Проблемы соотношения инстинкта и разума

Размещено на http://www.allbest.ru/

Национальный исследовательский университет Высшая школа экономики

Разум и инстинкт

Васильев Леонид Сергеевич

Не хотел бы, чтобы такая постановка вопроса рассматривалась как какое-то ущемление чьего-либо человеческого достоинства. Речь вовсе не об этом. Но для антрополога - а в рамках данной работы я выступаю почти что в этой ипостаси -- начать теоретический анализ целесообразно с учетом того, что отнюдь не лишне обратить внимание на проблемы соотношения инстинкта и разума у сапиентов. Она может показаться простой и нелепой, умаляющей кого-то, лишь на первый взгляд. Начну с того, что, как принято считать (и это хорошо видно из известной французской поговорки «все довольны своим умом, но никто не доволен своим состоянием»), наличие разума, если только речь не идет об умалишенных или больных такого рода заболеваниями в любой степени, не подвергается сомнению. Считается, что все прочие люди заведомо разумны и что именно это их свойство, в соответствии с принятым в мире стандартом, как раз и есть главный признак вида Homo Sapiens. Это и рассматривается как заведомо нормальная постановка вопроса: коль скоро Человек Разумный отличается чем-то от всего остального мира живого, то это прежде всего и главным образом разумом. И может показаться невероятным, что кто-либо станет это оспаривать.

Похожие материалы

· Опасность новой псевдорелигиозной утопической идеи

· Упадок ранней силы ислама

· Исламизм как радикально-экстремистский ислам

· Изоляционизм мусульман

· Фундаментализм мусульман как взрыв отчаяния

Не хотел бы, чтобы такая постановка вопроса рассматривалась как какое-то ущемление чьего-либо человеческого достоинства. Речь вовсе не об этом. Но для антрополога - а в рамках данной работы я выступаю почти что в этой ипостаси -- начать теоретический анализ целесообразно с учетом того, что отнюдь не лишне обратить внимание на проблемы соотношения инстинкта и разума у сапиентов. Она может показаться простой и нелепой, умаляющей кого-то, лишь на первый взгляд. Начну с того, что, как принято считать (и это хорошо видно из известной французской поговорки «все довольны своим умом, но никто не доволен своим состоянием»), наличие разума, если только речь не идет об умалишенных или больных такого рода заболеваниями в любой степени, не подвергается сомнению. Считается, что все прочие люди заведомо разумны и что именно это их свойство, в соответствии с принятым в мире стандартом, как раз и есть главный признак вида Homo Sapiens. Это и рассматривается как заведомо нормальная постановка вопроса: коль скоро Человек Разумный отличается чем-то от всего остального мира живого, то это прежде всего и главным образом разумом. И может показаться невероятным, что кто-либо станет это оспаривать. эмоция инстинкт сапиентация социогенез

Но, как то будет видно из последующего изложения, с этой проблемой все обстоит не слишком просто. Она, конечно, может считаться не из тех, которые вообще есть основания считать жгучими. Но это не совсем так. И хотя о таких вещах обычно не принято говорить, ибо неизмеримо более важно отметить то, сколь велик скачок человечества от полуживотного и тем более животного состояния к уровню разума, на деле проблема никуда не девается. Вполне достаточно поближе познакомиться с уровнем сохранившейся и в наши дни первобытности, чтобы понять важность этого.

В чем же суть? Она в том, насколько далеко жители планеты в своей потрясающей уже воображение массе -- 7 млрд -- или в составе лишь ее передового отряда (примерно 1 млрд) ушли вперед в процессе эволюции и чем отличается поведение их всех, большинства или некоторых -- в разное время, в различных местах и в зависимости от обстоятельств -- от того, что было свойственно отдаленным их предшественникам тогда, когда те только обретали облик сапиентов. И если разница окажется ощутимой, то в чем именно, почему и, главное, насколько она велика. Проделать такую работу важно хотя бы потому, что совокупный разум человечества - да и, что тоже существенно, коллективный инстинкт его как биологического вида - должен быть направленным на выживание. И если уж поставить последнюю точку на определении сути важнейших проблем современности, то стоит сразу же сказать, что только видовой инстинкт и совокупный разум человечества, но не в буквальном смысле этого слова, а совсем напротив, в лице немногих, но наиболее мудрых и одаренных, как на то можно было бы рассчитывать, способен, напрягаясь, спасти человечество в самую трудную минуту, когда оно, что не искючено, окажется перед лицом фатально неразрешимой ситуации

О чем, собственно, идет или хотя бы просто может идти речь? Расставим для начала все столь необходимые акценты. Биологический инстинкт всегда был и будет основой существования человека, как и всего живого. Мало того, для многих из людей, кто не обеспечен высоким уровнем разума,- такие появляются в каждом поколении, подчас в чрезмерно возросшем количестве, -- именно он, инстинкт, все еще нередко определяет стандарт повседневного бытия и исходящий изнутри определяемый уровнем интеллекта модус поведения. В чем же сложности? Они не в том, чтобы подавить в себе инстинкты, но в том, чтобы уметь и всегда иметь достаточно мудрости, дабы сочетать их с великими потенциями разума. Не стоит забывать, что одним из важнейших проявлений инстинкта являются эмоции, как, к примеру, любовь и все с ней обычно связанное, от сексуального влечения до безотчетного самопожертвования. Они, к слову, не чужды и животному миру, хотя и далеко не всегда. Но человек в этом плане заметно отличен от животных, хотя бывают и исключения. Так что же лежит в фундаменте такого отличия? Нет сомнений, все-таки именно разум. Он является тем, что делает человека человеком и, казалось бы, в любом случае отличает его в лучшую сторону. Но важным остается и инстинкт. Ведь столь часто встречающаяся безотчетная любовь и самоотверженность - порождение в конечном счете все-таки именно его, который вообще-то и существует для того, чтобы сохранить данный вид живого, помочь ему выжить. Это, как и многое иное, есть биологическая норма, призванная в суровой борьбе за существование с помощью известного со времен Ч. Дарвина естественного отбора обеспечить виду успех и в конечном счете благополучное выживание.

Теперь, оставив в стороне вопрос об инстинкте и видовом поведении всего живого, вернемся к разуму. Что это такое? Существует ли, например, врожденный разум? Отнюдь! И его просто не может быть, ибо он - нечто не врожденное, но благоприобретенное. Можно напомнить легенду об одном то ли халифе, то ли хане, который когда-то будто бы захотел узнать, на каком языке заговорит новорожденный, если никто с ним разговаривать не будет. Был проведен эксперимент. Изолированных младенцев несколько лет пестовали молча. Когда после этого стали выяснять, что же поучилось, оказалось, что ничего. Дети просто не произносили членораздельных звуков, что, собственно, и следовало ожидать. Эта легенда интересна тем, что сразу же все объясняет. Врожденного разума - как и человеческой речи - ни у кого не бывает и, в отличие от инстинктов (да и то не всех; часть их, что вполне очевидно, рождается в ходе заимствования от матери или стаи), быть просто не может. В человеческом младенце существует лишь фундамент, хорошая или не очень (а это момент сугубо случайный, индивидуальный) основа для того, чтобы то и другое при нормальных обстоятельствах развились. База эта у каждого, стоит повторить, своя и в принципе разная. Но именно от этого, - как, впрочем, и от уровня развития общности, а также от интенсивности заимствования, т.е. степени осознанного обучения, производного от этого уровня, -- зависит результат.

В идеале основа, именуемая способностями и выражающаяся в темпах и качестве усвоения достояния вида (в нашем случае имея в виду достижения развитых обществ), т.е. накоплений человеческого разума, отраженного прежде всего и в наибольшей степени в речи, в богатстве лексики, глубине ее содержания и, что наиболее важно, в умении именно на этой основе мыслить, и есть самое важное в человеке. Особенно, стоит подчеркнуть, в тех, кто от природы наделен потенциальными возможностями в наибольшей степени. Это значит, что речь должна идти о сочетании природного начала с социальным, благоприобретенным. Инстинкт крайне важен, а разум делает человека человеком. Взаимодействие того и другого, опирающееся на врожденные -- от природы - способности и впитавшее влияние наивысших достижений, обретенных лучшими в процессе того же успешного обучения, проявляется в том, что можно и должно назвать стандартом уровня культуры. Понятия «уровень культуры», как и родственное ему «степень отсталости» той либо иной общности, а то и довольно большого общества, очень важны при работе над такой темой, как исторический процесс и обстоятельства его динамики в масштабе планеты. Они лежат в фундаменте науки. А смысл их и объяснение причин повышенного к ним внимания в том, что мир наш в принципе несовершенен. Да он и не мог быть иным. Все во Вселенной при кажущейся ее внешней упорядоченности именно таково: кто-то или что-то успешно идут вперед, развиваются и процветают, а другие безнадежно отстают, стагнируют и подвергаются энтропии, перестают существовать. Это норма, без этого движение, эволюция остановилось бы вообще.

Как и чем руководствуется Вселенная - разговор особый. Но, касаясь крайне редкого, если вообще не уникального феномена жизни и особенно жизни разумной, творческо-созидательной, мы просто обязаны не упускать из вида этого важного обстоятельства, т.е. успешной эволюции, благодаря которой Человек и свойственный ему разум смогли возникнуть, со временем продемонстрировав блестящие возможности совершенствования. Едва ли кто-нибудь задаст вопрос, из чего это видно и в чем это проявилось. Все до предела очевидно. Вопрос же должен звучать иначе: как все это произошло и почему смогло произойти? И почему это не коснулось всех, абсолютно всех? На это необходимо дать убедительный ответ.

Начнем с того, что и врожденный инстинкт, и приобретенный разум в процессе сапиентации человека сыграли решающую роль. С их помощью и прежде всего в результате вызванных к жизни позитивными мутациями развития мыслительной деятельности, речи, разума как способности самостоятельно осмыслять ситуацию и ее возможные следствия и делиться выводами, этот процесс шел своим чередом. Со временем именно он породил элементарные навыки осмысленного поведения, как и принцип накопления знаний, а также свойственные сапиентным людям основы общежития. Все это было создано в рамках неких примитивных общностей, но возникло все-таки -- на этом стоит настаивать - в ходе осмысления ситуации и поиска выхода из нее с учетом способностей немногих лучших. Вся предыстория и история сапиентов убедительно свидетельствует, что человеческое общество тем и отличается от роя пчел или муравьиной кучи, что, в отличие от мира животных руководствуется не столько инстинктом, сколько разумом. Разум же - и в этом его великая сила и уникальная особенность -- это нечто уникальное, в известном смысле не только сугубо индивидуальное, но и, что крайне важно, столь же неповторимое, как и вообще каждый человек. И как раз этим люди отличаются от иных живых существ, причем отличаются не размером и обликом, что характерно для всего живого, но именно разумом и определяющими его глубину и потенции знаниями, как и позволившими их приобрести способностями. Но при этом разум и прочие индивидуальные качества и особенности даются всем отнюдь не в равной мере.

Хорошие и тем более блестящие, выдающиеся способности - вещь, как и любое что-либо ценное, в большом количестве обычно не встречаются. Но они начали появляться у отдельных индивидов и становились достоянием примитивных социумов уже самых первых людей. Ранние человеческие общности руководствовались в повседневном своем поведении как врожденными инстинктами, так и благоприобретенными способными индивидами знаниями, которые становились с помощью речи и памяти известными всем. Общности, имеющиеся в виду, постепенно возрастали численно, отпочковывались друг от друга, после чего обычно развивались несколько - но не абсолютно! - обособленно. Вследствие этого на всей обитаемой человеком части планеты (не стоит забывать о ледниковых периодах, ограничивавших эту часть) возникали разные этнокультурные общности. Они обычно со временем привыкали воспринимать всех других как чужих, по крайней мере в отличие от немногих своих. И естественно возникавшее после этого стремление противостоять чужим -- а оно не вовсе чуждо и животным в рамках вида (внутривидовая борьба) - поддерживалось как инстинктами, так и разумом, в том числе различиями в этнокультурных стереотипах, которые надежно закреплялись религиозными верованиями и представлениями. Они обычно в чем-то, пусть не слишком многом, особенно на первых порах, были отличными у каждой этнокультурной общности либо разраставшегося коллектива даже близкородственных таких общностей.

Таким образом, человечество, оторвавшись от животного мира с его регулирующими инстинктами и сохранив немалую их часть, особенно во всем том, что касается воспроизводства вида, начинало свой собственный путь в истории. Движение по этому пути было не простым и далеко не сразу и не во всем оно стало руководствоваться разумом. Но на достаточно раннем этапе пути именно разум оказался необходимым компонентом выживания. Это проявлялось в том, что наиболее способные (но не самые сильные, как обычно в стае зверей, хотя сила и ловкость оставались в чести) в каждой из общностей, руководствуясь имеющимися у них способностями и в большем количестве, чем у других, накопленными благодаря этому знаниями, обычно брали на себя руководство. С этого, собственно, и начинались наиболее существенные социальные отличия людей от всех остальных представителей мира живых существ.

Едва ли стоит пытаться в подробностях реконструировать этот в общем неведомый науке процесс. Но гипотетически вполне можно представить, как в группе первобытных охотников, вначале еще мало чем отличавшейся от стаи зверей, тем более крупных и хищных, старшие обладавшие чаще всего наиболее заметными способностями, знаниями и опытом, слабея с возрастом и не желая стать жертвой молодых и сильных соперников, напрягали разум для того, чтобы спасти свою жизнь. В стремлении изменить привычную и диктовавшуюся инстинктами ситуацию, кто-то из них (вначале всегда кто-то один был первым) мог предложить попытаться практиковать в рамках стаи, готовой к превращению в социум, некоторые приемлемые для всех новации. Они могли и в создававшейся ситуации даже должны были свестись к тому, чтобы в интересах всей общности (стаи, превращавшейся в социум) решительно изменить освященную глубокой древностью традицию, согласно которой и в интересах вида все самки в стае принадлежат наиболее сильному и в чем-то, возможно, отличавшемуся от остальных самцу.

Так в свое время могло возникнуть представление о роде (бывшей стае), как о группе кровных родственников, сексуальные связи между которыми строго табуированы. Взамен были предложены связи с соседним таким же родом, т.е. с другой частью той же поделенной разраставшейся общности (могли быть и более сложные связи нескольких родов, но главное в первом и основном табу). Собственно, именно с этого табу и с представления о тотемном родстве членов любого рода (тотем - легендарный первопредок, чаще всего представляемый в облике какого-либо животного), начинается не только социум как нечто, присущее именно разумным людям. Возникают и упрочиваются первые и наиболее ощутимые и значимые для каждого и касающиеся именно его религиозные представления, колоссальная сила которых была в осознании родства и в нерушимой силе связанных с ним обязательств и запретов.

Со всего этого начинался процесс социогенеза и энергичное развитие религиозной культуры социума. Стоит заметить, что вслед за этим культура, особенно религиозная, быстро обогащалась, обретая необходимый для душевного комфорта минимум абстрактно-регулирующих понятий. Важно понять, что примитивные религиозные верования и представления, т.е. самые элементарные идеи, как и тесно связанные с ними социальные институты, следует считать первичным началом в процессе эволюции всего того, что связано с человеком, включая и формы материального обеспечения. Больше того, само это обеспечение, которое стало реализовываться в форме групп охотников и собирателей, есть результат осмысления необходимости удовлетворять потребности. Но теперь процесс их удовлетворения - а это во многом результат воздействия инстинкта - был пропущен через разум, требования которого, подкрепленные религиозными нормами, помогали только что возникшему социуму обрести все необходимое. Оно касалось и поиска пищи, и условий для сексуально-семейных контактов, создававших к тому же важные для индивидов строго фиксированные родственные связи.

К их числу относилось и создание ситуации необходимого духовного комфорта, который достигался в ходе роста значимости систем родства и вполне естественного одухотворения сил природы со свершением всех необходимых и сплачивавших социум обрядов в их честь. Разум, если так уместно выразиться, постоянно тренировался в процессе осмысления всего окружающего людей мира и приспособления к существованию их в этом огромном мире, полном неясностей и неведомого. Этот процесс был очень длительным и всегда питался за счет именно религиозной формы восприятия реалий, что вполне понятно и само собой разумеется. Больше того, именно религия была опорой любого социума в процессе его постепенной эволюции. Иного и быть не могло.

Переход людей в эпоху неолита к регулярному производству пищи (это было около 10-12 тысячелетий назад и заняло несколько тысяч лет) привел социумы к новой форме кланово-семейных ячеек земледельцев с оседлым образом жизни и обособленным хозяйством, что определило дальнейший путь эволюции. Земледелие и все фундаментальные открытия той эпохи способствовали интенсивному развитию технико-технологических усовершенствований и тем заложили фундамент политогенеза. А все это, естественно, вело к увеличению роли разума, знаний и к возрастанию роли религии и связанных с ней абстрактно-регулирующих норм. От неолита лишь один шаг оставался до перехода к ранней форме политогенеза, что означало структурирование разраставшихся общностей в процессе трибализации и появление племен во главе с вождями. Возникала правящая элита, которая воспитывалась с повышенным вниманием к возрастанию роли разума и знаний, пропущенных через религиозные представления. Практически это вело к тому, что нормальное земледельческое общество и возникавшее государство (у кочевников, часто не имевших правящей элиты и вообще во многих отношениях от земледельцев отстававших, ситуация была иной) энергично развивало религиозную культуру.

Более или менее развитая религия активно вырабатывала социальную и индивидуальную этику, которая в форме системы жестких запретов и рекомендаций призвана была укрепить структуру складывавшихся социальных, а затем и ранних политических образований и компенсировать тем самым недостаток личных способностей той части правящих верхов, где это ощущалось. В итоге общество обретало важное доктринальное единство, которое, помимо прочего, в нормальной ситуации обычно успешно гасило взрывы необузданных инстинктов тех, у кого ограничения разумом инстинкта были слабыми, а неконтролируемая сила рвалась наружу. Это, конечно, никогда не мешало в экстраординарных случаях инстинктам проявлять себя, порой в крайней и впечатляющей своей жестокостью форме. Но стоит заметить, что зверства , к примеру, более отсталых кочевников намного превосходили то, что было свойственно земледельцам с их веками освоенными нормами этики. И эта разница очень тесно связана с уровнем развития и степенью отсталости той либо иной общности. А как раз здесь грань между потомственными земледельцами и кочевниками была наиболее заметной. И она восходила прежде всего к большей роли не обуздываемого разумом инстинкта у кочевых общностей

Размещено на Allbest.ru