Концепция культурологии Л. Уайта: pro et contra

Размещено на http://www.allbest.ru/

Концепция культурологии Л. Уайта: pro et contra

Д-р Лесли Уайт стал основоположником дискуссии о научном статусе культурологии, отрасли знания, практическая востребованность которой сегодня уже не вызывает сомнений, в то время как ее предметные и методологические ориентиры широко обсуждаются гуманитариями -- философами, историками, социологами, литературоведами и культурологами. Обращение к проекту науки о культуре, предложенному Л. Уайтом, позволяет прояснить ряд важнейших аспектов указанной дискуссии, позиции ее участников и некоторые особенности формирования культурологии в российской науке. Кроме того, проект Л. Уайта, на наш взгляд, весьма интересен в связи с анализом тех проблем и противоречий, перед которыми стояло познание культуры в XX в. (и, заметим, многие из которых не смогло разрешить и сегодня).

С чего начинается новое направление в науке? «Только в ходе выявления и решения конкретных (здесь и далее курс. авт. -- И.Л.) проблем, -- отвечает на этот вопрос Макс Вебер в “Критических исследованиях в области логики наук о культуре”, -- а отнюдь не благодаря чисто гносеологическим или методологическим соображениям...» [1, с. 9]. Иначе говоря, появление в тематическом поле исследования тех проблем, которые не удается разрешить с помощью имеющихся средств и методов, побуждает исследователей разрабатывать новые. Следует отметить, что эти строки написаны в период наиболее бурных дискуссий о специфике методологии в области наук о культуре. Именно тогда и сложился тот круг исследователей, для который выявления своеобразия познания культуры стало важнейшей научной проблемой. Л. Уайт включается в эту дискуссию сравнительно поздно, в 1930-х годах, и в фундаментальном исследовании 1949 года предлагает свою версию разработки теоретических оснований «науки о культуре» [2].

Л. Уайт аргументировал необходимость утверждения культурологии в качестве нового направления в науке наличием «отдельного класса явлений», анализ которых невозможен средствами уже существующих наук, как естественный, так и гуманитарные -- социологии, психологии, истории. Тем самым американский антрополог выделил важнейшее направление дискуссии -- проблему специфики культурного бытия и методов его изучения. Рождение культурологии не могло бы состояться, если бы, во-первых, гуманитарии (исходя, разумеется, из анализа собственного тематического поля исследований) единодушно не признали культуру в качестве особого порядка, отличного от других. Во-вторых, если бы не были выделены не только специфический строй этого порядка, но и необходимость поиска специального инструментария для его анализа. Именно к этим выводам и приходит Л. Уайт, ссышаясь в своей аргументации на работы известных антропологов и социологов -- Э.Б. Тайлора, Р.Г. Лоуи, Бернарда Д. Стерна, Э. Дюркгейма, А. Крёбера и др.

По мнению Л. Уайта, впервые понимание культуры в качестве особого уровня реальности было представлено профессором Альфредом Луисом Крёбером в известной статье «Сверхорганическое» (1917). Учитывая, что дефиниция «наук о природе» и «наук о духе» быта оформлена В. Дильтеем еще в 1890-е годы, а различия между науками о природе и науками о культуре были аргументировано проанализированы Г. Риккертом в 1910 г., необходимо уточнить: А. Крёбер впервые в антропологии последовательно изложил основы интерпретации культуры как суперорганического уровня реальности. Философское постижение культуры было направлено в XIX в., прежде всего, на выявление самой идеи культуры, общих ее оснований. Антропологи первыми обнаружили многообразие культурного опыта человечества и обратились к изучению механизмов, обусловливающих различия и сходства между отдельными культурами.

Разностороннее и детальное описание культурных феноменов в европейской науке XIX века, в том числе и в антропологии, существенно изменило направление развития культурологического знания. Начало этого широкого движения приходится на 50-е годы XIX века, время, когда уже сформировалась традиция философского постижения культуры как особого способа человеческого бытия. По сути дела, антропологи побудили философию культуры перейти от умозрительного рассмотрения «общего духа культуры» к исследованию самой принципиальной возможности культурного разнообразия.

Поразительно, как много времени потребовалось науке, чтобы утвердить понимание культуры в качестве специфического универсума. Именно поэтому Д. Бидни назвал концепцию «сверхорганического» «коперниковской революцией» [3, с. 71], а В. Межуев обозначил общий поворот наук в XX веке в сторону культуры как «культурологический бум» [4, с. 13]. Тезис А. Крёбера о том, что культуре присуща иная логика, нежели неорганическому и органическому уровням реальности, быт положен в основу построения культурно-исторической модели антропологии [см., напр.: 5, с. 17--18]. В своих поздних работах -- втором издании «Антропологии» (1948) и сборнике «Природа культуры» (1952) -- антрополог выдвинул положение, значительно сближающее его позицию с подходом В. Дильтея, Г. Риккерта и М. Вебера: культуру необходимо изучать не только как «сверхорганический опыт», но и как «сверхсоциальный», что обусловливает и поиск особых методов ее исследования. К аналогичным выводам о специфике культурологического познания пришел и Л. Уайт.

Характеризуя культуру как экстрасоматический (супрабиологический) класс событий, Л. Уайт выделил новый уровень эволюции, связанный с формированием способности человека воспринимать мир с помощью символов. «Возникновение способности к символизированию, -- отмечает антрополог, -- имело своим результатом возникновение нового порядка явлений -- экстрасоматического, культурного порядка» [2, с. 51]. Ни одна из существующих наук, подчеркивает Л. Уайт, не изучает мир символов и знаков как особый континуум, имеющий собственные законы функционирования и развития. Происхождение культуры (да и самого человека как человека разумного) обусловлено рождением способности человека к символизации. Именно способность использовать символы, а не создавать орудия труда, является основным отличием человека, основным средством его деятельности, обеспечивающим эффект непрерывности в его опыте, опору на традицию. Важнейший аспект культурологии, изучение культурогенеза и сущности культуры, следовательно, необходимо связать с символической природой сознания человека.

Это, пожалуй, наиболее значимый и наиболее спорный вывод антропологического проекта культурологии: ведь в этом случае в центре исследовательского интереса оказывается не человек/социум как творцы культуры, а культура как сила, созидающая человека. Там, где Д. Бидни усмотрел «культуралистскую ошибку», заключающуюся «в простом абстрагировании культурных достижений от породившего их контекста социального поведения» [3, с. 87], Л. Уайт увидел значительные перспективы для развития культурологии, связанные с пониманием культуры как символической реальности.

И в этом выводе Л. Уайт не был одинок. К тому моменту, когда антрополог предложил свой проект культурологии, в философии уже сложилась стойкая традиция изучения символического начала культуры. Решающий шаг в осмыслении символа в качестве сущностной характеристики мира человека сделал Эрнст Кассирер, разработавший в фундаментальном труде «Философия символических форм» (1923--1929) понимание человека как animal symbolicum («животное символическое», т. е. животное, созидающее символы). Качественное отличие мира человека Кассирер связал с его способностью создавать символы и с помощью символических форм -- искусства, мифа, науки, религии, языка -- строить мир культуры. Таким образом, человек живет не только в физическом, но и в символическом универсуме [6, с. 471].

Концепция культуры Э. Кассирера и подход Л. Уайта, безусловно, имеют много общего. Речь идет не только о понимании символической природы человека, но и об открытии той огромной власти, которую имеет культура над человеком. Подобно Кассиреру, видевшему в символической реальности своеобразного искусственного посредника между человеком и миром, без вмешательства которого человек «не может ничего видеть и знать» [6, с. 471], Л. Уайт утверждал, что «люди чувствуют, мыслят и действуют именно так потому, что они обладают определенным обычаем (или, точнее сказать, сами находятся в его власти)» [2, с. 89]. Идея о том, что символический порядок структурирует наше восприятие реальности и задает программы человеческой деятельности, безусловно, оказала огромное влияние на становление культурологического познания. Однако если для Кассирера она стала отправной точкой для обоснования невозможности научного изучения культуры, то для Л. Уайта -- основанием проекта культурологии как новой науки о культуре. Заметим, что сам Уайт, несмотря на значительный интерес к философии, не покидавший исследователя на протяжении всей его жизни, игнорирует философский аспект анализа культуры как системы символических форм, а родоначальники данной традиции даже не входят в круг упоминаемых Уайтом авторов. Не удивительно, что антропология в этом случае названа первой дисциплиной, чье предметное поле стало включать культуру как особый класс явлений символического характера. Однако в таком умолчании скрыт глубокий смысл.

Э. Кассирер, сделавший решительный шаг в осмыслении символа в качестве сущностной характеристики человека, его отличия от животного, обосновал положение о том, что наука принципиально не может постигнуть это отличие, поскольку оно связано со свободой человека, а не с природными или социальными детерминантами его существования. Может ли наука сделать предметом своего исследования культуру как сферу свободы? Нет. По мнению В. Межуева, только в современном обществе возникают условия, благодаря которым культура (в лице, например, массовой культуры) перестает быть и мыслиться как сфера индивидуальной свободы. «Культура, -- отмечает В. Межуев, -- либо выносится за пределы свободы, либо трактуется как состояние, навсегда ушедшее в прошлое (отсюда тема кризиса, заката европейской цивилизации). Это и стало причиной переноса центра тяжести в осмыслении культуры с философии на науку, повлекшего за собой смену приоритетов: то, что сегодня называется культурологией, фактически вытеснило и подменило собой философию культуры» [4, с. 78]. На наш взгляд, возможна и иная интерпретация осмысления предмета культурологического познания.

Проблема предметного самоопределения культурологии и по времени, и по сути совпадает с дискуссией о специфике гуманитарного познания. Сторонников идеи специфики «наук о культуре» объединяет положение о непродуктивности изучения культуры на основе каузального подхода, путем выщеления общего, закономерного в ее развитии. Культура творится человеком, его индивидуальным творческим актом. В культуре явление тем более всеобще, чем более оно индивидуально.

Л. Уайт высказал прямо противоположную точку зрения: науки о культуре прокладывают себе путь в борьбе против старой философии свободной воли [2, с. 120]. Вся гамма человеческой жизни детерминирована культурой, не люди обладают культурой, культуры обладают теми людьми, которые в них рождены. Подобно многим своим современникам, Л. Уайт увидел в культуре механизмы власти и подчинения, а сами культурные явления охарактеризовал как супрапсихологические детерминанты человеческого поведения. Эти детерминанты усваиваются человеком бессознательно, вслед за Крёбером подчеркивал Л. Уайт [2, с. 177], представления о свободном выборе и воле -- это иллюзия. «Когда одна совокупность причинных факторов перевешивает другую, -- заключает исследователь, -- мы называем это “выбором” или “решением”» [2, с. 193]. Индивид таков, каким его делает культура, «его сознание является всего лишь экраном, на который проецируются бессознательные факторы общества и культуры» [2, с. 175], и в этом смысле он только место, где протекают культурные процессы.

Следовательно, продолжает Уайт, необходимо отвергнуть отстаиваемую науками о культуре антропоцентрическую предпосышку, согласно которой человек выступает творцом культуры, создавая ее через творческий акт, где берет свое начало всякий элемент культуры. Любая новация в культуре -- это событие в культурном процессе, представляющее собой «новое сочетание или синтез элементов во взаимодействующем потоке культуры», а творческий акт -- это реакция организма человека на определенные культурные стимулы [2, с. 186]. Именно так Л. Уайт предлагает культурологически объяснять возникновение любого значимого события культурного прогресса. Вариативность и многообразие культурного процесса -- это результат действия различных культурных стимулов. Напоминая высказывание Крёбера о том, что цивилизацию формируют не творческие лидеры общества, а определенные закономерности развития, Л. Уайт оспаривает модернистскую интерпретацию культуры, согласно которой общество, культура и собственный мир человека подчинены его воле, им созданы и ему подконтрольны. «В процессе культурного развития, -- резюмирует антрополог, -- Великий Человек является всего лить тем организмом, в нервной системе которого совершается значимый синтез элементов культуры» [2, с. 304]. Подобно тому, как общество рассталось с иллюзией господства над природой, следует расстаться и с антропоцентристским представлением о власти человека над культурой и обратиться к изучению каузальных связей в сфере культуры с тем, чтобы прогнозировать направления ее динамики, -- таковы выводы Уайта о задачах культурологии. И с ними трудно согласиться сегодня.

Эти положения, наряду с доктринами культурного детерминизма и эволюционизма, отчетливо демонстрирует приверженность американского антрополога классическому идеалу рациональности, позволившему культурологии утвердиться в качестве самостоятельной области исследования: выработать ведущие принципы анализа, сформировать свой понятийный аппарат, соответствующий избранной предметной реальности, -- словом, пройти весь путь теоретического самоопределения в соответствии с традициями классической науки. Необходимо подчеркнуть, что без этого пути неклассическая интерпретация культуры в контексте идеи свободного явления оказалась бы очередным утопическим проектом, так как не основывалась бы на понимании принципиальной несвободы человеческого существования. Этот парадокс культуры С. Жижек охарактеризовал как «насильственный выбор свободы» [7, с. 167].

Категоричность утверждений д-ра Уайта -- весьма благоприятная почва для его критики. Именно бескомпромиссность Уайта не позволила ему «заметить» одну из самых ярких тенденций науки XX века, связанную с открытием нелинейного характера развития общества и культуры, а также роли случайных факторов в этом процессе. Как очень точно подметил Г.Э. Барнс, культура превращается для абстрактно теоретизирующего Уайта «в нечто вроде бульдозера или мощного танка, который стирает из поля зрения личностный и случайный фактор» [8, с. 41]. Безусловно, продуктивнее было бы соотнести закономерное и случайное, всеобщее и индивидуальное в культуре.

Не менее спорным является тезис Уайта о культурологии как науке о культуре, в то время как сегодня все больше исследователей видят в культурологии сферу научного знания, сочетающую в себе несколько наук о культуре.

И все-таки существует вывод д-ра Уайта, с которым хочется согласиться без всякой полемики. Он касается перспектив развития культурологии как молодой, но многообещающей области научного познания, которой предстоят великие свершения [2, с. 420]. Эти свершения связаны с прогностической функцией культурологии, ориентацией ее на идеалы гуманизма. «Культура дала человеку власть и контроль, -- отмечал Л. Уайт в докладе “Человек, культура и люди в подлинном смысле слова”. -- Но платой за это стала зависимость человеческого рода. Нас, зажатых в тиски культуры, неумолимо влечет все дальше, и мы должны бесстрашно встретить все то, что нам предстоит... Когда-то в прошлом человек мог погибнуть, если бы не помощь культуры. Но сегодня он может быть уничтожен вследствие культуры, исчезнув с лица земли в огне термоядерного взрыва» [9, с. 617].

Человек, самое бренное и самое ценное из творений культуры, единственный смысл ее бытия, призван избежать самоуничтожения и построить «более прекрасный и великодушный мир» [9, с. 618]. Помочь ему в этом -- подлинное предназначение культурологии.

Библиографический список

культура кассирер уайт

1. Вебер М. Критические исследования в области логики наук о культуре // Культурология. XX век. Антология / гл. ред. и сост. С.Я. Левит. М.: Юристъ, 1995. С. 7--54.

2. Уайт Л. Избранное: Наука о культуре. М.: РОССПЭН, 2004. 960 с.

3. Бидни Д. Концепция культуры и некоторые ошибки в ее изучении // Антология исследований культуры / сост. С.Я. Левит. СПб.: Университетская книга, 1997. С. 57--90.

4. Культурология как наука: за и против: круглый стол, Москва, 13 февраля 2008 г. СПб.: Изд-во СПбГУП, 2009. 108 с.

5. Крёбер А.Л. Конфигурации культурного роста // Крёбер А.Л. Избранное: Природа культуры. М.: РОССПЭН, 2004. 1008 с.

6. Кассирер Э. Опыт о человеке // Кассирер Э. Избранное. Опыт о человеке. М.: Гардарика, 1998. 784 с.

7. Жижек С. Возвышенный объект идеологии. М.: Художественный журнал, 1999. 236 с.

8. Барнс Г.Э. Моя дружба с Лесли Уайтом // Уайт Л. Избранное: Эволюция культуры / пер. с англ. М.: РОССПЭН, 2004. С. 5-44.

9. Уайт Л. Человек, культура и люди в подлинном смысле слова // Уайт Л. Избранное: Эволюция культуры / пер. с англ. М.: РОССПЭН, 2004. 960 с.

Размещено на Allbest.ru