Символизм в творчестве Босха

Размещено на http://www.allbest.ru/

Размещено на http://www.allbest.ru/

Контрольная работа

Символизм в творчестве Босха

Введение

Я взяла эту тему, потому что мне захотелось поподробнее узнать о таком известном художнике мирового уровня, как Иероним Босх. Прежде всего, меня заинтересовала его манера письма. Его «ювелирная» работа поражает, на столь большом холсте - столь маленькие детали. Очень много причудливых людей, фантастическо-дьявольских существ и уродливых животных, но одновременно присутствует ангельские лица святых и младенцев. Еще меня привлекло разнообразие палитры, сочетание спокойных тонов на левых створках триптихов; на центральных частях сочетание спокойных и ярких, «вызывающих» красок; а на правых створках бушуют пожары, клубы дыма, все в мрачном цвете. Очень интересно наблюдать с далека за триптихом «Сад земных наслаждений», видно как плавно изменяется цветовая гамма всей картины слева на право, от светлого к мрачному. Можно сразу задуматься, не вдаваясь в детали, о том, что художник изображает зарождение жизни, саму жизнь и загробный мир. До того, как я начала писать эту работу, я не могла объяснить связь между палитрой цвета его картин и их содержанием. Но после её написания, мне стало все намного понятней, и содержание его произведений и сами впечатления о мире, этого художника. Но в истории мирового искусства мы не встретим такого мастера, который вызвал бы такую массу разноречивых толкований и противоположных оценок, как Иероним Босх.

1. Истоки и обучение Босха

Точная дата рождения Босха не известна. Предполагают, что он родился около 1450 года, а начало его творчества исследователи относят к середине 70-х годов XV века.

В эпоху Высокого Ренессанса творчество Босха знаменуют возврат назад, обращение к морально-религиозной проблематике и символическому языку искусства средних веков, и в тоже время, не один из мастеров на севере Европы не выразил с такой полнотой красоту и богатства реальной действительности, так далеко не заглянул в будущее, как этот художник. Он стоит на грани великих эпох европейской культуры: средневековья и Ренессанса.

Настоящее его имя Иероним Антонисзон ван Акен, однако, некоторые картины художник подписывал «Босх», заимствовал это второе имя от места своего рождения, города Хертогенбоса в Северной Брабанте. Члены семейства ван Акен, возможно, выходцы из Ахена, известны в городе с VIII века. Дед Иеронима, Ян ван Акен (умер в 1454 г.), был живописцем. Отец Босха, Антоний ван Акен (умер в 1478 г.), трое из четверых дядей - Томас, Гуссен и Ян, и, наконец, его собственный брат Госсен упомянуты как художники. Мать была дочерью портного.

Поскольку ничего не известно о становлении Босха как художника, можно предполагать, что годы ученичества он провел в мастерской отца или одного из дядей, то есть в провинциальной атмосфере родного города, где ещё не вышла из моды поздняя готика. Таким образом, Босх с раннего детства приобщился к профессиональным художественно-ремесленным традициям, существовавшим в его семье. С другой стороны, пограничное положение Хертогенбоса облегчало связи как с центрами южного Брабанта, где явственно ощущался урок, преподанный великими мастерами фламандской школы Роббером Кампеном, Яном ван Эйком и Рогиром ван дер Вейденом, так - и в особенности - с более «отсталой» Голландией, известной суровым реализмом и невесомыми фигурами Гертхена тот Синт Янса, ярко выраженной экспрессивности четкими контурами Мастера «Девы среди Дев» и утрехтской традицией миниатюры.

Мастерская ван Акенов выполняла самые разнообразные заказы - в первую очередь, это стенные росписи, но также золочение деревянной скульптуры и даже изготовление церковной утвари. Так что «Хиеронимус - живописец» взял псевдоним, видимо, из необходимости как-то обособиться от прочих представителей своего города - подобные случаи в Нидерландах были нередки.

Босх жил и работал преимущественно в родном Хертогенбосе. В городском архиве сохранились сведения о жизни мастера. В 1478 году Босх женился на богатой патрицианке Алейд Гойартс ван Мерверме, девушке из местного рода, богатого и знатного. Благодаря этому браку Босх получил доступ в замкнутый круг местной аристократии. В 1484 г. он получил в наследство от родственников жены небольшое земельное владение в Оершоте, неподалеку от Хертогенбоса. Вероятно, он немало времени прожил там и, вдохновленный красотою природы, нередко изображал пейзажи этих мест.

Одновременно он стал членом религиозного общества «Братства Богородицы», возникшего в Хертогенбосе в 1318 году и включившего в себя как монархов, так и мирян. Братство, посвященное культу Девы Марии, занималось и делами милосердия. В архивных документах не раз упомянуто имя Босха: ему, как живописцу, довались разнообразные заказы - от оформления праздничных шествий и обрядовых таинств Братства (что не могло пройти бесследно для его творческого сознания) до написания створок алтаря капеллы Братства в Сент-Янскерк или даже модели канделябра. В этой же капелле в соборе Св. Иоанна 9 августа 1516 г. было совершено и отпевание живописец а, торжественность проведения этого обряда подтверждает теснейшую связь Босха с Братством Богоматери.

По мнению Френгера (современный исследователь), Босх был членом «Братства Свободного духа» - еретической секты, возникшей в XIII веке, но бурно развившейся по всей Европе несколькими столетиями позже. Об этом религиозном течении известно не много - предполагалось, что промискуитет был частью обрядовых таинств, отправляемых её адептами, желавшими таким образом достичь того состояние невинности, в котором пребывал Адам до грехопадения. Отсюда другое название - «адамиты». Френгер утверждает, что «Сад земных наслаждений» (откровенная эротическая сцена в центральной части триптиха - это вовсе не осуждение необузданной чувственности, а изображение ритуалов секты) и другие произведения Босха связаны с адамитами и их доктриной. Успех Френгера объясняется отчасти её новизной, сенсационным характером, но в ещё большей мере - тем, что она оказалась созвучна в нашем веке представлениям о безграничной сексуальности и свободной любви как о ценностях, как о средствах исцеления различных психических и социальных недугов. Интерпретация Френгера, как не привлекательна она для совместного мироощущения, звучит все же не убедительно. Прежде всего, у нас нет достоверных доказательств, что Босх когда-либо был членом секты адамитов и создавал для неё свои произведения. Последнее заслуживающее доверия упоминание о деятельности этой секты в Нидерландах относится к 1411 году. Но пусть адамиты даже умудрились - незаметно для всех - просуществовать до начала XVI века, нет никаких оснований сомневался в том, что сам Босх был ортодоксальным христианином, членом «Братства Богоматери».

2. Еретик или наставник мудрости?

С конца XIX века, после длительного периода забвения, творчество Босха начинает привлекать внимание исследователей. Этот интерес непрерывно возрастает на протяжении нашего столетия, порождая сотни посвящённых ему статей и десятки монографий. Ряд открытых в последние годы документов проливает свет на некоторые другие факты биографии художника, но и сейчас, как и сто лет назад он продолжает оставаться «темным» художником, одно из самых загадочных фигур в мировом искусстве.

В эту эпоху Высокого Ренессанса творчество Босха знаменует, казалось бы, возврат назад, обращение к морально-религиозной проблематике и символическому языку искусства средних веков, и в то же время, пожалуй, ни один из мастеров на севере Европы не выразил с такой полнотой красоту и богатство реальной действительности, так далеко не заглянул в будущее, как этот художник, совмещающий в себе на первый взгляд несовместимые элементы художественного мироощущения.

Мрачный фантаст, «почетный профессор кошмаров», провозглашенный современными сюрреалистами своим духовным отцом, он был в тоже время создателем удивительно тонких, поэтических пейзажей и выступил как один из основоположников пейзажной и жанровой живописи в Европе. Меткость жизненных наблюдений, глубокое проникновение в сокровенные пласты внутреннего мира человека прочно спаяны в его работах с причудливой символикой, странными аллегориями, туманными иносказаниями. Персонажи картин Босха - плоды гениального воображения художника - часто и устрашают нас противоестественностью совмещений в одном образе человеческого и звериного, живого и мертвого и одновременно забавляют пародийной реальностью и каким-то кишащим многообразием своей нелепо деловитой, снующей по всем направлениям, кипящей и волнующейся жизни; они похожи и на кошмарные образы апокалипсиса, смердящие серным запахом преисподней, и на веселых чертей карнавала. Во многих своих произведениях Босх создаёт прямую сатиру на католическое духовенство; он нарушает основные каноны христианской иконографии; его трактовка традиционных религиозных сюжетов часто выходит за рамки католической ортодоксии и уже современниками художника могла восприниматься как еретическая. Однако через полстолетия после смерти художника самый свирепый гонитель религиозных ересей, «наикатоличнейший из монархов», испанский король Филипп II, собирает лучшие его произведения и даже в своей спальне в Эскориале помещает его «Семь смертных грехов», а над рабочим столом - повторение «Воза сена».

3. Проблема личности

Во всей истории мирового искусства мы не встретим, пожалуй, мастера, который вызвал бы такую массу разноречивых толкований и противоположных оценок. Кто же был этот в высшей степени необычный художник? «Был ли он страдающий еретик, исповедующий в своём искусстве неверие, или религиозный человек с ироническим складом ума, цинически издевающийся над человеческой природой, или мистик с несокрушимой верой»; Ренессансный гуманист, реставратор прошлого, или продавец будущего, или просто одинокий чудак, свихнувшийся от чтения апокалипсической литературы, в роде безумного рыцаря из Ламанчи. В обширной литературе о Босхе каждая из этих точек зрения нашла в той или иной степени своё отражение.

При обзоре произведений Босха поражаешься колоссальному диапазону его знаний и интересов. Кажется, нет такой стороны человеческой деятельности, такой области природы, которая не вызывала бы к себе самого пристального внимания художника. Если бы можно было составить список всех изображений в дошедших до нас картинах Босха, то мы имели бы, очевидно, исчерпывающую энциклопедию знаний его эпохи о мире. Он имел понятия об инженерном и строительном деле, о чем свидетельствую его картины. Фоны многих работ художника заполнены зданиями самой разнообразной как европейской, так и восточной, как древней, так и современной ему архитектуры, в одном из своих триптихов он воспроизводит сцену строительства башни по всем правилам строительной техники к средневековья, в другом - он даёт подробный изобразительный отчет о промышленной технологии своего времени, помещая здесь водяные и ветряные мельницы, мосты, морские суда. В его картинах преисподней орудиями пыток служит почти исчерпывающая номенклатура предметов военного вооружения, кухонной утвари, промышленных изделий, а также музыкальные инструменты, изображенные с таким исчерпывающим охватом и профессиональной компетенцией, что, по словам известного музыковеда Ганса Леннеберга, они могли бы служить иллюстрациями к современному справочнику по средневековой музыке.

Не подлежит сомнению, что Босх был хорошо осведомлен в самых различных отраслях научных знаний эпохи. Врачи, астрологи, алхимики часто выступают как персонажи его картин земной жизни и преисподней, и, что более существенно, значение многих изобразительных мотивов, кажущихся современному зрителю чистой фантазией, он черпал, как убедительно показали некоторые современные исследователи, из арсенала представлений народной медицины, астрономии, математики, алхимии и других наук своего времени. Предполагали, что он знаком с практикой магии, спиритизма, оккультных наук, владеет искусством применения галлюциногенов, вызывающих адские ведения.

4. Литература - источник знаний Иеронима

Представления Босха о мире потустороннем, занимающем такое место в его работах, основывались на обширном знании богословской литературы: теологических трактатов, житий святых, мистических откровений, из которых он черпал мотивы для многих произведений. Но важно отметить и другое - его очевидное знакомство с учениями тайных еретических сект и даже со средневековыми еврейскими религиозными и мистическими источниками, не переведенными тогда ни на один из европейских языков, символику которых современные исследователи все чаще открывают в триптихах художника.

Что же читал Босх? Близость книжной традиции Средних веков проявилось у Босха в самой изобразительности его фантазии: не менее фантастичны и дролери в маршналиях (бордюрах) готических рукописей. Правда, «интонация» этих превращений у Босха меняется, что говорит о радикальных переменах в духовной атмосфере эпохи. Кроме библии, книгочей-интеллектуал, каким скорее всего и был Босх, мог читать в те времена следующее: труды Августина и Альберта Великого, проповеди Дионисия Картузианца и «Зерцало вечного спасения» Яна ван Рюйсбрука (оба выразители идей Devotio moderna), «Паломничество человека» Гийома де Гюльвиля (голландское издание «Хорлем» 1484 г.), «Корабль дураков» Себастьяна Бранта. Жития святых, особенно Св. Антония; «Золотую легенду» Иакова Ворагинского; книги мистиков «Ведение Тундала (голландское издательство «Хертогенбос» 1484 г.); «Молот ведьм» Генриха Кремера и Якоба Спренгера. Ввиду такого обилия «влияний» прошедших сквозь призму образного мышления художника, творчество Босха представляет подлинным синтезом сложной духовной проблематики эпохи.

5. Фольклор в творчестве Босха

Другой источник, влияние которого ясно прослеживается в работах Босха, - это бескрайняя, по сути лишенная пространственных границ, ибо она проникла буквально во все сферы средневековых знаний, область фольклора. Это особый поэтический мир сказок, легенд, пословиц, поговорок и выражений. Интерес к этой области не удивителен в эпоху, когда народная жизнь впервые становится предметом интересов ученых-гуманистов и церковных реформаторов. Интересы Босха лежат целиком в современной ему народной жизни. Пословицы, поговорки и народные выражения определяют замыслы некоторых его больших работ, они служат литературными аналогами к их содержанию; присутствуя в многочисленных изобразительных мотивах и деталях, они связывают это содержание с широкой сферой народных представлений. Имеется в виду прежде всего оформление праздничных зрелищ, театральных представлений и народных карнавалов - росписи балаганов, нравоучительные гравюры, маски, костюмы, живописные и скульптурные изображения чертей и святых, восточных мудрецов и нечистой силы, петрушек и обезьян, без которых не обходился ни один городской праздник. Изобразительная народная культура имело широкое распространение всего средневековья. Города жили тогда карнавальной жизнью до трех месяцев году. В ту жизнь были втянуты и религиозные общины. Так, одной из целей деятельности «Братство Богоматери» в Хертогенбосе, к которому принадлежал Босх, было устройство таких представлений, нравоучительных зрелищ, пантомим, среди которых - особым успехом пользовалось представление искушений Св. Антония, оформленное, очевидно, не без участия Босха. Впоследствии, уже после смерти художника, персонажи его алтаря с «Искушением Св. Антония», попавшего к тому времени в Лиссабон, служили образцами для театральных костюмов во время карнавала, устраиваемых в этом городе.

Буйная народная фантазия, не скованная церковными канонами, воплощаясь в причудливые образы монстров, адских страшилищ и заморских чудовищ, через отдушину карнавальной жизни средневековья проникло и в область официальной культуры. Её образы отвоевывали себе место рядом с религиозными изображениями и внутри канонических сюжетов в храмовой живописи и скульптуре, часто вызывая осуждение церковного богословия. В городском соборе Хертогенбоса, где и сейчас можно видеть росписи, созданные художниками из семьи ван Акен, высоко над землей, на коньках готических аркбутанов, безвестные мастера рядом с ангелами и собственными портретами изваяли фантастические фигурки монстров и химер. Даже этот весьма приблизительный перечень источников знаний Босха характеризует его как универсально образованного человека, как личность нового типа, не замкнутую в узкие рамки цеховой профессиональной деятельности, а открытую всем интересом, тревогам и сомнениям мира.

Хотя Босх не писал научных трактатов, видимо, ограничивая свою деятельность чисто художественным творчеством (во всяком случае, история не сохранила ни единого слова, вышедшего из-под его пера), по широте кругозора и интересов его с полным правом можно поставить в один ряд с такими гениями Возрождения, как Леонардо да Винчи или Микеланджело. Только в отличие от своих великих современников, устремлявших взор в будущее, в котором они видели осуществление идеала античной эпохи и ради этого идеала были готовы перечеркнуть все наследие непосредственно предшествующей им культуры, область универсальных интересов Босха лежит целиком в настоящем, уже чреватом будущим, но ещё связанном прочными нитями системой средневекового мировоззрения.

В творчестве Босха слились в единый органичный сплав черты старого и нового. В его лице мы имеем как бы связующее звено в непрерывной, но уже готовой распасться цепи времен. Именно это универсальность знаний настоящего, в котором еще присутствует прошлое, и дала возможность Босху так далеко заглянуть в будущее, как это мало кому удавалось из его современников.

Главная трудность для современного восприятия его работ заключается в том, что содержание почти каждой из них, очевидно, включает в себя одновременно несколько смысловых аспектов. На первый взгляд многие из них кажутся обыкновенными жанровыми сценами, однако за их нехитрыми сюжетами сразу же ощущается наличие определенного морального назидания. Углубляясь же в их символический язык, мы часто открываем в них скрытые теологические или космологические концепции, связанные с общими научными или религиозными воззрениями этой эпохи. Наконец, еще более внимательное рассмотрение этих работ обнаруживает многие странные моменты, нет укладывающиеся ни в какие рамки общепринятых тогда представлений о мире, что заставляет предположить наличие в них каких то тайных смыслов, тщательно зашифрованных в символике и предназначавшихся только для посвященных. Представление, хотя и гипотетическое, о Босхе как о человеке нового типа, универсально образованном и обладающем всеми знаниями своей эпохи, поможет подойти к центральной проблеме его творчества - к проблеме его своеобразного художественного языка и, следовательно, к дешифровке сложного, «многослойного», часто загадочного содержания его произведений.

босх художественный символизм

6. Художественный язык

Творчество Босха формировалось под влиянием двух противоположных систем мировоззрения - ренессансной и средневековой. Элементы средневекового и ренессансного мировоззрения вошли в творчество Босха не как эклектическое смешение разнородных представлений, а как органический сплав, как качественно новый взгляд на мир определенного исторического этапа в развитии европейской культуры. Специфический художественный язык Босха возник как естественный результат этого слияния.

С одной стороны, его творчество было продолжением кардинальной линии развития искусства северного Возрождения. Тот интерес миру реальных вещей, который начался с ван Эйка и развивался на протяжении всего XV века, завершился босховскими картинами земной жизни. На этом пути Босх делает ряд открытий, и в этом смысле его творчество завершает предыдущий и открывает новый этап в развитии европейской художественной культуры.

Пугающие «натюрморты», характерные для творчества Босха, не являются плодом садомазохического воображения. В конце концов художник видел подобные жестокости каждый день. Его постоянно восхваляли за его реализм. Тем не менее, ясно, что все творчество Босха проникнуто символикой. Сложность состоит в верном понимании её образного языка.

Художественный язык Босха во многом определяется характерным для эпохи Ренессанса интересом к реальной действительности. Художник по-ренессансному жадно стремится охватить весь мир во всем многообразии его конкретных проявлений и в подробном перечислении предметов, вещей, человеческих типов, видов животных, растений, явлений природы, всех их свойств и качеств воссоздать универсальную картину вселенной. С развитием его творчества этот интерес все усиливается, и ошеломляющая масса изображенных вещей неудержимой лавиной обрушивается на зрителей с его поздних работ.

Босх, как ученый-естествоиспытатель, смотрит на мир отстранено, с большой дистанции, собирая, описывая, классифицируя, составляя номенклатуры всех видов, подвидов, родов его морфологических форм, и одновременно он как бы рассматривает каждую из них под увеличительным стеклом, стремясь разобраться во всей этой морфологии, вскрыть разные свойства и качества вещей. В этом отношении он так же идет дальше своих предшественников. Вещи утрачивают у Босха свою идеальность, при которой (как у ван Эйка) каждый предмет был совершеннейшим образом в ряду предметов данного типа и являл собой некую драгоценность, вставленную в сияющий венец мироздания. Живопись Босха может быть предельно материальной в передаче и холодного блеска металла, и хрупкой прозрачности стекла, и нежнейшего оперения птиц, но иногда художник пренебрегает реальными качествами вещей во имя чего-то большего - он окрашивает их в эмоциональные цвета содержательного контекста и наделяет теми качествами, которые помогают раскрыть этот контекст. Так, деревья и плоды раскрывают то материальную плотность своих фактур, то (когда они выступают в качестве фантомов сознания) свою бестелесную пустотелость, цветы и растения то обнаруживают естественную глянцевитость, нежную бархатистость, хитрую разветвленность своего вещества, то сплетаются в какие-то зловещие клубки, колючие, жесткие, извивающиеся, как живые организмы. Вещи у Босха в зависимости от содержания целого, к которому они принадлежат, всегда демонстрируют или его физическую красоту, или его духовное несовершенство.

7. Символика у Босха

Символика Босха настолько разнообразна, что не возможно подобрать один общий ключ к его картинам. Символы меняют значение в зависимости от контекста, да и происходить они могут из самых разных, порой далеких друг от друга источников - от мистических трактатов до практической магии, от фольклора до ритуальных представлений. Среди самых загадочных источников была алхимия - полутайная деятельность, нацеленная на превращение неблагородных металлов в золото и серебро, а кроме того, на создание жизни в лаборатории, чем явно граничила с ересью. У Босха алхимия наделяется негативными, демоническими свойствами и атрибуты её часть отождествляются с символами похоти: совокупление нередко изображается внутри стеклянной колбы или в воде - намек на алхимические соединения. Цветовые переходы напоминают порой стадии превращения материи.

Огромная масса изображенных вещей и предметов связывается между собой сюжетными, пространственно-временными и логическими отношениями и складывается в грандиозные картины земного мира. Босх строит его целое по законам оптического видения. На первых планах его работ доминируют, как правило, темные тона, затем они постепенно высветляются к горизонту, где в дымке голубых, розовых и золотистых оттенков земля сливается с небом, краски которого опять сгущаются и темнеют по мере приближения к нам. Это создает ощущение наполненности пространства его картин плотной воздушной атмосферой, в которой краски дальних планов теряют для нашего глаза свою звучность, а предметы - четкость очертаний. Пожалуй, во всем мировом искусстве до Босха мы не найдем такой смелой и реалистически точной, как у него, передачи эффектов освещения. В своих работах Босх не только предвосхищает законы воздушной перспективы, получившие распространение лишь в XVII веке, - он достигает также передачи ощущение воздуха, окрашенного светом, что спустя почти четыре столетия сделали предметом своего искусства импрессионисты. Мир объективен и прекрасен - это убеждение Босх разделяет со своей эпохой, он существует независимо от человека, но он есть и вместилище человеческой жизни со всеми её грехами. Поэтому природа в целом, как и каждый отдельный её элемент, отмечена у Босха печатью принадлежности к человеческой повседневности. Огромные пространства его пейзажа населены крохотными фигурками людей, спешащих, как муравьи, неведомо куда и неизвестно зачем. Природа пронизана пульсацией жизни, ощущением её протяженности и быстротечности, её веселой суеты и трагической суеты. Пейзажи Босха окрашиваются в эмоциональные цвета этого ощущения.

Интерес Босха к реальной действительности, его стремление охватить мир целиком и в подробнейшем перечислении составляющих его предметов, в номенклатуре материальных свойств и качеств каждого их них воссоздать универсальную картину мира - во всем этом проявляются черты новой эпохи, вошедшей в историю под именем Ренессанса. Однако в способе отражения действительности, то есть, говоря современным языком, в своем творческом методе, Босх оказывается прочно связанным с предшествующей культурой. Изображаемые предметы интересуют художника не только и не столько сами по себе; они являются для него как бы буквами, знаками и символами образного языка, на котором художник ведет повествование об устройстве мироздания и смысле человеческой жизни.

Средневековые представления о мире, отживающие религиозные, этические и эстетические воззрения, вдруг вспыхнувшие на короткий момент и озарившие своим странным, призрачным светом мироощущение эпохи Босха, были третьим могучим источником, питающим его творчество. Они наложили своеобразный отпечаток на образный язык его искусства. В основе средневекового мировоззрения в целом лежала идея о божественной сущности всех вещей и явлений.

Такое постижение мира, которое можно назвать символическим, было не результатом предписаний церковного богословия, а объективным качеством средневекового сознания. Весь мир представлялся тогда неким единым организмом, разные части которого связаны между собой хотя и незримыми, но вполне реальными нитями. Судьбы людей управляются движением небесных тел, планеты подчиняют себе один из четырех природных элементов (или стихий), а те оказывают влияние на один из четырех человеческих темпераментов. Вся система мироздания в средневековом представлении, от светил до насекомых, замыкалась на человеке, пересекалась во всех своих направлениях с его индивидуальной жизнью и исторической судьбой. Поэтому с какой бы областью природы не прикасалось средневековое сознание, оно всегда видело в них образы иных вещей и явлений. Язык символов, аллегорий, реализованных метафор, сложных ассоциаций, аналогий и параллелей был специфическим языком средневекового мышления. Каждая отрасль знаний видела в реальном мире прежде всего определенную систему символов, и каждый предмет, вещь или явление приобретали то или иное значение, в зависимости от системы, с точки зрения с которой они рассматривались. Так, например, рыба для астрономов и астрологов была знаком Луны; алхимики рассматривали её как символ воды; в медицине она связывалась с флегматическим темпераментом; толкователи снов интерпретировали её как воплощение плотских вожделений, а для простого народа она ассоциировалась с постом, вот время которого рыба была дежурным блюдом. Изображение рыбы, подвешенной за голову, означало беспорядок, нарушение моральных норм. Такими разнохарактерными значениями средневековое сознание наделяло каждую вещь, явление или предмет. Однако весь этот «видимый мир», во всем богатстве его форм, не стал главным объектом отражения средневековой живописи. Строго религиозная по характеру, а мир земной интересовал ее лишь как слабое отражение божественного. Поэтому круг изображений реальных вещей был в ней крайне ограничен, а их символика строго зафиксирована рамками церковного богословия. Так, изображение той же рыбы в иконе могло означать либо крещение, так как она ассоциировалась с водой, либо было символом Христа. Новая, ренессансное мироощущение пробило брешь в системе средневековых эстетических представлений, и сквозь нее в еще религиозную по сюжетам живопись хлынул широким потоком земной мир. Со всем многообразием своих форм и их значений. Развитие Нидерландской живописи в XV веке происходит под знаком этого всерасширяющегося процесса, и творчество Босха можно рассматривать как его кульминацию.

Многие поколения исследователей пытались найти ключ к непонятной символики его произведений, начиная от монаха Сикуэнсы, видевшего в них дидактическую религиозную проповедь, до современных ученых искусствоведов, трактующих их то как зашифрованное учение еретической секты «Френгер», то как астрологические «Пидлер, Катлер, Бранд Филип» или алхимические (Комбе) трактаты и т.д. Но чрезвычайно разнообразный и сложный символический язык Босха никогда не укладывался целиком в рамки какого бы то ни было из этих толкований. «Буквальный» уровень произведений Босха - это их сюжетная канва. На этом уровне лежат основные реалистические достижения и ренессансные завоевания Босха: открытие им области бытового жанра и пейзажа, его огромное мастерство бытописателя и психолога, его поэтическое ощущение красоты и богатства реального мира, новаторство в передаче его материальных форм, завоевания в области живописной техники-то есть все то, что в средневековом искусстве содержалось лишь в зародышевой форме или отсутствовало вовсе. «Буквальное» содержание и морально-назидательный смысл доминируют в изобразительной структуре ранних работ, в которых реалистически изображенные жанровые сцены скрывают дидактическое назидание, а сатирически-гротесковая трактовка персонажей выявляет нравственные позиции Босха по отношению к ним. Он, несомненно, - один из наиболее оригинальных и плодовитых мастеров этого направления, но далеко не единственный. Черты карикатурности в облике босховских персонажей обусловлены их моральной ущербностью, тогда как другие художники, использовали мотив уродства, как повод для размышления о скоротечности красоты. В поздних триптихах на первый план содержания выступают общие теологические идеи, но сюжетный уровень в них всегда сохраняется. Акцентировка «буквального» и морального уровней содержания потребовала от Босха перестройки системы построения своих больших триптихов. До Босха содержание нидерландских триптихов «прочитывалось» от центра, где изображались главные события и персонажи, к боковым створкам. Босх развертывает их содержание слева на право: от сотворения мира и человека через грехи земной жизни к возмездию, предавая тем самым временную протяженность сюжета человеческой истории и логическую последовательность своей моральной концепции. Прочтения босховского триптиха справа налево будет заведомо неправильным. Триптихи задуманы и использованы для алтарей.

Среди причудливых созданий, населяющих фантастические композиции Босха, особое место занимают животные - постоянные персонажи приданий и сказок. Образы животных у Босха предполагают возможность символической интерпретации, уводящей к истокам христианского восприятия природы. С XII века, авторы уподобляли тварей образам и понятиям религии и морали, расшифровывая их, как иероглифы. Вслед за библейским разграничением «чистых» и «нечистых» существ, бестиаристы противопоставляли животных, символизировавших Христа (орел, феникс, пеликан), тварям, вызывавшим ассоциации с образом дьявола (жаба, обезьяна). Природа воспринималась как арена постоянной борьбы добрых и злых сил, и Босх лишь расширил поле этой непрерывной битвы, перенеся её в пространство человеческой души. Лягушка зачастую смешивается с жабой, последняя же, связана с народными суевериями, ведовством и фольклором, вызывала негативные реакции. Где бы мы не обнаружили изображение этой твари, можно быть уверенным в том, что художник имеет дело с дьяволом и адом. Самой несчастливой из планет, тогда считался Сатурн. Символом Сатурна издавна считалась собака (подвержена бешенству). В картине Босха «Блудный сын», мы видим изображение собаки - неестественно изогнувшийся, опустивший голову, с горящими нездоровым блеском глазами, пес выдает все признаки безумия. Свиньи приобретают значение нечистой и неправедной жизни персонажа, об этом же говорит привязанная к его коробу кошачья шкурка - символ несчастья; принадлежность к Сатурну выдает и профессия бродяги - воткнутое в шляпу шило, указывает на его ремесло сапожника, а сапожники находились под покровительством этой планеты; корова в данном контексте становится символом земли.

Символические элементы дают как бы логический комментарий к общей, выраженной в образе идее произведения, связывая его содержания с космическим (с движением небесных тел), природными (с природным элементом), биологическим и историческим жизненными циклами. Босх черпает символический смысл своих изображений одновременно из нескольких систем, и их различные значения, накладываясь одно на другое, раскрывает разные уровни его произведений. Так, в «Операции глупости» или в «Фокуснике» те же предметы, из которых складывается их сюжетная канва, они переводят содержание этих работ в другой план - первая становится аллегорией планеты Меркурий, вторая - аллегорией луны. Что же касается последнего - тайного - уровня содержания, то говорить о нем чрезвычайно трудно, ибо если он и присутствовал здесь, то только в тщательно зашифрованном виде и предназначался первоначально только для посвященных. Возможно, в произведениях Босха, зашифрованы какие-то биографические моменты личности художника. На сокровенных значениях изображаемых предметов Босх, как на каком-то сложном музыкальном инструменте, разыгрывает свои грандиозные космические оратории, переводя значения символов из регистра в регистр, обыгрывая их тонкие модуляции и контрасты, и в своей содержательной полифонии они звучат у него то как бесхитростная и веселая народная мелодия, то как торжественная месса. В них слышатся то величавая музыка небесных сфер, то какофония преисподней, то резкие диссонансы земной жизни. И в этом качестве он достигает высочайшей виртуозности.

В одном и том же изображении могут содержаться различные, порой взаимоисключающие смыслы. Наилучшим примером может служить сова, изображение которой проходит сквозь все творчество Босха. Несчастье, гибель и зло, смерть, птица тьмы и дьявола, ересь, человеческая слепота, безрассудство и глупость, распущенность, опыт и мудрость, враг невинности, с одной стороны, и символ добродетели, с другой - все эти символические значения совы, предложены в исследованиях о Босхе. Блотте-Эббес (1964 г.) верно указала, что Босх изображал разные виды сов, например малую совку («Воз Сена»), ушастую и желтую сову («Сад земных наслаждений»). Исследовательница полагает, что каждый вид совы имел свое символическое толкование. По её мнению Босх мог рассматривать желтую сову как воплощение дьявола. Сова использовалась в то время также в качестве приманки при ловле других птиц, и поэтому может также восприниматься как символ искушения или обмана. Из всех грехов у искушения, пожалуй, больше всего символических искушений, начиная с вишни и других «сладострастных» плодов: винограда, граната, клубники и яблока. Легко узнать сексуальные символы: мужские - это все заостренные предметы: рог, стрела, волынка, часто намекающая на противоестественный грех; женские - все, что вбирает в себя: круг, пузырь, раковина моллюска, кувшин (обозначающий также дьявола, который выпрыгивает из него во время шабаша), полумесяц (намекающий еще и на ислам, а значит и на ересь).

Часто мы сталкиваемся в его картинах со странными изображениями, скомпонованными из частей различных предметов и живых существ. Таково, например, фантастическое существо в левой створке «Искушения Св. Антония», задняя часть которого есть туловище слона с ногами саранчи, заканчивающееся хвостом скорпиона и увенчанное башней, а передняя - голова рыбы, пожирающей другую рыбу, с горящим кустом вместо хвоста. Оно представляет, очивидно, комбинацию символов зла (саранча), глупости (слон), похоти (скорпион), социальной несправедливости (изображение рыб). Смысл многих символов сейчас утрачен, и восстановить шаг за шагом первоначальное содержание таких «криптограмм» часто не представляет возможным. Но подобного рода изображения самим своим противоестественным сочетанием несочетаемого продолжают сохранять для нас значение абсурда и чудовищной нелепости мирового порядка. В этом отношении художественный язык Босха отмечен чертами нового времени.

Одним из важнейших пластов средневековой культуры, служивших для художественного языка Босха неисчерпаемым источником как смысловых значений, так и изобразительных мотивов, была, как уже отмечалось, область фольклора. Например, на одном из рисунков, помещен странный мотив: из опрокинутой корзины торчат обнаженные ягодицы забравшегося туда человека; другой человек, сидящий на корзине, с остервенением бьет мандолиной по этой части тела, а из нее выпархивает стая птичек, за которыми гоняются младенцы. Смысл этого рисунка станет ясным, если учесть, что голландское выражение «бить оп ягодицам» каждый простолюдин того времени понимал как транжирство ради чревоугодия, что улей был для него символом обжорства, а порхающие птички - улетающих в силу этих причин денег. Босх переводит здесь на графический язык категории образного народного мышления, сохраняя всю конкретность и забористую сочность их юмора. Народная основа, ясно просматривающаяся в живописи Босха иногда затемняется наслаивающимися на неё иными содержательными пластами, но всегда остается и как бы просвечивает сквозь эти наслоения.

Но ещё более тесную связь с истоками народного сознания, чем простое использование словесных и изобразительных элементов фольклора, выявляет сама трактовка Босхом форм предметного мира, и в первую очередь человеческого тела. Эстетические представления Босха очень далеки от классического идеала совершенного, гармонически завершенного прекрасного тела. Среди его рисунков есть десятки набросков уродов, калек, то есть всякого рода отклонений от физической нормы. В его живописи люди чаще всего предстают в виде утрированно неуклюжих, нелепых существ с телом непропорциональным, отмеченным признаками болезней, пороков и старости. Только художник Возрождения, тонко чувствующий физическую красоту тела, мог с такой силой через его пластику выразить и пафос отчаяния в фигурках грешников. Для Босха, как для народного художника, человеческое тело не является самостоятельным объектом эстетического любования. Скорее, - оно инструмент, каждая часть которого выполняет определенную функцию в деятельности человеческого организма. И Босх свободно обращается с этим инструментом, то разбирая его на части, то создавая из них новые, невиданные комбинации. Сложная символика представлений во многом определяет отношение к миру художников, живших в этот период. Без учета этого обстоятельства невозможно не только расшифровать некоторые загадочные элементы образного языка Босха, но и понять многие не менее необычные особенности его художественной системы: принципы композиции, пространственного построения его картин и, в конечном итоге, ту «модель мира», которую он воссоздал в своем искусстве.

8. Пессимизм: Торжество греха

Мир Босха - это мир тревожно-беспокойный, где реальность наполнена кошмарами; галлюцинирующий мир, где находят себе место все чудовища, таящиеся в человеческой душе. В этих адских изображениях, типичной для поздней северной готики, существа, порожденные монструозными сочетаниями и фантастическими скрещениями, населяют землю, освещенную апокалиптическими пожарами, которую кажется, покинул Бог. Художник изображает Ад, когда законы природы, установленные Богом, растворены в хаосе мрака, а терзаемые проклятием души грешников постоянно возвращаются к жизни, чтобы с новой силой испытать вечные муки. Картины «Искушение св. Антония», «Воз Сена», «Страшный суд» и т.д. - являют собой целый символический словарь, необычайно богатый значениями. Огромное разнообразие приемов использовано Босхом, чтобы с преизбыточной фантазией описать присутствие повсюду дьявольских сил, терзающих не только человека, но и святых, пытаясь ввести их в искушение, мучая или соблазняя тысячами иллюзорных обещаний. Все это, однако, не мешает художнику достичь своего идеала стилистической, колористической и композиционной красоты. Даже мрачная тревога, в которой живет человечество, подается в разнообразной и фантастической цветовой гамме, где находят себе место даже смерть и глупость.

Греховность и глупость влекут человека к проклятию, и только раскаяние и мысли о Страшном суде могут духовно помочь ему в достижении вечного блаженства. Назначение этих картин - как и апокалипсических проповедей - предостеречь грешников, поскольку существует убеждение в близком конце мира и последующем призвании людей на Страшный суд, который положит конец времени и даст начало вечному блаженству или проклятию. В изображениях Ада художник заполняет апокалипсическими пожарами и руинами архитектурных построек. Пожары - это одновременно символы ада и смерти, и намек на огонь алхимиков. В своей версии Ада, Босх опирался на литературные источники, расцвечивая подчеркнутые оттуда мотивы игрой собственной фантазии. Раскаленный до красна Ад становится у Босха в самом доподлинном смысле слова. В иллюзорно-реальный план художник переводит, казалось бы, непредставимые, фантасмагорические образных литературных описаний Ада. Безусловно, ему были известны и книга «Ведения Тундала», многочисленные «Мировые хроники» и парафразы на тему Апокалипсиса. Показательна в этом смысле правая створка триптиха «Воз Сена», где изображены бесы-каменщики, возводящие исполинскую башню. Это круглое сооружение выглядит пародией Вавилонской башни, предназначенной для осужденных душ, - от этого и предостерегает Босх род человеческий. Этот триптих показывает человечество, находящееся во власти дьявола и не задумывающееся ни о божественны законах, ни о судьбе его ожидающей. Всеми действиями людей руководит жадность и аллегория воза сена, на который набрасываются люди, намекает на обманчивую привлекательность земных благ, являющихся всего лишь прахом. А жадность приводит к раздорам, обману, насилию и даже убийству.

Фантазия Босха не знает границ, в его картинах изображены множество фантастических обличий: это традиционные черти с рогами и хвостом, насекомые, полулюди-полуживотные, существа с частью тела, превращенной в символический предмет, антропоморфные машины, уродцы без туловища с одной огромной головой на ножках, восходящие к античным гротескным образам. Часто демоны изображаются с музыкальными инструментами, в основном духовыми, которые порой становятся частью их анатомии, превращаясь в нос-флейту или в нос-трубу. Наконец, зеркало, традиционно дьявольский атрибут, связанный с магическими ритуалами, у Босха становится орудием искушения в жизни и осмеяния после смерти.

9. «Страшный суд»

Тема Страшного Суда - одна из самых важных, распространенных и впечатляющих в истории искусства средневековой Европы: это традиционный сюжет в витражах и рельефах готических соборов; из иконографических программ романской монументальной живописи он перешел в искусство итальянского Треченто, сохранив определенную значимость и в искусстве XV-XVI вв. Иероним Босх продолжал иконографическую традицию северных школ - немецкой и нидерландской: его Христос-Судия является миру восседающем на радуге, в сиянии Славы, показывая раны распятия. Особое внимание в его картинах, как и романском искусстве, уделено подробному описанию адских мук и орудий пыток, фантастическому облику сооружений и чудовищ. В безумие и несообразность адского хаоса Босх привносит неожиданно строгую, четкую симметрию, отличавшую его ранние работы, и зритель понимает, что безудержный, неистово-глумливый разгул сил Зла не может воспрепятствовать торжеству окончательной победы Христа.

От многочисленных Страшных судов, которые писал художник, сохранились лишь отдельные части. Целиком сохранился лишь один «Страшный Суд», наиболее мрачное произведение художника. Он построен по схеме, ставшей уже обычной: рай на левой строке со сценой падения ангелов на небе и историей прародителей рода человеческого на первом плане. Тут сцены создания Евы, искушения и изгнания из Рая. На правой створке - ад. Отличие от других работ Босха состоит в том, что адские сцены здесь распространяются и на центральную часть, почти заполняя её. Христос судящий оказался далеко в вышине, почти вытесненный разбушевавшимися на земле страстями. Во мраке полыхают далекие пожарища. Демоны копошатся, снуют туда и сюда, суетятся, пытая и мучая грешные души за содеянное. Мучения осуществляются по строго разработанной программе, в соответствии со степенью и характером греха: обжор кормят нечистотами, лодырей подковывают, жестоких режут на части. Фантазия Босха, как это ни парадоксально, привязана к реальности. Его черти наделены жизненной убедительностью, вызывают одновременно омерзение и любопытство. Босх заставляет зрителя с невольным интересом разглядывать кошмарных старух с птичьими лапами и кошачьими ушами, ползучих рыб, танцующих жаб и много другое. Только в Аду до нелепости утрируются бессмысленность, злоба, подлость и низость.

«Страшный Суд» можно как-то понять, истолковать и объяснить, в некоторых же своих работах Босх задает почти неразрешимые загадки. К числу их относится самый знаменитый складень «Сад земных наслаждений», поздняя работа, в которой художник выступает во всеоружии своего мастерства. Этот триптих издавна являлся объектом споров. Рай, как всегда, занимает левую створку. Земля, вода, живые существа и первый человек создан. Бог занят созданием Евы. Райский сад заполнен самыми разнообразными животными и растениями. Слоны и жирафы пасутся рядом со сказочными единорогами, пальмы растут среди фантастических минеральных образований. Босх изображает весь этот первый мир живности и как бы воспроизводит неудачные эксперименты творца: в воде кишат трехголовые ящерицы, по траве ходят трехглавые птицы, двуногая собака скачет по лугу. Одновременно в раю зарождается зло. Животные начинают пожирать друг друга, в фонтане жизни поселяется сова. Фонтан увенчан полумесяцем - символ ереси.

Центр фонтана является центром всей створки. Ему соответствует изображение адского человека-дерева со сгнившим, дуплистым туловищем на правой створке. Точно также фигуру Бога-создателя в раю повторяет фигура Сатаны-разрушителя в аду. Таким образом, створки обрамляют центр и знаменуют собою начало и конец всего, что там происходит. В картине много символов греха, особенно греха плотского: различные плоды, рыбы, ягоды и цветы. Символы заимствованы из народных сказок, мистической литературы и алхимии. В центре, вокруг фонтана молодости, движется пестрое шествие: обнаженные люди едут верхом на животных, вступают с ними в самые ирреальные отношения, ютятся в пустотелых скорлупах гигантских плодов и принимают самые невероятные позы.

10. Страсти по Иерониму

Кроме «Страшных судов», посвященных возмездию за грехи, Босх создал ряд произведений на тему искушения святых. В них он ставил проблему выбора правильного пути в момент, когда человеческая личность сталкивается со злом, наступающим в образе нечистой силы. Самая значительная из этих картин - триптих «Искушение Св. Антония». На трех створках святой изображен несколько раз. Он проходит разные стадии искушения. Всевозможные демоны, олицетворяющие разные грехи и пороки пытаются его одолеть. Антония то поднимают в воздух и обессиленного сбрасывают на землю (слева), то искушают вином и обнаженной красавицей (справа), то разыгрывают перед ним дьявольскую мессу (в центре). Однако он всегда находит выход и, обратившись к Христу, носителю истинной веры и добра, рассеивает злые чары. Босх дает понять, что речь идет не только о внешних источниках, из которых зло обрушивается на Антония. Это внутренняя борьба в душе человека, раздирающая и истощающая его больше, чем физические мучения. Святой погружен в глубокую задумчивость, и всё вокруг происходит не то наяву, не то в его воображении. Рисунок Босха острый, точный и выразительный.

Тему «Страстей» Босх развивает на протяжении всего своего творчества. В ранний период он решает её в духе жанрового повествования своих картин земной жизни. Босх обряжает толпу горожан в фантастические «восточные» одежды, это всё те же зеваки, ханжи и проходимцы, что в «Фокуснике», «Смертных грехах», и других ранних работах.

«Несение креста», отмечено сходными стилистическими чертами с «Возом Сена». Как и там, сцена делится на ряд жанровых эпизодов. Среди участников сцены мы опять видим солдат, стражу, монахов, горожан, и кое-где мелькают восточные тюрбаны. Однако масштаб фигур здесь укрупняется. Босх как бы приближает к нам эти персонажи, позволяя рассмотреть черты порока на их лицах. Он не скрывает актуальности за фантастическим библейским антуражем. Ради этого он отступает и от текста Евангелия, придерживаясь, однако, его духа. В «страстях» пристальному рассмотрению подвергается духовная природа человека, внутренние мотивировки его социального поведения, то есть то, что в последствии получит определение психологии личности. Из обширного евангельского цикла «Страстей господних» Босх выбирает наиболее трагические и жестокие эпизоды. Сопутствуемый стражей Христос предстает перед Пилатом. На голову Христа опускают терновый венок, он падает под тяжестью креста по пути на Голгофу, и, наконец, - распятие. Во всех этих сценах его окружает лишь гнусное отребье человечества - многоликая и безличная в своём тупом фанатизме толпа. Ни Мария, ни Иоанн, ни Ученики Христа не присутствуют здесь. В последние трагические часы жизни Босх оставляет божьего сына одного - лицом к лицу со злобой и тупостью человеческой.