Язык феноменологии: Э. Гуссерль и Э. Финк

Размещено на http://www.allbest.ru/

АВТОРЕФЕРАТ

диссертации на соискание степени

магистра философии

Язык феноменологии: Э. Гуссерль и Э. Финк

Специальность 03.01.00- история философии

Шестова Евгения Александровна

Москва 2012

Работа выполнена в Центре феноменологической философии философского факультета Российского Государственного Гуманитарного Университета.

Научный руководитель:

- к.ф.н., доц. Ямпольская Анна Владимировна

Официальные оппоненты:

- к.ф.н., ст. преп. Белоусов М.А.

- к.ф.н., доц. Резниченко А.И.

Защита состоится «20» июня 2012 г. в 12.00 часов

в Российском Государственном Гуманитарном Университете по адресу: 125993, Москва, Миусская пл., д. 6, ауд. 425, 427.

Актуальность темы исследования

Термин «лингвистический поворот» достаточно точно выражает одну из важнейших философских тенденций XX века: обращение к исследованию языка, как языка естественного, так и языка философского. Вряд ли можно поспорить с тем, что философия существует как высказанная и высказанная в языке; по крайней мере, только посредством языка мысль становится достоянием не одного только своего автора. Даже намерение Витгенштейна молчать о философских проблемах возможно только потому, что существует язык - и оно тоже становится высказыванием. Одно из ключевых действий философии, осмысление собственных начал, совершается через осмысление языка философии: того, как соотнесены язык и мышление и необходим ли исходя из этого особый философский язык.

И феноменологическая философия также движется в русле названной тенденции. Поскольку Гуссерль определяет феноменологию как «дескриптивную науку», ясно, что вопрос о том, как именно осуществляется эта дескрипция, не позволяет обойти вниманием проблему языка. Исследуя в первом своем крупном сочинении, в «Логических исследованиях», вопрос связи языка и мышления, Гуссерль стремится к прояснению языка - а скорее к подчинению его идее чистой логики и чистой науки, которая развивается им совершенно в рамках мышления модерна. Однако уже его последователи (Э.Финк, М.Хайдеггер, М. Мерло-Понти, Ж.Деррида) видят проблему иначе: они исходят из данности языка, из того, что язык уже так или иначе определяет мышление и познание, в том числе и философское.

И именно это существенно изменившееся понимание языка заставляет нас обратиться к проблеме языка феноменологии, чтобы проследить в том числе и то, как через вопрос о языке в феноменологию имплицитно входит проблема интерсубъективности, а также проблема историчности философской работы: философия не только создает свой особый язык, но и предопределяется языком, что не позволяет достичь желанной «беспредпосылочности» и полной прозрачности чистого сознания. Тесная связь представлений о функции языка с общими задачами феноменологии определяет то, что изменившийся со времени написания «Логических исследований» взгляд на роль языка должен повлиять и на понимание задач и границ феноменологической философии. Следовательно, изучение языка феноменологии позволяет проследить тенденции в развитии этого философского направления в целом.

Наше исследование носит преимущественно историко-философский характер и не претендует на окончательное разрешение философских проблем. Однако подробнее исследовать вопрос о феноменологическом языке представляется необходимым и в связи с развитием в последние десятилетия феноменологического движения в России, появлением оригинальных работ и переводов классических сочинений, в том числе и в перспективе становления русского языка феноменологии.

Степень научной разработанности темы

Изложенное Гуссерлем в «Логических исследованиях» понимание языка феноменологии как языка науки имело двойственную судьбу в истории феноменологического движения. С одной стороны, эта концепция (в качестве одного из вариантов классического взгляда на язык как средство выражения и передачи доязыковых значений) действительно является регулятивной при создании феноменологических дескрипций, без которых не обходятся работы по феноменологии. И всякое описание, претендующее на то, чтобы быть «чистым описанием», нерефлективно принимает подобный взгляд на язык.

С другой стороны, изложение это само по себе выглядит не слишком достоверным, если рассматривать его как описание функционирующего языка - и с этих взгляды Гуссерля подвергались критике уже его ближайшими последователями - М.Хайдеггером и Э.Финком в 20-30-е гг., Ж.Деррида и М.Мерло-Понти в 60-е гг. При этом только критику Э.Финка, особенно в созданной им в тесном соработничестве с Гуссерлем «VI Картезианской медитации» (текст закончен в 1932 г., защищен как докторская диссертация в 1946 г., опубликован в 1988 г.), по нашему мнению, можно назвать в полном смысле слова имманентной: хотя Финк и понимает способ функционирования и структуру языка иначе, нежели Гуссерль, однако при этом он руководствуется теми же целями и задачами, равно как и развивает гуссерлево понимание феноменологии. Поздние же статьи Финка («Интенциональный анализ и проблема спекулятивного мышления» (1951) и «Оперативные понятия в феноменологии Гуссерля» (1957)), на наш взгляд, написаны под сильным влиянием М.Хайдеггера, хотя Финк по-прежнему адресуется только к Гуссерлю, ни разу не сославшись на Хайдеггера.

Для М. Хайдеггера, Ж.Деррида и М.Мерло-Понти спор с гуссерлевой концепцией языка перерастает в оспаривание самих оснований феноменологии Гуссерля, что, как нам кажется, удостоверяет нашу базовую предпосылку о взаимосвязи между философскими основаниями и языком философии. М.Хайдеггер в «Пролегоменах к истории понятия времени» (1925) и «Бытии и времени» (1927), а также М.Мерло-Понти в статьях «Косвенный язык и голоса безмолвия» и «О феноменологии языка» (1951), входящих в сборник «Знаки» (1960) не разделяют стремления Гуссерля к созданию «языка строгой науки», исходя из совершенно иного понимания задач и целей языка. В книгах Ж. Деррида «Введение к «Началу геометрии»« (1962), «Голос и феномен» и «Форма и значение» (обе -1967) подвергается критике гуссерлево понимание структуры знака и ставится задача вскрыть внутренние противоречия концепции Гуссерля, но служащий основанием для этой критики взгляд на язык также весьма отличен от позиции Гуссерля.

Дальнейшие исследования того, как понимается язык у Гуссерля, носят не полемический, но скорее историко-философский и компаративный характер и учитывают вышеназванные очные и заочные дискуссии. Сопоставлению концепций Гуссерля и Деррида посвящены работы Р.Бернета «Голос его учителя» (1994) и Дж.Менша «Лекции о «Голосе и феномене» Деррида». Понимание языка в ранних работах Хайдеггера чрезвычайно подробно изложено в работе Фр.-В. фон Херрманна «Фундаментальная онтология языка» (1985).

На русской почве гуссерлевой концепции языка посвящено не так много работ: назовем работы В.И.Молчанова, И.Н.Инишева, В.А.Ладова, В.А.Суровцева. Из них только статью И.Н. Инишева «Гуссерль и философия языка [значение, образ, медиум]» (2009) можно назвать посвященной собственно рассмотрению гуссерлевой теории знака (значения). В статье В.И. Молчанова «Аналитическая феноменология в «Логических исследованиях» Эдмунда Гуссерля» взгляды Гуссерля на язык вписаны в общий контекст анализа «Логических исследований». Остальные статьи включают в себя сопоставительное рассмотрение идей Гуссерля как в рамках уже упоминавшихся дискуссий, так и вне их. К первой категории мы можем отнести статьи В.И.Молчанова «Одиночество сознания и коммуникативность знака» (1997),где помимо анализа взглядов Гуссерля представлено рассмотрение критики Деррида, и «Анализ и/ или интерпретация в фундаментальной онтологии М.Хайдеггера и за ее пределами» (2008), в которой дескрипция как узаконенный Гуссерлем способ феноменологического описания противопоставляется герменевтическому пониманию описания как интерпретации у Хайдеггера.

Ко второй же относится не слишком, на наш взгляд, плодотворная попытка сопоставления «языка науки» Гуссерля с аналитической философией языка, в частности концепций знака Гуссерля и Фреге. Этой теме посвящены несколько статей В.А.Ладова, такие как «Аналитическая философия и феноменология» (2001), «Анализ языка и феноменологическая редукция» и другие. Ценность этого предприятия заключается, на наш взгляд, в сопоставлении теории знака раннего Гуссерля с более поздней концепцией редукции; в акцентировании связи феноменологического языка и редукции. И хотя критика В.А.Ладова, как нам кажется, не достигает своей цели, однако указание на то, что способ выражения феноменологии должен отражать особенности феноменологического метода, очень значимо. Кроме того, сравнению теории Гуссерля с пониманием языка в аналитической философии посвящены 9 и 10 лекции работы Э.Тугендхата «Введение в аналитическую философию языка» (1976), но акценты там расставлены совершенно иначе. Основное внимание Тугендхат уделяет вопросу о соотношении знака, значения и предметности, об «атомарности» и «предметности» значений, совершенно не касаясь темы редукции и ограничиваясь только материалом «Логических исследований».

Широкое исследование работ Э.Финка началось с конца 80-х гг. При этом финково понимание языка, как правило, (и вполне обоснованно) рассматривается исследователями в сопоставлении с пониманием Гуссерля: мы можем назвать работы Р.Брузины, Ги ван Керкхофена, С.Люфта, А.Нура. Крупнейшим исследователем и автором ряда книг, соотносящих идеи Финка и Гуссерля, является Р.Брузина. В своей книге «Э.Гуссерль и Э.Финк: истоки и цели феноменологии» (2004) Брузина в рассмотрении идей Финка о языке опирается главным образом на архивные материалы, опубликованные только в 2011 году в 3 части III тома собрания сочинений Финка. При этом акцент делается на онтологических импликациях языка.

С.Люфт в книге «Феноменология феноменологии» (2003), Ги ван Керкхофен в книге «Мунданизация и индивидуализация у Э.Гуссерля и Э.Финка» (2003) и Ашраф Нур в статье «Вопрос о языке в VI Картезианской медитации» (1997), опубликованной в сборнике материалов коллоквиума по наследию Э.Финка, исследуют взгляд Финка на язык на материале «VI Картезианской медитации», не привлекая поздних статей Финка. При этом вопрос о языке («предикации») рассматривается, как собственно и вводит его Финк, как часть процесса «обмирщения» феноменологии.

Русскоязычных работ о творчестве Э.Финка огорчительно мало и тема языка феноменологии в них практически не затронута. Собственно, мы можем назвать переводную статью Ю.Икеда и статьи А.А.Шиян, которые посвящены скорее общим вопросам трактовки Финком феноменологии Э.Гуссерля. Некоторое упоминание идей Финка о языке мы встречаем в статье В.И. Молчанова «Трансцендентальный опыт и трансцендентальная наивность в «Картезианских медитациях» Э. Гуссерля» (2001) и в статье А.А.Шиян «Трактовка О.Финком трансцендентальной феноменологии Э.Гуссерля» (2009), где, впрочем, намечается связь между идеей «трансцендентального языка», изложенной в «VI Картезианской медитации», и более поздней идеей об «оперативных понятиях» в языке феноменологии.

Научная новизна исследования

- реконструируется взгляд Э.Финка на проблему языка, проводится сопоставление точек зрения Э.Гуссерля, Э.Финка и М.Хайдеггера;

- прослеживается общая тенденция в понимании языка и его роли в феноменологии после Гуссерля;

- подробно рассматривается концепция «трансцендентального языка» Э.Финка, ее связь с особенностями феноменологического метода;

- реконструируется возражение Э.Гуссерля на концепцию «трансцендентального языка».

Объект и предмет исследования

Объектом исследования является язык философского произведения. Предметом исследования является язык феноменологии: концепция языка Гуссерля в качестве исходного пункта и меняющееся понимание языка в послегуссерлевой феноменологии, в частности, у Э.Финка.

Цель исследования

Цель работы - исследовать понимание языка феноменологии в контексте предпосылок и целей феноменологического исследования, а также особенностей феноменологического метода.

Для этого в тексте работы ставятся следующие задачи:

- реконструировать гуссерлево понимание языка феноменологии, в основных чертах изложенное им в «Логических исследованиях», и выявить его связь с представлением о феноменологии как строгой и дескриптивной науке. Определить цели и задачи языка феноменологии в понимании Гуссерля. финк язык трансцендентальный феноменологический

- учитывая критику последователей (Ж.Деррида, М.Хайдеггера, Э.Финка) выявить слабые места и противоречия концепции Гуссерля, препятствующие достижению определенных им целей и задач и служащие отправной точкой для дальнейшего развития концепции феноменологического языка.

- проследить, как изменяется понимание феноменологического языка в послегуссерлевой феноменологии (уделяя основное внимание работам Э.Финка) и как это изменившееся понимание соотносится с уже определенными целями и задачами языка.

- выявить внутреннюю взаимосвязь вопроса о языке с темами интерсубъективности и историчности.

- исследовать, как язык феноменологии передает специфику феноменологического метода, в частности, связь языка с концепцией феноменологической редукции.

- раскрыть поставленную Э.Финком проблему «трансцендентального языка» феноменологии в контексте развиваемого Финком в «VI Картезианской медитации» феноменологического учения о методе.

Методологические основания исследования

Наше исследование носит преимущественно историко-философский характер. Соответственно, главными методами исследования являются:

- исторический метод анализа источников и исследовательской литературы;

- сравнительный метод, позволяющий сравнить взгляды на язык феноменологии разных авторов, сопоставить их концепции и выявить основные черты сходства и различия;

-метод теоретической реконструкции, предполагающий выявление тенденций в понимании языка феноменологии, равно как и взаимосвязи вопроса о языке с другими философскими проблемами.

Источники

- сочинения Э.Гуссерля, начиная от ранних его работ («Логические исследования» (1901)) и заканчивая поздними («Кризис европейских наук и трансцендентальная феноменология» (1936) и опубликованное Э.Финком как приложение к нему «Начало геометрии» (1939)). Учитывается большинство крупных работ Гуссерля, как переведенных на русский язык, так и оригинальных.

- сочинения Э.Финка, продолжающие традицию гуссерлевой феноменологии («VI Картезианская медитация» (1932, опубл. 1988), «Близость и дистанция» (1976).

- привлекаемые для проведения сравнительного анализа ранние сочинения М.Хайдеггера, в которых он полемизирует с Гуссерлем («Пролегомены к истории понятия времени» (1925), «Бытие и время» (1927)).

Положения, выносимые на защиту

- Концепция «языка науки» Э.Гуссерля, введенная им в «Логических исследованиях» и остающаяся определяющей для всего его творчества, является не описательной, но регулятивной. Гуссерлево понимание языка обусловлено такими исходными положениями феноменологии как присутствие и прозрачность для себя чистого сознания, присутствие предмета для сознания, существование идеального логического значения, существование доязыкового опыта, не связанного с языком.

- Э.Финк сближает языковую и логическую сферу, так что язык рассматривается не как средство выражения, но как медиум познания. В своем понимании языка он опирается на опыт использования естественного языка: язык понимается как интерсубъективное, историчное и социальное образование. Значения языка изначально связаны с бытийным статусом предмета высказывания: естественный язык изначально используется для высказываний о сущем.

- Проблема трансцендентального языка (адекватного описания феноменологической деятельности) связана с утверждением Э.Финком разного бытийного статуса сознания и мира и выделением сферы трансцендентальной жизни как «меонической». Это поиск не просто научного способа выражения, но именно такого, который соответствовал бы особенностям феноменологического метода.

- Приспособление естественного языка для описания феноменологической деятельности основано на сродстве между естественным значением слова и трансцендентальным смыслом, но сродстве особого рода. Этот способ обозначения Финк называет «трансцендентальной аналогией». В качестве примера такой аналогии можно рассматривать прием отрицательного сравнения.

Необходимость использовать естественный язык не позволяет осуществить полную редукцию и сохранить чистоту феноменологической установки; феноменологическое описание всегда определено конкретной языковой (исторической, социальной) ситуацией.

- Феноменология имеет для Э.Финка не только познавательную, но и этическую значимость. Соответственно, язык понимается не просто как средство выражения, и даже не как медиум познания, но и как средство вовлечения не-феноменологов в философскую деятельность.

Структура работы

Магистерская диссертация состоит из введения, трех глав (шестнадцати параграфов), заключения и списка используемой литературы.

Основное содержание работы

Магистерская диссертация состоит из введения, трех глав (шестнадцати параграфов), заключения и списка использованной литературы.

Во Введении обосновываются актуальность темы исследования, характеризуется степень ее разработанности, формулируются цель и задачи диссертационной работы, рассматриваются методология и источники исследования, определяются его научная новизна и положения, выносимые на защиту, описывается структура работы.

В первой главе работы, называющейся «Язык и значение», описывается концепция Э.Гуссерля, в основных чертах изложенная во II томе «Логических исследований». Первые два параграфа («Проблема изучения языка в перспективе логики» и «Роль языкового выражения в построении науки») посвящены тому, как ставит Гуссерль проблему языка: выявляются общие предпосылки, перспектива рассмотрения, цели и задачи языкового выражения.

Прежде всего нужно сказать, что рассмотрение языка носит для Гуссерля служебный характер в контексте теории познания. Гуссерль не описывает все многообразие реального употребления языка, его интересует только язык науки. И потому сущность языка уже предопределена им: она состоит в том, чтобы обеспечивать явленность идеальных логических значений и их взаимосвязей.

Соответственно, целью языкового выражения должно стать непосредственное, однозначное, неискаженное выражение до-языкового познания. Однако между мышлением и языком, считает Гуссерль, нет полного соответствия. Потому, обосновывая возможность научного описания, Гуссерль исследует не языковую форму выражения, но то, как оно осуществляется: рассматривает ситуацию выражения, функции и структуру языкового знака.

Вместе с тем, связь познания и языка нельзя считать случайной: только в одном случае, а именно когда речь идет о научных («теоретических») высказываниях, Гуссерль говорит о необходимости выражения. При этом рассматривая феноменологию как «научную философию», и язык феноменологии Гуссерль не отделяет от языка науки вообще.

Главнейшим в рассмотрении языка является для Гуссерля понятие идеального логического значения. Придание значения - это способ для сознания коснуться предмета, и наука представляет собой комплекс значений. Однако не будучи выраженным, значение остается достоянием одного-единственного исследователя, и в «Начале геометрии» Гуссерль говорит, что только посредством языка субъективное значение обретает объективность. Соответственно, мы можем выделить две задачи языка:

- объективация значения, сохранение его и соотнесение с другими значениями. Это дает возможность накопления знания.

- сообщение значения, введение его в сферу межчеловеческого. Гуссерль всегда понимает науку как коллективную деятельность, а для этого необходимо обосновать возможность передачи знания.

Разумеется, обе задачи языка тесно взаимосвязаны и предполагают друг друга.

В третьем и четвертом параграфах работы («Ситуации употребления языка и функции языковых знаков» и «Знак-выражение и знак-признак. Структура обоих типов знака») рассматривается гуссерлева теория языкового знака, которая должна объяснить возможность чистого дескриптивного выражения. Гуссерль анализирует способы употребления языка, дабы выделить среди них те, в которых выявляется сущность языка.

Две главные функции языкового знака - функция оповещения (das Anzeichensein) и функция придания значения (das Bedeuten). В обычной речи, направленной на коммуникацию, эти функции слов переплетены. Однако искусственное выделение ситуации «одинокой душевной жизни» позволяет расплести это переплетение, поскольку в монологической речи знак выполняет только функцию придания значения. Отличительными чертами речи в одиночестве душевной жизни является то, что в ней слова «только представлены», их физическая сторона сходит на нет. Монологическая речь ни к кому не обращена, в ней даже воображаемый слушатель - это alter ego говорящего. Знак в функции придания значения ничего не говорит нам о реальном существовании означаемого (в широком смысле), тогда как оповещающий знак оповещает, как говорит Гуссерль, всегда о чем-то сущем.

Знаки в функции оповещения Гуссерль называет знаками-признаками, тогда как знаки в функции придания значения - знаками-выражениями. Структура знака-признака двухчастна: нечто сущее встает на место другого сущего, и связаны они отношением мотивации, не дающим очевидности. В речи это оповещение слушателя об актах сознания говорящего. Знак-выражение включает в себя три компонента: знак, значение и предметность, к которой слово отнесено посредством значения. Они связаны в актах придания и исполнения значения. При этом слово, строго говоря, обладает только тем значением, которое придано ему в акте: любые осевшие в слове прошлые значения, любые этимологические связи только вносят двусмысленность и мешают выражению. Значение не зависит ни от контекста, ни от ситуации разговора, ни от личности говорящего ни даже от особенностей смыслопридающих актов: оно идеально и автономно.

Все конкретные обстоятельства реального опыта использования языка отбрасываются Гуссерлем как несущественные. Язык выступает не как самостоятельная сфера, но как отражение взаимосвязей значений, что влечет за собой идею чисто логической грамматики.

В пятом параграфе рассматриваются внутренние противоречия гуссерлевой концепции языка. С опорой на критику Ж.Деррида выявляются противоречия, которые возникают между задачами языка (сообщительной и объективирующей) и требованием максимально соблюсти чистоту значения.

- если придание значения слову и в выражении, и в понимании происходит посредством актов придания значения, то неясно, что именно в слове позволяет осуществлять передачу и понимание значения;

- невозможно полностью пренебречь телесностью слова, поскольку и закрепление значения, и коммуникация требуют физического существования знака.

- абсолютно произвольное придание значения слову сделало бы понимание невозможным: для осуществления коммуникации необходимо признать если не связь значения со словом, то хотя бы предустановленные правила употребления языка.

Отношение между двумя функциями знака Гуссерль именует «переплетением» и считает возможны выделение только сущности выражения, пренебрегая всем конкретным, случайным, неочевидным. Деррида же ищет выявления общей природы знака и говорит о принципиальной неразделимости этого переплетения: само устройство языка всегда ситуирует выражение и не дает достичь его чистоты. А это ставит под вопрос предпосылки феноменологии, на которых основана гуссерлева теория знака: присутствие и прозрачность для себя чистого сознания, присутствие предмета для сознания, существование идеального логического значения, существование доязыкового опыта, не связанного с языком.

Взгляд Деррида точнее отражает реальный опыт использования языка - однако модель Гуссерля и не претендует на это, представляя собой, по сути, регулятивную концепцию, идеал научного языка, к которому направлена работа по «прояснению» языка.

Исследование только соотношения слова языка и значения позволяет сделать вывод о правильности/ неправильности выражения, но не о его истинности/ неистинности. Во второй главе, которая носит название «Язык и познание», рассматривается вопрос о соотношении выражения и предметности. Первые два параграфа в самых общих чертах обрисовывают проблему адеквации и проясняют понятие предикации, являющееся важнейшим для Э.Финка.

Вопрос об истинности выражения решается, согласно Гуссерлю, только в акте, исполняющем значение выражения. Гуссерль рассуждает главным образом о процессе выражения, а не понимания - и нужно говорить, считает он, не столько о том, что выражение выражает свое значение, сколько о том, что оно является выражением акта. В V Исследовании Гуссерль говорит уже о придании значения предмету, об объективирующих актах, в которых конституируется отношение к предметности всякого акта. И истинность выражения устанавливается в акте идентификации двух значений: схваченного предмета и значения слова. Соответственно, вопрос об истинности решается на доязыковом уровне, на уровне значений, язык же служит только для выражения результатов познания. Э.Финк же исходит из другого понимания языка, говорит о том, что словам уже присущи значения, и соответственно об адеквации слова и предметности.

Для Э.Финка ключевым термином в его рассуждении о языке является «предикация» - но понимает он ее особым образом. Финк сближает сферу логического и языкового, не соединяя их окончательно, но утверждая, что предикация всегда осуществляется в языке, а язык всегда предикативен. Соответственно, «предикацией» он именует и способ выражения познания, и способ схватывания предметов.

Для демонстрации того, что взгляды Э.Финка являются частью общей перемены взгляда на язык в послегуссерлевой феноменологии, а также для большей наглядности изложения, в последующий трех параграфах сопоставляются концепции Финка и М.Хайдеггера. В третьем параграфе («М.Хайдеггер: язык и понимание») излагается концепция языка раннего Хайдеггера (изложенная в «Пролегоменах к истории понятия времени» и в «Бытии и времени»), которую тот порой прямо противопоставляет гуссерлевой. В четвертом параграфе выявляются общие тенденции в понимании языка у Хайдеггера и Финка, пятый параграф посвящен различию этих концепций (вследствие различия общих философских взглядов) и прояснению проблемы трансцендентального языка.

Можно выделить следующие общие черты концепций Финка и Хайдеггера:

- оба они понимают язык не как средство выражения, но как медиум познания: значения связаны со словами, и существующий язык соопределяет познание;

- соответственно, оба они далеки от идеи подчинения грамматики логике, от гуссерлевой идеи «чисто логической грамматики»;

- понимание, определяемое языком, становится историчным, мы всегда вынуждены соотносить его с тем, что уже было понято и «осело» в словах;

- и для Финка, и для Хайдеггера язык создается в разговоре о мире, о предметах мира, о сущем. Соответственно, язык утверждает то, о чем идет речь, в качестве сущего;

- язык изначально создается в сообществе и всегда принадлежит определенной нации, культуре, группе. При этом интерсубъективное смыслонаделение оказывается первичным относительно индивидуального.

Однако при всей общности изначального понимания языка, между этими двумя концепциями есть значимые различия.

Во-первых, Хайдеггер исходит из первичности практического употребления языка, и приводимые им в пример фразы даже грамматически не являются суждениями. Финк же говорит именно о предикативной структуре языка, для него, как и для Гуссерля, в основе высказывания лежит суждение.

Во-вторых, Хайдеггер исходит из того, что всякое, в том числе и научное, высказывание является интерпретацией, и потому нет речи о «чистом описании». Для Финка принципиален вопрос об адекватности опыта и суждения.

В-третьих, для Финка вопрос об особом языке феноменологии встает именно потому, что в редукции, в моменте смены установки открывается новая, отличная от мира, сфера исследований, которая имеет иной бытийный статус. Соответственно, вопрос состоит в том, как возможно адекватное описание феноменологической деятельности.

Этот вопрос Финк называет проблемой трансцендентального языка, и рассмотрению ее посвящена третья глава работы.

В первом параграфе («Язык и редукция») описываются особенности понимания Финком феноменологического метода. Внутри феноменологической установки он выделяет два направления сознания: одно - на конституирование мира, другое - рефлексивно обращенное на феноменологическую деятельность. Соответственно, Финк говорит о дуализме феноменологической установки: помимо естественного Я и конституирующего Я, он вводит третье Я, которое осуществляет феноменологическую деятельность (совершает редукцию, исследует деятельность конституирующего Я, решает вопрос о бытии). И в этой отстраненности от мира является «меонический» бытийный статус сферы сознания. Но характер естественного языка, сложившийся в ориентации на сущее, создает трудности, когда приходится говорить о феноменологической деятельности, о трансцендентальной жизни, имеющей, согласно Финку, принципиально иной бытийный статус.

Второй параграф («Феномены мира и язык. Ответ на критику в отношении Гуссерля») представляет собой отступление от магистральной линии работы и представляет собой ответ на критику Гуссерля со стороны русских исследователей (В.А.Ладова и В.А.Суровцева). Критика эта, однако, также исходит из связи языка и вопроса о бытии - но проблематизирует уже возможность языка описывать предметы, являющиеся как феномены в феноменологической установке. Вопрос заключается в следующем: отражает ли язык приостанавливание бытийного полагания после совершения epoche?

При этом В.Ладов опирается на различение Гуссерлем в V Исследовании полагающих и не-полагающих имен, которые, соответственное, утверждают существование или несуществование называемого предмета. Сопоставляя концепции знака Э.Гуссерля и Г.Фреге, В.Ладов утверждает, что Гуссерль не учитывает полагающего характера простого суждения (на который указывает Г.Фреге), и следственно, всякое суждение становится суждением о предмете мира, а не о феномене.

Возражения таковы:

- Гуссерль как раз упоминает о том, что в обычном высказывании языковые средства приспособлены для полагания бытия субъекта, а значит нельзя говорить, что Гуссерль упускает этот момент.

- Гуссерль отмечает языковые средства, выражающие полагание и не-полагание предмета (в немецком языке это определенный и неопределенный артикли).

- В «Логических исследованиях» Гуссерль еще не говорит напрямую о редукции, поэтому различение полагающих и неполагающих актов - это вовсе не различение в восприятии предметов и феноменов, но различение актов полагающих действительность (например, восприятия) и не-полагающих (например, фантазии). Поэтому можно говорить скорее о двух типах интенциональных предметов.

- Концепция языка Гуссерля не связана с вопросом о бытии и вполне годится для описания мира в феноменологической установке. Структура знака и способ обозначения не меняются с переменой установки - фиксирования этого события достаточно, чтобы придать слову другое значение.

В третьем параграфе речь идет уже непосредственно о проблеме трансцендентального языка в «VI Картезианской медитации» Э.Финка.

Трансцендентальная жизнь имеет иной бытийный статус, нежели мир, и познание ее отличается от конституирования, направленного на мир, в частности тем, что происходит оно без участия языка. Язык, говорит Финк, является способом конституирования и принадлежит конституирующему Я, тогда как трансцендентальный субъект изначально бессловесен. Поэтому попытка описания феноменологической деятельности посредством естественного языка онтифицирует сознание. Дескрипция трансцендентальной жизни становится проблемой, и именно ее Э.Финк обозначает как проблему трансцендентального языка:

- с одной стороны, Финк согласен с Гуссерлем в том, что научное познание закрепляется только в выражении.

- с другой стороны, если речь идет о мире, то возможна считает Финк, полная адеквация между конституированной в т.ч. и посредством языка вещью и выражением того же языка. Однако слова естественного языка приспособлены для описания сущего. Описывая сознание в тех же выражениях, мы онтифицируем его, вписываем непредметную сферу в рамки предметного восприятия.

- с третьей стороны, поскольку язык для Финка - это то, что уже существует, то невозможно создать новый язык для описания новой сферы, так что исследователь вынужден пользоваться естественным языком.

Однако при всех этих противоречиях никакой разговор о феноменологии был бы невозможен - тем не менее, он ведется (в частности, в той же VI Картезианской медитации). И учитывая рефлексивный характер этого исследования, можно сказать, что разговор о трансцендентальном языке - это указание не только на способ создания, но и на способ чтения феноменологических текстов.

В четвертом и пятом параграфах излагается концепция Э.Финка по приспособлению естественного языка для описания феноменологической деятельности («Э. Финк: «перенятие» и трансцендентальная аналогия») и возражение Гуссерля («Э. Гуссерль: «преобразование» и интенциональная модификация»).

Э.Финк считает, что создание трансцендентального языка, который совершенно адекватно описывал бы феноменологическую деятельность невозможно. Ключевым термином для него становится «перенятие»: трансцендентальный субъект перенимает естественный язык; в этом перенятии само слово не меняется, но изменяется его способ обозначения. Слово не выражает значение, но отсылает к значению в естественном языке, и этот способ обозначения Финк именует «трансцендентальной аналогией». Основанием ее является «живое аналогизирующее сродство» между естественным и трансцендентальным смыслом.

Это сродство динамично: слово всегда угрожает уничтожить новизну смысла, но и смысл «восстает» против слова. Слово и смысл взаимно приспосабливаются друг к другу, но никогда не достигают полной адекватности.

Бытийный разрыв между двумя сферами (миром и сознанием) не позволяет, считает Финк, говорить об обычной аналогии, поскольку отсутствует первое основание для сравнения. Поэтому в трансцендентальной аналогии принципиально и сходство двух значений, и их различие.

В качестве схемы трансцендентальной аналогии приводятся две модели. С.Люфт предлагает модель «катахретической метафоры», основанную на аристотелевом понимании аналогии как своеобразной пропорции: если для одного из членов пропорции в языке нет слова, то оно может быть описано через другие члены пропорции. Вторая предлагаемая модель - «отрицательное сравнение», которое указывает на сходство двух предметов, но вместе с тем подчеркивает их отличие («время течет, но не как река»).

Гуссерль, в свою очередь, считает проблему трансцендентального языка преувеличенной и не сомневается в возможности адекватного описания трансцендентальной жизни.

В действии редукции, считает он, язык претерпевает «преобразование», которое, однако же, не затрагивает способа обозначения, язык по-прежнему остается выражающим. Язык в редукции открывается как трансцендентальная способность выражения, присущая трансцендентальному субъекту. Интенциональная модификация языка заключается в устранении «наивности» выражения, которое как раз обнаруживает первичность эгологического смыслонаделения.

При описании феноменологической деятельности слово просто наделяется еще одним значением, становится, как говорит Гуссерль, «индексом» для трансцендентального описания. При этом нужно говорить не о связи естественного и трансценедентального значений, но о корреляции двух установок.

Но эта двойственность не неустранима, речь идет, по сути, о той же эквивокации, которая угрожает слову и при описании сущего, и в качестве задачи сохраняется, как и прежде, прояснение языка. Поскольку «преобразование» происходит в действии редукции имплицитно, то прояснение происходит в сохранении феноменологической установки.

В шестом параграфе говорится об обратном влиянии языка на феноменологическую деятельность, рассматривается роль языка в процессе «обмирщения» феноменологии.

Предикация, как говорит Финк, является «встречным движением» «по отношению к редукции и входит в действие «обмирщения», явления феноменологии. И необходимость выражения является тем, что не допускает полной редукции и сохранения чистоты феноменологической установки, она всегда требует сохранения «сродства» смыслов, а значит одновременного удержания двух установок.

В статье «Оперативные понятия в феноменологии Гуссерля» Финк пишет о том, что неадекватность слова и смысла при описании феноменологической деятельности не постоянна: одно понятие всегда объясняется посредством других, которые и становятся «оперативными» (потом же фокус внимания может меняться). Соответственно, полное прояснение языка невозможно, как невозможно достичь совершенного избавления от непроясненности, от естественных и уже существующих смыслов. Поэтому, говорит Финк, строгость философского понятия отлична от строгости понятия математического, и состоит именно в поддержании значения незакрепленным Язык оказывается тем, что привносит в сознание обусловленность историческую и интерсубъективную, что указывает на взаимообусловленность трансцендентальной и феноменологической установок.

Вместе с тем, «сродство» значений позволяет говорить о феноменологии с не-феноменологами, описывая феноменологию, и в то же время указывая на то, что для понимания необходимо практическое действие редукции. Финк считает это важным, поскольку для него феноменологическая деятельность имеет не только познавательную, но и этическую значимость. И потому описание феноменологической деятельности обусловлено не только необходимостью сохранения значений, но и чувством ответственности перед другими людьми. Финк понимает науку (феноменологию) не только как комплекс значений, но как значимую человеческую деятельность, и еще одной задачей языка становится вовлечение не-феноменологов в эту деятельность.

В заключении излагаются общие выводы и намечаются перспективы дальнейшего исследования проблемы.

Размещено на Allbest.ru