"Отступничество в раскол" в Казанской епархии: старообрядцы в приходской жизни русской деревни

Но если они не обратятся в православие или единоверие, то строжайше внушить им дабы они впредь не осмеливались обнаруживать ересь свою к соблазну других под опасением за противное неизбежной ответственности по законам ГАРТ. Ф. 4. Оп. 72. Д. 22. Л. 48. В 1850 г. им было такое же повторное постановление. Там же. Л. 61-61 об..

Мы не боимся вас, и не слушаемся, не по-вашему сделалось, Бог по нас и никто же нас, в решение суда сказано: оставить нас, кто как живет и верует, только бы других не учили тому, как жить и веровать ГАРТ. Ф. 4. Оп. 80. Д. 200. Л. 46..

В этом контексте случай со старообрядцами г. Чистополя в 1833 г. довольно показателен в смысле гибкости властей в отношении к отступникам. По данным следствия, количество уклонившихся достигло 375 человек, и власти доказали, что раскольники были только по «проформе на бумаге исполняющими Церковные требы» ГАРТ. Ф. 1. Оп. 2. Д. 41. Л. 6. Несмотря на это, власти прекратили расследование, указав на то, что старообрядцы могут прийти к «ожесточению» Там же. Л. 6.. Тем самым формально эти отступники были признаны старообрядцами.

«Отступничество» и брачно-семейные отношения

Другим важным аспектом отступничества стали «семейные» дела, когда один из супругов по собственному согласию или по принуждению был вынужден согласиться на старообрядческие обряды. Следственные дела обнаружили -- как для светских властей, так и для священнослужителей -- сомнительность одностороннего описания религиозной принадлежности семьи в целом и ее членов в частности. Как и крещение, венчание в приходских церквах также означало принадлежность к православной церкви. Супруги, если кто-то из них или они оба принадлежали к старообрядческим общинам, должны были давать подписки о присоединении к православной церкви ПСЗ-1. № 4009. П. 7; Собрание постановлений по части раскола. СПб., 1858. С. 151-152.. В большинстве следственных дел об этом не говорится, что является свидетельством того, что женихи (или невесты) выдавали себя за православных. Сами священники, возможно, часто совершали такие венчания. Слабое знакомство с прихожанами собственной церкви стало причиной доноса в 1840 г. на священника Иоанна Бакулевского, который венчал в с. Савиново старообрядческого купца из «секты поповщины» с православной девицей. В ходе следствия выяснилось, что священник действительно не знал о религиозной принадлежности жениха, который выдавал себя за православного из другого прихода ГАРТ. Ф.4. Оп. 72. Д. 16. Л. 8 об.. В результате сам священник был оправдан, а брак расторгнут не был.

«Совращения в раскол» в семьях могли происходить по разным причинам. В особенно сложной ситуации оказывались православные невесты, которые выходили замуж за старообрядцев. При этом они могли и не знать о религиозной принадлежности собственного жениха. Для самих же женихов возможность взять в жены православную часто была связана с выполнением обязательного условия с ее стороны -- венчаться в православном храме. Если православными прихожанами и священнослужителями брак и венчание воспринимались как таинство, то некоторыми старообрядцами вступление в брачный союз рассматривалось лишь с прагматической точки зрения ГАРТ. Ф. 4. Оп. 84. Д. 67. Л. 35 об.. В 1852 г. в Казанском губернском правлении расследовалось дело об отступничестве православных крестьян в Лаишевском уезде губернии ГАРТ. Ф. 1. Оп. 2. Д. 864.. Формальным поводом к началу расследования стало неучастие одного из супругов в таинствах исповеди и причастия в течение долгого времени.

На брачные стратегии старообрядцев указывают как мужчины, так и женщины. Подследственный крестьянин Петр Иванов дал следующие показания в Лаишевском земском суде: Я же тому назад сорок два года, сосватав себе невесту из православного исповедания Села Ошняка удельную крестьянку Оксинью Терентьеву /: уже умершую / был венчан с нею в церкви село Тумхова, и это было сделано для того лишь, чтобы получить Оксинью в Замужество, без чего она на выход за меня согласно не была Там же. Л. 22 об..

Подследственная прихожанка Дарья Иванова (59 лет) в этом же следственном деле указывала на такую же брачную стратегию собственного супруга: «<...> сказанный муж мой Иван Иенин есть природный раскольник секты Поповщины в коей были родители и предки его; венчался со мной в Православной церкви, решился он, лишь для того, чтобы получить меня в замужество». В то же время такие брачные стратегии были характерны и для невест из поморского согласия, которым необходимо было официально зарегистрировать брак: «А хоть обручились в православной церкви, то из одного только вида, именно для того, чтобы удобнее возможно было нам выйти замуж» ГАРТ. Ф. 4. Оп. 81. Д. 54. Л. 3-3 об..

В указанном деле все подследственные были вдовами, которые отпали в раскол сразу после смерти своих мужей.

Жизнь в крестьянской патриархальной семье со своими специфическими нормами не могла не отразиться на религиозных взглядах жены, оказавшейся в доме семьи мужа (а иногда и мужа). Причины принятия старообрядчества женами описывались в логике оппозиций «справедливые» и «несправедливые», «правильные» и «неправильные», «лучшие» и «нелучшие» обряды. В указанном выше следственном деле Лаишевского земского суда ответы жен на допросах о причинах уклонения были типичными: «изуча от него (мужа -- А. К.)... и признав их (обряды -- А. К.) справедливыми утвердилось в оных» ГАРТ. Ф. 1. Оп. 2. Д. 864. Л. 21.; «признавая их (обряды -- А. К.) лучшими и с тех пор исполняем таковые» Там же.; «по единственному признанию обрядов этой секты лучшими и правильными» Л. 25 об.. В большинстве случаев жены признавались, что в «раскол их склонили» мужья, которые обучили обрядам супруг. Кроме того, сами мужья указывали, что склоняли своих жен в раскол, тем самым признаваясь в совершении преступления. В процессе расследования также выяснилось, что их дети уже были крещены по раскольническому обряду.

Имеющиеся следственные допросы показывают, что формальное исполнение православными женами староверческих обрядов было нормой для их интеграции в семью мужа. В указанном выше следственном деле об отступниках Лаишевского уезда жены на допросах (возможно, искренне) говорили о нежелании возвращаться в православную церковь. Однако были случаи, которых, вероятно, было много в приходской жизни русской деревни, когда жена не хотела соблюдать староверческие обряды в семье мужа-старообрядца. В 1840-1864 гг. в Казанской духовной консистории и губернском правлении рассматривалось дело об отступничестве в раскол крестьян в Тетюшском уезде, в с. Капердине ГАРТ. Ф. 4. Оп. 73. Д. 13.. В ходе следствия выяснилось, что в раскол фактически уклонились несколько семейных пар из указанного села. В процессе увещеваний оказалось, что две супруги -- лишь формальные «раскольницы», так как придерживались повседневных семейных норм, сложившихся в семье мужа. Так, крестьянка Лукерья Иванова во время увещеваний призналась приходскому священнику Андрею Можаровскому (1860 г.): «Желает чистосердечно всегда содержать себя и детей своих в Православии, но только во исполнении сего желания препятствует ей мужея, воле которого она никак не может противиться» Там же. Л. 330 об.. На другом допросе жена одного из судимых за отступничество Пелагея Леонтьева призналась в уклонении, но также была готова вернуться обратно в православие, если муж тоже решит вернуться Там же. Л. 5 об.. Как указывается в допросе, остальные жены дали аналогичные показания, что, возможно, свидетельствует о согласовании показаний. Несмотря на увещевания в духовной консистории и постоянные вызовы в губернские суды, указанные семьи обратно в православие не вернулись.

Изменение взглядов невесток часто было вынужденным, поскольку требовалось соблюдать внутренние запреты, существовавшие в старообрядческих согласиях. Так Стефаниде Степановой, вышедшей замуж за рябиновца Павла Иванова, после бракосочетания не позволяли есть вместе с остальными семейными и заниматься различными хозяйственными делами в доме. В этом признался и ее свекор: «Обедать и ужинать вместе с нами, точно мы этой снохе Степановой не дозволяли, потому что она в то время пребывала в православии с каковыми людьми есть раскольникам воспрещается» ГАРТ. Ф. 4. Оп. 76. Д. 69. Л. 33.. Как следствие, жена Иванова была вынуждена принять те повседневные нормы, которых придерживались в семье.

В то же время норма о соблюдении тех же обрядов, которые соблюдает и муж, не являлась обязательной, а варьировалась в зависимости от особенностей семей. Согласно указанному выше следственному делу, крестьянка Пелагея Григорьева, не являясь раскольницей, призналась, что в доме ее притесняют муж и свекровь. По ее мнению, притеснение связано с тем, что она единственная в доме, кто не соблюдает староверческие обряды: «<...> И все это гонения делается крестьянке Григорьевой, как она сама думает, из-за того, что только одна она в доме своей свекрови содержит Веру Православную и не живет по обычаю раскольников» ГАРТ. Ф. 4.Оп. 73. Д. 13. Л. 330 об., 331., и желает воспитывать сына Назара в православии. Однако ей препятствовали как муж, так и свекровь. Эти показания подтвердил ее муж Кондратов: «Живя в доме матери своей, не может идти против воли ея, и, согласно ея желанию, хочет и сам жить и сына своего Назара воспитать в поморской секте». Были случаи, когда жены старообрядцев продолжали придерживаться православных таинств и обрядов, но их дети все же оказывались под влиянием отца семейства и следовали «его воле» ГАРТ. Ф. 4. Оп. 75. Д. 10. Л. 19(6)..

Действительно, в жизни семей «отступников» в отдельных случаях складывались сложные отношения. Роль свекрови в формировании повседневной жизни снохи и ее религиозных взглядов, возможно, была значительной. По рапорту приходского священника Гервасия Иванова, датированного 1841 г., в деревне Чебаксы Казанского уезда Ирина Федорова не допускала собственных детей к исповеди, святому причастию и не ходила в церковь. Священник указывает, что муж подследственной был православным. В ходе первого допроса Никифор Дмитриев (супруг) признал, что он православный, а его супруга -- раскольница, «которая и не меняла своей религии» ГАРТ. Ф. 4. Оп. 73. Д. 21. Л. 5.. Его жена Ирина Федорова также указала, что она придерживается старообрядческой веры, и дала стереотипный ответ любого отступника, обвиняемого в уклонении в раскол: «Она осталась непреклонной отзываясь тем, что будучи воспитана из детства в расколе, и в настоящее время никак не желает присоединиться к православию, детям же своим несколько не препятствует содержать Православную христианскую веру» Там же. Л. 12.. Однако свидетельства жены были ложными, она лишь следовала обыкновенной стратегии старообрядцев настаивать на своей религиозной принадлежности, апеллируя к вере родителей. По исповедным ведомостям оказалось, что она была ежегодно на исповеди с 1824 по 1835 гг., а ее супруг с 1839 по 1853 гг. -- всего три раза; дети же их были отнесены к старообрядцам-поморцам, кроме одного сына Степана, крещенного в 1853 г. В результате Ирина Федорова призналась, что уклонилась в старообрядчество «<...> по совету свекрови моей Прасковьи Федоровой <...>» Там же. Л. 40..

В случае рассматриваемых следствий церковные и светские власти не стали вмешиваться в семейные дела, разводить супругов по принципу религиозной принадлежности, назначать серьезные наказания отступникам (лишь некоторые были отправлены в тюремный замок на несколько месяцев за то, что воспитывали детей в старообрядчестве). Единственным решением было установление за ними строгого надзора со стороны приходского священника и благочинного. Тем самым власти формально признали возможность заключения таких браков. При этом сами старообрядцы, а возможно, и некоторые православные, рассматривали брак прагматически, вне его сакраментального смысла. В семейной жизни старообрядцы в большинстве случаев требовали от своих супругов перемены религиозных взглядов, тем самым склоняя к отступничеству от православия.

Заключение

В годы николаевского правления светские и духовные власти рассматривали «отступничество в раскол» с юридической точки зрения -- как преступление против церкви и государства. Актуализация проблемы уклонения, которой предшествующие правители не придавали большого значения, была связана с конфессиональной политикой по отношению к старообрядцам, которая нашла выражение в административно-репрессивных мероприятиях. Первоначально на локальном уровне это проявлялось в проведении статистического «разбора», то есть в отделении старообрядцев от православных, а также в различении самих старообрядцев в зависимости от принятых ими обрядов. Если для чиновников эти «разборы» были частью описания состава населения, то для самих старообрядцев они имели значение для самоидентификации внутри конфессиональной карты губернии и для отстаивания собственной религиозной принадлежности.

С правления Екатерины II до первой четверти XIX в. в православных приходах сложилась ситуация невмешательства священников в повседневные и конфессиональные дела старообрядцев (неофициальная религиозная терпимость). Это касалось как тех, кто принимал крещение и венчался в православных храмах, считая это участием в церковном таинстве, так и тех, кто рассматривал эти обряды чисто формально. Кризис религиозной терпимости при Николае I привел к конфессиональному кризису. Однако запрет на крещение и венчание в православных приходских церквах и на фиксацию участия старообрядцев в исповеди и причастии привел не к их воссоединению с православной церковью, а, наоборот, -- к интенсификации религиозной жизни таких беспоповских согласий, как поморское, спасовское и рябиновское.

С одной стороны, в условиях расследования старообрядцы были вынуждены отстаивать собственную религиозную идентичность, в том числе описывая собственный религиозный мир в ходе общения с православными священнослужителями, в процессе увещеваний, а иногда также через письма. Настаивая на своей религиозной идентичности, они не только ссылались на «родительскую веру», но и делали попытки систематического описания своих религиозных представлений и обрядов, которые отличали их как от православных прихожан, так и от представителей других согласий. С другой стороны, параллельно происходил и «обрядовый» разрыв с православной церковью, приведший к самостоятельным крещениям и венчаниям. В результате власти были вынуждены признать отдельные религиозные движения как самостоятельные и независимые от православной церкви.

Библиография / References

Архивные материалы

Государственный архив Республики Татарстан (ГАРТ)

Ф. 1. -- Канцелярия Казанского губернатора.

Ф. 4 -- Казанская Духовная консистория.

старообрядчество богословие религиозный отступничество

Литература

1. Агеева Е.А. Самокрещенство в старообрядчестве: центры, практика, письменная традиция // Вестник Томского государственного университета. История. 2013. № 1 (21).

2. Агеева Е.А., Робсон Р.Р., Смилянская Е.Б. Старообрядцы спасовцы: пути народного богословия и формы самосохранения традиционных обществ в России XX столетия // Revue des Etudes Slaves. 1997. № 69(1-2). P. 101-117.

3. Варадинов Н. История министерства внутренних дел. СПб.: тип. мин-ва. внутр. дел, 1863. Кн. 8.

4. Васильевский М.Н. Государственная система отношений к старообрядческому расколу в царствование императора Николая I. Казань: Центр. Тип., 1914.

5. Верт П. Православие, инославие, иноверие: очерки по истории религиозного разнообразия Российской империи. М.: Новое литературное обозрение, 2012.

6. Долбилов М. Русский край, чужая вера: этноконфессиональная политика империи в Литве и Белоруссии при Александре II. М.: Новое литературное обозрение, 2010.

7. Живов В.М. Из церковной истории времен Петра Великого: исследования и материалы. М., 2004. С. 50-51.

8. Ивановский Н.И. О рябиновщине // Православный собеседник. 1867. Ч. 2. С. 4366.

9. Ильин В.Н. Проблема перехода православных прихожан из официального православия в старообрядчество на территории Томской губернии // Известия Алтайского государственного университета. 2007. № 4-1(56). С. 33-38.

10. Исхаков Р.Р. Миссионерство и мусульмане Волго-Камья. Казань: Татарское книжное издательство, 2011.

11. Лавров А.С. Колдовство и религия в России. 1700-1740 гг. М., 2000.

12. Мельников П.И. О счислении раскольников // Полное собрание сочинение П.И. Мельникова (Андрея Печерского). СПб.; М., 1898. Т. 14. С. 364.

13. Прокопьев А.Ю. Введение. Реформация, Контрреформация, Конфессионализа- ция // Конфессионализация в западной и восточной Европе в раннее Новое время. СПб.: Алетейя, 2004. С. 5-32.

14. Словарь церковно-славянского и русского языка, составленный вторым отделением Императорской Академии наук. СПб.: тип. Императорской Академии наук, 1847. Т. 3.

15. Смилянская Е.Б. Волшебники. Богохульники. Еретики. Народная религиозность и «духовные преступления» в XVIII в. М.: Индрик, 2003.

16. Фирсов С.Л. Православное государство и русские старообрядцы-поповцы в эпоху императора Николая I // Вестник Санкт-Петербургского университета. Серия 6: Политология. Международные отношения. 2009. Вып. 1. С. 6-15.

17. Храповицкая Г.Н. Отступники и отступничество // Вестник культурологии. 2013. № 1(64). С. 255-273.

Archival materials

Gosudarctvennyi arkhiv respubliki Tatarstan [State Archive of Tatarstan]

F. 1. -- Kantseliariia Kazanskogo gubernatora [Office of Kazan Governor].

F. 4 -- Kazanskaia Dukhovnaia konsistoriia [Kazan Spiritual consistory].

Literature

1. Ageeva, E.A. (2013) “Samokreshchenstvo v staroobriadchestve: tsentry, praktika, pis'mennaia traditsiia” [Self-Priesthood in Old Belief: centers, practice, written tradition], Vestnik Tomskogo gosudarstvennogo universiteta. Istoriia 1(21): 44.

2. Ageeva, E.A., Robson, R.R., Smilianskaia, E.B. (1997) “Staroobriadtsy spasovtsy: puti narodnogo bogosloviia i formy samosokhraneniia traditsionnykh obshchestv v Rossii XX stoletiia” [Old Believers Spasovtsy: ways of popular theology and forms of self-preservation of traditional societies in Russia in the XX century], Revue des Etudes Slaves 69-1-2: 101-117.

3. Firsov, S.L. (2009) “Pravoslavnoe gosudarstvo i russkie staroobriadtsy-popovtsy v epokhu imperatora Nikolaia I” [The Orthodox state and Russian Old Believers-popovtsy during the epoch of Emperor Nicholas I], Vestnik Sankt-Peterburgskogo universiteta. Seriia 6: Politologiia. Mezhdunarodnye otnosheniia 1.

4. Freeze, G. (1998) “Institutionalizing Piety: The Church and Popular Religion, 1750-1850”, Imperial Russia. New Histories for the Empire, pp. 210-249. Bloomington, Indiana. 1998.

5. Il'in, V.N. (2007) “Problema perekhoda pravoslavnykh prikhozhan iz ofitsial'nogo pravoslaviia v staroobriadchestvo na territorii Tomskoi gubernii” [The problem of the transition of Orthodox parishioners from official Orthodoxy to Old Belief in the territory of Tomsk province], Izvestiia Altaiskogo gosudarstvennogo universiteta (4-1(56)): 33-38.

6. Iskhakov, R.R. (2011) Missionerstvo i musul'mane Volgo-Kam'ia [Missionary work and the Muslims of Volga-Kama]. Kazan': Tatarskoe knizhnoe izdatel'stvo.

7. Ivanovskii, N.I. (1867) “O riabinovshchine” [On Ryabinovshchina], Pravoslavnyi sobesednik 2: 43-66.

8. Khrapovitskaia, G.N. (2013) “Otstupniki i otstupnichestvo” [Apostates and apostasy], Vestnik kul'turologii 1(64): 255-273.

9. Lavrov, A.S. (2000) Koldovstvo i religiia v Rossii. 1700--1740 gg. [Witchcraft and Religion in Russia. 1700-1740]. M.

10. Marsden, T. (2015) The Crisis of Religious Toleration in Imperial Russia: Bibikov's System for the Old Believers, 1841-1855, pp. 13-14. Oxford.

11. Mel'nikov, P.I. (1898) “O schislenii raskol'nikov” [On calculation of dissenters (in Russian)], Polnoe sobranie sochinenie P.I. Mel'nikova (Andreia Pecherskogo). T. 14. SPb.; M.

12. Michelson, P.L. (2018) “Freedom of Conscience in the Clerical Imagination of Russian Orthodox Thought, 1801-1865”, in R. Poole, P. Werth (eds) Religious Freedom in Modern Russia, pp. 81-103. Pittsburgh.

13. Paert, I. (2006) “`Two or Twenty Millions?' The Languages of Official Statistics and Religious Dissent in Imperial Russia”, Ab imperio 3: 75-98.

14. Prokop'ev, A.Iu. (2004) “Vvedenie. Reformatsiia, Kontrreformatsiia, Konfessionalizatsiia” [Reformation, Counter Reformation, Confessionalization], Konfessionalizatsiia v zapadnoi i vostochnoi Evrope v rannee Novoe vremia. SPb.: Aleteiia.

15. Slovar' tserkovno-slavianskogo i russkogo iazyka, sostavlennyi vtorym otdeleniem Imperatorskoi Akademii nauk. T. 3 [Dictionary of the Church Slavonic and Russian languages compiled by the second department of the Imperial Academy of Sciences. Vol. 3] (1847). SPb.: tip. Imperatorskoi Akademii nauk.

16. Smilianskaia, E.B. (2003) Volshebniki. Bogokhul'niki. Eretiki. Narodnaia religioznost' i “dukhovnye prestupleniia" v XVIII v. [Wizards. Blasphemers. Heretics. Popular religiosity and “spiritual crimes” in XVIII century]. M.: Indrik.

17. Varadinov, N. (1863) Istoriia ministerstva vnutrennikh del [History of the Ministry of the Interior]. SPb.: tip. min-va. vnutr. del.

18. Vasil'evskii, M.N. (1914) “Gosudarstvennaia sistema otnoshenii k staroobriadcheskomu raskolu v tsarstvovanie imperatora Nikolaia I" [State system of relations to the Old Believers' schism in the reign of Emperor Nicolas]. Kazan': Tsentr. Tip.

19. Wert, P. (2012) Pravoslavie, inoslavie, inoverie: ocherki po istorii religioznogo raznoobraziia Rossiiskoi imperii [Orthodoxy, non-Orthodoxy, other faiths: Sketches on the history of religious diversity of the Russian Empire]. M.: Novoe literaturnoe obozrenie

20. Werth, Р. (2009) “The Institutionalization of Confessional Difference: “Foreign Confessions” in Imperial Russia, 1810-1857”, M. Branch (ed.) Defining Self: Essays on Emergent Identities in Russia, Seventeenth to Nineteenth Centuries, pp. 152-172 Helsinki: Finnish Literature Society.

21. Zhivov, V.M. (2004) Iz tserkovnoi istorii vremen Petra Velikogo: issledovaniia i materialy [From the church history of the time of Peter the Great alive: studies and materials]. M.

Размещено на Allbest.ru