Проект интолерантности русской церкви как поиск новой модели отношений с общественностью

Размещено на http://www.allbest.ru/

Нижегородский государственный педагогический университет им. К.Минина

ПРОЕКТ ИНТОЛЕРАНТНОСТИ РУССКОЙ ЦЕРКВИ КАК ПОИСК НОВОЙ МОДЕЛИ ОТНОШЕНИЙ С ОБЩЕСТВЕННОСТЬЮ

Бабаева Анастасия Валентиновна кандидат философских наук, доцент кафедры философии и общественных наук,

Пастушенко Полина

Аннотация

православный церковь религиозный богословие

В данной статье проводиться анализ модели взаимоотношений Русской православной церкви (Московского патриархата) с общественностью в контексте религиозной ситуации, сложившийся в России в конце 20 - начале 21 веков. Данный материал, очерчивая ключевой вектор в риторике анализируемой церковной организации, показывает составляющие развития современного православного богословия; выводы могут быть использованы в прогнозах развития как богословской мысли, так и анализа религиозной ситуации в России.

Ключевые слова: либерально-демократическая культура, постсекуляризм, религия, социальные процессы, стили богословия

С 1990-х гг. Русская православная церковь находится в активном поиске адекватной коммуникативной модели взаимодействия с российской общественностью. Разработка нового вектора была обусловлена, с одной стороны, выходом религиозных организаций с периферии общественной жизни, возросшим интересом россиян и государственных структур к отечественной культурообразующей конфессии; с другой - обновлением кадрового состава Московской патриархии, выражающего стремление найти современные методы и стилистику изложения церковной позиции. На этой волне была разработана оригинальная православная социальная доктрина («Основы социальной концепции Русской Православной Церкви» 2000г.), не имеющая аналогов в других поместных православных церквях. Однако критический богословский анализ модели социально-политической модернизации, проходившей тогда в России, сводился преимущественно к очерчиванию негативных последствий вхождения страны в пространство глобальной культуры и носил во многом декларативный характер.

Означенная тенденция превалировала в публичных выступлениях церковных иерархов: богословы предпочитали описательный стиль. Данный стиль характеризовал еще язык проповедей и гимнов древней церкви, что предполагало широкое использование скрытых ссылок на образы и понятия, являющиеся в сознании верующих «живыми», т.е. действенным воплощением религиозной традиции. Текстам подобного стиля присуща строгость изложения, сообразная «смыслу и цели высказывания», такого рода тексты не сподвигают к рефлексии, а тем более к дискуссии - они фиксирует нечто, но не обосновывают, не доказывают позицию говорящего. Широкое использование описательного стиля православными богословами в конце ХХ столетия для аудитории, не имеющей «развитого религиозного чувства», обусловило тот факт, что общественность в большей степени воспринимала церковную позицию в наивно редукционистском ключе. Высказывания деятелей Церкви строились по принципу окончательного ранжирования ценностей в зависимости от отнесенности их к трансцендентному. Церковное сообщество как бы выносило приговор, отделяя истину от вольных или невольных заблуждений в дискурсе «стремящейся повзрослеть» российской общественности. Обилие денотативных суждений в речи религиозных деятелей снижало коммуникативную и информативную значимость их обращений. Это обстоятельство заставило деятелей Русской православной церкви искать новых перспективных путей во взаимоотношении с миром.

Однако использование богословами в этот период высказываний, характеризующихся однозначностью коннотаций, объясняется рядом объективных обстоятельств. Во-первых, на тот момент и властные структуры, и гражданское общество активно экспериментировали в выборе направления вектора развития страны и вели соответствующие дискуссии. Церковь еще только преодолевала последствия социокультурного гетто, в котором она существовала в советский период, и участия в дискуссиях подобного рода открывали перед ней перспективы вхождения в формирующееся российское публичное пространство. Но артикуляция позиции Церкви относительно целого круга вопросов, по причине отсутствия взвешенной социальной доктрины и достаточного опыта публичности, оказывалась недостаточно четкой; случалось, что по одной проблеме гражданскому обществу богословами в качестве ответа преподносились диаметрально противоположные варианты ответа. Во-вторых, церковная организация в 1990-х гг. еще не успела окрепнуть в должной мере: ощущалась явная нехватка квалифицированных богословских кадров различного уровня, разногласия внутри самой структуры очерчивали тему возможного раскола, что дополнялось не просто усилением консервативного течения в лоне церкви, но и формированием агрессивной фундаменталистской религиозности. И третий момент, на который стоит обратить внимание: отношения российского государства в первой половине 1990-х гг. с религиозными организациями строились на основании сепаратистских принципов, т.е. не выделялось «традиционных», находящихся под государственной «опекой» конфессий. В результате чего православие юридически уравнивалось в правах с другими вероисповеданиями.

В такой обстановке логично было бы ожидать от церковного сообщества во взаимоотношениях с внешним миром конструирования модели открытости «в открытой культуре», - той модели, которая активно используется западными православными богословами [1, с.30]. Создание указанной модели предполагает переход от описательного стиля к коммуникативному, что влечет за собой перевод основополагающих догматических положений на язык, который понятен человеку секулярной культуры, далекому от христианской традиции. Тексты коммуникативного стиля имеют своей целью не констатацию фактов (например, греховность человеческой природы), а их объяснение (в результате чего человеческое сознание оказалось на таком уровне развития, почему оно «затемнено»/«больно» и почему не способно организовать адекватные взаимоотношения на разных уровнях бытия, а также гармонично выстроить социальное пространство). Подобные тексты носят открытый характер, в отличие от закрытых текстов описательного стиля, знакомят с определенным/иным миропониманием. Использование коммуникативного стиля означает декларирование готовности вступления в диалог и с неверующими, и с представителями других вероисповеданий. Модель открытости оценивается перспективной для религиозных организаций в поиске тактических путей вхождения в публичное пространство и получения минимального опыта ведения гражданского диалога, более того она соответствует принципам функционирования демократического общества. Но диалоговая парадигма предполагает координирование позиций общающихся, что для религиозных организаций ставит проблему сохранения идентичности.

С началом нового столетия перед церковным сообществом проблема выбора модели отношений с миром обозначилась еще острее. В ситуации, когда государство и общественность, выразили желание отказаться от сепарационного принципа отношений с религиозными организациями, у православных деятелей появилась надежда на реконструкцию интеграционной модели, при которой властные и общественные структуры тесным образом взаимодействуют с Русским православием. Это во многом определило то, что высказывания богословов стали, с одной стороны, более взвешенными, а с другой - и более категоричными. На сегодняшний день церковные деятели избегают универсалистских схем аналитики общественных явлений. Московский патриархат, достаточно успешно разрешив проблему кадрового состава и укрепления собственных позиций в обществе, явно придерживается убеждения, что реализация веры Откровения через сферу культуры в постсекулярном либерально-демократическом мире не означает ратификации толерантности. Таким образом, модель «открытости» не стала для отечественных православных богословов приоритетной и была заменена на проект интолерантности.

Во многом утверждение и развитие данной линии в очередной раз имело объективный характер. Дело в том, что функционирование либерально-демократической культуры характеризуется двумя принципиальными моментами: первое - универсалистский смысл подтачивает и размывает четкие критерии оценки процессов. И второе: за аргументацией в пользу всеобщего и универсального действия демократии и прав человека, могут стоять не только задачи сохранения гражданского мира и утверждения основ общественного консенсуса, но и претензии господствующей культуры на власть. Относительно последнего, действительно, следует признать тот факт, что современная постсекулярная культура принципиально признает за религиозными организациями возможность публичного озвучивания суждений в гражданско-политических дискуссиях, но без участия в институционализированных процессах принятия решений. [2] Правда, участие, как формальное, так и неформальное, в общественной коммуникации все-таки не исключает вероятности влияния религии на общественное мнение, но сказать, что это открывает широкое поле возможности по христианизации различных сторон жизни, что собственно является задачей Церкви, - нельзя. Очерченные перспективы православие, идентифицирующее себя с основами русской государственности и культуры, иначе как ничтожными расценивать не может и предлагает более активную и радикальную позицию.

Протоиерей В. Чаплин, руководитель Синодального отдела по взаимодействию Церкви и общества, тенденцию по активизации деятельности Церкви в социально-культурном пространстве выразил следующим образом: евангельские и апостольские идеалы общности, «единодушия, отказа от соперничества» воспринимаются православными буквально, что определяет их стремление перенести подобные ценности на жизнь. При этом протоирей подчеркивает: неважно, составляют ли православные нацию в целом или они являются меньшинством в обществе. Принципиальным моментом богослов расценивает то обстоятельство, что православные оставляют за собой право на организацию определенного социального порядка, т.е. сохранения аутентичного пространства [3]. Следовательно, верующие не только позиционируют себя как буквально трактующих христианские нормы, но и как последовательно приводящих свою жизнь в соответствие с религиозными идеалами. И если для гражданской общественности православное мировоззрение и основанная на этом ценностная парадигма расцениваются как один из возможных ракурсов в дискуссии, дополнительная точка зрения, которую «желательно бы принять во внимание», то для самих верующих - это жизненная позиция, четко организованная и неподлежащая пересмотру. В этом случае православные мыслители исходят из положения, согласно которому религиозная истина изменяет жизнь, и артикуляция этих положений никоим образом не должна зависеть от исторических обстоятельств и «философских обоснований». В свете выше озвученного напрашивается вывод. Поскольку развитие либерально-демократической культуры возможно при условии достаточной степени раскрытия гражданско-политической системы, что позволяет войти в нее на равноправных началах разнообразным субкультурам; и входящие субкультуры либерализируются и раскрываются изнутри, - то вхождение в пространство демократии для православия оказывается чрезвычайно проблемным и в силу субъективных факторов.

Однако, следует признать, практически на всем пространстве западной культуры во взаимодействии общественно-политических сил и религиозных организаций ситуация не характеризуется последовательной подлинной открытости самой демократической системы со стороны светских субъектов. И Россия здесь не исключение. Несмотря на некоторые успехи на путях вхождения религии в культуру, православие, как и другие традиционные конфессии, ощущает давление лаицистской позиции, сводящей веру к приватной зоне. Надежды православных иерархов на христианизацию большей части страны, а, следовательно, и вовлечение церковной организации в максимальное число сфер общественной жизни, по большому счету, не оправдались, и программа вхождения церкви в общество при содействии государства преимущественно была сведена к деятельности по укреплению национально-политической идентичности россиян. В этих условиях, исходя из догматических оснований и стратегического видения ситуации, церковные деятели попытались взвешенно оценить достоинство бытия в демократических условиях. С одной стороны, ими было признано, что либерализация прав и свобод предоставила православию «огромное пространство для проповеди». В этой связи описательное богословие было успешно дополнено и смягчено элементами коммуникативного стиля, что позволило привлечь дополнительное внимание широкой массы общественности к деятельности Московского патриархата. Попутно, однако, стоит отметить, что социально-политическая либерализация повлекла обратный процесс внутри церковной структуры. При жизни патриарха Алексия II произошло значительное усиление вертикального вектора, что в свою очередь привело к монополизации власти в руках епископата [4]. С другой стороны, принципы организации демократической модели государства и общества стали объектом критики богословов. Более того, их заявления содержат утверждения, что во многом именно благодаря деятельности духовенства и рядовых верующих - носителей православной традиции, российские граждане стали критичнее относиться к демократическому строю.

В определенно смысле огрехи в осуществлении демократической модели дали, грубо говоря, православию «фору» в российской публичной сфере. Во-первых, размытость универсальных принципов только подчеркнула четкость церковной позиции, что частично объясняет ограниченное использование коммуникативного богословия. Во-вторых, предметом дискуссий стала гражданская проблемная зона - либеральные права и свободы, где православие сумело предложить светскому сознанию актуальный безаналоговый для российского социально-правового пространства проект «Основы учения Русской Православной Церкви о достоинстве, свободе и правах человека».

Эти положения в очередной раз поставили вопрос о действии так называемого закона монотеистической религии, основополагающий тезис которого сводится к следующему: «чем выше форма религии, тем больше угроза для толерантности»[, с.103]. Формирование христианского дискурса в российской публичной сфере - когда Церковь не «утонула» в «плюралистических водах» либеральной демократии [1, с. 105] - осуществлялось в условиях низкой степени либерализации. Сохранение четкости критериев и критическое отношение к языку перевода фундаментальных понятий веры, постепенное утверждение проекта интолерантности, позволили сохранить внутренний порядок церковного организма и выработать принципы для активного позиционирования православного миропонимания вовне.

Библиографический список

1. Клеман О. Отблески света. Православное богословие красоты. М., 2004.

2. Рорти Р. Антиклерикализм и атеизм // Логос. - 2008. - №4. - С.111-119

3. Чаплин В. Православное свидетельство в современном мире - доступ в Интернете: http://www.religare.ru/article8752.htm

4. Митрохин Н. Русская православная церковь в России в 2000-2008 годах: очерк некоторых структурных проблем // Неприкосновенный запас. - 2009. - №1. - доступ в Интернете: http://www.intelros.ru/readroom/nz/-63/3567-russkaja-pravoslavnaja-cerkov-v-rossii.html

5. Вшолек С. Рациональность веры. М., 2003.

6. Бачинин В. Христианский дискурс в российской публичной сфере // Свободная мысль. - 2007. - №12.

Размещено на Allbest.ru