Психическое, логическое, идеальное. Несостоятельность радикального антипсихологизма

Размещено на http://www.allbest.ru/

Психическое, логическое, идеальное. Несостоятельность радикального антипсихологизма

Дубровский Давид Израилевич, доктор наук, профессор,

главный научный сотрудник

Российская академия наук

Резкое взаимопротивопоставление категорий идеального и психического, отрицание правомерности интерпретации идеального как психического в большинстве случаев имеет своим истоком трактовку идеального как сугубо логического. Такой подход к проблеме идеального связан с более широкой установкой, которая может быть названа радикальным антипсихологизмом. Она отчетливо выражена уже у пифагорейцев и Платона, проходит красной нитью у всех приверженцев трансцендентального идеализма. Поводом для радикального антипсихологизма служит обычно то, что логическое как всеобщее и необходимое действительно не зависит от текущих психических состояний индивида, выступает как нечто надличностное, обязательное для всякого конкретного мыслительного процесса. Это обстоятельство особенно заостряется в логике и математике, достигая нередко платонистского звучания. Подобную абсолютизацию логических и математических форм мы можем обнаружить у Фреге и Кантора, а среди философов, например, у Гуссерля и Поппера. Отчасти это было реакцией на широко распространенный в западной философии второй половины XIX и начала XX в. крайний эмпирицизм позитивистского толка, включавший попытки психологического обоснования логики и теории познания (вспомним хотя бы Дж. Ст. Милля).

психическое логическое идеальное антипсихологизм

Резкое взаимопротивопоставление категорий идеального и психического, отрицание правомерности интерпретации идеального как психического в большинстве случаев имеет своим истоком трактовку идеального как сугубо логического. Такой подход к проблеме идеального связан с более широкой установкой, которая может быть названа радикальным антипсихологизмом. Она отчетливо выражена уже у пифагорейцев и Платона, проходит красной нитью у всех приверженцев трансцендентального идеализма. Поводом для радикального антипсихологизма служит обычно то, что логическое как всеобщее и необходимое действительно не зависит от текущих психических состояний индивида, выступает как нечто надличностное, обязательное для всякого конкретного мыслительного процесса. Это обстоятельство особенно заостряется в логике и математике, достигая нередко платонистского звучания. Подобную абсолютизацию логических и математических форм мы можем обнаружить у Фреге и Кантора, а среди философов, например, у Гуссерля и Поппера. Отчасти это было реакцией на широко распространенный в западной философии второй половины XIX и начала XX в. крайний эмпирицизм позитивистского толка, включавший попытки психологического обоснования логики и теории познания (вспомним хотя бы Дж. Ст. Милля).

Перипетии психологизма и антипсихологизма в истории философии и логики заслуживают специального анализа. Отметим только, что позиция радикального антипсихологизма, способствовавшая постановке ряда теоретико-познавательных проблем, уяснению специфики логических и математических форм, критике позитивистского эмпиризма и попыток психологизации философского знания, вместе с тем служила зачастую предпосылкой поворота к трансцендентальному идеализму.

Несостоятельность редукции логического к психическому достаточно очевидна. Однако различие между этими категориями не должно абсолютизироваться. Они сохраняют всегда существенные связи, выявление которых имеет важное мировоззренческое и методологическое значение.

В каком смысле логические (и математические) формы независимы от психического? В том, что они являются отображениями объективно существующих отношений действительности и практической деятельности, закономерностей объективного мира и самого познающего мышления. Всякая логическая форма представляет собой социально закрепленный результат отображения определенного отношения, существенного свойства, имеющего универсальный (или по крайней мере чрезвычайно общий) характер для данной предметной области. Это относится не только к логическим и математическим формам, но и ко всякой философской, общенаучной или конкретно-научной категории. Результаты такого рода истинного отображения опредмечиваются в соответствующих знаковых и иных материальных системах, в операциях практических действий, в социальной деятельности вообще и «готовых» предметных и коммуникативных структурах.

Именно в качестве результата такого объективно подтверждаемого отображения логическая форма независима от психического, т.е. от текущих психических состояний человека, от его желаний, оценок, волевых устремлений, от его характера, темперамента, памяти и т.п. Она независима и в том отношении, что может существовать в отчужденном от человеческой психики виде, т.е. в виде системы графических знаков, в программе ЭВМ, в конструкции технического устройства. Ее независимость проявляется также в том, что, будучи усвоенной индивидом в процессе учебы, распредмечивания культурных ценностей, она становится имманентным фактором его субъективной реальности и в качестве такового формирует, «регулирует» наличные мыслительные процессы.

Однако во всех отмеченных случаях независимость логического от психического носит относительный характер. Логическая форма (категория, принцип, правило) есть результат человеческого отражения и, следовательно, необходимо связана исторически и актуально с мышлением и сознательной деятельностью людей. Не бывает мышления и сознательной деятельности вне и помимо психического. Всякая логическая форма есть форма мышления, форма познавательной деятельности и ее продукт. Из того, что отображенное и зафиксированное в ней свойство (отношение, закономерность) существует объективно реально, вовсе не вытекает, что и сама логическая форма существует вне и независимо от сознания. В противном случае мы должны были бы признать абсолютное тождество между данной логической формой и отображенным в ней объективно существующим отношением, а в конечном итоге -- абсолютное тождество между всем множеством наличествующих в логике (философии, науке) логических форм и всем множеством универсальных свойств, отношений, закономерностей в самой объективной действительности. Если же данный вопрос решается так, что все множество наличных логических форм в их взаимоотношениях (т.е. допускающих описание средствами логики, философии, науки, обыденного языка) тождественно не всему множеству объективно существующих универсальных свойств, отношений, закономерностей, а только их познанной части, то тогда непознанная часть, остающаяся не отображенной в логике (философии, науке), тоже, видимо, должна именоваться логическими формами, неизвестными логическими формами. Неясно только, существуют или не существуют они в наличном человеческом мышлении.

Если да, то это означает, что все логические формы предзаданы мышлению всякого человека, что они составляют некую раз и навсегда положенную сущность мышления, тождественную сущности объективной действительности, и тогда познание действительности может быть сведено к самопознанию духа, т.е. к типично платоновской схеме (или при соответствующей интерпретации к принципам гегелевской Логики).

Если же мы полагаем существование неизвестных объективных закономерностей (что вполне естественно) и возможность существования эквивалентных им логических форм, которые, однако, пока не представлены в наличном мышлении, но могут возникнуть в процессе углубляющегося познания действительности, то тогда сразу обнаруживается несостоятельность гегелевского принципа тождества мышления и бытия, а проблема логической формы приобретает иной смысл, исключающий тенденцию к ее объективно-идеалистической мистификации.

То, что именуется логической формой, присуще мышлению, а не объективной действительности как таковой. Она есть отображение действительности, но существует лишь в мышлении. В конкретных актах мышления та или иная логическая форма может не рефлексироваться. Но если это логическая форма, то она должна быть выделена и описана соответствующей научной дисциплиной, математической логикой и т.п. Новые логические формы являются продуктом исследовательской деятельности конкретных людей (как и всякие новые идеи, обладающие объективным содержанием и продвигающие вперед научное познание). Будучи продуктом научного мышления, новые логические формы вместе с тем существенно обогащают и совершенствуют научное мышление, повышают его эффективность в решении соответствующих проблем, что, в частности, можно видеть на примере развития модальной логики и других новейших направлений логических исследований (см. [111, 189]).

Логическая форма идеальна именно как форма актуального мышления, ибо мышление, по словам Ф. Энгельса, существует «только как индивидуальное мышление многих миллиардов прошедших, настоящих и будущих людей» [1, т. 20, с. 87]. Но индивидуальное мышление есть психический процесс, следовательно, об идеальности логических форм допустимо говорить лишь в рамках их представленности в определенных психических, мыслительных процессах реальных человеческих индивидов. Только таким путем можно последовательно провести исходное определение идеального как субъективной реальности и решительно исключить возможность объективно-идеалистической мистификации мышления, логических форм, а вместе с тем и категории идеального.

Не существует никакого надличностного и внеличностного мышления, оно исключительно личностно, хотя его логические формы, его нормативность имеют надличностный характер. Ведь человек есть социальное существо, и его мышление есть социальный акт, т.е. непременно обусловлено языком, интериоризованными культурными ценностями, включенностью в межличностные коммуникации; оно осуществляется в актах распредмечивания и опредмечивания. Последние с необходимостью придают процессу мышления определенную нормативность, ставят его конкретное содержание в общезначимые, социально (практически) апробированные формы, которые и являются логическими формами. Эти формы имманентны процессу мышления, хотя они постоянно навязываются ему как бы извне, ибо имеют свой социально-предметный (и социально- структурный) способ инобытия. Но такое материальное инобытие логических форм есть не что иное, как опредмеченность прошлых результатов мышления, воплощенных в определенной упорядоченности вещественных и энергетических компонентов. Это результат объективации имманентно присущих мышлению логических форм.

Содержание актуального процесса мышления как идеального непрестанно объективируется в языковых, предметных и операциональных формах, становится содержанием социальных вещей и процессов, т.е. материальным. Эти материализованные результаты прошлого мышления составляют необходимое условие всякого наличного мышления. Более того, отчужденные и постоянно отчуждаемые от человека материализованные результаты его мышления столь же постоянно «присваиваются», субъективируются им и так или иначе воплощаются, по крайней мере в языковых формах. Следовательно, никакой социально значимый процесс мышления в конечном итоге невозможен без внепсихических, социально-материальных факторов и средств. Но это не означает, что реальное мышление и его логические формы должны отождествляться со всеми этими материальными условиями, средствами и результатами реализации мыслительного процесса. Последний остается именно психическим процессом и только в качестве такового может характеризоваться с помощью категории идеального.

Что касается логических форм, то нужно признать, что по крайней мере некоторые из них не только могут иметь вещественное воплощение (в котором логическая форма снята, трансформирована в определенное объективное отношение компонентов вещи или ее функциональных свойств), но и выступать в виде, например, графической схемы, алгоритма, реализуемого посредством определенных физических изменений, и т.п. Разумеется, в осуществляемых ЭВМ логических процессах нет идеального, хотя они строго воспроизводят некоторые логические операции человеческого мышления,

В равной мере всякое достаточно определенное знание может храниться, пребывать и даже в некотором смысле функционировать во внепсихических формах, будучи различными способами опредмечено и отчуждено от человека.

Критикуя попперовскую концепцию «третьего мира», А. И. Ракитов убедительно показывает, что свойство «быть знанием» необходимо предполагает связь с понятием сознания и деятельности человека. «Основная ошибка Поппера заключается... в том, что он считает знаковые системы, точнее, научные тексты знаниями самими по себе, безотносительно к другим внезнаковым феноменам, с одной стороны, и к определенным видам человеческой деятельности, как интеллектуальной, так и предметно-практической, - с другой» [174, с. 103]. А поэтому «знаковые конструкции, вырванные из «контекста» их отношений к обозначаемым объектам, человеческому сознанию и деятельности, сами превращаются во фрагменты «первого мира»» [174, с. 109].

Категория идеального характеризует не просто знание как информацию, как отражение (последнее может быть сугубо материальным), а только один из способов существования знания, а именно его исходный, «первичный» способ существования (и творческого преобразования!) в живом мышлении, т.е. в форме субъективной реальности.

Но знание, взятое как информация, как определенное «содержание», может существовать и в форме объективной реальности, быть «овеществленным знанием». Здесь содержание, существовавшее первоначально в форме субъективной реальности, целиком сохраняется, но теперь оно заключается не в субъективных образах, мыслях, а в объективных внутрипредметных кодовых зависимостях, в кодовой упорядоченности материального процесса. В ходе распредмечивания это материализованное знание, содержание социально-материального объекта вновь преобразуется в идеальную форму своего существования. Таким образом, идеальное не может быть вынесено за пределы психического, ибо там находится только материальное.

Всякая субъективная реальность есть психическое. Но не всякое психическое есть субъективная реальность. Некоторые классы психических явлений не могут быть логически корректно определены в качестве идеальных (например, темперамент, практические действия и др.). Вместе с тем та область психического, которая представляет субъективную реальность, включает чрезвычайно разнообразные явления. Не только переживания чувственного удовольствия или «мимолетных» образов- воспоминаний, но и строго логическое движение мысли математика в ходе доказательства теоремы есть также психический процесс. Рассуждение философа о самых абстрактных вещах -- тоже психический процесс. Любые изменения научных понятий и теорий первоначально совершаются в психической сфере.

Таким образом, констатация этих фактов свидетельствует, что категория психического охватывает познавательные и оценочные операции, реализуемые человеком. Отсюда вовсе не следует допустимость редукции логики, гносеологии и аксиологии к психологии. Но определение идеального как психического противостоит радикальному антипсихологизму. Это означает, что логика, гносеология и аксиология должны сохранять связи с теми описаниями феноменов субъективной реальности, которые представлены психологией и обыденным языком. Учет связей такого рода предохраняет от забвения относительности самых строгих «объективаций» логики, математики, точных наук, от абсолютизирования «готового» знания, от фетишизма его опредмеченных форм, и это должно постоянно напоминать о человечности (или о недостатке человечности!) любого знания, о непрестанности творческого движения человеческого духа.

Понимание идеального как психического позволяет увидеть чрезвычайное многообразие явлений субъективной реальности в их единстве, осознать условность традиционных аналитических рассечений континуума человеческого духа, возможность новых дискретизаций и интеграций. Отсюда вытекает неосновательность трактовки идеального как только абстрактно-мыслимого, как только логически необходимого и всеобщего. Радикальный антипсихологизм гипостазирует то необходимое и всеобщее, которое свойственно наличному знанию, и запирает в его жестких рамках все мыслимое и возможное. В этом стерильном храме всеобщего и необходимого все навечно алгоритмизовано, в нем нет места беспокойству духа, творческой устремленности, историческим новообразованиям, нет человеческой перспективы, всегда полагающей иное всеобщее и иное необходимое.

Опыт радикального антипсихологизма свидетельствует о том, что его сторонники никогда не были достаточно последовательны. Даже у наиболее значительных мыслителей этого направления мы видим большие теоретические неувязки, логические противоречия, непоследовательность. Примером может служить концепция Гуссерля, в которой доминируют идеал «аподиктического» знания и соответствующий ему метод «идеации» (выражающий установку радикального антипсихологизма). Но с последним у Гуссерля сочетается метод «интенционального анализа», так или иначе опирающийся на психологические данные (см. [95, 159]).

Чрезмерное противопоставление категорий идеального и психического, трактовка идеального только в смысле всеобщего и необходимого создают во многом искусственные теоретические трудности. В уже упоминавшейся работе М. А. Кисселя высказываются справедливые критические замечания о психологизации гносеологии. Однако в связи с этим говорится, что «содержание наших знаний идеально, т.е. не зависит от конкретных обстоятельств места и времени, а также от условий познания... Идеальность знания в этом смысле означает просто его всеобщность и необходимость, благодаря которой, например, школьники социалистического общества понимают геометрию Евклида, творившего в античности, т.е. в совершенно иных исторических условиях» [100, с. 21].

Нам думается, что использование категории идеального только в таком смысле не вполне правомерно. Ведь это обязывает связывать материальное лишь с единичным. Кроме того, не всякое знание обладает достоинством всеобщности и необходимости. Нередко оно имеет частный и вероятностный характер; истинность же некоторых знаний «зависит от конкретных обстоятельств места и времени». Выходит, что знания подобного рода нельзя обозначать посредством категории идеального; но тогда они должны быть подведены под категорию материального.

Логичнее именовать идеальным всякое знание, существующее в форме субъективной реальности. Категория идеального охватывает весь круг явлений субъективной реальности. Сюда входят не только знания, но и многие другие модальности субъективно переживаемых состояний, не поддающиеся однозначной классификации, но так или иначе выражаемые в психологических терминах, в обыденном языке, средствами искусства и способами экстралингвистической коммуникации. Страдание, тревога, удовольствие, вера, надежда, волевое устремление, эстетическое переживание, чувство справедливости и т.п. -- все это наряду с мыслями, образами и многими экзистенциально значимыми состояниями - явления субъективной реальности, многомерно связанные в ее целостных структурах.

Широкое истолкование категории идеального, включающее различные проявления человеческой психики, проводится Ф. Энгельсом. «Воздействия внешнего мира на человека, - пишет он, - запечатлеваются в его голове, отражаются в ней в виде чувств, мыслей, побуждений, проявлений воли, словом, в виде «идеальных стремлений», и в этом виде они становятся «идеальными силами»» [1, т. 21, с. 290].

Как видим, Ф. Энгельс интерпретирует идеальное посредством психологических понятий, ибо только таким путем можно раскрыть внутреннее многообразие субъективной реальности. Подобная интерпретация обнажает упрощенность логицистских моделей духовного, примитивность сциентистского сплющивания духовной целостности и многомерности в одном-единственном «измерении» - отражательно-логистическом. Она создает условия для охвата в единой концепции всех основных «измерений» духовного, идеального - отражательно-познавательного, ценностно-экзистенциального и творчески-деятельного. Вне этого единства вряд ли возможно глубокое понимание смысла самой познавательной деятельности, смысла логико-теоретического конструирования и его места в духовной активности человека.

Размещено на Allbest.ru