Философско-методологический анализ понятия "реального времени" В.И. Вернадского

Размещено на http://www.allbest.ru/

Философско-методологический анализ понятия «реального времени» В.И. Вернадского

Моуравов Алан Лазаревич

соискатель, директор

Северо-Кавказский аграрно-технологический колледж

Аннотация

В статье рассмотрены философско-методологические основания понятия «реальное время» В.И. Вернадского, критика этого понятия в современной науке, и дан анализ этой критики. По мнению автора, в ряде своих работ Вернадский указывает на необходимость проведения четкого различия между эмпирическим обобщением и такими формами научного познания, как гипотеза и теория, на недопустимость их смешения. Но главный вывод оппонентов, на его взгляд, касается оценки идей В.И. Вернадского не просто в контексте естественных наук, а в контексте науки как социального явления, в ее сегодняшней, постнеклассической форме.

Ключевые слова: «эмпирические обобщения», модели времени, модели процессов, понятия времени, реальное время, теоретические конструкты, реальность, парадигма.

Annotation

The article examines the philosophical and methodological concepts of the concept of «real time» V. I. Vernadsky, critic of this concept of modern science are considered, and is given the analysis of this criticism. According to the author, in his works Vernadsky points to the need for a clear distinction between empirical generalization and such forms of scientific knowledge as hypothesis and theory, on the inadmissibility of mixing them. But the main conclusion of the opponents that, in his opinion, relate to the evaluation of the ideas of V. I. Vernadsky not just in the context of the natural Sciences, but in the context of science as a social phenomenon, in its current, post-non-classical form:

Keywords: «empirical generalizations», time patterns, models, processes, conceptstime, real time, theoretical constructs, reality, paradigm.

По мнению исследователей, понятие «время» относится к числу фундаментальных философских и естественнонаучных категорий. Наряду с понятиями «пространство», «движение» и «материя» оно служит основой различных по своему содержанию философских школ и научных направлений, и используется в самых разных науках, дисциплинах, концепциях, контекстах и аспектах. При этом, давно сложилась общекультурная практика употребления этого слова, как существительного, так что подразумевается, что «время» как термин обозначает некий объект, даже вещь. Ему, как любой вещи, приписывают свойства, присущие вещам: время можно «заполнять», «экономить», «убивать», «ускорять», «замедлять», «создавать», им можно «овладевать», а у А. Эйнштейна оно может «уменьшаться». Чем это объяснить?

В языке термин подчиняется законам языка, которые определяют, что этот термин означает; в данном случае налицо его неоднозначность, - чем же она определяется? Первичной и основной формой познания времени являются его модели, т.е. структурно-динамические описания человеческой деятельности, сопряженной с теми или иными естественными процессами. Накопление знаний об этих моделях было единственной формой знания о времени, пока не возникла новая - математическая - форма (и сфера) познавания, которая была положена в основание теоретического познания вообще. В этой сфере предметом исследования стали «научные факты», устанавливаемые с помощью моделей, из которых выделилась одна, - описывающая механическое (особенно - линейное) движение. Именно из этой модели выросла вся европейская теоретическая наука, остальные же модели до сих пор остаются неразработанными. Мало того, экспансия этой модели привела к попыткам сведения к ней всех остальных, т.е. к так называемой «проблеме редукции» явлений любого рода к механическому движению и к формам его описания как эталона «научного факта». Об этом прямо писал В.И. Вернадский: «Всякая попытка логически определить целиком условия установления - открытия - научного факта, вполне выяснить, что такое факт, научно установленный, и что такое факт, им не являющийся, всегда обречена на неудачу. Изучение истории науки указывает на изменение представлений о научном установлении факта со временем, об эволюции этого понимания и о том, что оно никогда не охватывалось логическими формулами. Обычно эта сторона естествознания забывается и недостаточно учитывается»[4, С.217].

В.И. Вернадский далее вводит различение моделей («эмпирических обобщений»), постулатов и аксиом, как разных форм знания, и доказывает их естественную связность, зависимость последующих от предшествующих: «Настоящая среда, в которой живет ученый-исследователь, есть среда научных фактов, эмпирических обобщений и основных эмпирически выработанных аксиом и принципов природы. Научное объяснение, математическая схема, механическая модель, значительная часть «законов природы» представляют логические подходы, как бы рационалистическую сетку, которую наш Разум набрасывает на сложный, эмпирически научно охваченный Космос. По существу это есть неизбежное орудие нашей научной работы, но в то же время это есть искаженное выражение реальности, если мы будем принимать только его во внимание, говоря о науке, научном мировоззрении, научном творчестве. В отличие от ученого, для философа в его работе главное значение в достижениях науки имеют как раз эти схематические, рационализированные, логические формы выражения действительности… Они играют резко различную роль в этих двух дисциплинах человеческого сознания»[4, с.217-218].

Эти мысли восходят к идеям И. Канта, которого В.И. Вернадский очень уважал за нетрадиционные подходы в естествознании [5]. Но только в наше время приходится констатировать, что В.И. Вернадский вполне разделял подход И. Канта к научным понятиям, в частности - различение эмпирически обоснованных положений - феноменов, и ничем не обоснованных, кроме воли ученого, - ноуменов (хотя ничего об этом не писал). Так, И. Кант писал о научных допущениях или постулатах: «В математике постулатом называется практическое положение, не содержащее в себе ничего, кроме синтеза, лишь посредством которого мы даем себе предмет и составляем его понятие»[7, с.294], тут же отмечая факт не совсем благовидного с ними обращения, особенно в философских сочинениях, авторы которых «полагают, что постулировать - значит выдавать некоторое положение за непосредственно достоверное без обоснования или доказательства»[7, с.293]. Такие попытки И. Кант оценивает однозначно: «В самом деле, бесплодная попытка подменить логическую возможность понятия (поскольку понятие не противоречит само себе) трансцендентальной возможностью вещей (поскольку понятию соответствует предмет) может обмануть и удовлетворить разве только неискушенного человека; …речь-то идет здесь… о том, относится ли понятие к объекту и, следовательно, имеет ли оно какое-нибудь значение»[7, с.304]. Такие предметы И. Кант называет «умопостигаемыми» или «ноуменами», порождаемыми чистым рассудком, который, поскольку «имеет дело лишь с тем, что уже мыслится в понятии, то он оставляет нерешенным вопрос, имеет ли это понятие само по себе отношение к предметам, или же оно обозначает лишь единство мышления вообще; ему достаточно знать лишь то, что содержится в его понятии, а вопрос, к чему само понятие может относиться, не интересует его»[7, с.313].

Но уже для Г. Гегеля жесткое противопоставление феноменов и ноуменов не было актуальным; наоборот - он искал их связи; для него они были соотносительными проявлениями абсолютной (дефиниции) и относительной (научные положения) истины: «Возникает трудность оттого, что необходимо определенно различить, какие из определений предмета могут быть приняты в дефиниции, а какие отнесены к научным положениям. Относительно этого не может быть никакого принципа»[6, с.269]. Поэтому для Г. Гегеля различие феноменов и ноуменов было целиком относительным и не могло осуществляться в науке иначе, чем через отождествление их с субстанциальностью или, по Г. Гегелю, с абсолютным Я, в качестве которого мог выступать любой ученый - создатель теорий.

В современной методологии то, что В.И. Вернадский называет «математическими и логическими аксиомами и постулатами», а И. Кант - «ноуменами», называется концептами, структурно-символическими формами (теоретическими конструктами, представляемыми через набор признаков, синтез которых приписывает этому набору предметность), долженствующими обозначать и выражать теоретически осмысленное представление об объекте той или иной науки. Понятно, что, концепт - теоретическое обобщение - может существенно отличаться от модели - «эмпирического обобщения», - за счет выбрасывания из нее «несущественных» (точнее - неудобных для математической символизации) признаков (свойств и качеств) и обобщения оставшихся. Чем концепт «удобнее» модели - для теоретика? Причины этого еще ждут исследования, но В.И. Вернадский ясно указывал на религиозную составляющую: человеческая мысль всегда стремилась к познанию бесконечного, безусловного и абсолютного, то ли в виде бога, то ли в виде его абсолютных проявлений - бесконечного движениявремени, которое выразил Г. Галилей и узаконил И. Ньютон: «Абсолютное, настоящее и математическое время само по себе и по своей природе равномерно течет безотносительно ко всему окружающему». Он стремился выразить время так, чтобы можно было точно вычислять и научно представлять систему мира и выразить время Галилея в форме, отвечающей духовному началу мира, сознанием существования которого была охвачена вся жизнь Ньютона… В его научных концепциях ярко отразилось его религиозное сознание в рационалистическом его выражении»[4, с.241]. С этого и началась борьба двух парадигм в науке, и сам И. Ньютон до конца жизни придерживался двух трактовок времени - классической, модельной, и своей абсолютистской, пока в науке ХIХ века не возобладала вторая.

Поняв, что сами по себе, в разделении, пространство и время ничего не значат, Г. Минковский создал новый концепт - «пространство-время» постулировав между ними неразрывную связь. С этого момента в науке начинает эпоха попыток поиска окончательных оснований бытия, т.е. абсолютных форм связности пространства и времени, которая захватывает большинство ученых. «Прежде всего, пространствовремя становится объектом научного исследования наравне со всем остальным содержимым реальности. Какую именно форму надо придать пространству-времени - именно это должна сейчас выяснить наука. Это новая и важнейшая ее проблема. Мы возвращаемся, их развивая, к доньютоновским построениям - к Галилею и к другому великому представителю науки XVII века - Христиану Гюйгенсу»[4, с.240]. В.И. Вернадский считал, что на этом пути можно ответить на важнейшие вопросы: «Охватывает ли пространство-время всю научную реальность? Или могут быть научно охвачены и есть явления и вне пространства?»[4, с.240] Такой кирпичик бытия, как очередной концепт, соединяющий в себе определения пространства и времени и «снимающий» их разделенность, был введен: «В квантах мы имеем, мне кажется, дело с такого рода научными представлениями»[4, с.240], хотя в этом конструкте нет ни пространственной, ни временной, ни причинно-следственной структуры (почему многие ученые, включая А. Эйнштейна, и протестовали против такого антидетерминистического построения). Оставалось только найти то, что могло соответствовать квантам, и оно было найдено в лице элементарных частиц.

При этом В.И. Вернадский все время стремится найти доводы в подтверждение своим идеям о разнородности процессов (времени); так он указывает, что распространение света - это не то, что движение материального объекта; что изменения полей, как показал М. Фарадей, тоже имеют свои собственные закономерности; что процессы в живых организмах принципиально отличаются своей несимметричностью (анизотропностью) от процессов в кристаллах, и еще он отмечает пять видов процессов разного рода и масштаба, с установленной анизотропностью, а именно: «1. Радиоактивный распад атомов материи, связанный с уничтожением отдельных химических элементов и созданием новых.

Явление, научное, открытие которого относится к 1898 г., а необратимый характер и закономерности распада стали ясными в XX столетии. 2. Эволюция типов звезд, связанная с закономерным изменением их температуры, размеров и спектра. Явление выяснилось в XX столетии. 3. История лика нашей планеты -- земной коры. Основы сложились к концу XVIII в., в первой половине XIX в. Числа для времени -- в XX столетии. 4. Эволюция видов живого вещества -- переходов одних видов в другие, замирание первых. Вошло в науку после 1859 г. 5. Смена поколений в пределах отдельного вида, подвида, расы. Неизученный процесс основного значения, ясный с XVIII столетия, с создания понятия вида Линнеем»[4, с.363]. Именно эти открытия лежат в основании взглядов современных сторонников концепции реального времени В.И. Вернадского[8, с.97].

Современная критика концепции времени В.И. Вернадского

В 1950-е годы, когда деборинская линия в философии была уже преодолена, фигура и учение В.И. Вернадского расценивались, как, в общем, соответствующие идее строительства социализма. Так продолжалось до конца 1960-х, когда советская экономика начала испытывать первые трудности, найти виновников которых уже не представлялось возможным - виновны все и никто, т.е. эти трудности - системного характера. Именно тогда в нашей науке появилось понятие системы и системного анализа, из которого следовало, что разные биологические, социальные и биосоциальные процессы и организованности имеют собственную специфику функционирования, а значит - имеют собственные временны е характеристики, которыми надо руководствоваться, чтобы правильно планировать, проектировать и управлять промышленными и социальными системами. Образно говоря, реально существуют биологическое, геологическое, историческое, социальное, психологическое и иные виды времени, задаваемые определенными, специфическими процессами[11]. В то время этот подход не привлек особого внимания, но через десять лет, когда начался кризис и встал вопрос о перестройке, т.е. о пересмотре эффективности научных направлений, ученые, придерживающихся традиционной научной парадигмы, подвергли этот подход критике[1]. И поскольку основанием и главной опорой нового подхода была концепция В.И. Вернадского, была подвергнута критике и она.

Эта критика - не деборинского типа, она основана на философских аргументах. Р.А. Аронов, фактически, упрекает В.И. Вернадского в недооценке теоретических оснований науки, наличие которых, безусловно, является верхом развития научного мышления и науки в целом. Полагая физические процессы абсолютными и универсальными, т.е. такими, которые лежат в основе любых других процессов, он пишет: «Общеметодологическим установкам В.И. Вернадского были присущи недооценка позитивной роли философии в развитии науки, ориентация на методологию крайнего эмпиризма. С этим, думается, связано недостаточно ясное понимание им природы и роли абстракций, их места в научном познании. В итоге некоторые абстракции по сути отождествлялись В.И. Вернадским с объективной реальностью, другие же (не всегда обоснованно) третировались как лишенные объективного содержания»[ 2, с.85]. По мнению Р.А. Аронова, «главное здесь… - неприятие им механицизма в понимании сущности живого…»[2, с.86].

Главной его методологической (а по сути - философской) ошибкой Р.А. Аронов считает «терминологическую непоследовательность», которую он допускает, «относя утверждения, по сути, касающиеся собственно материи, к пространству и времени как формам ее существования»[2, с.90]. И, стремясь дискредитировать новый подход, Р.А. Аронов, не задумываясь, отвергает его фундамент: «Сторонники концепции нефизических форм пространства и времени считают… что В.И. Вернадскому «мы обязаны самым глубоким и самым серьезным анализом» сути рассматриваемых вопросов. Такая оценка приводит к тому, что пытаясь опереться на авторитет выдающегося естествоиспытателя, они в своем подавляющем большинстве вместе с его суждениями о пространстве и времени воспроизводят и его методологические, а иногда и конкретные ошибки»[2, с.89].

Суть этих ошибок, по Р.А. Аронову, в следующем: «Предположение о том, что геологическое время имеет качественную специфику на онтологическом уровне, было бы правомерным лишь в случае, если бы сторонники обсуждаемой концепции выявили эту специфику прежде всего у современных геологических процессов. Однако, ни одного геологического пространственного и временного параметра, отличающегося по своим качественным и количественным характеристикам от существующего физического параметра, никто из них так и не сумел предложить»[2, с.93]. Но никто и не собирался это делать: речь совсем о другом.

При этом Р.А. Аронов допускает пространственную и временную специфичность «материальных объектов и взаимоотношений между ними»[2, с.97], у него даже проскальзывает, как ставший обиходным в биологии, термин «система», но он категорически отказывается признать несводимость этих «специфических взаимоотношений объектов» к привычным ему, «фундаментальным» физическим, механическим и линейно описываемым взаимоотношениям: «Духовные процессы в индивидуальном и общественном сознании, в развитии культуры существуют не в каких-либо иных пространстве и времени, а именно в тех, которые являются формами существования материального мира, и время характеризует эти процессы лишь постольку, поскольку они вторичны по отношению к материальному миру и формам его бытия»[2, с.99-100]. Все иное напрямую ведет к натурализму, недооценке теории, абстрактных категорий, лежащих в фундаменте современной теоретической науки, потрясению науки в ее фундаменте, снижению ее авторитета (со всеми вытекающими последствиями), а значит - к понижению уровня полезности науки и к ущербу для всего человечества.

И окончательная философская оценка нового подхода такова: «Выводы об объективно реальном существовании физического, химического, геологического, географического, биологического, социального и прочих пространств и времен основаны на смешении онтологического и гносеологического аспектов проблемы и отождествлении пространства и времени как форм бытия движущейся материи с движением материи… Пространство и время как формы существования движущейся материи не обладают физическими, химическими, геологическими, географическими, биологическими, социальными свойствами, - эти свойства присущи соответствующим материальным объектам и взаимоотношениям между ними… Итогом многолетней деятельности сторонников концепции нефизических форм пространства и времени является, на наш взгляд, лишь вульгаризация категорий пространства и времени»[2, с.103]. Указывая, с одной стороны, на явную неоднозначность термина «время», используемого сторонниками «нефизического» времени, которые вкладывают в него свое содержание и смысл, вводя в заблуждение всех тех, кто привык использовать его традиционно, т.е. подразумевая под ним исключительно «физическое» время, авторы указывают также не некоторые основания использования подобной метафоры, связанные с идеей релятивности: «Реляционная концепция рассматривает время как свойство или атрибут материи, как систему отношений между физическими событиями и телами. Эта система отношений не является первичной, ни от чего не зависящей. Напротив, она не имеет самостоятельного существования, а является следствием, результатом движения и взаимодействия материальных систем и событий. Согласно этой концепции время является отношением вступивших или вступающих во взаимодействие материальных систем или систем, только обладающих возможностью вступить в такое взаимодействие»[3]. Это означает вторичность термина «время» по отношению к реальным материальным системам, подгонять которые к этому термину - по причине их неуниверсальности - явно не по-научному, поскольку «временные отношения должны, видимо, приобретать какую-то специфику в зависимости от того, в рамках какого уровня организации и движения материи, в рамках каких научных дисциплин они рассматриваются… Эта характерная для современной научно-технической революции тенденция к дифференциации научного знания… Данная тенденция имеет своими истоками идеи выдающегося советского ученого-естествоиспытателя В.И. Вернадского»[3].

«Следует проводить различие между реальным физическим временем, которое необратимо, и теоретическим, абстрактным, фигурирующим в физических законах и уравнениях, которое безразлично к какому-либо направлению»[3], и измерение времени, - а именно для этого нужна его абсолютизация, - это не то, что реально происходит: «Между ритмами и часами, с одной стороны, и временем и его «течением» - с другой, имеется существенное различие. Часы фиксируют абсолютно точное (в идеале, конечно) совпадение длительностей (и их границ), что приводит к установлению объективных размеров временных отрезков. Время же и его «течение» говорят, прежде всего, о том, что в природе происходит возникновение чего-то нового и исчезновение ранее существовавшего»[3]. И не стоит в этом винить «релятивистов», ни их основоположника В.И. Вернадского, поскольку «какие бы позиции он ни занимал, все равно проблема специфических времен остается, ибо вытекает из существования различных форм движения материи»[3]. Но в остальном авторы согласны с критикой, и главным аргументом считают отсутствие специфических временных характеристик для специфических «нефизических» - от геологических и биологических до социальных и психологических - объектов, обладающих, тем не менее, физическими характеристиками.

Идеи В.И. Вернадского внесли основополагающий вклад в разработку категории «естественного тела», с помощью его метода «эмпирического обобщения» [9, с.408]. Суть этого метода дается в следующих условиях достоверности «эмпирического обобщения», которое «должно опираться на строго научно установленные эмпирические факты… должно быть основано на всей совокупности известных фактов… должно быть безошибочно, согласно правилам логики, выведено из фактов… должно оставаться всегда в пределах фактов, по возможности быть освобождено от гипотез, догадок, экстраполяций»[9, с.254-255]. Но в действительности эти условия часто нарушаются, - особенно последнее, - «по причинам, либо независящим от естествоиспытателей (недостаточность фактического материала, несовершенство научной аппаратуры и т.п.), либо от них зависящим (небрежная обработка фактов, односторонний подход к ним и т.п.). Естественно поэтому, что В.И. Вернадский далек от мысли догматизировать эмпирическое обобщение, рассматривать его как синоним раз навсегда данной, неизменной истины… Так, указывая на то, что в идеале ученый не должен выходить за пределы научных фактов, Вернадский отмечал, что это требование осуществимо лишь постольку, поскольку это возможно в данных конкретных условиях. В действительности же в научной деятельности ученые часто выходят, не оговаривая и даже не сознавая этого, за пределы точных, научно установленных фактов», а именно - «ученый часто «торопится» охватить факты как можно быстрее, не затрудняя себя в ряде случаев их детальным анализом, необоснованно отбрасывая некоторые из них. Но в таком случае ученый неизбежно приходит к неверным выводам и произвольным допущениям, выходящим за пределы фактов, им противоречащим»[9, С.255-256].

«Значение эмпирических обобщений в науке часто упускается из виду, и под влиянием рутины и философских построений эмпирические обобщения отождествляются с научными гипотезами… Необходимо избегать такой укоренившейся вредной привычки, так как между эмпирическими обобщениями и научными гипотезами существуют огромные различия, и точность их выводов далеко не одинакова»[9, С.256], поскольку «В отличие от философии наука в процессе логического и методологического анализа не ограничивается лишь словами, которые отвечают естественным телам. Она непосредственно имеет дело с самими естественными телами, которые отвечают этим понятиям»[9, с.259-260]. В этом содержится отчетливый упрек теоретикам, занимающимся построением концептов без должной связи их формы с эмпирическим содержанием.

Но главный вывод авторов касается оценки идей В.И. Вернадского не просто в контексте естественных наук, а в контексте науки как социального явления, в ее сегодняшней, постнеклассической форме: «Для постнеклассической науки характерны терпимость к различным методологическим схемам науки и допустимость диалога между ними. Свойственная классической и неклассической науке методологическая тенденция редукционизма, сведения разных методологических систем к одной универсальной (механической, физикалистской и др.) уступает место их равноправию и диалогу. Методология науки Вернадского ? методология прежде всего эмпирического, опытно-наблюдательного естествознания, но она, что становится всё более очевидным, имеет прямое отношение ко всей современной науке в целом. Она, возможно, уже в наше время ограничивает претензии «чисто» физикалистской методологии и, вместе с тем, расширяет и уточняет области своей применимости. Точно так же активная экспансия информационной методологии не может, тем не менее, отменить иных методологических концепций. Важно лишь точнее определить сферы их применимости»[9, с.261].

пространственный временный живой вернадский

Вывод

В.И. Вернадский принадлежал к школе классических естествоиспытателей (натуралистов), главной методологической парадигмой которой было системнопроцессуальное моделирование («эмпирические обобщения») предметов исследования, напрямую связанное с эмпирическими о нем данными. Именно поэтому - в силу непосредственной близости к практике - ей не нужно было заботиться о своем онтологическом обосновании. В это же время эту парадигму начала вытеснять другая - теоретико-параметрическая парадигма, сведшая системный подход к схемам линейных измерений и отдалившаяся от непосредственной практики. В этой парадигме моделирование приобрело характер подходящей спекулятивной конкретизации этих схем (в виде теоретических конструктов), из-за чего и понадобилось онтологическое их обоснование, породившее разнообразные «физические» реальности метафизического типа [10, с.209].

Литература

1. Аронов Р.А., Терентьев В.В. Существуют ли нефизические формы пространства и времени // Вопросы философии. 1988, № 1.

2. Аронов Р.А. Физическая реальность и познание: Логико-гносеологические патологии познания. Теория относительности и квантовая механика. Наследие А. Эйнштейна, Н. Бора, А. Пуанкаре. - М., Красанд, 2011. С. 103.

3. Вернадский В.И. Философские мысли натуралиста. М., Наука, 1988. С. 217.

4. Вернадский В.И. Кант и естествознание/ Вернадский В.И. Труды по всеобщей истории науки. 2-е изд. М., Наука, 1988.

5. Гегель Г.В.Ф. Наука логики. Т. 3. М., Мысль, 1972. С. 269.

Размещено на Allbest.ur