Введение в эволюционную культурологию

Размещено на http://www.allbest.ru/

Введение в эволюционную культурологию

С.В. Борзых

В статье идёт речь о новом подходе к пониманию культуры через принципы эволюционной биологии. Предполагается, что культура состоит из кодов, которые действуют так же, как и гены.

Данная статья не претендует на всеохватность. Здесь мы лишь пытаемся представить, возможно, новое направление мысли, посвящённое исследованию феномена культуры и всего того, что с ним, так или иначе, связано. Довольно странно наблюдать отсутствие выдвигаемого нами подхода, несмотря на то, что в литературе, в частности, утвердился термин «культурогенез», который со всей очевидностью указывает на теорию эволюции, а также на другие признаки, апеллирующие к данной сфере познания. Сразу необходимо отметить, что мы не являемся сторонниками биологического детерминизма хотя бы потому, что человеческие сообщества слишком сложны и запутанны, чтобы их оказалось так просто объяснять с помощью физиологического строения их носителей и представителей. Кроме того, мы и не преследуем тут такой цели, предлагая применить принципы организации живой материи к культурным явлениям.

Как правило, выдвигая новый подход к изучению реальности, учёные непременно заводят разговор о том, насколько он оправдан и почему именно сегодня он востребован. По нашему глубокому убеждению, нет нужды в том, чтобы лишний раз подтверждать теорию эволюции в её истинности, а также озвучивать банальности, вроде необходимости тщательного и скрупулёзного отношения к культуре и, в частности, сейчас, когда она претерпевает серьёзные деформации, связанные с быстрыми изменениями современного мира. С другой стороны, очевидно, что не всякий согласится с тем, чтобы рассматривать последнюю именно как биологическое образование. Многие, предлагавшие нечто подобное, подвергались острой критике, что, как нам представляется, было не всегда справедливо. Тем не менее, мы вынуждены указать на право существования для любой альтернативы, как бы дико или странно та ни выглядела. В конце концов, если мы окажемся неправы, мы можем навести кого-нибудь на верные мысли, что само по себе неплохо.

Прежде чем приступить к изложению своей точки зрения, нам необходимо объяснить некоторые элементы, которые затем станут краеугольными камнями нашего направления. Во-первых, следуя Р. Докинзу [1], мы не будем говорить об отдельных культурах, но, напротив, сосредоточим своё внимание на их, если так можно выразиться, «генах». Во-вторых, мы должны в самом начале указать на то, что отдельные элементы культуры имеют свой жизненный цикл, не обязательно совпадающий с таковыми у живых существ. И, в-третьих, что станет понятно далее, мы рассматриваем культуру как набор способов выживания, что, очевидно, и заставляет нас говорить именно об эволюции.

Как нам представляется, многие наши предшественники игнорировали тот факт, что культуры, по сути, не являются гомогенными образованиями, транслируемые сквозь время с помощью межпоколенческих связей. В прежние времена, до изобретения всех современных средств коммуникации, контакты одних обществ с другими носили преимущественно спорадический характер и редко подвергали своих носителей серьёзным трансформациям. Данное положение вещей позволяло отдельным культурам оставаться относительно целостными и вариться в собственном соку, не подвергаясь влиянию со стороны. Всё это кардинально изменилось тогда, когда представители Запада буквально вторглись в иные части света, принеся с собой необходимость как-то на эту инвазию реагировать. Разумеется, нечто подобное бывало и раньше, но сегодня данный фактор действительно важен как никогда.

Резонно в таком случае задаться вопросом о том, как именно реагирует культура на столкновение с другой. Можно говорить, например, о поглощении, о вытеснении, о взаимопроникновении и т.д., но как раз здесь мы и рискуем упустить самую суть. На наш взгляд, существуют такие коды культуры, которые и становятся в подобных ситуациях основными игроками, определяющими их будущую конфигурацию. Как известно, люди не умирают сразу после заражения и ровно то же самое происходит и с такими кодами. Стоит хотя бы обратить внимание на языческие паттерны поведения, практиковавшиеся на Руси до принятия христианства, чтобы понять, что они не исчезли полностью, но стали частью нового образования, доминирующую роль в котором заняла эта религия.

Но что представляют собой эти коды? Следуя терминологии эволюционной биологии, мы можем обозначить их как гены, которые позволяют своим носителям выжить в определённых условиях. Последние соединяются друг с другом в цепочки, образуют геном, передающийся по наследству от одного поколения к следующему. Как и в случае с физиологическим строением, культурные коды (или смыслы, или инварианты) заставляют организм выделять ферменты и белки, ответственные за конечную конфигурацию тела, что, собственно, и способствует самосохранению [2]. В этом смысле существенно следующее. Если мы рассматриваем культуру как набор некоторых принципов, согласно которым выстраивается весь её конечный вид, то наиболее важным для нас становится не простая их совокупность, а они сами по себе. В конечном счёте, одни коды могут выживать за счёт других, тем самым способствуя своей репликации во времени и пространстве. Это позволяет объяснить, например, почему отдельные элементы уже совершенно исчезнувших культур продолжают существовать и поныне - они просто встроились в другой геном, до сих пор представленный на мировой арене одним или несколькими обществами.

Если мы принимает подобную точку зрения, то становится понятным, что культуры представляют собой всего лишь ёмкости для хранения и воспроизведения некоторых кодов, которые оказались наиболее успешны в деле собственного самосохранения. Последнее их качество может быть никак не связано с выживаемостью социума. Следующим важным параметром всякого кода является их продолжительность жизни. Мы указали на то, что эти «гены» не обязательно существуют столько же, сколько и организмы, их наследующие. В конце концов, каждый из нас имеет мутации, обычно никак не влияющие ни на наш внешний облик, ни на общее физиологическое строение. Здесь наша аналогия с биологическими терминами должна отступить на второй план.

Чем отличаются эти культурные инварианты от собственно генов? Проблема состоит в том, что эти коды не наследуются нами напрямую от родителей. Скажем, ребёнок может появиться на свет в одной среде, но стать представителем другой вследствие воспитания и социализации. Таким образом, данные смыслы содействуют не физическому выживанию индивида, их разделяющему, но эффективной инкорпорации его в общественные отношения, практикуемые группой его окружения. В общем и целом, это мало меняет наш подход, но заставляет нас снова повторить, что логика эволюции работает и в культурном поле, но в несколько изменённом виде. Наследование и трансляция этих кодов, таким образом, происходят не на уровне взаимодействия родительских генов, но на уровне интеракций их отношений и объяснений реальности. Многим знакома та ригидность, которая определяет нашу позицию к миру и к тому, что в нём случается, и она, по-видимому, есть прямое следствие того, что условно унаследованное трудно поддаётся переделке - как и в поле биологии.

Разумеется, мы не отрицаем того, что человек может со временем измениться, приняв иные подходы или трансформировать уже существующие, однако подобное является редкостью, что вполне объяснимо. Тем не менее, такое происходит. Каков механизм данной пертурбации? Мы должны понять, что культура, с одной стороны, не настолько жестка, как обычно представляется; с другой стороны, она и не выступает в роли совершенно свободной ассоциации идей и представлений. Истина, как водится, где-то посередине. Да, мы в состоянии менять своё отношение к миру, если прежнее перестаёт по каким бы то ни было причинам работать или удовлетворять нас. Нам не под силу принудительная трансформация того, что было нами усвоено по собственному произволу. Однако надо отдавать себе отчёт в том, что одно дело исправить написание отдельной буквы в своём почерке, а другое - перестать говорить на родном языке, полностью отказавшись от всех его значений в пользу иных. Тут мы ведём речь о последнем, но не о первом примере. Поэтому, как и в случае с биологическим наследием, культурное влияние, испытанное нами в критически важный период нашей жизни, остаётся доминирующим и подвергается переделкам либо тяжело, либо вообще никак. Вместе с тем, должно быть ясно, что культурные коды более податливы по сравнению с генами. И потому сразу встаёт вопрос о том, как протекают озвученные перемены.

У П. Бурдьё есть понятие «габитус», которое поможет нам объяснить, что же происходит на самом деле. Мы все привыкли жить в определённом мире, который в действительности мало подвержен трансформациям. Поэтому всякая наша реакция предсказуема, по крайней мере в том смысле, что она вытекает из опыта предыдущих. Нет особого прока в том, чтобы всякий раз пытаться спрогнозировать наше поведение, если оно и так было дано многажды в прошлом [3, с. 164]. То же самое относится и к культурным кодам. При обычном течении дел вряд ли что-либо изменится. Однако в случае с крупными и дестабилизирующими событиями всё резко перестраивается, и вот здесь мы оказываемся снова в поле эволюции.

Во-первых, трансформации могут иметь внутренний характер. Как и в отношении генов, следующие поколения редко усваивают культурные коды в их первозданной чистоте, тем более что те уже успели быть перетасованы родителями любой степени отдалённости. Как правило, мы все получаем некие работающие модели поведения, чувствования и мышления, которые соответствуют среде, их практикующей. Однако нам всем известны примеры девиантного, асоциального, просто несколько отличающегося их образа. Это и есть те мутации, о которых речь шла выше. Обычно они безвредны в том смысле, что укладываются в общие рамки, но бывает и так, что они покидают границы. Если внешняя обстановка окажется благоприятной для сохранения данных изменений, то они закрепятся и со временем станут не периферийными, но центральными, если же нет - они погибнут, т.е. пертурбации неизбежны.

Во-вторых, они могут иметь внешний характер. Реакция на катастрофические с любым знаком события часто оказывается вынуждена перестраивать привычный мирок, который до их появления легко справлялся с любыми трудностями. Изменения среды заставляют как-то отвечать на её вызовы, что снова поднимает вопрос об адаптивной ценности одних способов поведения по сравнению с другими. Таков вкратце механизм трансформаций.

Но что нам возразить тем, кто укажет на искусственную природу культуры? По крайней мере, отчасти мы обязаны согласиться с подобным утверждением. Да, не всё в общественном отношении к реальности можно объяснить, прибегая к помощи эволюции, но в данном случае всё зависит от ракурса. Если мы постулируем культуру как набор способов выживания, то мы неизбежно получаем лишь реакцию, но в том- то и проблема, что очень часто последняя, мягко говоря, не адекватна, а то и вовсе деструктивна. На самом деле это не так. Нет такой культуры, которая бы идеально соответствовала условиям своего существования. Люди - это не совершенные рациональные машины, а чувствующие и переживающие создания, которые имеют склонность ошибаться. В конечном счёте нам не так важно, насколько эффективны те или иные подходы, мы всего лишь говорим о том, что они есть.

Всё это поднимает вопрос о том, сколько живут культурные коды и как они сохраняют себя во времени. На первую часть ответить сложно, если вообще возможно. Как долго кому-то хочется мороженого? Это зависит от глубины эмоционального состояния, подводящего к желанию съесть данное лакомство. С другой стороны, как и в случае с эволюцией, нужно вести речь о том, что биологическое разнообразие, а, по логике нашей работы, и культурное, не столь велики, как кажется в самом начале [4]. Оно ограничено довольно небольшим набором смыслов, неизменно передающихся от одной человеческой популяции к другой. Это подтверждают и исследования о сходстве культур в ценностном отношении [5, с. 116-118]. В действительности по базовым своим составляющим одни группы людей мало отличаются от всех прочих, причём не только от ныне существующих, но и от тех, что когда-то были и когда-то только будут.

Вторая часть вопроса поддерживает первую. Если человеческие сообщества столь похожи, и если они до сих пор демонстрируют мало отличающиеся друг от друга способы выживания, то из этого со всей очевидностью следует вывод о чуть ли не вечном характере данных кодов. Каким бы пугающим ни выглядело данное допущение, оно вместе с тем весьма правдиво. Если, скажем, мы обратимся к мировому художественному наследию, то убедимся не только в его актуальности, но также и в том, что люди и поныне реагируют и воспринимают одни и те же события одинаково. Зачем изобретать велосипед всякий раз заново? Следовательно, ответ на вторую половину будет следующий. До тех пор, пока человек останется самим собой, со всеми вытекающими отсюда последствиями, он будет нести в себе те же смыслы, что и его предки. Одним словом, культурные коды - это неотъемлемая черта любой культуры, а потому их сохранение есть сохранение её самой.

Но как, в таком случае, быть с тем, что, по видимости, разные человеческие коллективы столь же отличаются друг от друга? Эволюционные биологи любят проводить сравнения между людьми и любыми иными животными, всякий раз указывая на то, что их роднит некоторое количество идентичных генов, обычно, кстати, очень большое. Действительно, все живые организмы на Земле в какой-то степени родственники, что неизбежно означает их схожесть. В этом плане Р. Докинз прав, заявляя о том, что выживают именно гены, но не сами животные, последние служат лишь транспортом для доставки первых в будущее. Аналогичную параллель можно провести и в культурологи. Те мировоззренческие позиции, которые мы наблюдаем на сегодняшний момент, удивительно однотипны. Наверное, человек не смог придумать ничего лучше, и это лучшее сумело просочиться сквозь толщу поколений к нам.

Трудно отделаться от мысли по поводу того, что какой-нибудь древний египтянин переживал разлуку с той же гаммой чувств, что и нынешние обитатели нашей планеты, столкнувшиеся с расставанием. Разумеется, это не служит самым надёжным доводом в пользу нашей правоты, но это указывает на то, что наши общества устроены одинаково, по крайней мере в отдельных аспектах. Просто одни способы организации человеческих популяций сохранились вследствие их полезности, а другие - в силу иных причин. И именно тут начинается самое интересное.

Очень часто приходится слышать о том, что некоторые практики и паттерны в отдельных культурах не совсем, мягко выражаясь, понятны. Зачем, скажем, уродовать девочкам ноги, плотно бинтуя их, если затем они будут не состоянии нормально передвигаться? Сразу подчеркнём, что мы не ставим своей целью объяснение всякой традиции, не вписывающейся в наши представления о нормальном или приемлемом. Напротив, мы хотим описать то общее, что есть у всех мировоззрений. Однако, возвращаясь к данной иллюстрации, нелишним станет следующий вопрос: А если бы они такого не делали, сохранился бы их круг представлений или нет, что фактически это означает, выжили ли бы они?

Природа мутаций такова, что их нельзя объяснить вездесущей пользой. В настоящий момент они могут быть совершенно нейтральны, тогда как в следующий - вредны или выигрышны. Но если у вас их нет, а ситуация изменилась, вам больше не на что уповать. Конечно, в случае с культурой люди способны выдумать новую практику и внедрить её в собственное сознание, но на это в любом случае уходят годы. Кроме того, обычно изобретения всё же покоятся на предыдущих достижениях, и если те отсутствуют, то крайне редко появляется что-то прорывное. Например, сегодняшние китайцы явно были склонны к капиталистической логике существования, но до поры до времени им было негде показывать свои умения, за исключением других стран. И вместе с тем жителям острова Пасхи что-то помешало выжить, потому что у них не было контакта с другими народами.

Это ставит серьёзный вопрос о том, каким образом осуществляется культурный отбор - естественным или половым путём? Пока мы рассуждали так, словно предпочитали иметь дело с первым, однако это ещё необходимо доказать. В любом случае данная проблема важна прежде всего своими последствиями.

Судя по всему, отдельные культурные гены больше всего напоминают гены вирусов. Последние способны передавать их другим организмам непосредственно - без всякого размножения. Достаточно только какое-то время контактировать с тем, чтобы своеобразная отгрузка состоялась. На протяжении всей истории человечества мы можем наблюдать, как смыслы транслировались из одной культуры в другую, замещая в последней ряд аборигенных. Подобное осуществлялось внутри одного поколения как в случае с мигрантами, так и между ними - при долгих взаимоотношениях двух и более разных сообществ. Однако нам доступны и факты иного рода, когда в силу каких-то причин группы предпочитали или соблазнялись посулами противоположной стороны. Так, например, работает теория пассионарности Л. Гумилёва [6], но, очевидно, имеются и другие доказательства в пользу этой точки зрения.

Однако нет нужды в том, чтобы попытаться соединить оба этих пути. Несмотря на то что, как могло показаться, культуры передаются от одного поколения к другому в неизменном виде. Это совершенно не так. Учитывая естественные мутации, а также внешние возмущающие факторы, коды наследуются не через механизм соблазнения, но иначе, а именно - через непосредственное соприкосновение с их носителями. Конечно, некоторую роль играют привлекательность или соблазнительность представителей определённых смыслов, но это их значение вторично. Скорее, памятуя о единстве человечества, необходимо говорить о конкуренции отдельных кодов между собой. Так, например, сегодня большое признание получил код приобретательства, подавляющий своих соперников и, видимо, являющийся одним из первых претендентов на попадание в будущее. Вместе с тем, общая для всех людей культурная природа никуда не исчезает - просто она становится ареной борьбы разных смыслов.

Но что же такое код? Следуя логике нашего исследования, мы можем обозначить его как некий инвариант, встречающийся в разных поколениях в неизменном либо слегка отретушированном виде, управляющий, совместно с другими, созданием всего поля культуры и передающийся по дислоцированным во времени индивидам и их группам. В таком случае всё, описанное нами выше, вполне к нему применимо.

Однако имеем ли мы право смотреть на культуру так, как это было только что продемонстрировано? Наш безоговорочный ответ - да. В конце концов, используя данный метод, мы можем лучше понять, что на самом деле происходит в человеческих популяциях, когда они переживают самые разнообразные события своей судьбы. К тому же у нас появляется великолепная система инструментов, заимствованная из другой дисциплины, которая помогает не только изучать случаи из прошлого, но и надеяться спрогнозировать будущие.

В любом случае наша статья - это только набросок более общей теории. Остаётся уповать на то, что его аргументы и доводы убедят других в необходимости продолжения исследований в данном русле, а нас самих подвигнут к более точному пониманию всех озвученных здесь механизмов.

культура код эволюционный биология

Литература

1. Докинз Р. Расширенный фенотип: длинная рука гена. - М.: Астрель: CORPUS, - 512 с.

2. Циммер К. Эволюция: Триумф идеи. - М.: Альпина нон-фикшн, - 564 с.

3. Бурдьё П. Социальное пространство: поля и практики. - М.: Институт экспериментальной социологии; СПб.: Алетейя, - 576 с.

4. Харрисон К. Странности нашей эволюции. - М.: РИПОЛ классик, 2010. - 240 с.

5. Залтман Д. Как мыслят потребители. То, о чём не скажет потребитель, то, чего не знает ваш конкурент. - СПб.: Прайм-ЕВРОЗНАК, 2005. - 224 с.

6. Гумилёв Л. Н. Конец и вновь начало: популярные лекции по народоведению. - М.: Айрис-пресс, - 384 с.

Размещено на Allbest.ru