, разъясняет Хайдеггер, - это основная черта самого бытия.

С другой стороны, Хайдеггер, обнаруживает у Платона понимание истины как правильности «взгляда», правильного видения человеком вещи, истолкование истинности как согласованности результата познания (знания) вещи с самой вещью. Двусмысленность платоновского понимания истины Хайдеггер резюмирует следующим образом: «Ведущая мысль та, что высшая идея запрягает в единую упряжку познание и его познаваемое. Их соотношение, однако, формулируется двояко. Сначала и потому определяюще Платон говорит:... «идея добра» есть «причина всего правильного, равно как и всего прекрасного» (т.е. основание возможности их существа). Но далее говорится, что идея добра есть. «госпожа, обеспечивающая непотаенность, но также и восприятие» ... Обе фразы говорят о первом месте идеи добра как обеспечения правильности познания и непотаенности познаваемого. Истина здесь есть еще одновременно «непотаенность и правильность.».

Аристотель об истине

Но чаще Аристотель характеризует как истинное уже не бытие как таковое, но знания (утверждения, высказывания) о тех или иных предметах. Не случайно именно его считают основоположником, так называемой классической концепции истины, согласно которой истина есть соответствия знания о вещах самим этим вещам. Приведем здесь в качестве подтверждения только что сказанного два фрагмента из той же «Метафизики». Аристотель пишет: «Истинно утверждение относительно того, что на деле связано, и отрицание относительно того, что на деле разъединено; а ложно то, что противоречит этому разграничению... Ведь ложное и истинное не находятся в вещах, так чтобы благо, например, было истинным, а зло непременно ложным, а имеются в (рассуждающей) мысли ...» (Метафизика, 1027в). И об этом же он говорит немного ниже: «Истину говорит тот, кто считает разъединенное разъединенным и связанное - связанным, а ложное - тот, кто думает обратно тому, как дело обстоит с вещами ... Не потому ты бледен, что мы правильно считаем тебя бледным, а наоборот, именно потому, что ты бледен, мы, утверждающие это, говорим правду» (Метафизика, 1051в).

Именно с этих пор, полагает М. Хайдеггер, понимание истины как «правильности высказывающего представления» становится господствующим в западной философии. Мнение Хайдеггера во многом справедливо: в послеаристотелевской философии действительно наблюдается преобладание гносеологического понимания истины (понимания истины как соответствия высказывания вещи, о которой высказываются). Однако, нельзя сказать, что онтологическое истолкование истины (понимание истины как истинного бытия) совсем не развивается философами, жившими после Аристотеля. Напротив, онтологическое истолкование истины представлено в их трудах достаточно весомо. Кстати, этого не отрицает и сам М. Хайдеггер.

Послеаристотелевские представления об истине: Фома Аквинский, Г. Гегель, Вл. Соловьев, К. Маркс

Итак, истинность вещи и у Гегеля определяется степенью ее причастности к истинно сущему, т.е. к понятию, к идее этой вещи. Другими словами, истинность вещи определяется соответствием этой вещи ее идее. Истина, истинное бытие - это, по Гегелю, и вполне в духе Платона, мир идей, - это Абсолютная идея. Именно «идея, - резюмирует Г егель, - есть истина в себе и для себя, абсолютное единство понятия и объективности. Ее идеальное содержание есть не что иное, как понятие в его определениях. Ее реальное содержание есть лишь раскрытие самого понятия в форме внешнего наличного бытия, и, замыкая эту форму [Gestalt] в своей идеальности, идея удерживает ее в своей власти, сохраняет таким образом себя в ней» (Энциклопедия философских наук. Т. 1, с. 399-400). Впрочем, есть существенный момент, отличающий гегелевские воззрения на истинное бытие от соответствующих взглядов Платона и философов европейского средневековья. Гегелевское истинное бытие (абсолютная идея) динамично. Поэтому у Гегеля и истина есть процесс, процесс самопознавания этой абсолютной идеи, процесс становления абсолютного духа. Правда, этот процесс весьма необычен: он глубинно непроцессуален (в частности, он является вневременным). И, таким образом, гегелевское истинное бытие (абсолютная идея), подобно истинному бытию, представленному в учениях Платона и христианских мыслителей, всегда есть.

Как уже отмечено, об истине как истинном бытии писал также Вл. Соловьев. Для этого философа истина - это «всеединое сущее». «Полное определение истины, - указывал он в «Критике отвлеченных начал», - выражается в трех предикатах: сущее, единое, все». Вл. Соловьев полемизирует в указанной работе с различными вариантами «отвлеченной теории познания», которая разрывает связь познающего субъекта» со всем, со всеединым», отрывает его от его «истинных отношений, берет его в отдельности, тогда как он по истине в этой отдельности не существует и существовать не может» (там же, с. 694). В рамках такой «отвлеченной теории познания» проблематичной становится и сама возможность познания мира, ибо в ней субъект познания изначально противопоставлен всему остальному; мир здесь предстает как нечто внешнее, чуждое по отношению к субъекту. По Соловьеву же, «субъект в своей истине, то есть как нечто истинно существующее, заключает в себе как неразрывно связанные и реальный элемент «многое», выражающееся здесь, в субъективной жизни, множественностью ощущений, и элемент рациональный, единство мыслящего разума; и притом так как в истине, всеединстве, каждый неразрывно связан со всеми, то и субъект наш в своем истинном бытии не противополагается всему, а существует и познает себя в неразрывной, внутренней связи со всем, познает себя во всем, а чрез то и тем самым и все в себе. Реальный элемент в нем, его ощущения являются тогда лишь органическою частью всеобщей реальности и его разум лишь выражением всеобщего смысла вещей (логоса всего сущего, вселенского логоса)».

Онтологические аспекты содержания понятия «истина» отмечал также П.А. Флоренский. Он писал в связи с этим: «Наше русское слово «истина» лингвистами сближается с глаголом «есть» (истина - естина)». Далее Флоренский указывает, что русское разумение об истине, закрепило в себе «понятие абсолютной реальности». Истина в таком понимании - это «сущее», «подлинно существующее ... в отличие от мнимого, не действительного, бывающего».

Что касается понимания истинности как характеристики знания, истинности как адекватности (соответствия) знаний о действительности самой действительности, то такое понимание является весьма распространенным в послеаристотелевской философии. Это понимание может быть охарактеризовано как гносеологическое истолкование истины.

Самое последовательное развитие такого понимания свойственно диалектико-материалистической (марксистской) философии. Как мы уже указывали, с современным изложением диалектико-материалистического учения об истине можно познакомиться, например, по книге И.Я. Лойфмана и М.Н. Руткевича «Основы гносеологии» (Екатеринбург. 1996). Мы же здесь отметим лишь самые важные моменты этого истолкования истины.

Прежде всего, под действительностью в диалектическом материализме имеется в виду главным образом объективная реальность, то есть материя в процессе ее развития. Под действительностью может подразумеваться в этом учении также и мир духовных, идеальных сущностей. Далее. Диалектический материализм определенным образом интерпретирует термин «соответствие», фигурирующий в исходном тезисе рассматриваемого учения об истине («истина - это знание, соответствующее действительности»). Соответствие здесь означает некоторого рода сходство познаваемого объекта и его гносеологического образа. Истина понимается в диалектическом материализме не как неизменная, застывшая картина действительности, а как совершенствующееся в ходе познания ее отображение. Важнейшими принципами характеризуемой концепции истины являются принципы объективности и конкретности истины. Существенным моментом этой концепции выступает также идея неразрывной связи абсолютной и относительной истин. Может быть, самым главным достижением марксистской гносеологии является то, что в основу ее кладется категория практики. Мы уже цитировали в связи с этим К. Маркса, который подчеркивал, что именно на практике может и должен человек доказывать истинность своего мышления: успешность нашей практики доказывает согласие наших представлений и знаний с объективной природой вещей. Практика понимается марксистами как чувственно-предметная деятельность человека, направленная на преобразование мира, в частности, - на создание материальных ценностей. Основными видами практики являются материально-производственная и общественнопреобразующая деятельность человека. В качестве особого вида практики в диалектическом материализме рассматривается научный эксперимент. Практика истолковывается марксистами как основной критерий истинности знания, а также как источник и движущая сила познания.

Разумеется, развитие философских представлений об истине не завершилось в трудах К. Маркса и В.С. Соловьева. Много внимания проблеме истины уделили выдающиеся мыслители двадцатого столетия: А. Пуанкаре, М. Хайдеггер, А. Тарский, К.Р. Поппер и другие. Своеобразие их понимания истины будет кратко освещено в следующей главе. Особо надо отметить взгляды на истину, отстаиваемые авторами постмодернистской ориентации. Они (М. Фуко, Р. Рорти, Ж. Деррида и др.) стремятся вывести категорию истины из круга основных философских проблем. Они рассматривают в качестве единственной реальности разнообразные тексты. При этом одни тексты, по их мнению, отсылают к другим текстам. Тексты для этих авторов самодостаточны. И вопроса о соотнесенности текстов с внетекстовой, внеязыковой реальностью у них не возникает. Тем самым из философии, по сути, вытесняется проблема истины.