Современная цивилизация

Размещено на http://www.allbest.ru/

Введение

Сегодня уже вызрело представление о том, что мы находимся на переломном этапе, ближних подступах к вступлению в новое историческое измерение. С напряженным вниманием всматриваются христианские богословы в 2000 г., от Рождества Христова. Умножаются грозные пророчества. Умонастроения выражаются на страницах печати. “Философия конца”, пронизывающая весь текст Откровения Святого Иоанна Богослова, завершающей главы Библии, сейчас актуализируется. Об этом говорят в проповедях и пишут в религиозных изданиях, предвещается появление Антихриста и затем второе пришествие Христово. “Глаголь вещие” уже звучат - эта нота становится все более громкой.

Трагические предсказания звучат не только в христианских храмах. И в мусульманских мечетях все чаще раздаются тирады типа: “О, рабы Аллаха, я боюсь для вас ужасного наказания”. Появляются “персонажи”, объявляющие себя пророками и грозящие бедствиями. Что уже говорить о многочисленных сектах. Все их устремления замешаны на идее грядущей катастрофы.

Один за другим ставятся зловещие диагнозы, что мир находится на одной из последних ступеней духовной нищеты и деградации, что вот-вот обрушатся на головы людей невиданные ранее жестокие войны, губительные для земли, ураганы, землетрясения, что не менее 90% землян будет испепелено, уничтожено и т. д., и т. п.

Грустно смотрит на происходящее и наша российская интеллигенция. Один из наиболее ярких и честных прозаиков последних десятилетий Юрий Нагибин в начале 80-х гг., писал в своем дневнике, опубликованном в 1995 г., “Похоже, сейчас могучий органический и неорганический мир постигло полное разочарование, институт, именуемый “человечество”, будет закрыт навсегда. А Земля, отмывшись в воздушном океане, поплывет дальше в своей изначальной чистоте”.

Объектом данной работы является современная цивилизация.

Предмет работы - проблемы и перспективы современной цивилизации.

Цель данного реферата изучить проблемы и перспективы современной цивилизации.

Вследствие данной цели можно выделить следующие задачи:

1. Раскрыть мировую ситуацию конца XX века. Глобальные проблемы и проблема глобализации;

2. Охарактеризовать путь Восток - Запад - Россия: цивилизационные типы;

3. Описать динамику современной цивилизации, ее технические, экономические, социально-политические и духовные параметры.

1. Мировая ситуация конца XX века. Глобальные проблемы и проблема глобализации

Будущее нам не дано во всей его полнокровной реальности. Мы можем видеть лишь тенденции, веер возможностей, смутные очертания грядущих свершений. И если не придерживаться позиции фундаментального провиденциализма (мы не ей, а оно нам дано “свыше”), не быть жесткими фаталистами (“кому суждено быть повешенным, тот не утонет”), то надо признать, что прогнозирование - вещь многотрудная. Однако у людей всегда остры желания заглянуть за пелену событий, постараться как-то воздействовать на ход истории.

И для теоретической мысли, и для массового сознания была и остается волнующей проблема соотношения “заданного” и “открытого” в ходе истории, соотношения неумолимой необходимости и собственной свободы.

Как же с этим обстоят дела сегодня, во второй половине 90-х годов XX века?

Классики, наверное, потому-то так и называются, что в их творениях можно найти высказывания, поражающие своей свежестью и остротой. Встречаешь у В. Гоголя пронзительные строки: “Философ, побривши ногами во все стороны, сказал, наконец, отрывисто: “А где же дорога?” И думаешь - ведь это о нас, философах конца XX века. И о всем сегодняшнем человечестве. Это к нам вопрос, где же путь для человечества? Камо грядеши? Что ожидает род людской? Напряженная болезненность подобного вопрошания усиливается тем, что мир стремительно приближается к хронологической точке, которая обладает магнетическим воздействием на сознание.

До 2000 года осталось менее пяти лет. Одна “пятилетка” до конца столетия и начала следующего тысячелетия. Эта дата притягивает и волнует. Даже те, кто не подвержен пифагорейской мистике цифр и не склонен к секретам нумерологии, не могут не считаться с тем мощным символическим воздействием, которое оказывает на всех нас рубеж 2000 года. Конечно, 2000-м этот год будет для стран, где принято летосчисление по григорианскому (христианскому) календарю, от Рождества Христова. Для мусульман это будет 1378 год хиджры, для китайского этноса - 4697 год, для исповедующих иудаизм - 5761 год. И все-таки для всего земного шара он будет знаменателен и глубоко символичен. “Западнизм” - “вестернизм”, как его называет А. Зиновьев, - культурный менталитет стран “Запада” от США до Балкан, от Исландии до Испании, во многом довлеет в духовной атмосфере планеты (разумеется, далеко не во всем). И конец века, и тысячелетия будет признан миллионами и миллиардами именно как нечто рубежное, переломное, граничное, завершающее одну полосу развития и открывающее другую.

Культура вообще во многом символична, и пренебрегать этим обстоятельством никак не следует.

Подходя к концу века, нелишне вспомнить, что предсказывали на XX столетие те, кто пытался заглянуть в будущее на рубеже веков, в 1900 году. Весьма любопытны в этом отношении размышления, персонажа Станислава Лема профессора Б. Коуски. Дело в том, что С. Лем создал своеобразный жанр: предисловие к ненаписанным книгам. Одна из них “О невозможности прогнозирования” якобы была создана Б. Коуской. Тот в ней-де говорил, что история сплошь состоит из фактов, совершенно немыслимых с точки зрения теории вероятности. И.С. Лем дословно пишет следующее: “Профессор Коуска переносит воображаемого футуролога в начало ХХ века, наделив его всеми знаниями той эпохи, чтобы задать ему ряд вопросов. Например: “Считаешь ли ты вероятным, что вскоре откроют серебристый, походящий на свинец металл, который способен уничтожить жизнь на земле, если два полушария из этого металла придвинуть друг к другу, чтобы получился шар величиной с большой апельсин? Считаешь ли ты вероятным, что благодаря принципу шутих люди вскоре смогут разгуливать по Луне, а их прогулки в ту же самую минуту увидят в сотнях миллионов домов на Земле? Считаешь ли ты возможным, что вскоре появятся искусственные небесные тела, снабженные устройствами, которые позволят из космоса следить за любым человеком в поле или на улице? Возможно ли, по-твоему, построить машину, которая будет лучше тебя играть в шахматы, сочинять музыку, переводить с одного языка на другой и выполнять за какие-то минуты вычисления, которые за всю свою жизнь не выполнили бы все на свете бухгалтеры и счетоводы? Считаешь ли ты возможным, что вскоре в центре Европы возникнут огромные фабрики, в которых станут топить печи живыми людьми, причем число этих несчастных превысит миллионы?” Конечно, в 1900 году надо было бы быть умалишенным, чтобы дать положительный ответ на эти вопросы. Но ведь это было в XX веке. Это свершалось. Были Хиросима и Освенцим. И люди ходили по Луне. И спутники-шпионы фиксировали все, что движется, и компьютеры стали бытом. Известный научный публицист Я. Голованов, размышляя о прогнозах начала века, заметил, что им был присущ какой-то наивный детский оптимизм, благодушное ожидание влепляющих горизонтов, всяческих благ, преодоление вражды и страдания. Действительно, настрадавшееся человечество стремилось к любым утопиям, социальным и научным, которые обещали покончить с горестями людскими. Кое-что было угадано. Во многом прогнозы промахнулись. Никто не догадался всерьез в те дни о буме ракетостроения, об атомной энергии, о генной инженерии, о космических взлетах. Никто не знал о масштабах, эпичности и трагедийности социалистического эксперимента.

Догадки типа прозрения Ф.М. Достоевского всерьез не принимались. Геополитические сдвиги и катаклизмы в том виде, как они свершались в нашем столетии, вообще не предполагались. Предсказывали китайско-индийскую войну, распад на четыре государства Австралии и прочие так и не сбывшиеся зигзаги.

И однако люди не перестают думать о том, что их ожидает, каждого из нас и всех нас.

Оказалось, что прямые экстраполяции настоящего в будущее наивны и несостоятельны. Когда сегодня листаешь пожелтевшие листы газет начала столетия, то диву даешься. Все с блаженной уверенностью вещали, что нас всех ждет прогресс, мир, счастье, дружеская всечеловеческая семья. И политики, и писатели, и публицисты - все хлопали в ладоши, встречая XX век. А через 13 лет началась бойня, первая мировая война. Что было за ней - читайте учебники по новейшей истории. Читайте мемуары и исторические изыскания, Шолохова и Барбюса. Из страниц сочится кровь, а из обложек капают слезы. Казалось бы, неудачи этих прозрений должны были бы побудить к отказу от новых попыток заглянуть за завесу будущего. Но не смотреть вперед - означает не быть людьми. И вновь возникает необходимость прямо взглянуть вперед, в подступающий век.

Ощущение входа в третье тысячелетие накладывает выразительную печать на теоретическую мысль я массовое сознание. Теоретики формации говорят о вхождении человечества в зону точек бифуркации. Политики и экономисты заявляют о всеобщем кризисе современной цивилизации, охватившем ее отношения с природой, культуру и экономику, самого человека. Мир сейчас на изломе, на перепутье. Мир устремлен к новому глобальному порядку. Впереди - развилка истории и выбор дальнейшего пути. Подобными формулами заполнены ученые труды и масс-медиа. Можно сказать, что мировое сообщество сейчас в тревожном раздумье. Что нас ожидает при прохождении этого манящего и пугающего рубежа?

В арсенале духа накоплено немало способов заглянуть за пелену времени, предугадать грядущее. Вместе с тем нередко говорят, что будущее непредсказуемо. Нам-де неведома воля Вседержителя, утверждают богословы, невозможно предугадать напор жизненного потока, заявляют социологи, Нестабильный Универсум не дает оснований для сколько-нибудь обоснованных и точных предвидений - уверяют ученые и философы. Простой житейский опыт и от рефлектированные исторические суждения вроде бы подтверждают этот вывод.

И все же согласиться с этим безоговорочно нельзя. Разумеется, вся конкретная вязь фактов, вознесений и падений персон, рождения гениев и смерти тиранов во всей уникальности непредсказуема. Онтологическая неопределенность, схоластика исторического бытия не позволяют фиксировать будущее с ориентацией на расписание хорошо отрегулированных средств транспорта. За такое дело не бралась ни Пифия, ни Нострадамус, ни бабушка Ванга.

Однако очерчивание теоретическим анализом внутренней ритмики событий, улавливания объективных тенденций изменений позволяет представить контуры будущего, увидеть веер реальных возможностей, пути предстоящего ветвления событий.

Об ожидании 2000 года разговор ведется уже с 50-60-х годов. В те годы возник футурологический бум, была сконструирована новая наука, предметом которой явилось высвечивание путей человечества в грядущее.

Стала ли “футурология” тем, что называется - наука? И насколько к ней приемлемо это определение? Думается, что это не столько строго логически обоснованная система прогнозных прохождений в не наступившие события, сколько концептуализация надежд, пожеланий, побуждений, ожиданий, тревог, опасений. Что-то угадывается, что-то рассчитывается по приему простой экстраполяции нынешних событий по стреле времени, что-то выступает как средняя составляющая субъективных оценок “знающих людей” - экспертов. Есть и сложные “математизированные” приемы исчисления тенденций, их оценки по той или иной шкале ранжирования, подчас достаточно произвольной.

И все-таки “футурология” не пустышка, не зряшное занятие. Какие-то общие контуры грядущей реальности ею иной раз достаточно отчетливо очерчиваются. И есть даже “полные попаданиям в рамках этой новой дисциплины. Одна за другой стали выходить книги с примечательными названиями: “Обозримое будущее”, “Соревнование к 2000 году”, “Тревоги в 2000 году”, “Черты будущего”, “Предвидимое будущее”, “Будущее в настоящем”, “Куда идет человечество”, “Зодчие XXI столетия” и т. д., и т. п. Их авторы в США и Германии, во Франции и СССР - повсюду, каждый в меру своих талантов стремились прочертить траекторию будущей истории.

Сегодня уже можно более или менее определенно сказать, что ими угадано и в чем они ошибались, просчитались. Разумеется, это были авторы, не претендующие на звание пророков, провидцев. Они выступали с позиции рационалистического прогнозирования. Как бы ни различались они по методологическим предпосылкам и теоретическим объяснениям своих прозрений, их объединяет одна общая черта: они стремились, опираясь на рациональное знание, представить наше общее будущее.

Глобальные проблемы и проблема глобализации.

Двадцатое столетие сделало мир как никогда единым, взаимозависимым и одновременно уязвимым. Это единство обусловлено как интернационализацией социально-экономической, политической и даже культурной жизни, так и наличием глобальных проблем (экологической, угрозы применения оружия массового уничтожения, нищеты, перенаселения и др.), единых для всего человечества, разрешимых только при помощи международных усилий. Новый век принес и новые изменения. Старый этап неолиберальной глобализации заканчивается, но еще далеко не ушел в прошлое. Основные его противоречия еще живы и продолжают оказывать решающее влияние на современную экономику и общество. Более того, ростки некой новой «протоимперской» реальности, о которых речь пойдет ниже, если и снимают противоречия нынешней глобальной гегемонии капитала, то не позитивно, а негативно: усиливая и интенсифицируя, иногда - переводя в новое качество, но не устраняя напряжения основных полюсов.

Характерная для рубежа столетий и начала нынешнего века конкретная интернациональная всеобщность человечества, имеющая к тому же не умозрительный, а сугубо практический, донельзя актуальный характер, ныне воспроизводится посредством отношений тотальной гегемонии корпоративного капитала. В результате рубеж веков ставит мир перед фундаментальным противоречием нынешнего этапа развития глобального и интернационального мира отчуждения. С одной стороны, созданы возможность и необходимость единого развития человечества с целью реализации всеобщих и предельно конкретных, неотложных интересов, присущих каждому человеку на Земле (необходимость сохранения природы, мира и т. п.). С другой стороны, реализация этих задач ныне зависит от узкого круга враждующих между собой корпоративно-капиталистических и бюрократических элит, «глобальной номенклатуры».

2. Цивилизационные типы: Восток - Запад - Россия

Интерес на Западе к Востоку возник благодаря свидетельствам христианских миссионеров XVI-XVII вв., которые первыми обратили внимание на существенные различия между регионами в политическом устройстве и ценностных ориентациях людей. Эти свидетельства положили начало двум направлениям в оценке Востока: панегирическому и критическому. В рамках первого Восток, и прежде всего Китай - страна всеобщего благоденствия, учености и просвещенности, ставился в пример европейским монархам как образец мудрости в управлении. В рамках второго внимание акцентировалось на духе застоя и рабства, царившего в восточных деспотиях. При непосредственном столкновении двух типов цивилизационного развития, восточного и западного, в условиях, когда сила государства определялась технико-экономическими и военно-политическими преимуществами, обнаружилось явное превосходство европейской цивилизации.

Это породило в умах европейских интеллектуалов иллюзию «неполноценности» восточного мира, на волне которых возникли концепции «модернизации» как способа приобщения «косного» Востока к цивилизации. С другой стороны, на Востоке в отношении европейцев практически до конца XIX в., господствовало представление о подавляющем морально-этическом превосходстве восточной цивилизации, о том, что у «западных варваров» заимствовать нечего, кроме машинной технологии.

Современный цивилизационный подход, основываясь на идеях «культурного плюрализма», на признании неустранимости культурных различий и необходимости отказа от всякой иерархии культур и, следовательно, отрицания центризма, вносит целый ряд уточнений в концепцию о принципиальном различии путей исторического развития Востока и Запада.

Все более утверждается мысль о том, что «отставание» Востока носит исторический характер: до определенного времени Восток развивался достаточно устойчиво, в том «своем ритме», который был вполне сопоставим с ритмом развития Запада. Более того, ряд исследователей считает, что исторически Восток вообще не является альтернативой Западу, а выступает исходным пунктом всемирно-исторического процесса.

В частности Л. Васильев рассматривает «азиатское общество» как первую цивилизационную форму пост первобытной эволюции общины, сохранившую господствующую в ней авторитарно-административную систему и лежащий в ее основе принцип редистрибуции.

Для возникших на Востоке деспотических государств характерным было отсутствие частной собственности и экономических классов. В этих обществах господство аппарата администрации и принципа централизованной редистрибуции (дань, налоги, повинности) сочеталось с автономией общин и иных социальных корпораций при решении всех внутренних проблем.

Произвол власти при соприкосновении индивида с государством порождал синдром «сервильного комплекса», рабской зависимости и угодливости.

Общество с таким социальным генотипом обладало прочностью, которая проявлялась, помимо прочего, в неискоренимой потенции регенерации: на базе рухнувшего по той или иной причине государства с легкостью, почти автоматически, возникало новое с теми же параметрами, даже если это новое государство создавалось иным этносом.

В «азиатских» обществах господствовал принцип «власти - собственности», т. е., такой порядок, при котором власть рождала собственность. Социальную значимость в государствах Востока имели только лишь причастные к власти, тогда как богатство и собственность без власти мало что значили. Утратившие власть становились бесправными.

На рубеже VII-VI вв. до н. э., в Южной Европе в рамках общества такого типа произошла социальная мутация. В результате реформ Соломона и связанных с ними процессов в полисах Древней Греции возник феномен античности, основу которого составляли гражданское общество и правовое государство; наличие специально выработанных юридических норм, правил, привилегий и гарантий для защиты интересов граждан и собственников.

Однако между Востоком и Западом в рамках их традиционного в целом развития были и существенные различия, прежде всего в плане духовного освоения аналогичных достижений. Так, в Европе, несмотря на господство латыни как элитарного языка эпохи Возрождения, книгопечатание развивалось на местных языках, что расширяло возможности «демократизации» литературы и науки. На Востоке сама мысль о том, что, например, корейский или японский язык может быть «ученым» языком конфуцианства, в то время вообще не возникала. Это затрудняло доступ к высокому знанию простых людей. Поэтому книгопечатание на Западе сопровождалось усилением авторитета книги, а на Востоке - Учителя, «ученого-книжника», «последователя» и «правильного толкователя» какого-либо учения. Научной добродетелью Востока являлось углубление в древние этико-философские трактаты в поисках скрытых в них предвосхищений. «Учёные» конфуцианцы, демонстрируя свою идейную привязанность к классическим авторитетам, постоянно вращались в кругу лишь «правильных» к ним комментариев, даже не помышляя о том, чтобы изменить не только дух, но и букву канона.

В XIV-XVII вв., когда наметился существенный перелом в альтернативном развитии цивилизаций Запад и Востока, с проблемой самоидентификации в западно-восточном культурном ареале столкнулась и Россия, заявившая теорией «Москва - Третий Рим» о своей православно-культурной и мессианской исключительности.

Вопрос об отношении России к цивилизациям Запада и Востока стал предметом теоретической рефлексии в XIX в., Г. Гегель, не видя будущности в культурно-историческом развитии России, вычеркнул ее из списка «исторических народов».

П. Чаадаев, признавая своеобразие цивилизационного развития России, видел его в том, что «мы никогда не шли вместе с другими народами, мы не принадлежим ни к одному из известных семейств человеческого рода, ни к Западу, ни к Востоку и не имеем традиций ни одного, ни другого», «мы все еще открываем истины, ставшие избитыми в других странах».

В полемике западников и славянофилов сформировались две противоположные версии цивилизационной принадлежности России. Одна версия связывала будущее России с ее самоидентификацией в русле европейской социально-культурной традиции, другая - с развитием самобытно-культурной ее самодостаточности. К. Леонтьев разработал концепцию восточно-христианской (византийской) культурной «прописки» России. Н. Данилевский, наиболее перспективным считал противостоящей западной культуре «славянский тип» цивилизации, полнее всего выраженный в русском народе. А. Тойнби рассматривал Российскую цивилизацию в качестве «дочери» зоны православной Византии. Оценивая место России в кругу этих цивилизаций, Л. Семенникова отмечает, что она не вписывается полностью ни в один тип развития. Россия, не являясь самостоятельной цивилизацией, представляет собой цивилизационно неоднородное общество. Это особый, исторически сложившийся конгломерат народов, относящихся к разным типам развития, объединенных мощным, централизованным государством с великорусским ядром. Россия, геополитически расположенная между двумя мощными центрами цивилизационного влияния - Западом и Востоком, включает в свой состав народы, развивающиеся как по западному, так и по восточному варианту. Поэтому Семенникова вслед за В. Ключевским, Н. Бердяевым, Г. Федотовым подчеркивает, в российском обществе неизбежно сказывается как западное, так и восточное влияние. Россия представляет собой как бы постоянно «дрейфующее общество» в океане современных цивилизационных миров.

Российское государство в условиях социально-экологического кризиса XV столетия присвоило себе неограниченные права по отношению к обществу. Это в значительной степени предопределило выбор пути социального развития, связанного с переводом общества в мобилизационное состояние, основу которого составили внеэкономические формы государственного хозяйствования, экстенсивное использование природных ресурсов, ставка на принудительный труд, внешнеполитическая экспансия и колонизация, ставшая, по выражению В.О. Ключевского, стержнем всей российской истории.

3. Динамика современной цивилизации, ее технические, экономические, социально-политические и духовные параметры

Середина нашего столетия ознаменовалась огромными изменениями - научными, экономическими, социальными, и, - как следствие - политическими, психологическими и моральными. Возник целый ряд концепций, пытающихся объяснить природу происходящих перемен и дать прогноз на ближайшие десятилетия. Особое место занимают две из них, кажущиеся иногда полярными. С одной стороны, многие социологи, пионером среди которых по праву можно считать Д. Белла, выдвинули теорию постиндустриального общества - нового социального устройства, в котором доминирующую роль приобретает производство услуг и информации, а социум оказывается управляемым не стихией рынка, а решениями, принимаемыми научной элитой. С другой стороны, исследователи, обращавшие особое внимание на культурологические составляющие социальной жизни, предложили концепцию постмодернити, основывавшуюся на оценке новых социальных процессов, новой культуры и нового самосознания человека. На первый взгляд весьма различные, обе эти концепции базируются на одном и том же: их создатели воспринимают индустриальную эпоху (и вполне обоснованно) как саму историю человечества. С учетом этого несложно понять, сколь глобальные перемены должны были произойти в последней четверти XX в., если основной характеристикой данного периода было названо наступление эпохи, отрицающей это прежнее состояние.

Кризисные явления, столь часто случавшиеся в прошлом, были вызваны к жизни как общими законами развития буржуазного общества, так и отдельными вполне конкретными причинами, имевшими место на том или ином этапе развития индустриального хозяйства. Однако следует особо отметить, что никогда ранее не предпринималось попыток подойти к анализу кризисов с точки зрения взаимодействия секторов общественного производства.

Заключение

В заключение своей работы, хочу сказать, что в конце ХХ века стало очевидно, что культура подошла к глубочайшему внутреннему кризису. Все линии человеческой культуры дошли до предельных концов. Цивилизация вышла за пределы многовековых этических ценностей.

Культуре более не подвластно контролировать развитие Человека и сдерживать его «на опасных поворотах» исторического забега. Основная проблема ХХ века - проблема отношения Культуры к бытию.

На вершине технической эволюции Человека мучит противоположность между тем, «чтобы создавать и творить и тем, чтобы быть чем-то». цивилизация человеческий этический

Цивилизация конца ХХ столетия, независимо от краха наиболее одиозных тоталитарных режимов, это обесценение и утрата самой себя во имя неограниченности в свободах. Чем бы ни занимался Человек, в «железной клетке» своей Цивилизации напоминает узника, который всё время ведёт подкоп для побега из своей камеры, но всякий раз оказывается в другой камере. Вышедшая из-под контроля Цивилизация, обрекает Культуру на «долю аутсайдера». А может это вовсе не очередной кризис, а её исторический тупик? Может Человечество накопила критическую массу энтропии? «Король оказался голым?» (Гёте):

Не день ли скоро Страшного суда?

Как погляжу на этих я каналий,

Вся бочка вытекла, на дне бурда,

Невольно мысль приходит о финале.

Список литературы

1. Б.И. Спасский «Современныя цивилизация» Моссква 2009;

2. Бочавер А.Л. «Большая школьная энциклопедия» Москва 2007.

3. Краткий философский словарь. Москва, 2008.

4. Гулыга А.В. «Русская идея и ее творцы». Москва, 2011.

5. Бромлей Н.Я. Цивилизация в системе общественных структур // Цивилизации. Вып. 2 / Под ред. М.А. Барга. М., 2008.

6. Сапронов П.А. Культурология. Курс лекций по теории и истории культуры. - СПб., 2010.

Размещено на Allbest.ru