Мастер лирического пейзажа - А.К. Саврасов

Размещено на http://www.allbest.ru/

Мастер лирического пейзажа -

А.К. Саврасов (1830-1897)

саврасов пейзажист художник лирика

Саврасов старался отыскать и в самом простом и обыкновенном те интимные, глубоко трогательные, часто печальные черты, которые так сильно чувствуются в нашем родном пейзаже и так неотразимо действуют на душу. С Саврасова появилась лирика в живописи пейзажа и безграничная любовь к своей родной земле.

Чем дальше уходит в прошлое то время, когда жил и создавал свои картины и рисунки замечательный русский пейзажист Алексей Кондратьевич Саврасов, тем больший интерес вызывает его творчество и тем более отчетливо выступает роль художника в истории пейзажной живописи второй половины XIX века. Время позволило нашим современникам по-новому взглянуть на многие картины Саврасова, увидеть глубину содержания и красоту живописи в том, что часто оставалось незамеченным или вызывало непонимание его смелых новаторских поисков. Опережая в своих произведениях и замыслах современную ему пейзажную живопись, Саврасов проходит свой творческий путь с великими трудностями, и искусство его не перестает оставаться для исследователей проблемой сложной. Во многом оно одновременно хранит в себе что-то от традиций, идущих от романтизма, уже по-новому переосмысленных и подчиненных задачам времени. Эти качественные особенности творчества Саврасова вытекали из склада его художественного дарования, отмеченного повышенной жизнью чувства.

Алексей Кондратьевич Саврасов родился 12 (24) мая 1830 года в Москве в семье небогатого торговца-галантерейщика, жившего в Гончарной слободе на Швивой горке. Детские годы Алексея прошли в основном в заповедных уголках Замоскворечья - семья жила то на Якиманке, то на Пятницкой улице, то у Калужской заставы. Влечение к искусству пробудилось рано: к двенадцати годам Алексей самоучкой уже научился неплохо владеть кистью и писал гуашью и акварелью пейзажи с изображениями модных в то время романтических мотивов, вроде "Извержения Везувия" или "Бури на море" (в духе Айвазовского), охотно раскупавшиеся по дешевой цене торговцами с Никольской улицы и у Ильинских ворот. Но путь в большое искусство оказался нелегким.

В 1844 году Алексей поступает в Московское училище живописи и ваяния (МУЖВ), которое совсем не было похоже на чопорную, холодно-официальную, далекую от реальной жизни, людских страстей и забот Петербургскую императорскую академию художеств, пребывавшую под постоянным строго-недремлющим оком самого самодержца всероссийского. В "московской академии" царил демократический дух. "В Школу сию, - гласил Устав 1842 года, - принимаются без различия ученики всякого состояния, свободного и крепостного, и дается им одинаковое образование". Целая плеяда замечательных русских художников воспитывалась и преподавала в МУЖВ(В.Г. Перов и В.В. Пукирев, И.И. Шишкин и Н.В. Неврев, В.Е. Маковский и А.М. Васнецов, С.А. Коровин и К.С. Коровин, И.И. Левитан, Н.А. Касаткин, А.П. Рябушкин, С.И. Светославский, М.В. Нестеров и мн. др.

Однако в том же, 1844 году, Алексей, по-видимому, из-за болезни матери, был вынужден прекратить учебу. И только в 1848 году, благодаря помощи учеников МУЖВ Александра Зыкова, Сергея Грибкова и преподавателя Карла Рабуса, а также просвещенного обер-полицмейстера Москвы генерал-майора И.Д. Лужина, прослышавшего о "необыкновенных художественных способностях" Алексея, он смог продолжить образование в пейзажном и перспективном классе училища, возглавлявшемся Рабусом. Более тридцати пяти лет проведет Саврасов в училище живописи, ваяния и зодчества - одном из самых передовых учебных заведений России, центра художественной жизни Москвы.

Имя Карла Ивановича Рабуса ныне известно немногим. А когда-то, в середине XIX века, его роль в отечественном, московском искусстве была поистине велика. Образованнейший русский художник, друг Александра Иванова, он сочетал увлечение философией и литературой с серьезным интересом к естественным наукам. Окончив петербургскую Академию художеств и довольно долгое время проведя в Германии, Рабус подружился с одним из крупнейших писателей-романтиков Людвигом Тиком и автором известного труда Иконография ботаники Карлом фон Рейхенбахом, впитал важнейшие идеи современной эстетики и живописи. По возвращении в Россию он поселился в Москве, а с 1844 года по инициативе игравшего видную роль в художественной жизни Москвы Михаила Орлова (некогда близкого к декабристам) начал преподавать в МУЖВ, сумев плодотворно применить достижения западноевропейской культуры соответственно особенностям русской живописи и став учителем ряда замечательных пейзажистов.

В то время художественное освоение природы в России стояло перед сложной задачей: каким образом, не теряя обретенного в сентиментально-романтическую эпоху идеального чувства натуры как единого прекрасного целого, приблизиться в ее изображении к чувствам и мыслям реальных людей, национальной истории и повседневной жизни. В этом направлении шла и литература: поздний Пушкин, Гоголь (друг Рабуса), Аксаков, молодой Тургенев. Особенно благоприятна для освоения родной природы была атмосфера культурной жизни Москвы, этой "большой деревни" где с конца XVIII века жили традиции карамзинского "сочувствования с природою", где с особым вниманием и любовью изучали русскую "почву", быт народа. Русское искусство не столь быстро, но столь же неумолимо освобождалось от внешних влияний, подражания пусть высоким, классическим, пусть всемирно признанным, но все-таки чужим образцам, начиная все как бы заново: с изображения обыденной жизни, привычных, а не вымышленных, романтических, пейзажей, быта крестьян. Всего того, что еще полвека назад считалось "низким", недостойным подлинного искусства, искавшего иные, "высшие" идеалы. И кто мог подумать, что таким идеалом для художника может стать сама действительность. Юный Саврасов оказался на рубеже этих двух художественных школ: романтизма и реализма. Но романтизм уже имел свои образцы, своих кумиров, а художественные идеи реализма еще предстояло выразить ученикам Тропинина, Венецианова, Рабуса...

Сам Рабус как живописец тяготел к романтизму, но в то же время интересовался реалистическим направлением в искусстве. В большей степени он был романтик, и это оказывало определенное влияние на учеников и, в частности, на Алексея Саврасова, его первые работы, выполненные в училище. Картины Карла Ивановича отличались тщательностью исполнения, были написаны с немалым профессиональным умением и мастерством. Таковы его виды Греции, Италии, Крыма, Малороссии, картины, на которых изображены Московский Кремль, храм Василия Блаженного, Спасские ворота, общий вид Москвы с Воробьевых гор... Это была в самом буквальном значении слова - видовая живопись, называли не пейзажистами, а видописцами. Они писали виды, которые действительно требовали большого мастерства, определенных традиций, знания законов пропорций и перспективы, и Саврасов тоже пройдет хорошую школу этого рода живописи, его учитель - один из лучших ее представителей.

Становление художника происходило очень быстро. Уже в 1848 году он не только "копировал с Айвазовского, написал два небольших вида с Воробьевых гор", но и был отмечен в отчете Московского художественного общества как ученик, "представивший лучшие эскизы". В следующем, 1849 году он по совету Рабуса и на средства мецената И.В. Лихачева совершил поездку на Украину, результатом которой стал ряд работ, заставивших критиков говорить о молодом живописце как о надежде русского искусства. А еще через год Совет Московского художественного общества счел его мастерство достаточно зрелым для завершения обучения и получения звания художника, присвоенного Саврасову за "Вид Московского Кремля при лунном освещении" (1850, частное собрание, Москва) и "Камень в лесу у Разлива" (1850, ГТГ). В этих работах уже в полную меру стала ощутима присущая душе этого высокого, физически сильного, но скромного и стеснительного купеческого сына чуткость к красоте, способность возвышенно-поэтически и в то же время бесхитростно-правдиво чувствовать и воплощать на холсте образы природы.

Чрезвычайно интересны в этом плане "виды из окрестностей московских", исполненные Саврасовым летом 1850 года в имении его покровителя И.Д. Лужина Кузьминки близ станции Влахернская (ныне - Икша).

Один из них, умиротворенный, отличающийся точностью и красотой передачи предвечернего освещения, "Вид в окрестностях Москвы с усадьбой и двумя женскими фигурами" (ГТГ) наглядно свидетельствует о близости Саврасову традиций Венецианова и его учеников, создававших произведения "тихие и беспорывные, как русская природа" (Гоголь о "деревенских" стихотворениях Пушкина). Но если у Венецианова поэтика носила более идиллический, условный характер, то Саврасов, сохраняя поэтичность мировосприятия, переводит изображение из "бытийственного" плана в реально-бытовой.

Исполненная в том же имении работа "Камень в лесу у Разлива", быть может, несколько неуклюжа по композиции, но очень привлекательна ощутимым в ней непосредственным, каким-то аксаковским интересом к жизни таинственного тенистого лесного уголка, пафосом первооткрытия подробностей жизни природы.

Художник запечатлел огромный камень, на котором среди деревьев, на фоне синего неба, стоят, заглядывая в тенистый овраг, два ребенка: барчук, сын владельца усадьбы, и деревенский мальчик, сын кормилицы в семье Лужиных. (Первоначально принадлежавшая Лужину, работа уже в советское время хранилась у потомков этого самого мальчика и лишь в 1949 году была приобретена Третьяковской галереей.)

Картина чрезвычайно привлекательна и необычна для своего времени живо переданным в ней пафосом "открытия" природы, приближения к ее подробностям. Художник внимательно "лепит" кривые стволы, передает разнообразные формы прячущихся в тени камней, трав и грибов. При том, что в картине ощутимо внимание Саврасова к творчеству романтика Михаила Лебедева, она настолько самобытна и по-своему зрела, что Карл Рабус при отправке картины на выставку в петербургскую Академию художеств счел необходимым приложить к ней сопроводительное письмо с подтверждением самостоятельности своего ученика в ее создании.

Способность молодого художника бережно и вдумчиво осваивать традиции предшественников-романтиков и в то же время развивать их в направлении к большей естественности, безыскусности, реалистичности ярко проявилась и в работах следующего, 1851 года "Перед грозой, В усадьбе" (частное собрание, Москва) и особенно "Вид на Кремль от Крымского моста в ненастную погоду" (ГТГ), перекликающихся с "грозовыми" пейзажами Максима Воробьева, которому подчеркнутые эффекты контрастного освещения, ветра, ломающего деревья, и т. д. помогали выражать драматические, бурные, несколько абстрактные чувствования. Но работы Саврасова отличаются от картин предшественника тем, что, по точному замечанию критика, он "...передал момент чрезвычайно верно и жизненно. Видишь движение туч и слышишь шум ветвей дерева и замотавшейся травы - быть ливню и грозе".

В 1852 году Саврасов вновь побывал на Украине. Его первое путешествие по Малороссии было в значительной степени ознакомительным. Тогда он открыл для себя впервые поэзию украинской степи. Это впечатление, сильное и яркое, запало ему в душу. Три года спустя он снова приехал на Украину, но уже не робким учеником, а вполне сформировавшимся художником.

Соразмерность, дружественность бескрайних далей живущему и трудящемуся на земле человеку переданы в саврасовских пейзажах, исполненных в по впечатлениям от поездки на юг России и Украину. По большей части это виды "чудного приволья", открытых пространств, расстилающихся под высоким, ясным, золотистым у горизонта небом ("Степь днем", ГРМ; "Украинский вид", ГТГ). Их отличают спокойный, плавный рисунок, ласковая, деликатная живопись, прозрачная светотень, нежность и в то же время звучность цветового строя. Видный скульптор и критик, преподаватель МУЖВ Николай Рамазанов справедливо писал о них в журнале "Москвитянин": "Пейзажи г. Саврасова...дышат свежестью, разнообразием и тою силою, которая усваивается кистью художника вследствие теплого и вместе разумного воззрения на природу". Думается, что в "степных" работах Саврасова, как и в аналогичных образах русской поэзии, протяжных песнях, по-своему выразилась и мечта о народной воле, нашел своеобразный отклик главный вопрос той эпохи - освобождение крестьян.

Очевидная незаурядность работ Саврасова, экспонировавшихся в 1854 году на выставке в МУЖВ, привлекла внимание и "августейших" любителей искусства. Великая княгиня Мария Николаевна (президент Академии художеств) приобрела его картину "Степь с чумаками вечером" (Государственное музейное объединение "Художественная культура Русского Севера", Архангельск) и предложила отправиться "для написания видов с натуры" в ее загородную резиденцию Сергиевка, находившуюся между Петергофом и Ораниенбаумом. Исполненные там картины "Морской берег в окрестностях Ораниенбаума" (1854, частное собрание, Санкт-Петербург) и "Вид в окрестностях Ораниенбаума" (1854, ГТГ) оказались настолько удачными, что осенью того же года Совет Академии присвоил за них 24-летнему художнику звание академика.

В этих работах нашли развитие открытия, сделанные Саврасовым в картине "Камень у Разлива". Так, сочетая в картине Вид в окрестностях Ораниенбаума изображения морских далей и нагретой солнцем уютной полянки, он позволяет ощутить бесконечность пространства и в то же время прелесть и многообразие жизни рядом с нами: подробно запечатлены листва деревьев, формы и сложная окраска покрытых мхом камней, папоротники, лопухи, виднеющиеся среди травы грибы. Между прочим, эта картина двумя годами позже была куплена Павлом Третьяковым и, таким образом, стала одним из первых экспонатов его прославленной коллекции.

Вернувшись в 1855 году в Москву, Саврасов продолжил работу в любимых окрестностях "первопрестольной". Любопытна оценка, данная исполненным им близ Кунцева работам в статье со знаменательным названием Классико-романтический разговор по поводу выставки, анонимный автор которой увидел в творчестве молодого пейзажиста "достоинства, могущие удовлетворить ценителей разных поколений и направлений: фантазия и выражение личных переживаний художника привлекут к себе внимание романтика, гармония и строгость рисунка - классика". Сам же автор статьи выше всего оценил в саврасовских работах простоту, изучение натуры и верность характера, то есть качества, соответствующие реалистическому направлению, утверждение которого и стало основной задачей Саврасова, как и других лучших русских художников того времени.

В 1857 году Саврасов женился на Софье Карловне Герц, сестре его соученика и приятеля Константина Герца и искусствоведа Карла Герца, одного из просвещеннейших людей Москвы, основателя кафедры истории искусства в Московском университете. Тогда же ему было предложено сменить умершего Рабуса на должности руководителя пейзажного класса училища, которое он еще недавно закончил.

Новый период его жизни и творчества совпал по времени с "эпохой реформ", наступившей в России вскоре после смерти Николая I и поражения России в Крымской войне. Стремление к правдивому слову о русской действительности, о тяжелой судьбе крестьянства, потребность в общественном "покаянии" и демократизации различных сфер деятельности, столь характерные для той поры, наглядно проявились и в искусстве. Менялись философские основы и историко-художественные ориентиры творчества. В живописи стал особенно актуальным критически заостренный реалистический бытовой жанр, получивший особое развитие в Москве, прежде всего - в творчестве Василия Перова. Все более конкретным, "бытовым" становилось и восприятие природы. Судьба народа, его история и современная жизнь постигались русскими реалистами в теснейшей связи с естественной средой, а лучше сказать - полями и лесами, морями и реками, дремучими лесами и березовыми рощами - всей живой жизнью бескрайних пространств сельской России. Все это по-своему отразилось и в творчестве, преподавательской и общественной деятельности Саврасова. В "эпоху реформ" он был уже вполне зрелым, самостоятельно мыслящим и ищущим новые пути художником. К сожалению, до нас дошло совсем немного его работ конца 1850-х - начала 1860-х годов. Но все они (по большей части исполненные под Москвой, близ Архангельского и Мазилова) свидетельствуют о поисках новой меры приближения к реальному "быту" природы. В то же время, подробно фиксируя многообразные формы трав и деревьев, добиваясь "портретной" достоверности изображений уголков Подмосковья, Саврасов не утрачивает "теплоты" и поэтичности мировосприятия ("Летний пейзаж с дубами", 1859; "Летний пейзаж с мельницей", 1859; "Пейзаж с дубами и пастушком", 1860, все - ГТГ).

Особым чувством меры и вкусом отличается написанный на основе подмосковных впечатлений "Пейзаж с рекой и рыбаком" (1859, Государственный художественный музей Латвии, Рига) - один из лучших в творчестве Саврасова и во всей русской живописи того времени. Удивительно мелодичный по рисунку, тонкий и богатый по цветовому строю, он полон "как бы хрустальной" тишины, проникнут чувством покоя и красоты бытия. Чувствуется, что Саврасов, как и лучшие русские писатели-реалисты, отнюдь не только стремится к "натуральности" изображений, но и хранит внутреннюю связь с возвышенными идеалами искусства прошлых веков. В этом смысле показательно, что в 1862 году, когда создавалось художественное собрание московского Румянцевского и Публичного музея, именно ему было доверено заниматься перевозкой картины Александра Иванова "Явление Христа народу" И, видимо, отбором ивановских пейзажных этюдов для московской коллекции. Очень характерны и дошедшие до нас слова Саврасова о том, что основные источники необходимого живописцу "чистого понятия об искусстве" - это "собственное убеждение (подчеркнуто Саврасовым. - В.П.) каждого образованного художника, общие идеи красоты и изучение произведений искусства прошлых эпох или современного со стороны гения художника, его века и духа народа".

В "эпоху реформ" Саврасов стал одной из центральных фигур художественной жизни Москвы. Среди его близких друзей и знакомых в 1860-е годы мы видим виднейших писателей, художников искусствоведов и меценатов Москвы (Перова, Василия Пукирева Александра Борисовского, Михаила Боткина, Павла Третьякова и других), которые, по воспоминаниям современника, нередко собирались в уютном саврасовском доме "на чашку чая" и "вели оживленные беседы об искусстве, читали литературные новинки, спорили по вопросам, волновавшим в то время русское общество". Заметную роль играл Саврасов и в сосредоточившем в 1860-е годы наиболее живые культурные силы Москвы Обществе любителей художеств (МОЛХ), секретарем которого был ставший ему не только родственником, но и близким задушевным другом искусствовед Карл Герц. В 1862 году Саврасову была предоставлена возможность на средства МОЛХа поехать на открывшуюся в Лондоне Всемирную выставку и посетить другие европейские страны: Данию, Францию и Швейцарию.

Эта и следующая, состоявшаяся в 1867 году, поездки на Запад по-своему наглядно выявили широту и значительность эстетических вкусов Саврасова, особенности понимания им "идей века", чуждость поверхностному лоску, банальностям и штампам "расшаркивающегося искусства", равно как и натуралистической приземленности. Его европейские пейзажи ("Вид в Швейцарских Альпах", 1862, ГТГ; "Озеро в горах Швейцарии", 1866, ГРМ) обнаруживают пристальное внимание к западным "образцам" и в то же время выгодно отличаются от многих модных в то время изображений величественных горных ландшафтов "в духе Калама" отсутствием шаблонной патетики, достоверностью, спокойной и внимательной манерой письма. Примечательно и то, что в европейском искусстве ему оказались наиболее родственными и симпатичными английские пейзажисты, а позднее и французские живописцы-барбизонцы: Добиньи, Руссо, Коро, Милле. Все эти художники в свое время тоже противопоставляли демократический дух своего искусства холодным красивостям академического пейзажа, с небывалой простотой, свободой и непосредственностью изображая родные равнины и леса, стога в полях и бедные хижины "в связи с трудом и судьбой истомленного человека" (Милле).

Вернувшись к русской тематике, Саврасов еще более зорко и пристально вглядывался в будничное течение жизни природы, изучал "типы и характеры" родной земли рядом с художниками-жанристами и писателями-шестидесятниками. Он много и упорно работал в окрестностях родного города, "исследовал" с кистью и карандашом в руках свои любимые Сокольники и Фили, Кунцево и Мазилово, Строгино и Братцево (подобные работы дают уникальный материал по иконографии некогда живописных, а ныне застроенных районов Москвы). Работая совместно с Пукиревым над учебником рисования для МУЖВ (издан в 1869 году), он ввел в него и "подробное изображение изб, деревень, какие обязательны для художника, изучающего русский пейзаж". Если прежде его работы при всей правдивости и достоверности образов оставались все-таки именно "видами", ощущалась известная дистанция между зрителем и изображением, то теперь его задача - сокращение этой дистанции, "подключение" зрителя к пространству картины.

В некоторых произведениях 1860-х годов читаются раздумья художника об исторических судьбах родины, событиях 1812 года (изображения Кутузовской избы в Филях). В других работах он давал волю своему задушевному лиризму, открывая в скромных сюжетах (сельская пасека, дерево у реки, избушки на краю деревни) не только чистые и яркие краски, но и "То, что в этих красках светит / Любовь и радость бытия" (Иван Бунин).

При этом в его графических и живописных работах все более тонким и интонационно богатым становится рисунок, цветовой строй - все более эмоциональным, что позволяло выразить чувство прикосновения к самым сокровенным токам, "нервной системе" природы, лирическое переживание красоты самых простых деревенских мотивов.

К этапным произведениям этого времени относится картина "Пейзаж с избушкой" (1866, Башкирский государственный художественный музей им. М.В. Нестерова, Уфа). На первый взгляд разработанный в ней мотив может показаться малопривлекательным для пейзажиста: низкая изба под соломенной кровлей с прилегающим крытым двором. На луговине перед домом лежит собака, гуляют куры, на крышу избы взлетел рыжий петух. Простой, почти убогий мотив. И в то же время работа настолько человечна, что невольно вспоминаются слова Чехова о способности Левитана (любимого ученика Саврасова) написать деревню, "серенькую, жалконькую, затерянную,... но такой от нее веет невыразимой прелестью, что оторваться нельзя".

К лучшим пейзажам, исполненным Саврасовым в 1860-е годы, относится и "Сельский вид" (1867, ГТГ), отличающийся особым богатством пространственного и живописного решения, причем живописная система Саврасова приобрела здесь новые и весьма важные для дальнейшего его развития качества: особую светоносность и непосредственную эмоциональность цветового строя и фактуры.

Венчает поиски Саврасова 1860-х годов картина "Лосиный остров в Сокольниках" (1869, ГТГ).

С начала 1870-х годов в творчество Саврасова вошли новые темы и образы. Если ранее он работал в основном близ Москвы, то теперь постоянно совершал поездки в провинцию: в Троице-Сергиеву лавру, на Керженец, на Оку, но более всего на Волгу, в Ярославль, под Кострому, в Нижний Новгород, Юрьевец, в Болгары под Казанью и Жигули. Волжские просторы произвели на него огромное впечатление.

Некоторые из его картин, связанных с образом Волги, имеют поистине масштабный, эпический характер. Прежде всего, это полотна 1870-1871-х годов, на которых великая река является (как и в народных песнях и в творчестве многих русских писателей и поэтов) как бы олицетворением "убогой и обильной, забитой и всесильной" Руси. В одних из этих работ просторы полноводной реки, заволжские дали, увиденные словно с высоты птичьего полета, призывают зрителя проникнуться вольным духом, чувством полноты жизненных сил ("Разлив Волги под Ярославлем", 1871, ГРМ; "Печерский монастырь на Волге под Нижним Новгородом", 1871, Нижегородский государственный художественный музей). В иных красота природы омрачается неизбывной памятью о рабской доле народа, и в "музыке" работ Саврасова слышится протяжный стон бурлацкой ватаги, тянущей барку ("Бабья лямка", 1871, частное собрание, Москва; "Бурлаки на Волге", 1871, ГТГ); сгущается над Волгой мгла грозового неба ("Волга", 1870-е, ГТГ).

Особенно масштабна начатая Саврасовым в 1870 году картина "Волга под Юрьевцем", за которую Алексей Кондратьевич весной 1871 года был удостоен первой премии на конкурсе Московского общества любителей художеств. Современник так описывал эту работу, ныне находящуюся в частной коллекции во Франции: "Картина эта довольно обширных размеров (более сажени в ширину). Колорит, если так можно выразиться, дождливый. Бесконечная зыбь матушки-кормилицы Волги; облачное небо; Юрьевец на взгорье; куча бурлаков, тянущих на бечеве баржу; невеселая, но характерная картина..." Интересно, что при подготовке картины (написанной за два года до появления репинских "Бурлаков на Волге") Саврасов пользовался помощью Перова, которому в свою очередь помогал советами, а может быть, и кистью при написании пейзажей в картинах "Птицелов" (1870) и "Охотники на привале" (1871).

С Поволжьем было связано и создание главной картины Саврасова "Грачи прилетели" (ГТГ).

В конце 1870 года, вдохновленный впечатлениями от летней поездки на Волгу и получив (видимо, от Третьякова) заказ на исполнение "рисунков и картин зимнего пейзажа на Волге", Саврасов взял отпуск до первого мая и вместе с семьей надолго уехал в Ярославль. Сняв большую квартиру, они какое-то время вели счастливую, "тихую и сосредоточенную" жизнь в старинном живописном приволжском городе.

Приподнятое состояние духа, в котором находился художник (об этом он писал Герцу и Третьякову), было внезапно нарушено трагическими событиями: в феврале умерла новорожденная дочка (уже третий умерший ребенок Саврасовых), тяжело заболела жена. О глубине горестных переживаний живописца свидетельствуют исполненные им в это время на ярославском кладбище изображения могилы дочери.

И все-таки именно ранней весной 1871 года под влиянием помогающего преодолеть страдания "врачующего простора", красоты вечно обновляющейся, воскресающей природы, под кистью Саврасова рядом с исполненными душевной боли этюдами появляются подготовительные работы к картине "Грачи прилетели". Первый биограф художника А. Солмонов, видимо, со слов самого Саврасова писал в 1894 году об охватившем мастера в ту весну творческом экстазе. Это весеннее вдохновение (вообще присущее душе художника) отразилось и в исполненных в Ярославле рисунках и этюдах к задуманной картине.

Масштабность замысла, потребность в натурных впечатлениях обусловили продолжение работы в "глубинке" и поездку Саврасова в расположенное в шестидесяти верстах от Костромы село Молвитино, где, видимо, можно было наблюдать более поздний, замедленный приход весны и где были сделаны новые этюды и эскизы. Потом, по возвращении в Москву, художник внес новые подробности и дорабатывал композицию уже в мастерской.

Наконец в конце 1871 года картина "Грачи прилетели" предстала перед посетителями первой выставки Товарищества передвижных художественных выставок, одним из учредителей и членом правления которого стал Саврасов.

Искомое художником единство рисунка и живописи, состояния природы и строя чувств и при этом удивительная естественность и непосредственность выражения были достигнуты в картине в полной мере. Не случайно изображение простого, знакомого типичнейшего для России ландшафта и из года в год повторяющегося состояния природы было воспринято чуткими современниками как нечто совершенно новое, как откровение.

В творчестве русских художников-реалистов и прежде всего передвижников, этой, по словам близкого Саврасову пейзажиста Александра Киселева, "отважной горсти людей, сумевшей сберечь человеческий образ и человеческое отношение к своему делу среди безбрежного моря чиновно-звериного государства", тема родной природы занимала важное место. Не только собственно пейзажи, но и исторические картины и портреты нередко несли в себе боль о разладе между красотой русской земли и горем, которым она полнится, утверждали образы людей, способных слиться с природой, почувствовать себя "частицей восторга и блаженства земного" (выражение из рассказа Перова "Милентьич-птицелов").

К началу 1870-х годов уже появились замечательные полотна других пейзажистов-реалистов: "лесного богатыря" Ивана Шишкина, импульсивного Федора Васильева, внимательного Михаила Клодта, талантливого ученика Рабуса и Саврасова Льва Каменева, молодого "светописца" Архипа Куинджи. И все-таки Иван Николаевич Крамской, лидер передвижников и один из глубочайших ценителей русского искусства, в одном из писем к Васильеву не случайно ставил на первое место именно Саврасова, отмечая, что в работах других художников есть "деревья, вода и даже воздух, но душа есть только в "Грачах". При этом Крамской выделял как важнейшее и ценнейшее качество пейзажиста наличие в его душе и живописи тех "душевных нервов, которые чутки к шуму и музыке в природе,...струны, которая могла бы обращаться в песню".

Действительно, мировосприятию Саврасова, его работам была присуща совершенно особенная музыкальность. Чтобы ощутить ее и понять тайну очарования его "Грачей..", стоит внимательнее вглядеться, например, хотя бы в изображения ветвей деревьев, то радостно тянущихся к весеннему голубому небу, то печально застывших и поникших. Порой его картины дают нам возможность словно услышать весенний гомон грачей, пение жаворонка, трепещущего над полем, журчание первых мартовских ручейков, ропот ветвей под порывами ветра. И дело не только и не столько в том, что "похоже" изображенные им картины природы сами по себе вызывают у нас определенные звуковые ассоциации. Высочайшее мастерство Саврасова, тонкие цветовые отношения и нюансы, чистая мелодика рисунка, интонационное богатство фактуры позволяют ему запечатлеть как бы самый момент включения своего духовного мира в гармонический строй, "созвучье полное в природе". То бодро и жизнеутверждающе, то с каким-то щемящим грустным чувством воссоздает он это переживание соприкосновения человеческой души и жизни природы, когда оттенки цвета травы, ритм стволов и ветвей, тон неба становятся и оттенками чувств и мыслей, сопрягаются в целое и человек ощущает свою причастность к сокровенным "поющим силам природы" (Борис Асафьев), к тому, что поэт определял как "натянутые струны между небом и землей". Эти качества живописи Саврасова не раз сравнивали с лучшими образцами пейзажной лирики великих русских композиторов: Михаила Глинки, Петра Чайковского, Николая Римского-Корсакова. Тот же Борис Асафьев - известный советский композитор, музыковед и знаток живописи, - говоря о существе новаторства Саврасова в "Грачах..", отмечал у него прежде всего небывалый ранее в русском изобразительном искусстве подход к природе "с тончайшей глубоко-мелодической (ощущение непрерывности течения и взаимопроникновения всех образующих пейзаж компонентов) чуткостью".

Семидесятые годы прошлого столетия стали для Саврасова периодом высшего творческого расцвета. Словно обретя в работе над волжскими пейзажами и "Грачами..." новое важное знание о жизни и живописи, он создал в это десятилетие множество замечательных пейзажей, заражая своим вдохновением и своих воспитанников по Училищу живописи, ваяния и зодчества.

Большая часть его работ этого времени по-прежнему проникнута пафосом открытия красоты и поэзии самых, казалось бы, скромных и привычных картин жизни родной природы. Их образно-эмоциональный строй поистине многообразен. В самом выборе сюжетов ярко сказался проникновенный лиризм мировосприятия Саврасова. Приветливые многоцветные радуги; омытые дождем, сияющие на солнце заливные луга; плакучие ивы, склонившиеся у заросших прудов; утренние и вечерние зори; покрытые пушистым инеем, "очарованные" зимние леса; скромные деревенские околицы; стаи перелетных птиц над сжатыми полями - таковы любимые сюжеты художника, мечтавшего о светлом и одухотворенном согласии человека и природы.

Несомненно, что искусству Саврасова, самому его отношению к природе присуща своеобразная религиозность. И проявлялась она отнюдь не только в картинах с изображением возносящих к небу шатры и главы монастырей, церквей и колоколен. В самих композиционно-образных принципах саврасовских работ ощущается особая интенсивность его чувства универсальных сил бытия, связи лучшего на земле и в душе человека с небом и льющимся с него светом. Не случайно столь часто, едва ли не в большинстве работ, Саврасов с удивительным разнообразием - каждый раз по-новому, в неповторимом ключе - выдвигал на первый план выразительнейший, но не всегда осознаваемый нами во всей его значительности художественный образ: чистое отражение, повторение неба в воде. То в луже на размытой дождем дороге заблестит пробившийся сквозь тучи луч солнца ("Проселок", 1873, ГТГ), то в ночной тишине среди унылых равнин отразится в топком болоте таинственный золотистый свет луны ("Лунная ночь. Болото", 1870, Серпуховской историко-художественный музей), то широкий окоем весеннего половодья принимает в себя золото и лазурь яркого утра, и тянущиеся к солнцу ветви берез отражаются в голубой воде ("Весна", 1870-е, ГТГ). И всюду этот сопрягающий высокое и низкое, небесное и земное мотив помогает Саврасову выразить драгоценное чувство единства мира, ощущение поэтической сущности жизни, причастности любого, самого неказистого уголка родных просторов красоте "божьего творения", всеобщему бытию, глубокому смыслу прекрасной природы.

Этот смысл замечательно передан в одном из саврасовских шедевров - картине "Радуга" (1875, ГРМ). Запечатлев стоящую на пригорке деревушку, к которой от реки поднимается тропинка с выложенной по склону лесенкой, художник вложил в изображение влажного бархата зеленой травы, пробивающегося сквозь тучи солнечного света и нежной, как бы тающей радуги столько любви и поэзии, что обычный деревенский мотив воспринимается как образ некоей "лествицы", приглашающей к духовному восхождению, приобщению к светлым силам "божьего мира". Близка "Радуге" по образному смыслу и картина "У ворот монастыря" (1875, ГРМ).

Среди работ Саврасова 1870-х годов есть и глубоко драматические образы, отразившие скорбные размышления художника о краткости жизни, сиротливом одиночестве любящего сердца. Такова элегическая картина "Могила на Волге" (1874, Государственный художественный музей Алтайского края, Барнаул). Критик Г. Урусов точно характеризовал ее: "Это пейзаж-поэма: тут выражена целая жизнь - и туча, как горе; тепло и свет, как радость и надежда...". Очень любил это произведение и Исаак Левитан, писавший: "Возьмите...картину "Могила на Волге". Широкая, уходящая вдаль, могучая река с нависшей над ней тучею; впереди одинокий крест и облетевшая березка - вот и все; но в этой простоте целый мир высокой поэзии". Очевидна и близость между этой работой и "монументальной элегией" Левитана "Над вечным покоем" (1894).

Рядом с печальными образами под кистью художника возникают безмятежные, идиллические картины. Так, солнечная радость от майского цветения жизни слышится в звонких и пестрых красках, которыми художник изображает крестьян, затеявших "по вешнему по складу" гулянье на деревенской улице (эскиз-вариант к несохранившейся картине "Хоровод", 1874, ГТГ).

Многие произведения Саврасова можно подолгу с удовольствием рассматривать. В них таится немало любопытных подробностей, которые, отнюдь не мешая общему впечатлению, только обогащают его. Художник с любовью изображает и нехитрые предметы крестьянского быта, и кур, ворон, сидящих на заборах с развешанным бельем и крынками. Это трогательное внимание к подробностям жизни природы и поразительная способность к передаче малейших оттенков весеннего настроения замечательно воплощены Саврасовым в работе "Дворик. Зима" (1870-е, ГТГ). В необычно свободной для того времени живописной манере и в то же время очень бережно и точно воссозданы здесь и общее ощущение прелести мягкой, пасмурной предвесенней оттепели, и оживленность птиц, довольно и весело копошащихся на рыхлом повлажневшем снегу среди серых изб и заборчиков.

Саврасовское уважение к реальности, симпатия ко всякому проявлению живой жизни, связь с народным мировосприятием скорее сродни пушкинскому универсализму, позволяющему "внять дольней лозы прозябанье" и с почти детской, доверчивой радостью смотреть, как "бегает дворовый мальчик, в салазки Жучку посадив", или как "на красных лапках гусь тяжелый, задумав плыть по лону вод, ступает бережно на лед".

Особую линию в творчестве Саврасова 1870-х годов представляют его городские, московские пейзажи. Вместе с созданными им изображениями ближних окрестностей родного города они представляют собой уникальную страницу отечественного художественного "москвоведения", ибо, в отличие от произведений большинства других живописцев, несут в себе поэтическое чувство связи архитектуры древней столицы и природы. В некоторых из этих работ, продолжая традиции Рабуса, Саврасов изображает Москву в ночное время, когда прекращается дневная суета, когда "звезда с звездою говорит" и созерцание старинных храмов вызывает особенно острое ощущение глубины веков, мысли о вечном.

Такова, в частности, замечательная торжественно-сосредоточенная работа "Соборная площадь в Московском Кремле ночью" (1876), не так давно выявленная в одном из частных собраний. Не исключено, что ее создание каким-то образом было связано с подготовкой художника к созданию декораций к опере Михаила Глинки "Жизнь за царя" (единственный известный нам опыт работы художника для театра).

К лучшим московским пейзажам XIX века относится и картина "Сухарева башня" (1872, Государственный Исторический музей, Москва), написанная Саврасовым к двухсотлетию со дня рождения Петра I. Остроконечное здание ныне разрушенного памятника истории и архитектуры изображено Саврасовым ранней весной. Запечатлев красно-белую башню на фоне розоватого предвечернего неба со стаями птиц, летящих на ночлег над заснеженными крышами домов и покрытыми инеем деревьями, художник сумел передать ее гармоническую связь с природой и в то же время гордый порыв ввысь.

Все эти работы, наверное, видели и ученики Саврасова, преподавательская деятельность которого именно в 1870-е годы была особенно успешной и плодотворной. В то время в училище пришла молодежь, которой оказались особенно близкими лирические устремления и живописные искания их учителя. По сравнению с предыдущим поколением ее менее волновали общественные противоречия. Ощущалась потребность противопоставить "злобе дня" подлинные ценности, "правду сердца", и именно Саврасов сумел помочь лучшим русским художникам нового поколения обрести себя, увидеть новые горизонты развития искусства. Сергей и Константин Коровины, Исаак Левитан, Сергей Светославский, Михаил Нестеров и другие юноши, поступившие в его мастерскую или работавшие в соседнем классе у Перова, с воодушевлением восприняли призыв Саврасова "идти в природу", наполнять свои произведения отрадным чувством единения с ней. При том, что пейзажная мастерская Саврасова представляла собой "свободнейшее учреждение всей школы" и учитель не связывал воспитанников ни жесткими требованиями, ни строгой дисциплиной, ученики горячо любили уроки этого огромного человека с мягким печальным взглядом карих глаз, похожего то ли на крестьянина, то ли на доброго доктора, то ли "на бога" (таким его запомнил Константин Коровин).

Игорь Грабарь так писал о преподавательской деятельности художника: "Саврасов умел воодушевлять своих учеников, и те, охваченные восторженным поклонением природе, сплотившись в тесный кружок, работали не покладая рук и в мастерской, и дома, и на натуре. С первыми весенними днями вся мастерская спешила вон из города и среди тающих снегов любовалась красотой пробуждающейся жизни. Расцветал дуб, и Саврасов, взволнованный, вбегал в мастерскую, возвещая об этом как о событии и уводил с собой молодежь опять туда, в зеленые рощи и поля".

Подводя итоги работы мастерской Саврасова, один из критиков в 1880 году писал: "В пейзажной живописи чрезвычайно важно, если картина дает настроение; именно этим качеством отличаются... работы учеников, и в этом состоит лучшая похвала, которую можно сделать нашим молодым пейзажистам".

К концу 1870-х годов в творчестве Саврасова наметился некоторый спад. Он реже выставлялся, работал все более неровно. Пришли болезни, ухудшилось зрение. Дала трещину, а затем и вовсе распалась когда-то счастливая семейная жизнь. Сказалась, очевидно, душевная усталость впечатлительного художника, болезненно ощущавшего разрыв между поэтическими стремлениями и действительностью, так часто тягостной. Мертвящее влияние оказали и постоянно недоброжелательное отношение академического начальства, непонимание сокровенных качеств искусства Саврасова многими критиками - ведь даже Владимир Стасов увидел в картине "Грачи прилетели" (высоко, впрочем, им оцененной) "холод, зиму, мутный белый блеск".

Драматизм внутренней жизни Алексея Кондратьевича хорошо передал Перов в портрете Саврасова, написанном в 1878 году. Исполненный в горячей коричневой гамме с глубокими тенями, портрет позволяет почувствовать и физическую мощь пейзажиста, и незащищенность, ранимость его чуткой души.

Особенно усугубился трагизм положения Саврасова после 1882 года, когда он вскоре после смерти "прикрывавшего" его Перова был уволен из училища и, лишенный казенной квартиры, житейски неустроенный, оказался в стороне от художественной жизни. Дочь художника, Вера Алексеевна, вспоминала: "Отец не хотел учить меня рисовать или лепить, находя, что художники обречены на полуголодное существование, даже имея талант. Этот взгляд оправдался на нем самом. В борьбе за существование он прямо изнемог и, не имея со стороны семьи крепкой моральной поддержки, стараясь забываться от жизненных невзгод, он начал пить, погубил этим себя, свой талант, разрушил семью".

Сохранилось немало свидетельств постепенного превращения интеллигентнейшего, деликатнейшего живописца в почти безвольного алкоголика, отдающего написанные не всегда верной рукой пейзажи чуть ли не за штоф "горячительной". Оказавшись одиноким и практически исключенным из культурной жизни, Саврасов, по воспоминаниям Коровина, воспринимал действительность как "ярмарку", "темный страшный подвал". Показательно, что в эти годы он сблизился с писателем Николаем Успенским, одним из талантливейших "шестидесятников", превратившимся в бездомного бродягу и покончившим с собой.

К началу 1890-х годов Саврасов сменил немало временных пристанищ. Он жил в самых дешевых меблированных комнатах, гостиницах и чуть ли не в трущобах. У него появилась новая гражданская жена, Евдокия Михайловна Моргунова, дети. Семья жила впроголодь. Старые друзья, в частности Третьяков, старались помочь художнику, но без особых результатов.

Знавшие Саврасова порой поражались, встречая его - мрачного, преждевременно состарившегося, опустившегося и оборванного, ходившего по улицам с непокрытой седой взлохмаченной головой, напоминавшего, как писал в "Москве и москвичах" Владимир Гиляровский, "библейских пророков". В 1894 году архитектор Александр Померанцев, также потрясенный случайной встречей с Саврасовым, писал в докладной записке в Академию художеств: "Достигнув преклонного возраста (А.К. Саврасову за шестьдесят лет), этот больной человек вынужден жить с женой и двумя малолетними детьми в обстановке столь жалкой, которая едва ли бы удовлетворила самого непритязательного ремесленника, вынужден подвергаться самым крупным лишениям... Он за последние годы попал в руки некого эксплуатирующего его талант торговца, который, продавая его картины по дорогой цене, сам оплачивает их грошами, постоянно держа художника в состоянии задолженности... Картины.., проданные за несколько сот рублей, были оплачены ему несколькими десятками рублей, что известно и самому художнику, и на что он даже и не жалуется, по-видимому, почти примирившись со своей тяжелой долей". Тем не менее не стоит (как это иногда делают) преувеличивать степень падения художника. Тот же Померанцев свидетельствовал: "При всем том, ознакомившись с последними работами А.К. Саврасова,...я не могу не выразить уверенность в том, что художник даже за эти... бедственные для него годы не утратил своей способности и мастерства по части пейзажной живописи; то же должен сказать и о виденных мною его рисунках".

В самом деле, до конца своего жизненного и творческого пути Саврасов был по-прежнему чуток к красоте природы. Конечно, среди его работ 1880-1890-х годов есть немало скороспелых, для заработка написанных пейзажей. К тому же на общем уровне его творчества негативно сказалось ухудшение зрения (к 1889 году художник, по его собственным словам, "часами не видел форму предметов"). И все-таки до конца дней он создавал и новые замечательные произведения. Часто - это вариации на темы, уже встречавшиеся в его творчестве, особенно любимые художником весенние мотивы. Правда, они нередко окрашены в невеселые, драматические, сумеречные тона.

На берегах разлившихся рек зловещим диссонансом возникают чадящие фабрики, словно "отрезающие" дымом землю от неба ("Пейзаж. Село Волынское",1887, ГТГ). Порой тревожно и беспокойно вглядывается художник и в волнистые переливы золотой ржи, над которыми собираются черные тучи ("Рожь", 1882, ГТГ).

Но есть в его позднем творчестве и "улыбающиеся" работы, по-прежнему показывающие нам Саврасова-поэта, способного всей душой предаваться радости "весны света", обновления природы (рисунок "Вид на село Покровское-Фили", 1893, ГТГ; исполненная близ Новодевичьего монастыря картина "Весна. Огороды", 1893, Пермская государственная картинная галерея).

В последние годы жизни Саврасов, прекрасный рисовальщик, особенно много и успешно работал в графике. В 1894 году при содействии близких ему людей был издан альбом рисунков, приуроченный к пятидесятилетию творческой жизни художника.

Графические работы этого периода отличают особая, необычная, опережающая время раскованность и смелость использования самых различных выразительных средств, обращение к новым для художника техникам. В них не менее, а порой и более живо и остро, чем в живописи, переданы и состояния природы, и переживания художника. Линии и штрихи, пятна и тональная растушевка способны отобразить и прозрачность ветвей, и хрупкую красоту неодетых березовых рощ, и боль, и душевное смятение старого больного человека.

Очень выразителен последний фотопортрет Саврасова, сделанный его зятем, одним из лучших русских фотографов-профессионалов Петром Петровичем Павловым. Он заставляет особенно остро ощутить трагизм судьбы живописца, превратившегося в измученного, полуопустившегося старика, все-таки хранящего, несмотря ни на что, силу и гордость духа.

При всем драматизме личной судьбы Саврасова последние годы его жизни стали и порой торжества художественных идей мастера. Ведь в основе творчества лучших русских художников конца XIX века в противовес и вопреки сумеречной действительности лежало утверждение отрадного чувства единства с красотой родной природы, воплощению которого посвятил свою жизнь мастер.

Когда осенью 1897 года Алексей Кондратьевич умер, его любимый ученик и продолжатель Левитан опубликовал в газете заметку "По поводу смерти А.К. Саврасова", в которой говорилось: "Не стало одного из самых глубоких русских пейзажистов... С Саврасова появилась лирика в живописи пейзажа и безграничная любовь к своей родной земле... и эта его несомненная заслуга никогда не будет забыта в области русского художества".

Размещено на Allbest.ru