Человек и человечность между эволюцией, нормой и перспективами трангуманизма

Размещено на http://www.allbest.ru/

Человек и человечность между эволюцией, нормой и перспективами трангуманизма

Преображенская К. В.

В статье представлены основные позиции вокруг дискуссий о трансгуманизме. Проблематика трансгуманизма затрагивает как процессы трансформации норм, эволюции и технологического развития, так и вопросы антропологического ракурса: речь идет о сохранении образа человека и человечности. трансгуманизм антропологический человечность

Ключевые слова: человек, трансгуманизм, эволюция, технологическое развитие, искусственный интеллект, норма.

Preobrazhenskaya K. V.

HUMAN AND HUMANITY BETWEEN EVOLUTION, NORM AND PERSPECTIVES OF TRANSHUMANISM

The article presents the main positions around the discussions about transhumanism. The problems of transhumanism affect both the processes of transformation of norms, evolution and technological development and the issues of anthropological perspective: must be saved the image of human and humanity.

Keywords: human, transhumanism, evolution, technological development, artificial intelligence, norm.

Человек в контексте понятий нормы и эволюции

Сложность феномена «человек» заключается и в двоении его природ--биологической и духовной, и в перспективах безграничного развертывания субъективности в будущее, и в невозможности установления строгих границ и норм, которые обеспечили бы сохранность человечности. Привычный для европейской цивилизации дуализм биологической природы человека и его духа (платоновская концепция человека) -- это признание параллельного существования в человеческом становлении органического и «живого» наряду с «искусственным» и «воспитанным». Это дуализм жизни и культуры, если использовать модели Зигмунда Фрейда, Макса Шелера и даже Жоржа Батая.

Человечность возникает на стыке конфликтов двух природ, в необходимости доминирования разумного над биологическим. В известной степени, это конфликт необходимости (биологические инстинкты, заданность антропологических параметров от рождения) и свободы человеческого духа. Границы человеческого пролегают в отталкивании от биологической природы и любых принуждений к границам. Социальные нормы, мораль, ценности -- квинтэссенция того, что на протяжении веков признавалось собственно «человеческим». Тот, кто нарушает эти границы -- переходит в категорию «не-человек». И в то же время понятие человечности означает как знание о границах, так и свободу от них.

Жорж Батай -- один из мыслителей, который намеренно экспериментировал с процессом перехода границы. Он стремился пережить самые острые, отвратительные, страшные грани бытия, утверждая, что, даже переходя границы, человек остается человеком. И даже более того -- именно тот, кто способен перейти границу, -- и есть настоящий человек. В его лице платоновская модель человека как природного и мыслящего существа пересекается с гуманистической моделью человека как субъекта, развертывающего себя в будущее.

Тем не менее, развертывание субъекта и в этой модели не может происходить без каких-либо образцов, идеалов, порогов. Для того, чтобы перейти границу -- нужно, чтобы эта граница существовала. И, хотя Пико делла Мирандола говорит, что у «человека нет образа», а Жак Деррида уже из современной эпохи утверждает, что «норма должна исчезнуть», человечность и границы взаимозависимы и составляют единство становления субъекта.

Понятие границы в широком смысле (социальном, биологическом и т. д.) тесно связано с понятием нормы. Еще в конце XIX в. Ю. Конгейм предложил определять норму как то, что «свойственно большинству особей» [2. С. 86]. Критерий статистической распространенности для характеристики нормы сегодня используется во всех науках при анализе массовых явлений. Это относится и к популяционной биологии, и к медицине, и к демографии, и к социологии. Однако само развитие дискуссий о биологической норме привело к необходимости признать, что абсолютной нормы не существует. «Объективные трудности в познании диалектики нормы и патологии породили у ряда медиков представления о норме как субъективном феномене. Такой вывод был следствием попытки найти компромисс между традиционным представлением о норме как среднем типе и развивающимися представлениями о вариабельности индивидуальных особенностей человека [3. С. 52]. Однако «субъективная норма» приводит тому, что к норме приравнивается любая аномалия, обусловленная каждым индивидуальным случаем. Эмиль Дюркгейм, обращая внимание на широкую распространенность феномена преступности, утверждал, что «общество без преступности невозможно» [2. С. 92]. Это значило бы, что любая часто встречающаяся девиация должна трактоваться как нормальность.

С точки зрения натуралистической антропологии, норма--это эволюционный баланс, отклонение от которого чревато «порчей» биологической природы. Норма в социальном, юридическом и психологическом ракурсах--гарантия сохранения качеств человечности как того, что позволяет социуму сохранять покой и предохраняться от стихийного саморазрушения. В своем исходном смысле, понятие нормы указывает на механизмы сохранения стабильности биологической природы или общества.

Здесь уместно задать вопрос о механизмах развития. В сфере органической жизни развитие движется за счет естественного отбора. Биологические аспекты естественного отбора явно противоречат социальным аспектам становления человеческой личности. Здесь биологическое развитие и человеческое становление оказываются векторами, направленными в противоположные стороны. Уместно вспомнить и об известном тезисе Фридриха Ницше, воспевающим торжество природного стихийного начала (воля к жизни), которое призвано устранить из течения истории человека, предоставив место сверх-человеку.

Еще один важный момент выпадения из привычных характеристик нормального и распространенного -- гениальность. Гений опережает свое время, и, хотя он часто воспринимается современниками как сумасшедший, именно гений открывает новые векторы развития в науке и искусстве. Однако можем ли мы сказать, что гений в равной степени оказывает влияние на развитие общества с точки зрения его человеческих ценностей? Не случайно во всех культурных традициях не принято «судить» гениев: их исключительность простирается на нравственную и бытовую сферы жизни.

Российский ученый Александр Корольков обращает внимание на то, что существует различие понятий «норма» и «норматив». Норма должна пониматься как объективное состояние, норматив -- как классификация или установленный порядок. Он отмечает: «по-видимому, в социальных науках особое место занимает понимание нормы как предписания, однако проблему нормы нельзя отождествлять лишь с выработкой алгоритмов, поскольку алгоритм в конечном счете носит формальный характер. Отождествление норм и нормативов приводит к запутыванию проблемы в тех науках, где смыкается изучение биологических и социальных норм» [2. С. 82]. На первый взгляд, норма в большей степени относится к биологическому состоянию организма, норматив -- явление специфически социальное.

В этом контексте важно отметить: современные процессы трансформации общественных норм и ценностей уже привели к тому, что отказ от традиционных нормативов и активное продвижение идей толерантности повлекли за собой очевидный пересмотр биологических норм. Наиболее ярко этот процесс можно наблюдать в гендерной сфере. Здесь же можно отметить, что проблема разного рода меньшинств -- гендерных, этнических, религиозных -- приобрела специфический оттенок: в борьбе за право занимать в обществе место «меньшинства», малочисленные группы обретают тысячи и миллионы адептов, и, таким образом, смещаются понятия исключительного и общепринятого.

Возможно, подобно тому, как в натуралистической антропологии существуют понятия эволюционных процессов, адаптивных норм и мутации, в ценностной эволюции человека также можно проследить как адаптивные механизмы развития, так и мутационные тупики.

Сущность адаптивных процессов заключается в увеличении конкурентоспособности живой системы [5. С. 309]; адаптация--один из главных инструментов эволюции. Здесь важно отметить, что эволюционное развитие стремится к «оптимуму»: «оптимальность любых процессов предполагает их наиболее возможную эффективность, слаженность, надежность; оптимальное состояние любой системы -- это ее наилучшее состояние» [2. С. 80].

Трансгрессия и культурная травма

Принцип субъективности -- это стремление человека к саморазвертыванию и к преодолению границ. Это значит, что субъективность неизбежно связана с трансгрессией (переступание границы, нарушение запрета).

Как пишет современный российский исследователь феномена трансгрессии С. Каштанова, «трансгрессия демонстрирует мир, погруженный в хаос... и потому ужас, вызываемый нарушением фундаментальной границы, требует немедленного возврата в лоно запрета, который не просто восстанавливается в правах, но приобретает статус еще более священного» [1. С. 7].

Перед нами любопытный механизм: субъективность стремится к преступлению границ, но само преступление очерчивает эту самую границу как священное. «Запрет восстанавливается в правах» -- но что происходит с самим человеком, преступившим границу? Федор Достоевский в своем романе «Преступление и наказание» рисует нам перспективу постепенного и неотвратимого разрушения личности, нарушившей запрет; «наказание» возникает не со стороны внешних сил, а изнутри самого человека. Человеческая природа рушится, не в состоянии противостоять разлагающему действию греха.

Мы далеки от того, чтобы апеллировать к религиозному смыслу Десяти заповедей, которые в иносказательных формах присутствуют, наверное, во всех архаических культурах. Открытие Достоевского относится к качествам самой человеческой природы. Нарушение священного запрета недопустимо именно потому, что человек оплатит его разрушением самого себя.

Современное общество, мифологизируя многие аспекты человеческого и социального бытия (власть, успех, обладание, развитие и т. п.), категорически отказывается от признания чего-бы то ни было фундаментально значимого в том, что касается собственно человека и его природы. Сегодня человеку отказывают в однозначности биологического пола, заменяя его понятием гендера; в том, что касается нравственных и человеческих ценностей, предлагается свободное отношение к ним как к тому, что является социальным установлением, т. е. нормативом.

Не просто смещение норм, а прямой отказ от них автоматически лишает общество и исключительной нормы, и фронтира как определенности движения в будущее, и, соответственно, телоса, без которого общество распадается на фрагменты. Неопределенность или «аномия», которая приходит на смену определенности (вспомним хотя бы ранжирование по принципу культурно-исторических формаций в марксизме, которое теперь не может быть адекватно использовано), вызывает хаос, который по своим признакам совпадает с описанием коллективной или «культурной» травмы.

Р Айерман соотносит культурную травму и состояние нарушения стабильности: «когда все привычное пошатнулось для всего сообщества, мы говорим о начале культурной травмы. Культурные травмы начинаются с разрыва установленных оснований коллективной идентичности, что может полностью уничтожить коллектив или в лучшем случае потребует переописания основных для сообщества мифов и верований» [6. С. 45]. Как отмечает Рон Айерман, используя термин Фрейда, культурная травма впоследствии требует «создания чрезвычайно сильной компенсации (Gegenbesetzung)». Это, несомненно, должно привести или к серьезной перестройке общественных практик, или к непредсказуемым девиациям в социальном устройстве.

Признаки наличия культурной травмы в современном обществе обнаружить достаточно просто. Как пишет Шарлотта Керина, «при наличии различий, зафиксированных при сравнении травматического и спонтанного невроза, бросается в глаза одно немаловажное сходство: и те, и другие пострадавшие фиксируются на моменте травмы. Эти происшествия не просто потрясают все основы прежней жизни, но навсегда оставляют людей перед зиянием травмы» [8].

Если учитывать, что «культурные травмы--это не вещи, а процессы создания смыслов и атрибуций, длящаяся борьба, в которой разные индивиды и группы стремятся определить ситуацию, управлять ею и контролировать ее» [6. С. 134], очевидно, что они могут быть использованы в целях манипуляции сознанием человека и в интересах продвижения отнюдь не гуманистических идей. Достаточно обратить внимание на то, как активно в современном обществе действуют экстремистские организации, как новых сторонников обретают волны интереса к расизму и фашизму.

Человек постмодерна и проекции будущего

Человек модерна может быть охарактеризован как человек проекта. Этимологически понятие проекта восходит к латинскому слову projectus и означает «брошенный вперед». В этом контексте постсовременность можно охарактеризовать с принципиально двойственной позиции. С одной стороны, продолжается проект модерна. Человек принимает активное участие в устроении будущего, планирует, рассчитывает события бытия не только теоретически, но и посредством собственного волеизъявления, жертвуя на реализацию как коллективных, так и индивидуальных проектов собственные жизненные силы. Именно в этой перспективе продолжается поиск усиления человеческих возможностей вплоть до изменения природы человека.

Как отмечает С. А. Мартынова, «идея прогрессизма в пост-модерне в отношении к жизни предстает как отказ сознания от реального -- чистое становление вне какой-либо меры. Сознание пребывает сразу в двух планах -- всегда избегает настоящего и заставляет будущее и прошлое, большее и меньшее, избыток и недостаток слиться в одновременности непокорной материи. Прогресс присутствует как виртуальный прогресс, как форма организации восприятия. Прогресс мыслится в отношении какой-либо запредельной (трансцендентной) цели» [10].

В пост-модерне такой целью выступает невероятная сила технологий и глобальные коммуникационные процессы. Так, в концепциях современных французских мыслителей Ж. Лиотара и Фр. Джеймисона опыт современной жизни фиксируется в термине «экстремальное пространственно-временное сжатие, создаваемое глобальными коммуникационными технологиями и приводящее к ежедневному дестабилизирующему и чрезмерному восприятию» [7. С. 12]. Такому опыту сопутствуют чувства страха, ужаса, угнетения, которые оказывают дестабилизирующее воздействие на человека и приводят его к осознанию невозможности полагать континуальный символический порядок, основанный на разуме.

Проблематика искусственного интеллекта и перспективы будущего

Стремительное развитие компьютерных технологий и попытка создания искусственного интеллекта вызывают сегодня всё большую озабоченность учёных, предпринимателей, политиков. Невозможность прогнозирования поведения искусственного интеллекта, обладающего сознанием, предугадывания его целей и средств их достижения -- всё это ставит перед человечеством вопрос о безопасности подобных разработок как таковых. Создание универсального искусственного интеллекта относится к целям долгосрочного характера. Между тем вопрос управления деятельностью гипотетического сильного искусственного интеллекта рассматривается в качестве риска интенсивного развития информационных технологий.

В самом термине «искусственный интеллект (разум)» содержится некое противоречие, поскольку «искусственный» означает машинный, механический, опосредованный, а «интеллект» подразумевает непредсказуемое и неформализуемое творческое начало, т. е. то самое свойство человеческой природы, которое является залогом прогресса.

Как отмечает Ю. Ю. Петрунин, критерии оценки «интеллекта» как аналога субъективности весьма размыты: «одни считают, что интеллект -- это умение решать сложные задачи; другие рассматривают его как способность к обучению, обобщениям и нахождению аналогий; третьи -- как возможность взаимодействия с внешним миром путем общения, восприятия и осознания воспринятого» [4. С. 28]. Будучи одной из мифологем, идея искусственного разума, может стать одним из драйверов научного и технологического развития. Как убедительно демонстрирует Ю. Ю. Петрунин, «ограничителями» идеи искусственного разума в тех формах, которые она приобретала в историческом прошлом человечества, всегда были представления о смысле и источнике мироздания. Смена теоцентрической и антропоцентрической парадигмы на техноцентризм, конечно, же позволит теории и практике искусственного интеллекта занять своё прочное место в действительности.

Поэтому вопросы о рисках, порождённых развитием искусственного интеллекта, имеют и антропологический характер. В их основе -- сохранение человеческой идентичности в условиях глобальной технологической революции. Серьёзным вызовом гуманитарной сферы является расширение биологических возможностей человека благодаря искус-

ственному интеллекту, биоинженерии и другим новейшим технологиям, породившим идеи создания человеко-компьютерных систем, искусственного бессмертия и другие тезисы философии трансгуманизма.

Необходимость гуманитарной экспертизы, мировоззренческого осмысления искусственного интеллекта хорошо иллюстрирует высказывание немецкого философа Мартина Хайдеггера, произнесённое более полувека назад: «Так будет ли человек, отдан во власть неудержимых сил техники, неизмеримо превосходящих его силы, растерянным и беззащитным? Это и произойдет, если человек окончательно откажется от того, чтобы решительно противопоставить калькуляции [т. е. вычисляющему мышлению] осмысляющее мышление» [9].

Литература

1. Каштанова С. М. Трансгрессия как социально-философское понятие. Диссертация на соискание степени кандидата философских наук. СПб., 2015.

2. Корольков А. А. Духовная сущность натуралистической антропологии // Корольков А. Духовная антропология. -- СПб.: Изд-во Санкт-Петербургского государственного университета, 2005.

3. Корольков А. А., Петленко В. П. Философские проблемы теории нормы в биологии и медицине // М., 1977.

4. Петрунин Ю. Ю. Искусственный интеллект как феномен современной культуры // Вестник Московского университета, 1994, № 8.

5. Шмальгаузен. И. И. Факторы эволюции. Теория стабилизирующего отбора. М., 1968.

6. Eyerman R. Social theory and trauma // Acta Sociologica. Vol. 56 № 1 (2013).

7. Morley S. The Sublime. Cambridge, Massachusetts. The MiT Press, 2010.

8. Керина Ш. Дискурс травмы как методология изучения современности // https://pandia.ru/text/80/372/70961.php (Дата обращения: 19.06.2021)

9. Хайдеггер М. Отрешенность // Перевод Солодовниковой А. Г. с издания: Heidegger Martin. Gelassenheit. Gunther Neske. Pfullingen, 1959. S. 11-281. URL: http://lib.ru/ HEIDEGGER/gelassen.txt (дата обращения: 19.06.2021).

10. Personal identity in the postmodern era // https://doc-research. org/2019/05/personal-identity-postmodern-era/

Размещено на Allbest.ru