Регион, как субкультурный локус (на примере Южного Урала)

Региональная парадигма прочно утверждается в историко-культурологических исследованиях.

Культурогенетическая тематика и исследование региона. Выявлено, что теория культурогенеза привнесла следующее в понимание сущности «региона»:

Во-первых, поскольку культурогенез - это один из видов культурной динамики, представляющий собой процесс культуротворческой деятельности субъектов любого таксономического уровня общественной организации, в том числе регионального сообщества, то культурогенетический подход - один из человекомерных подходов к изучению региона.

Во-вторых, сложносоставность культурогенеза (морфогенез, этногенез, социогенез, формогенез) можно проследить в любом формате, в том числе, в формате регионального собщества.

В-третьих, категория творчества, имманентно сочетающая как инновационные импульсы, так и культурные традиции, при этом становится центральной. культурный регионалистика урал

Автор резюмирует, что анализ историо- и культурогенетических теорий показывает следующее: преодолено долгое время существовавшее в науке представление о единстве исторического процесса, исключавшее рассмотрение регионализации в качестве глобального явления. Современные тенденции историософской мысли ведут к диалектическому единству двух противоположных подходов, благодаря чему родилось представление о том, что исторический процесс един и не един одновременно за счет существования в нем разных уровней - макро- и микроистории. Вполне очевидно, что история больших государств, исторические процессы, протекающие на целых материках и во всем мире, составляют макроуровень, тогда как человек в его неповторимой индивидуальности - это микроуровень. Регион же занимает промежуточное между этими уровнями положение. Проблема взаимоотношений между этими уровнями рождает одну из интереснейших интриг современной методологии, поскольку именно в регионе происходит превращение большого в малое и наоборот. Историческое регионоведение, в известной степени снимая дихотомию макро- и микромиров, призвано сделать историю более сбалансированной и гармоничной.

В третьем параграфе «Регион как фрагмент семиосферы» подчеркивается, что каждый регион может быть интепретирован как смыслонаполненное и смыслообразующее пространство; как текст; как фрагмент семиосферы, экстраполирующий ее сущностные характеристики.

Применительно к локус-территории, интерпретируемой как текст, в рамках географического подхода получила новое звучание теория палимпсеста. Модель «место как палимпсест» позволяет представлять регион как ряд сосуществующих географических пластов-контекстов, накладывающихся друг на друга. При этом каждый из этих контекстов ориентируется на свою доминанту и в определенных условиях может закрывать собой все другие.

Концепция палимпсеста перекликается с идеей о существовании локальных текстов культуры, к каковым можно отнести регион. Изучение локальных текстов русской культуры стало быстро развивающимся направлением культурологии.

С пониманием региона как смыслообразующего пространства корреспондируются идеи «образа места». Образ места включает в себя визуальные и эстетические характеристики места, его эмоциональное воздействие, его символику. Образ места необычайно значим как явление, как неповторимый узор смыслов, имеющих свои координаты в географическом пространстве, создает в конечном итоге структуру культурного ландшафта страны.

Автор делает вывод, что рассмотрение региона как фрагмента семиосферы и локального текста и «вторжение» семиотических элементов в аналитическое мышление приводит к обогащению «метафизических» конструктов региона.

В параграфе «Регион как форма организации социума» отмечено, что для регионального сообщества характерны черты социума в целом, такие как: всеобъемлющий характер согласования и регламентации тех или иных форм человеческой жизнедеятельности, касающихся наиболее важных сторон человеческого существования; членство в социуме объективно, но в региональном социуме возможна ротация его членов в силу миграционных и иных процессов;, члены социума, в том числе и регионального, оказываются психологически «своими» друг для друга. Граница регионального социума - это основная граница «своего» и «другого» для населения региона.

Регион как форма организации социума отличается следующими характеристиками: внутренним разнообразием, что является условием устойчивости социума; инерционностью структуры регионального социума, которая меняется достаточно быстро лишь при кризисах катастрофического масштаба; сбалансированностью социума, от степени которой зависят оптимальные условия для человека.

Понятие регионального социума передает совокупность субъектов социокультурной структуры региона, указывая на порожденное принадлежностью к одному географическому региону сходство интересов или иных социальных признаков - менталитета, образа жизни, культуры и т.д.

В параграфе «Регион как самоорганизующаяся система» обосновывается, что ограничение одностороннего понимания сущности региона преодолевается в рамках системного подхода, когда регион рассматривается в качестве системы открытого типа, объединяющей его естественно-природную и социокультурную сущность. Регион как социокультурная система отличается от естественно-природной рядом особенностей: наличием фактора самореференции - самоосознания, самоописания и самоосмысления; наличием субъекта - человека; культурным порядком (или беспорядком), которые на фоне физической и биологической формы развития отличаются смыслом, пониманием и оценкой природного и социального окружения; а так же синергийностью процессов самоорганизации. Самоорганизация региона объясняется в понятиях гомеостазиса (динамического равновесия), автопоэзиса (сохраняющаяся качественная сущность) и самореференции (отграниченности системы от внешнего мира).

Одновременно регион является подсистемой более сложного образования - государства (страны), мирового сообщества. Он не может существовать самостоятельно, без поддержки общесистемных связей, т.к. региональные процессы метаболизма (обмена), самопоэзиса и самореференции недостаточно отработаны для воспроизводства собственного развития на уровне современных требований.

В параграфе «Структурообразующие факторы региона как субкультурного локуса» утверждается, что известные концепции системообразующих факторов социокультурных регионов имеют как схожие черты, так и различия, диктуемые задачами исследования. Учитывая их немногочисленность, определенное новаторство, и для облегчения дальнейших научных изысканий по проблемам культурной регионалистики, автор останавливается на них подробно, анализируя сходство и различия концепций регионобразующих факторов В. В. Алексеева, А. С. Герда и Г. С. Лебедева, В. Л. Беловой, И. Я. Мурзиной, В. С. Цукермана. Самим диссертантом в 2001 году была сформулирована концепция факторов формирования региональной культуры в соответствии с заявленным подходом рассмотрения подсистем бытия человека (природы, общества и культуры) во взаимосвязи друг с другом (природно-ландшафтные, социально-исторические и общекультурные факторы).

Обобщая перечисленное, автор замечает, что данные концепции вооружают исследовательским инструментарием системное изучение любой региональной культуры в зависимости от его специфики и задач: общегуманитарных, культурологических, социологических и т. д.

В главе второй «Культурная динамика региона» в параграфе первом «Колонизация как фактор регионализации русской культуры» анализируются процессы колонизации в диалектике взаимодействия центростремительных и центробежных тенденций, централизованного и децентрализованного / локалистского / регионального начала.

Отмечено, что колонизация России была процессом включения новых земель/регионов в имперскую сферу. Культурная динамика регионов России как периферийных территориальных общностей в силу их специфики стала представлять собой разные варианты протекания имперских процессов. Каждый регион представлял какую-то «иную» Россию. В этом смысле следует говорить о «многих Россиях»: собственно России (Центральной), «России Урала», «России Сибири», «России Дальнего Востока» и т.д.

Утверждается, что процессы культурной динамики регионов имели несколько слоев: зачастую регион, имея свою историческую пространственно-временную протяженность, распадался на новые регионы. При этом возникающие в России конфигурации ее региональной структуры не исчезали в историческом процессе, а наслаивались в многослойный массив и откладывались в ее исторической памяти.

Приращения государства регионами имели несущие основы, которые могли иметь форму ядра и быть линейными, обусловленными торговыми путями как средствами коммуникации. Маршруты колонизации можно рассматривать в качестве своеобразных «силовых линий», коммуникаций освоения (маршрутно-каркасных или фронтирных), во многом определяющих культурную динамику и специфику того или иного региона.

Диссертант утверждает, что отличительной особенностью российской колонизации как ресурса регионализации России явилось следующее: во-первых, процесс колонизации России был значительно растянут во времени, это не создавало колоний западноевропейского типа, а расширяло целостный континентальный массив государственной территории. Н. Я. Данилевский утверждал, что направляющиеся из центра страны колонизационные потоки, как правило, «образуют не новые центры русской жизни, а только расширяют единый нераздельный круг ее». Данилевский, Н. Я. Россия и Европа. Взгляд на культурные и политические отношения славянского мира к германо-романскому. / Н. Я. Данилевский. М. 1991. С. 486 Во-вторых, включение регионов в унитарную систему России происходило с прагматическим учетом особенностей вхождения, культурных и политических различий присоединяемых земель. В советскую эпоху этот принцип был нарушен, что сделало неизбежными события «имперского» развала и последующего «парада суверенитетов» 80-90-х годов. В-третьих, русские переселенцы, будучи оторванными от привычной социокультурной среды, обостренно ощущали свою русскость. При этом само понятие «русскости» включало в себя клубок разнородностей. Русский субэтнос духовно скрепил Российскую империю, являясь живым и убежденным проводником общей веры в целостность и неделимость своего отечества. В-четвертых, культурная динамика регионов была тесно связана с процессами модернизации и экономической специализации регионов России. При этом сразу выявилась неравномерность в динамике различных регионов, в том числе и культурной. В-пятых, зародившаяся геополитическая структура России стала цивилизационным приобретением человечества. Россия посредством многообразного регионального каркаса выстраивала в единое коммуникативное межкультурное поле альтернативные варианты «евразийства»: российского, тюркского и конфуцианско-буддистского. Российское социокультурное пространство обеспечило связь двух мировых «центров роста» - Атлантики и Тихого океана, двух культурных моделей - Запада и Востока. Геокультурные поля ее разнородных регионов смягчали эти переходы, облегчали межкультурный диалог, улучшали культурный обмен, снимали конфликтные аспекты.

Таким образом, особая роль колонизации как фактора культурного регионализма в России исторически и географически закономерна.

В параграфе втором «”Россия регионов”: современная модель социокультурной системы» автор концептуализирует модель социокультурной системы России как «мир-империи» регионов. В качестве основания подобного моделирования обозначено: понимание социокультурной системы как типа социокультурного образования, доминирующего в социокультурной эволюции; характеризующегося большими размерами территорий и значимой численностью своего населения; имеющего оригинальные стандарты организации пространства, общества и государства и обладающего многими уникальными свойствами, отличающими его от других социально-культурных образований. При этом любая модель социокультурной системы - условна.

Диссертант предлагает авторскую модель социокультурной системы России, включающую восемь макрорегионов: Центральную Россию, Северо-Запад, Русский Север, Поволжье, Урал, Сибирь, Дальний Восток, Юг России. Ряд исследователей обозначают их как «цивилизации» («уральская», «сибирская», «дальневосточная», «северокавказкая» и т. д.), другие - как «субцивилизации» единой российской цивилизации; третьи отмечают особые «геополя», которые создаются этими регионами и т. д..

В качестве критериев подобного районирования диссертантом выбираются геокультурные константы и историко-культурная специфика. Далее автором дается развернутая характеристика указанных субрегионов в соответствии с избранными критериями.

В аналитических оценках специалистов ближайшее будущее России как социокультурной системы определяется неоднозначно, с широким спектром полярных аксиологических и содержательных определений, различными доктринами в отношении геополитики государства.

В параграфе «Региональная идентичность как феномен социально-культурного бытия регионального локуса» утверждается, что в научных изысканиях нет единства в вопросах признания региональных идентичностей русских, и существует множество парадоксов.

При культурологическом подходе к анализу этого вопроса становится очевидным, что появление особого типа личности, детерминированного особенностями природно-ландшафтного, историко-социального, производственно-хозяйственного, социокультурного развития конкретной территории, является одним из определяющих условий и результатов формирования региональной культуры. Современное научное знание признает существование особых «уральской», «сибирской», «дальневосточной», «южнорусской» и т. д. идентичностей. Региональная идентичность - это сложный конструкт, длительность вызревания которого измеряется поколениями. Процесс конструирования региональной идентичности имеет сложную природу: выбор «мы-они» происходит одновременно на нескольких уровнях. Объектами для сопоставления становятся другие регионы, Центр, Россия в целом, другие страны, реальное и/или воображаемое прошлое, настоящее и будущее самого региона.

По мнению диссертанта, формирование региональной идентичности можно рассматривать как проявление принципа эмерджентности (возникновение нового качества у синтеза элементов, каждый из которых подобного не имел).

Отмечено, что культурологический подход к изучению региональной идентичности имеет свою методологическую «вертикаль» и «горизонталь». Вертикальное направление - это изучение региональной идентичности в сложносоставной пирамидальной системе социальной идентичности (наряду с национальной, этнической, территориальной, локальной и т. д.), а так же ее собственной иерархизированной структуры. Горизонтальное направление - это проблема культурной дифференциации регионов в составе единого государства, проблема границ региональных различий. Культурологические исследования подтверждают, что культурные контрасты между регионами весьма существенны, в том числе между соседними регионами. В то же время внутри регионов наблюдается относительная культурная однородность.

В структуре региональной идентичности автором выделяются три взаимосвязанных компонента: региональное самосознание, региональные ценности (региональный этос) и региональная ментальность. Сущностные характеристики региональной идентичности реализуются через ряд функций, среди которых можно выделить: консолидирующую; инструментальную; регулятивную; мотивационную; психологическую; информационную функции и др.

В параграфе «Региональная культура как форма самосознания региона» отмечено, что понятие «региональная культура» генетически связано с понятиями «национальная», «этническая», «провинциальная», «локальная» культуры, частично коррелирует с ними, но не является взаимозаменяемым понятием. Далее автор обозначает разницу в сущности перечисленных понятий.

В структурном отношении региональная культура сложна и многоосновна. В качестве оснований в ней могут быть выделены: уровни родовой структуры (материальная, духовная, художественная; народная и профессиональная культура; традиционная и инновационная и др.), субкультуры по различным критериям (сословным, профессиональным, этническим, национальным, религиозным и др.); сферы утилитарно-практической деятельности; совокупность институциональных и неинституциональных форм создания, хранения и распространения культурных ценностей; уровни потребления культурного сервиса и восприятия искусства и др.

В функциональном отношении региональная культура призвана кодировать, хранить и транслировать локальный человеческий опыт во всех сферах деятельности населения регионального сообщества, обеспечивать воспроизводство культурной жизни региона, непрерывность регионального культурного процесса, а так же полноту индивидуального опыта.

Общее в региональных культурах как проявление общероссийского определяется едиными конституционными и законодательными основами, регламентирующими социокультурные процессы, государственным языком, определенным единством образовательной системы, задаваемой государственными стандартами общего и профессионального образования. Общими являются архетипы, заложенные в российский менталитет и определяющие специфику национального характера. Как общероссийский компонент, входят в любую региональную культуру технологии материальной культуры; умонастроения, социальные ожидания, политические предпочтения духовной культуры; стилистические принципы художественной культуры и т. д.

Современные региональные культуры эклектичны - они представляют собой сложную мозаичную картину соседствующих, но не всегда взаимодействующих субкультур. Однако в большинстве российских регионов складывается особый, комплементарный тип культуры, который позволяет каждой субкультуре, как неотъемлемой части целого, развиваться самостоятельно. В этом случае региональная культура выступает консолидирующим фактором для регионального сообщества.

В современном мире практически не осталось культур, в которых над универсальным преобладает локальное и наоборот. Сегодня в любой культуре обнаруживаются обе позиции. Мировая динамика накладывает серьезный отпечаток на культурную самобытность локальных сообществ, не при этом не устраняет и не разрушает ее.

В главе третьей «Субкультурный локус Южноуральского региона: генетические основы, базовые закономерности и константные характеристики» в параграфе первом «Региональный топос как конституирующее основание культуры Южного Урала» отмечено, что наличие горного массива, богатого рудой, углем и лесом, а также запасов воды (рек и озер) определило появление и развитие специализации края как важного горнорудного и металлургического центра. Пограничное положение региона на перекрестке переселенческих путей, на границах Азии и Европы; России и территорий кочевых племен обусловило развитие военного дела (создание военных поселений - казачьих станиц и крепостей), а также торговли.

Уральские горы явились осью мироздания, центром магического пространства, скрепами больших узловых регионов: Центрально-Поволжского и Сибирского. Это стык цивилизаций: аграрной и индустриальной. Это узел частей света: Запада и Востока. Парадокс семантики Уральского хребта заключается в том, что она одновременно выступает как граница (разграничитель) и скреп (соединитель), периферия и центр. Подобная связка никогда не несла в себе дилеммы («или - или»), это дихотомия, предполагающая двухчастное единство целого. Данная позиция определит специфическую черту уральской региональной культуры: ее пограничный характер, когда Южный Урал становится тем экспериментальным полигоном, где создаются культурные модели, основанные на сплаве западно-восточных традиций. Пограничье географическое породило пограничье культурное.

Концентрическое восприятие пространства с сакральным центром - Горой - сохранялось в мировоззрении уральцев вплоть до ХХ в. Главной характеристикой региона является опора, т. е. центральное положение в жизни страны. Уральские реки становятся артериями, по которым двигаются с запада на восток и с севера на юг колонизаторы. Пространственная организация уральских поселений объяснялась тем, что горнорудное и металлургическое производство было немыслимо без огромных запасов воды. Степь явилась местом обширнейших интенсивных контактов со времен Великого переселения народов и обусловила небывалую этническую пестроту региона. Степь способствовала укорененности в уральском хронотопе кочевого образа жизни (отчасти благодаря естественным процессам этногенеза кочевых и оседлых народов Южного Урала; а отчасти - из-за трагических событий политической истории нашей страны, насильственного «кочевья» ХХ в.). Бескрайность степи потребовала жесткой организации пограничных рубежей региона, формирования определенной этносословной категории местного населения - казачества.

В параграфе «Цивилизационное движение за «Камень» и его культурные итоги» Южный Урал с его степями и лесостепями стал обширнейшим регионом интенсивных контактов и постоянного взаимовлияния финно-угорской, индоевропейской и тюркской этнокультурных и языковых общностей. Объединенные одной территорией, эти этносы выработали в своем самосознании представления о «родной земле», эмоциональное восприятие «родной природы», которые имели точки сопряженности, хотя и не всегда идентичные у различных этнических групп. Разнообразные элементы этнических культур несли на себе печать природно-географических условий Южного Урала и способствовали формированию собирательного образа его жителя - уральца.

Миграционные процессы на Южном Урале имели следующие особенности: наряду с развитием горного дела и металлургической промышленности освоение южных районов диктовалось стратегическими задачами укрепления обороноспособности страны и формирования ее границ с Дикой степью. Миграция носила чаще всего «квантовый» характер, т. е. не была непрерывной во времени и сплошной с точки зрения географии. Это определило «гнездовое» расположение заводов, а следовательно, и «гнездовой» характер материальной и духовной культур жителей заводских поселков, сохраняющих традиции той местности, выходцами которой они были.

Переселенческое движение на Южный Урал привело к тому, что уже к исходу ХVIII в. здесь сложилось довольно многочисленное русское население, неравномерно разбросанное по обширной территории края: так, например, к концу XIX - началу ХХ вв. в Пермской губернии доля русских составляла 9/10, а в Уфимской губернии - 1/3 всего населения.

В параграфе «”Cтруктуры повседневности” субкультурного локуса Южного Урала» обосновывается, что специфику южноуральской культуры повседневности определила специализация края как «рудника» и «завода» Государства Российского. Из множества факторов, наличествующих в региональной культуре, автор выделяет два, сыгравших, на его взгляд, системообразующую роль в ее формировании. Во-первых, как и на всем Урале, в его южной части ощущалось решающее влияние горнозаводской промышленности на традиционную культуру. Однако, в отличие от других территорий Большого Урала, на юге, помимо доминирования черт рабочей субкультуры, было значительным влияние казацкой субкультуры в морфологической структуре культуры. Вместе с тем сохраняющаяся привязанность как рабочего, так и казака к земле, наличие подсобного хозяйства определили специфику «гибридного» характера этих субкультур: неразрывную связь с хозяйственными традициями крестьянского труда. Во-вторых, традиционная великорусская культура в условиях региона претерпела изменения под воздействием как внутренних (межэтническое взаимодействие русских), так и внешних (влияние народов финно-угорской и тюркской групп) процессов этнической аккультурации. Примеры тому можно увидеть в костюме уральцев; в предметах быта; в соотношении праздничных календарей русских и башкир; одинаковых приемах организации и проведения праздников (гуляний, свадеб).

Представление о структурах повседневности южноуральского населения дается автором через анализ культурной специфики жилища, одежды, пищи, особенности семейно-бытового уклада, системы ценностей и т. д.

Доказано, что традиции общенациональной русской культуры получили в местных условиях специфическое преломление; а так же тот факт, что материальная культура южноуральцев в большей степени, чем духовная, сохраняла автономные этнические черты проживающих здесь народов.

В параграфе «Южноуральская модификация региональной идентичности» отмечается, что доминанты региональной ментальности «прорастают» через вековые пласты истории и культурных трансформаций и сохраняют свое значение и смысл в нормативно-ценностном пространстве современной культуры региона. Хронотоп жителей Южного Урала рассматривается через мифологическую, номадическую составляющие и как пространство «машинной рациональности». Для мифологической составляющей уральцев характерно циклическое восприятие движения, отношение ко времени как вечному возвращению; а к пространству - как к состоящему из концентрических кругов с сакральным центром - горой. Номадическое восприятие пространства-времени - это некоторые неизжитые и вновь приобретенные элементы кочевого социального уклада, наложившие отпечаток на ход региональной истории. И, наконец, Южный Урал - это пространство-время «машинной рациональности». Уважение к научной картине мира, вера в возможности технического разума, как и раньше, находят здесь благодатную почву.

«Уральский характер» - это ценностно-поведенческий комплекс, ярко не выраженный, но определяющий в некоторой степени установки и поведение некоторой части уральского населения. Он выступает генетически и культурно-исторически выработанным феноменом, закрепленным поколениями людей в условиях специфической среды. «Уральцу» присущи: невозмутимое спокойствие и долготерпение в отношении тягот жизни; сдержанность, доходящая до суровости; выносливость; общинная взаимовыручка и взаимопомощь, «чувство локтя» и коллективизм; трудолюбие; религиозное «нестяжательство»; особая приверженность старине и традициям, консервативность взглядов; характерная сметливость, решительность, способность к самостоятельным решениям; свободолюбие; готовность к трудовому подвигу; патриотизм, «оборонное сознание»; осмысление благополучия своей судьбы только в контексте благополучия Родины и т. д.

Южный Урал стал пространством, где время преобразило этнические константы, а сложившееся единое региональное сознание превратилось в консолидирующее начало жизни края, надежную основу взаимопонимания и равенства всех живущих здесь.

В параграфе «Локусы “творцов” южноуральской культуры: опыт обобщения» обозначено, что социокультурная практика Южного Урала обозначает целый спектр существующих в ней обобщенных образов «культурных героев», отвергая исчерпанность регионального типа южноуральца лишь образом рабочего. Условно среди «культурных героев» южноуральской провинции можно выделить следующие образы: трудящийся (уральский крестьянин и уральский рабочий); служивый человек, воин (помимо уральского казака, мы бы отнесли сюда и монахов периода колонизационного освоения края); просветитель-практик, профессионал (лучшие представители эпохи среди заводчиков, золотопромышленников, горные инженеры, технические кадры) и торговые люди (уральские купцы, мещане). Понятие «культурные герои» провинции относится к представителям местного общества, которые выступали как генераторы идей преобразования и реформ. Благодаря своим «культурным героям» Южный Урал заявляет о себе, становится тем истоком, который питает российский культурный мир.

В параграфе на значительном историко-эмпирическом материале дается обобщающий анализ каждого из обозначенных сословных представителей как субъектов регионального культуротворчества.

Заключение

Изложены выводы, обобщающие основные положения исследования, намечены дальнейшие перспективы научных изысканий.

Основные положения диссертации изложены в следующих публикациях автора

Монография:

1. Казакова, Г. М. Культура Южного Урала: локальный вариант регионального измерения: монография / Г. М. Казакова. - СПб.: 2007. - 254 с.

Статьи в изданиях, рекомендованных ВАК:

2. Казакова, Г. М. Формирование культурно-исторического пространства Урала: теоретико-методологические подходы к изучению // Вестник Южно-Уральского государственного технического университета. 17 (72) 2006. Серия «Социально-гуманитарные науки», выпуск 7. - С. 229 - 232.

3. Казакова, Г. М. Колонизация как фактор регионализации русской культуры / Вестник Челябинского государственного университета. Философия. Социология. Культурология. 2009. - № 11 (149). Вып. 11. - С. 73 - 77.

4. Казакова, Г. М. Социокультурный регион как фрагмент семиосферы // Вестник Челябинского государственного университета. Философия. Социология. Культурология. 2009. - № 18 (156). - С. 56 - 60.

5. Казакова, Г. М. Культурные миссии регионов России (на примере Урала и Сибири) // Известия Российского государственного педагогического университета им. А. И. Герцена. № 7 (21). Ч. II: Общественные и гуманитарные науки: научный журнал. - СПб., 2006. - с. 51 - 60.

6. Казакова, Г. М. Региональная культура: родо-видовые признаки и структурно-функциональные характеристики // Вопросы культурологии. 2009. - № 5 - С. 12 - 15.

7. Казакова, Г. М. Региональная и провинциальная культуры: о сущностных характеристиках // Вестник Московского государственного университета культуры и искусств - 2007. - № 3 (19) - С. 110 - 114.

8. Казакова, Г. М. Проблемы становления российской региональной идентичности в исторических реалиях и научном культурологическом знании // Вестник Московского государственного университета культуры и искусств. 2009. - № 1 (28). - С. 34 - 40.

9. Казакова, Г. М. Российская региональная идентичность: современный культурологический дискурс // Вестник Московского государственного университета культуры и искусств. 2008. - № 6 (27). - С. 16 - 20.

10. Казакова, Г. М. Культурные универсалии регионального менталитета // Вестник Челябинского государственного университета. Философия. Социология. Культурология. 2007. - № 4 (82) - С. 45 - 53.

11. Казакова, Г. М. «Культурные герои» Уральской провинции: опыт обобщения // Личность. Культура. Общество. Т. 10. № 3 - 4 (42 - 43), 2008. С. 318 - 325.

Статьи:

12. Казакова, Г. М. К вопросу о содержании понятия «регион» // Россия и регионы: новая парадигма развития. Материалы Всероссийской науч.-практ. конф. Ч.1. Челябинск, 2002. - С. 94 - 100.

13. Казакова, Г. М. Регион как пространство геоландшафтное и социокультурное // Единое социокультурное пространство: теоретические и управленческо-технологические проблемы: матер. междунар. науч.-практ. конференции. Челябинск, 2009. С. 29 - 33.

14. Казакова, Г. М. Сущность социокультурного региона в контексте системного подхода // Вестник ЧГАКИ. 2009. - № 2 (18). - 47 - 51.

15. Казакова, Г. М. Осмысление социокультурного региона в рамках теории культурно-ландшафтного районирования // Вестник ЧГАКИ. 2009. - № 3 (19). - С. 30 - 35.

16. Казакова, Г. М. Региональная парадигма культурологических исследований // Россия и регионы: Социальные ориентиры политического и экономического развития. Программа ХХ Международной научно-практической конференции. - Челябинск, 2003.

17. Казакова, Г. М. Регионализм как научный принцип гуманитарного знания: история становления и современные подходы // Вестник Челябинской государственной академии культуры и искусств. 2003, № 5. - С.60 - 66.

18. Казакова, Г. М. Региональные культуры России: общее в особенном // Социально-культурное пространство региона: - Мат. Всерос. науч.-практич. конф. (Тюмень 17-18 апр. 2003г) - Тюмень: 2004. - С. 5 - 13.

19. Казакова, Г. М. Основы региональной культуры: уч. пособие. Гриф УМО «Народная художественная культура», «Социально-культурная деятельность». - Челябинск, 2008. ISBN 5-94839-106-X. (13, 6 п. л.)

20. Казакова, Г. М. Ценностные ориентиры этнопедагогики как основа регионального образования // «Педагогическое образование и наука», № 3, 2007. - С. 42 - 46.

21. Казакова, Г. М. Формирование Уральской ветви Российской культуры: теоретико-методологические подходы к изучению // Россия - Узбекистан: перспективы образовательно-культурного сотрудничества: сб. науч. трудов Междунар. конф. - Челябинск: ЧГАКИ, 2007. - С. 34 - 42.

22. Казакова, Г. М. Проблемы региональности в изучении художественной культуры России. // Культурологические исследования. Направления, школы, проблемы. Сб. науч. тр. - СПб: Изд-во РГПУ им. А.И.Герцена, 1998. - С. 75-80.

23. Детерминанты художественной культуры Южного Урала нового и новейшего времени // Регионы России: художественные процессы Нового и Новейшего времени: сб. науч. ст. Санкт - Петербург: Изд-во РГПУ им. А. И. Герцена, 2001. - С. 54 -64.

24. Казакова, Г. М. Некоторые детерминанты культуры повседневности Южноуральского региона // Повседневность как текст культуры: материалы Междунар. науч.конф. - Киров: Изд-во ВятГУ, 2005. - С. 164 - 171.

25. Казакова, Г. М. Городская субкультура Южного Урала: некоторые аспекты генезиса // Южный Урал в судьбе России (к 70-летию Челяб. обл): Мат. Всерос. науч. практ. конф. - Челябинск, 2003 - С. 354 - 358.

26. Казакова, Г. М. Опыт реконструкции «уральского» менталитета // Вестник № 2 Челябинского института экономики и права. - Челябинск, 2002. - С. 183 - 187.

27. Казакова, Г. М. Национально-этнические отношения на Южном Урале // Урал в диалоге культур и эпох / Сборник материалов III Славянского научного собора 24 мая 2005г. с междунар. участием, г. Златоуст. - Челябинск: ЧГАКИ, 2005. С. 41 - 44.

28. Художественная культура Урала 18-19 вв. // Вестник ЧГАКИ. Серия 3: Культурологические науки. - Челябинск, 2003, № 3. - С. 28 - 41.

29. Казакова, Г. М. Духовный мир русских уральцев // Человек в мире культуры: сб. науч. трудов. Вып. 2 / Урал. гос. пед. ун-т.- Екатеринбург, 2006. - С. 30 - 35.

30. Казакова, Г. М. Русский язык как репрезентант этнокультурных контактов (на примере Южного Урала) // Мир русского слова и русское слово в мире. Мат. XI Междунар. конгресса ассоциации преподавателей русского языка и литературы. Варна, 17 - 23 сентября, 2007. Т. 4. Sofia, Heron press, 2007. - С. 517 - 520.

31. Казакова, Г. М. Уральский монастырь как «культурное гнездо» колонизирующейся России (на примере Далматовского монастыря) // Православная культура на Урале: контексты истории и современность: материалы науч.- богосл. конф. с междунар. участием: IV Слав. науч. собор «Урал. Православие. Культура». - Челябинск, 2006. - С.173 - 177.

Объем 2,5 п.л. Тираж 100 экз.

Заказ №. Ротапринт МГУКИ

Адрес университета и типографии:

141406, Московская обл., г. Химки-6, ул. Библиотечная, д. 7

Размещено на Allbest.ru