Следовать сложной природе человека

Размещено на http://www.allbest.ru/

Следовать сложной природе человека

Д.А. Стебаков

В статье «Действовать с учетом сложной природы человека» В.М.Розин пишет: «Человек - многомерный кентавр - он и личность (правда, не всегда), и социальный субъект, и телесное существо, и биологическое, и духовное, причем эти его ипостаси находятся в различных отношениях друг с другом (управления- подчинения, симбиотического сосуществования, поддержки-конфликта). И действовать (лечить, реабилитировать, образовывать, понимать и прочее) мы должны с учетом этой сложной природы. К сожалению, в практике сплошь и рядом наблюдается другой подход - одномерный, когда человек понимается или только в одной ипостаси или даже в онтологии одной из научных дисциплин»Розин В.М. Действовать с учетом сложной природы человека // Философия науки. Вып. 16: Философия науки и техники. М., 2011. С. 123..

Настоящая статья задумана в продолжение некоторых тем, затронутых Вадимом Марковичем с привлечением материала еще одной науки о человеке - психологии, в которой проблема сложности проявляется особенно рельефно.

Упрощение человеческой природы в дисциплинах, изучающих человека, - крайне распространенное явление. В большинстве случаев упрощение происходит из благих побуждений, из стремления следовать принципам научности, объективности, из стремления к интерсубъективному, инвариантному описанию изучаемых явлений. Во многом упрощение заложено в процедуру получения знания и является «врожденной болезнью» экспериментальных схем.

Сложность в настоящей статье мы будем понимать в двух основных смыслах: 1) сложность как многомерное устройство объекта в науках о человеке, существующего в самых разнообразных измерениях - биологическом, социальном, культурном и т. п. 2) сложность как вписанность, вплетенность объекта в многообразную систему связей и отношений, нарушение, изъятие из которой влияет на функционирование объекта, на его поведение в эксперименте или в процессе иных манипуляций.

«Эксперимент (от лат. experimentum - проба, опыт), исследование каких-либо явлений путем активного воздействия на них при помощи создания новых условий, соответствующих целям исследования, или же через изменение течения процесса в нужном направлении. <...> Э. включает в себя: выделение объекта исследования, создание необходимых условий, включая устранение всех мешающих факторов, материальные воздействия на объект или условия, акты наблюдения и измерения с применение соответствующих технических устройств»Философский словарь / Под ред. И.Т.Фролова. М., 1986. С. 558..

Для того чтобы объективно изучать процессы или явления в эксперименте, они должны быть доступными для оперирования с ними, т. е. выделенными из существующей системы связей и отношений. Так, часто в физиологии буквальном смысле выделяют у подопытных животных интересующие процессы и функции хирургическим путем. К примеру, с целью наблюдения биоэлектрических явлений в живых тканях, хирургически выделяют эти процессы у подопытных животных (декапитация лягушки и приготовление нервно-мышечного препарата). Можно привести немало примеров из медицины и фармакологии, когда для изучения того или иного процесса в организме человека или животного, требуется его выделение из окружающей среды.

Выделение процессов и явлений - естественный способ устранить возмущающие и искажающие влияния окружающей среды. Это позволяет сделать процессы доступными для измерения и описания, и это гарантирует отнесенность эмпирических данных конкретному объекту. Однако серьезная проблема заключается в том, что разные объекты и процессы совершенно по-разному поддаются выделению. Если выделение ряда физиологических процессов в эксперименте не представляет трудностей, то с такими явлениями, как интеллект, память, свойства личности, смысловая организация, характер, формы поведения, реагирование на болезнь, возникают сложности. Также сложности возникают при изучении формирования самых разнообразных явлений - установок, ценностных ориентаций, болезней, психологических деформаций, зависимостей. Поскольку формирование любого из этих явлений - длительный нелинейный процесс, в котором средовые влияния играют одну из ведущих ролей, с выделением переменных при изучении формирования процессов и явлений, возникают сложности. Во-первых, часто для проведения исследования требуются десятилетия, и имеет место обилие побочных (внешних) переменных. С целью управления подобными сложностями разработаны специальные схемы. К примеру, «метод поперечных срезов» значительно сокращает временные затраты при изучении развертывания явлений во времени за счет специально организованной селекции и сравнения одной и той же переменной, но в разных фазах у разных «эквивалентных» (по ряду параметров) испытуемых. В результате исследователь получает представление о связи групп переменных, ценой утраты наблюдаемости каузальных цепочек. Длительные же («лонгитюдные») исследования слишком дорогостоящи, сложны и имеют свои собственные, ограничения.

В ряде случаев данные трудности устраняются в результате применения изощренных схем контроля переменных в эксперименте. Однако использование этих схем таит иную опасность, обусловленную характером носителя изучаемых переменных. Носитель - сложнейшим образом организованное живое существо, развивающееся и существующее в конкретной среде, во многообразии связей и в историческом контексте. При выделении существа из привычного окружения мы тем самым нарушаем привычный образ жизни, вносим серьезные возмущение в функционирование организма, что часто отражается на результатах эксперимента.

Многие глобальные идеи относительно человеческого существа выведены из локальных экспериментов, организованных в конкретной среде и нацеленных на изучение локальных связей.

Данное утверждение можно проиллюстрировать на материале экспериментов психолога Брюса АлександераAlexander B., Beyerstein B., Hadaway P., Coambs R.EffectofEarlyandLaterColonyHousingonOralIngestionofMorphineinRats // PharmacologyBiochemistry&Behavior. 1981. Vol. 15. P 571-576.. Александер, интересуясь проблемой формирования наркотической зависимости, обратил внимание на экспериментальную процедуру изучения развития аддикции у животных. В 1960-1980 гг. лабораторные крысы обычно содержались в однотипных ящиках размерами 18х25х18 см, сделанными из листового металла. Крысы жили рядом, однако не видели соплеменников. Раз в несколько дней крысы контактировали с людьми, которые приходили чистить клетку. Эксперименты же обычно проводились в т н. ящиках Скиннера - сложных электромеханических устройствах, сконструированных для изучения поведения.

При изучении аддиктивного поведения в ряде экспериментов крысы подвешивались к потолку коробки, и в случае нажатии на рычажок, через заранее установленный катетер получали наркотический препарат - героин, морфин, амфетамин и др. Результат подобных экспериментов достаточно предсказуем: крысы все чаще жали на рычажок с целью получения заветной дозы препарата, потребляя таким образом все больше наркотика. С помощью полученных выводов описывалось не только поведение крыс, но и поведение человека.

Александер отметил неправомерность экстраполяции данных подобных экспериментов, как на формирование зависимости у животных, так и у человека. Во-первых, крысы по природе крайне активные, социальные, сексуальные существа, и серьезным нарушением привычного порядка их жизни является помещение в крайне неестественные условия «одиночного заключения». Во- вторых, для получения наркотика в ящике Скиннера крысе не надо прилагать никаких сколько-нибудь серьезных усилий, что существенно отличает смоделированную ситуацию от условий развития зависимости у человека, который вынужден добывать препарат. Третьим упрощением является описание человеческого опыта формирования зависимости исходя из редукционистсткой модели крысиного поведения. (Согласно распространенной шутке, психология является «наукой о студентах-второкурсниках и белых крысах»). Генеральным результатом ряда экспериментов по формированию зависимого поведения у лабораторных животных был вывод о том, что наркотические препараты сами по себе обладают высокой аддиктивностью, влиянием на поведение животных и человека.

Александер с группой коллег предположил, что более уместным было бы изучать особенности аддиктивного поведения животных в среде, приближенной к естественным условиям их жизни, и создал т. н. «крысиный парк». Колония крыс была помещена в бокс площадью 8,8 м² с открытым верхом (для наблюдения за поведением крыс). В боксе присутствовали пустые банки, небольшие коробки, опилки, щепки - все, что нравится крысам в их обычной жизни. На выбор крысам предлагалась вода или морфиновый раствор с разной долей вещества в различных фазах эксперимента. Наблюдения за колонией крыс показали, что эти крысы значительно реже, чем содержащиеся в клетках, потребляли морфиновый раствор, что позволило пошатнуть постулат о непреодолимой привлекательности наркотиков для живого существа.

Эксперименты Александера с крысиным парком показывают, что при изучении живых существ нельзя недооценивать контекст жизни этого существа, сложность и историчность этого контекста.

Выводы о высокой аддиктивности наркотика, полученные при изучении крыс в клетках, - это не больше, чем выводы о высокой аддиктивности наркотика для крыс, находящихся в клетках, а не для всех крыс. Точно так же, и выводы Александера о низкой аддиктивности наркотика для крыс, находящихся в эго парке - это выводы о крысах, живущих в улучшенных условиях по отношению к реальной среде. Поскольку в реальной среде крысы вынуждены сами добывать пропитание и сопротивляться неблагоприятным условиям среды, тогда как в крысином парке они были в безопасности и обеспечены необходимыми ресурсами.

Таким образом, мы имеем дело с совершенно разными закономерностями, каждая из которых связана с конкретной ситуацией, в которую заключено живое существо. И соответственно вывод о формировании зависимости - это вывод о формировании зависимости крыс в узкой клетке и крыс в улучшенных условиях. А не о формировании зависимости вообще. Полностью устранить средовые влияния невозможно, да и не нужно, поскольку зависимость - крайне сложное и многогранное явление, а не линейная цепочка хорошо поддающихся изучению событий.

Всякий эксперимент с живым существом - это компромисс между чистотой эксперимента, подконтрольностью переменных, с одной стороны, и возможностью экстраполяции полученных данных на иные, неэкспериментальные условия. Выделяя переменные и помещая наш объект в неестественные для него условия, мы тем самым провоцируем совершенно новые, ситуативные реакции. И наоборот, изучая живое существо в условиях естественных, мы теряем полный контроль над экспериментальными переменными. Отражением этого противоречия в теле науки являются т н. квазиэкспериментальные схемы. Это «мягкие» схемы экспериментов, в которых некоторые обязательные условия экспериментальной процедуры не выполняются. Квазиэксперимент - это попытка найти компромиссное решение между «жесткостью» лабораторного эксперимента и «мягкими условиями» полевого.

В ряде знаменитых социально-психологических экспериментов показано, что экспериментальная ситуация провоцирует специфические реакции. Тюремный эксперимент Зимбардо проливает свет на особенности поведения обычного человека в необычной ситуации с жестко дефинированными ролями - тюремщика или заключенного. Эксперимент Стенли Милгрэма иллюстрирует поведение обычного человека в критической ситуации, связанной с психологическим давлением ситуации и авторитета. Выводы, полученные в этих экспериментах, действительно верны, однако они относятся к конкретной критической ситуации, смоделированной в эксперименте и ко всем подобным ситуациям.

Таким образом, мы подходим к идее о том, что при изучении живых существ ситуативные влияния, контекст, средовые связи - это не то, от чего стоит всегда избавляться в эксперименте, называя это «внешними переменными». Это триггеры, крайне существенные для любой изучаемой закономерности. И законы обретают новый смысл в конкретном контексте.

Думаю, именно сложность определяет то обстоятельство, что знания в науках о человеке имеют вероятностную природу. Проиллюстрирую это простым примером. Ниже представлен фрагмент анализа результатов одного исследования, проведенного в 2005 г. автором данной статьи Исчерпывающий философско-научный анализ упомянутого исследования см.: СтебаковД.А. Эволюция представлений об истинности знания в науке и технике. Дис... канд. филос. наук. М., 2009.. Не загружая текст подробностями, остановлюсь на конечных цифрах. В результате исследования связи двух переменных нами был получен коэффициент корреляции 0,76 при уровне значимости 0,05. Что же это означает?

Это означает, в 76 % случаев фиксируется связь переменных. Однако в 24 % наблюдений (протокольных предложений, замеров двух переменных) переменные оказываются никак не связаны друг с другом, а вероятность статистической ошибки - 5 %, т е. в 5 % случаев полученная корреляция может быть объектом сомнений и нареканий. В нашем исследовании вследствие его трудоемкости (тестирование одного испытуемого занимало в среднем около 1-2 часов) было проведено всего 24 замера каждой переменной. Приблизительно в 18 случаях мы констатируем взаимосвязь переменных. А значит, что в 6 случаях этой взаимосвязи нет и, скорее всего, как минимум один замер является ошибочным.

Конечно, для ученого 76 % наблюдений представляют собой главный интерес, поскольку говорят о высокой вероятности связи переменных. Однако что представляют собой другие 24 %? Думаю, эти 24 % - тот самый «фактор сложности», который можно интерпретировать следующим образом: из-за многогранности, многоразмерности изучаемого объекта, любая закономерность и любой закон будут обладать недостаточной разрешающей способность для описания процесса или явления у любого представителя генеральной совокупности. При этом, конечно, не стоит забывать и об иной интерпретации: о высокой вероятности погрешности в измерениях, ошибках моделирования, и планирования воздействия (тем более что уровень значимости 0,05 в приведенном примере явно недостаточен для определения статистической достоверности). Однако там, где мы имеем дело с множеством измерений, всегда имеют место и случаи, подтверждающие генеральную тенденцию, и случаи, выбивающиеся из нее.

Человеческий организм настолько многообразен и вплетен в такое количество связей разных уровней (организмических, средовых), что в принципе, изучая различные выделенные переменные, можно всегда надеяться на получение какого-либо результата, на выявление какой-либо связи с определенной вероятностью. Однако это не свидетельствует в пользу прозрачности процедур познания в науках о человеке. Наоборот, имеет место ряд последовательных упрощений при переходе между различными уровнями знания.

Первое упрощение формируется при конструировании эмпирического объекта, выделяя наиболее существенные черты, мы абстрагируемся от несущественных. Второе упрощение формируется при переходе от эмпирических фактов к закономерностям и законам. Руководствуясь вероятностным принципом в психологии и других науках о человеке, мы тем самым теряем часть информации, поскольку «отбраковываем» все наименее вероятное. Третье упрощение имеет иную природу. Оно имеет место в практической (технической) деятельности, выстраиваемой на основании идеализированных научных данных. Хотя именно практика дает богатый материал, свидетельствующий о необходимости разработки многомерных способов описания и исследования живых систем.

В результате ряда идеализаций формируется иллюзия познавательной «прозрачности» различных состояний и процессов, а также познавательной прозрачности нарушений процессов на разных уровнях функционирования живой системы. Следовательно, формируется миф о прозрачности лечения (или любого другого вида помощи). Рассматривая медицину, В.М. Розин указывает, что благодаря рациональному объяснению функционирования организма и развития болезней, «.. .медицинские знания делают пациента, так сказать, «прозрачным», естественно не в оптическом отношении, а в познавательном (назовем эту установку «принципом прозрачности»)» Розин В.М. Указ.соч. С. 127.. Примерно то же самое происходит и в психологической науке, которая претендует на «прозрачность» описания человека.

Относительно медицины В.М.Розин также отмечает: «.медицинская наука - это вовсе не точное знание, а сложный коктейль, точнее смесь, из самых разных типов медицинских знаний, прежде всего опытных, во вторую очередь научных. Поэтому ни о какой прозрачности человека и его болезней не может быть речи. Это иллюзия, миф, порожденные медицинским подходом. Анализ показывает, что именно культивирование принципа прозрачности и опытный характер медицинских знаний обусловливают незапланированные негативные последствия медицинских технологий» Там же. С. 130.. С определенными оговорками то же самое можно отнести к психологической науке и психологическим технологиям, еще и потому, что выделить определенный класс явлений в буквальном смысле движением скальпеля невозможно, т. к. а) они в большинстве случаев наблюдаемы лишь косвенно и трудно быть уверенным, где именно «резать» и б) часто состоят из множества соподчиненных элементов, тесно вплетенных в соседнее пространство. Действительно: подчас задача отделения генетического от средового, психического от соматического выглядит практически невыполнимой. В ряде случаев можно говорить лишь о роли того или иного фактора в существовании изучаемого объекта.

Однако даже среди специалистов-психологов и психотерапевтов широко распространено мнение о том, что тестирование и постановка «психологического диагноза», т. е. «фреймирование» исходной реальности является отправной точкой в лечении (психологической помощи) человеку. Такой «медицинский» подход ведет к чрезмерному паттернированию: живого человека раскладывают на идеализированные фрагменты, связанные с абстрактными объектами теории, предполагая, что живое существо функционирует именно таким образом, а значит, лечение имеет смысл строить исходя из определенных моделей. Предполагается, что корень проблем заключен в снижении, повышении или несбалансированности некоторых свойств психики, или в отсутствии определенных навыков у субъекта, либо в наличии травмирующих событий или цепочек событий, приведших к формированию симптома и т. п. Основываясь на результатах паттернизирующей психологической диагностики, специалист может «предписать» терапию по определенной схеме - программе повышения, понижения, развития, навыков или свойств осознания событий и т. д.

Однако практика показывает, что это часто не приводит к разрешению проблемы, с которой человек столкнулся (бес кроется в мелочах). Паттернизация имеет серьезные последствия. За «диагнозами»: «высокая тревожность», «нарушение детско-родительских взаимоотношений», «склонность к агрессивному поведению», «последствия стресса» и т. п. обычно стоит набор значительных идеализаций, скрывающихся под маской реальности. Интерпретация и классификация мыслей и поведения человека - это следствие идеи познавательной прозрачности содержаний психики. Интерпретация - это также идеализация, предстающая в облике реальности.

Практик действует в контексте, значительно преломляющем и искажающем общие законы. Как следствие, мы сталкиваемся с тем, что стереотипные интервенции, основанные на законах психики, по-разному действуют в различных случаях. В принципе, можно говорить о невозможности существования стандартных процедур для лечения определенного класса явлений, действующих в каждом случае одинаково. То, что сработало в одном случае, не сработает в другом. Недаром в большинстве руководств по психотерапии, авторы активно используют описания случаев, помещая тем самым читателя в контекст, проливающий свет на механизм действия интервенций.

Таким образом, идея прозрачности и идея сложности оказываются на разных полюсах одного континуума. Как же реализуется принцип сложности в практике оказания помощи человеку?

Целый ряд школ психотерапии в своем эпистемологическом базисе уходят от принципа прозрачности, руководствуясь принципом сложности. Такой переход продиктован непосредственной практикой оказания психологической помощи людям. Проиллюстрирую это на материале эпистемологических установок одной из школ психотерапии - стратегической Стратегическая психотерапия неоднородна, здесь я привожу конгломерат идей из различных направлений стратегического подхода..

Во-первых, отправной точкой анализа являются не безликие идеализированные конструкты типа «ид», «эго», «защитные механизмы», а персональная реальность индивида и ее уникальный контекст. «В фокусе внимания стратегического терапевта находятся отношения, или, лучше сказать, взаимозависимые отношения, которые каждый человек переживает с самим собой, с другими людьми и с окружающим миром. Заданной целью является их хорошее функционирование не в общих и абсолютных терминах нормальности, а в терминах персональной реальности, различающейся от индивида к индивиду и от контекста к контексту» Нардонэ Дж., Вацлавик П. Искусство быстрых изменений: Краткосрочная стратегическая терапия / Пер. с ит. М., 2006. С. 33-34..

Классик психотерапии Милтон Эриксон так характеризует позицию терапевта: «Психотерапевты не могут зависеть от общих шаблонов или стандартных процедур, которые без разбора применяются ко всем пациентам. Психотерапия - это не просто применение истин и принципов, предположительно обнаруженных академиками в ходе контролируемых лабораторных экспериментов. Каждая психотерапевтическая встреча уникальна. Она требует нового творческого усилия как со стороны терапевта, так и со стороны пациента, которые помогает найти принципы и средства для достижения терапевтического результата» Цит. по: Фридман Д., Комбс Д. Конструирование иных реальностей. М., 2001. С. 28..

Такая психотерапия не стремится оперировать точными идеализированными законами, очищенными от «шелухи повседневности». В практике (помощи, лечении) мы как раз имеем дело с феноменами, неизбежного влияния сложнейшим образом устроенного контекста и многомерно устроенного внутреннего мира. «Отвергается любая модель, интерпретирующая и нивелирующая в абсолютном смысле натуру и поведение человека, поскольку любая модель этого типа попадает в ловушку “автореферентности”» Там же. С. 31. Там же. С. 33.. «Стратегическое мышление интересуется объектами (субъектами) не “в себе”, а “в отношениях”, поскольку мы убеждены в невозможности изъятия субъекта из контекста взаимодействий»¹¹.

Благодаря особому вниманию к контексту и учитывая сложное устройство человеческой натуры, видоизменяются и процедуры терапии. Взор терапевта направляется в настоящее. Подробнейшим образом исследуется то, как именно функционирует проблема (нарушение) в той системе связей, в которую включен субъект. Признавая принципиальную необъятность всех возможных связей, клиницист занимает релятивистскую позицию по отношению к наблюдаемым фактам. «Для клинициста теория должна быть не неопровержимой истиной, а серией гипотез относительно окружающего мира, частичными точками зрения, полезными для описания и организации наблюдаемых фактов и для воспроизведения терапевтического успеха, но подлежащими коррекции в случае неуспеха» Там же. С. 32.. Во многом исследовательскую позицию терапевта можно сравнить с позицией этнографа, изучающего неведомое ранее племя. Не подвергая собственной оценке и не фреймируя наблюдения, он детально изучает и фиксирует текущие связи для того, чтобы сформировать строго специфическую интервенцию, следуя при этом идее сложного устройства человека.

Так получилось, что гуманитарные технологии, применяющиеся в прикладном аспекте, в плане следования идее сложности сегодня далеко впереди по отношению к научным методам. Следовать сложной природе человека, таким образом, значит выработать специальные познавательные процедуры, учитывающие многомерное сложное устройство человека и контекста его существования, а также выработать технологии, в которых стандартным, тиражируемым элементом была бы познавательная установка, способ исследования и воздействия, а не обобщения в понимании человеческой природы.

принцип сложности помощь человек

Размещено на Allbest.ru