Размещено на http://www.allbest.ru/

Государственный институт искусствознания

Автореферат

диссертации на соискание ученой степени

Роспись церкви Феодора Стратилата на Ручью в Новгороде: проблемы идейного содержания и художественного своеобразия храмовой декорации позднепалеологовского времени

17.00.04 - Изобразительное и декоративно-прикладное

искусство и архитектура

доктора искусствоведения

Царевская Татьяна Юрьевна

Москва

Работа выполнена в Отделе древнерусского искусства Государственного института искусствознания РФ

Официальные оппоненты:

доктор искусствоведения, профессор, Смирнова Энгелина Сергеевна, Московский государственный университет имени М.В. Ломоносова

доктор искусствоведения, профессор Попов Геннадий Викторович, Центральный музей древнерусской культуры и искусства имени Андрея Рублёва

доктор искусствоведения, Залесская Вера Николаевна, Государственный Эрмитаж

Ведущая организация: Санкт-Петербургский государственный университет

Защита состоится 27 ноября 2008 года в 14.00 на заседании Диссертационного совета Д 210.004.02 при Государственном институте искусствознания РФ по адресу: 125009, Москва, Козицкий пер., д.5

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Государственного института искусствознания

Автореферат разослан 13 августа 2008 года

Ученый секретарь диссертационного совета, доктор искусствоведения Коваленко Георгий Федорович

Общая характеристика работы

Объектом исследования является один из важнейших памятников искусства не только Древней Руси, но и всего православного мира периода Средневековья - ансамбль фресковой росписи церкви Феодора Стратилата на Ручью в Новгороде. Он рассматривается в широком контексте поздневизантийской культуры как её своеобразный «микрокосм» и, в то же время, как художественный феномен определенных условий культурного развития крупного древнерусского центра.

Выбор объекта исследования обусловлен следующими факторами.

Во-первых, в истории искусства Древней Руси и стран византийского ареала вторая половина XIV в. была периодом активного строительства и украшения храмов стенописью. Однако от него дошли лишь единицы монументальных ансамблей, которые могут быть связаны с искусством византийской столицы; при этом, в ряде случаев их фресковое убранство сохранилось лишь в малой степени. Роспись церкви Феодора Стратилата в этом отношении представляет собой редкий памятник, выдающийся как по объему материала, так и по его значимости. Являя собой важное связующее звено между художественными культурами Византии и Руси, Этот ансамбль позволяет существенно восполнить существующие сегодня в науке представления о мировосприятии и характере образного мышления людей, создававших наиболее значительные произведения византийского и русского искусства в преддверие поворотных периодов истории двух государств.

Во-вторых, иконографическая структура этого памятника - как и любого выдающегося ансамбля, где каждый отдельный элемент есть часть органичного, неделимого целого, построенного на основе определенных принципов, - весьма обширна и многосоставна. Она фокусирует в себе актуальный и специфический для своего времени комплекс богословских идей, позволяя судить не только об образном мире, созданном художниками, но и о духовном мире участников свершаемой в храме литургии, объединяющей оба этих мира.

В-третьих, ресурсы одного из самых ярких явлений поздневизантийского искусства - «экспрессивного» направления, которому принадлежит роспись церкви Феодора Стратилата, - наиболее отчетливо и последовательно раскрылись именно в монументальной живописи - прежде всего, в силу особенностей техники, требующей быстроты исполнения и тяготеющей к открытой и более контрастной системе моделировки формы.

Предмет исследования - принципы организации византийской храмовой декорации позднепалеологовского периода, её связь с традицией и черты новаторства; особенности идейного содержания и художественного образа. Они рассматриваются в контексте актуальных для эпохи богословских течений, отражавших мистические настроения определенной части византийского общества в последний период существования Византийской империи. Монументальная живопись «экспрессивного» направления, при всем многообразии его проявлений, обладает определенным репертуаром стилеобразующих приемов живописно-пластического построения изображения, сформировавшимся преимущественно на основании константинопольской художественной традиции уже в первой половине - середине XIV в. Соотношение компонентов этого художественного «вокабуляра» под воздействием тех или иных настроений, духовных веяний, вкусов местной среды, степени её близости классической традиции, творческой индивидуальности живописца в различные периоды менялось, в еще большей мере, чем в средневизантийский период, но принадлежность памятника «экспрессивному» направлению оставалась всегда узнаваемой. Уяснение принципов организации художественной формы и образной интонации означенного ансамбля, рассматриваемого в рамках этого направления, таким образом, позволяет достаточно точно и тонко улавливать вектор перемен современного памятнику художественного мышления, понимать механизм его связи с общими процессами духовного развития и основными тенденциями искусства позднепалеологовской эпохи.

Одной из ведущих в исследовании является проблема преемственности византийской традиции на русской почве. Для её раскрытия принципиальное значение имеют вопросы влияния культурно-политических факторов, определявших духовную жизнь русского общества второй половины XIV в., изучение специфических черт ансамблевого мышления и усвоения на местной почве художественного стиля, принадлежащего одному из магистральных направлений позднепалеологовского искусства. Особое значение придается рассмотрению проявлений этого стиля на русской почве, в росписи церкви Феодора Стратилата на Ручью в Новгороде - до сих пор специально не исследовавшемся крупном ансамбле монументальной живописи Византии и Древней Руси.

Хронологические рамки исследования ограничиваются материалом искусства второй половины XIV в. - периода, известного в византинистике под названием позднепалеологовского. Именно на это время приходится пик миграции лучших художественных сил из ветшающей столицы Византийской империи на территорию более благополучных православных государств, отчего об искусстве Константинополя этого времени становится возможным судить преимущественно на основании памятников, возникших далеко за его пределами. Новгород, по стечению исторических обстоятельств, счастливых для этого крупного средневекового центра и драматичных для Византии и Балкан, на коротком отрезке времени и пространства сосредоточил внушительные художественные силы, став прибежищем для мастеров, представлявших различные направления живописи византийского мира. Переживаемый в это время расцвет Новгородской республики, выделяющийся даже на фоне общего духовного и экономического подъема русских земель в преддверии Куликовского сражения, сопровождался невиданным прежде размахом храмового строительства. Для новгородских живописцев это был новый этап интенсивного освоения опыта рафинированной византийской культуры. Одновременно это была и важная веха самостоятельного творчества, результаты которого стали очевидны уже в некоторых произведениях конца XIV в., предвосхитивших мощный расцвет новгородской школы живописи следующего столетия.

Географические границы исследования, несмотря на территориальную принадлежность объекта исследования, церкви Феодора Стратилата на Ручью, средневековому Новгороду, определяются широкой территорией локализации дошедших до нас памятников монументальной живописи позднепалеологовского периода и охватывают практически все регионы православного мира - от главных художественных центров Византийской империи - Константинополя, Фессалоник и Мистры - до стран византийского ареала в землях южных славян (Сербия, Македония, Болгария), Кавказа и основных культурных центров Древней Руси (Новгород, Псков, Москва).

Актуальность исследования. С ансамблем росписи новгородской церкви Феодора Стратилата на Ручью сопряжена одна из ключевых проблем медиевистики - проблема преемственности традиции Византии в культурах стран византийского ареала, среди которых Руси принадлежит главное место. На самом конечном этапе «легитимизации» этой преемственности возник целый ряд непревзойденных шедевров живописи, ознаменовавших расцвет таких крупных художественных центров как Новгород, Псков, Москва. Этот процесс совпал с формированием феномена великорусского культурного самосознания. Проблема эта в отечественной научной искусствоведческой литературе до сих пор не стала предметом углубленного рассмотрения и, безусловно, является актуальной. Особое значение имеет изучение факторов, играющих роль объединяющего начала на фоне существующей разнородности культурного развития различных областей бывшего Киевского государства, распространения умонастроений, связанных с религиозным движением в Византии, стремившимся преодолеть местные национальные и политические барьеры, вопросы о том, оказало ли это движение решающее влияние на русскую культуру и искусство или нет, до сих пор остаются в искусствознании центральными и наиболее дискуссионными.

В связи с этим особую важность приобретает изучение наиболее заметных художественных явлений эпохи. Одно из них - «экспрессивное» направление византийской живописи, на протяжении XIV - начала XV вв. прошедшее определенную эволюцию, ярко и последовательно представлено группой новгородских памятников монументальной живописи второй половины XIV в., созданных при непосредственном участии греческих мастеров. Их искусство, отражающее важные для своего времени духовные искания наиболее просвещенной части византийского общества, нашло отклик в художественной культуре Новгорода, послужив мощным импульсом для её расцвета. Вопрос о сложном взаимоотношении, существующем между фресковыми ансамблями церквей Успения на Волотовом поле, Спаса Преображения на Ильине улице и Феодора Стратилата на Ручью, до сих пор остается одним из полемичных в изучении древнерусской живописи второй половины XIV в. Разрешить его стремится настоящее исследование, впервые комплексно рассматривающее роспись церкви Феодора Стратилата - наименее изученную в данной группе памятников. Актуальность изучения этого памятника возросла в связи со сделанным в последние годы уточнением времени его исполнения. Благодаря обозначившейся в ходе исследования дате (около 1378 г.) открылась возможность составить более четкое представление о путях формирования «экспрессивного» направления, по-новому осмыслить некоторые особенности художественных процессов развития новгородской школы живописи накануне её расцвета.

Духовный климат позднепалеологовской эпохи, с его утонченной богословской ученостью, ощущением грядущих глобальных политических катаклизмов, упованиями на объединяющую силу Церкви, единство православного мира в противостоянии внешней опасности, поисками путей как личного, так и всеобщего спасения, не мог не отразиться в стилистике и программах храмовых декораций. В связи с этим особый интерес представляют анализ и истолкование идейного замысла росписи церкви Феодора Стратилата, в разработке иконографической программы которой прослеживается участие творческой индивидуальности, обладавшей незаурядной богословской образованностью и по-видимому принадлежавшей к интеллектуальным кругам византийского общества.

Изучение этого ансамбля имеет принципиальное значение как для уяснения художественных процессов в жизни Новгорода второй половины XIV в., так и для понимания других явлений русской средневековой культуры: роспись церкви Феодора Стратилата содержит уникальный материал, существенно дополняющий представление об одном из самых ярких периодов истории русского искусства - эпохи Андрея Рублева: вполне вероятно, что в среди лучших художественных сил, стягивавшихся из различных культурных центров для восстановления храмов Москвы, разоренной в 1382 г. Тохтамышем, оказались вместе с Феофаном Греком и мастера Феодоровской церкви. Известно, что ни одного московского ансамбля стенописи этой поры не сохранилось, и о ней до сих пор можно судить лишь по фрагментам росписей Успенского храма на Городке в Звенигороде и небольшим частям ансамбля стенописи Успенского собора во Владимире. Поэтому новгородские ансамбли монументальной живописи и, в первую очередь, практически полностью поддающаяся реконструкции иконографическая программа росписи церкви Феодора Стратилата, новаторская по своему характеру, по сути, представляют единственную возможность в определенной степени восполнить эту лакуну. Более того, поставленный в духовный и художественный контекст эпохи, этот памятник чрезвычайно обогащает картину не только истории искусства Новгорода и Москвы, но и Восточной Европы конца средних веков и, тем самым, в немалой степени помогает лучше понять «ту область мира, влияние которой на историю человечества есть факт не только прошлого, но и настоящего» (прот. И. Мейендорф)

Степень изученности. Исследование росписи церкви Св. Феодора Стратилата в Новгороде представляет часть широкого процесса изучения византийской позднепалеологовской храмовой декорации.

Развитие представлений об идейном содержании храмовых программ второй половины XIVв., их соотношения с традицией, особенностях стиля и художественного образа, насчитывающее более чем столетнюю историю, напрямую связано с введением в научный оборот и изучением ансамблей монументальной живописи второй половины XIV в.

Исходным материалом освоения основ палеологовской храмовой декорации служили отчеты русских «археологических» экспедиций XIX - первых десятилетий XX вв.. возглавляемых Н. П. Кондаковым, Д.В. Айналовым, Н.Я. Марром, Е.К. Рединым и предпринимавшихся с участием европейских ученых (Г. Милле) на Афон, в Константинополь, в Грузию и на Балканы. На основании натурных исследований в них описывались тематика, иконографический состав и сюжеты композиций фресковых ансамблей, в числе которых были и памятники второй половины XIV в. Эти труды, а также менее крупные публикации, нередко фиксирующие лучшее состояние стенописи, приобрели сегодня ценность исторических источников. К этому раннему этапу исследований принадлежат и предварительные заметки Н.Л. Окунева и А.И. Анисимова и Д.П Гордеева, выполненные в 1910-х гг. в процессе раскрытия из-под побелок и записей фресок церкви Феодора Стратилата на Ручью: в них в основном определен состав иконографической программы, но задолго до завершения расчистки стенописи угадано ключевое для всего ансамбля значение цикла Страстей Христовых, размещенного в алтаре; стиль живописи напрямую соотнесен с росписью церкви Успения на Волотовом поле.

Специфические черты позднепалеологовских ансамблей монументальной живописи, позволившие в дальнейшем рассматривать храмовую декорацию как самостоятельный пласт поздневизантийской живописи, начиная с 1950-1960-х гг. оказались в центре внимания исследователей, занимавшихся целенаправленным изучением творчества отдельных мастеров (Феофан Грек, Кир Мануил Евгеник), конкретных ансамблей стенописи второй половины XIV в. и крупных региональных групп памятников (В.Н. Лазарев, М. В. Алпатов, А. Грабар, В. Петкович, С. Радойчич). Увлечение формально-стилистическим методом исследований нередко приводило к субъективным оценкам, что, в частности, сказалось на определении В.Н. Лазаревым росписи церкви Феодора Стратилата как работы новгородского ученика Феофана Грека.

В те же годы начала интенсивно расширяться база иконографических штудий некоторых своеобразных или совершенно необычных, свойственных лишь позднепалеологовской декорации иконографических мотивов. Одной из наиболее разрабатываемых оказалась проблема, связанная с теми частями декорации, которые непосредственно сопряжены с конкретно-историческими условиями возникновения фресковых ансамблей (ктиторская тематика, образы национальных святых, отражающие благочестие светских властей и заботу властей церковных о чистоте веры) (С. Радойчич, Я. Радованович, В. Джурич, несколько позднее - Г.И. Вздорнов и др.). Отдельные компоненты храмовой декорации (Богородичные циклы, программы декорации приделов) в составе появившихся в это время иконографических сводов (Ж. Лафонтен-Дозонь, Г. Бабич) получили истолкование в контексте литургического назначения различных частей храмового пространства.

Серьезные сдвиги в представлении о позднепалеологовской храмовой декорации произошли в 1970-1980-е гг. с появлением фундаментальных исследований групп памятников поздневизантийского искусства в различных регионах византийского мира. Среди них - монография и статьи С. Дюфренн о росписях Мистры, в которых большое внимание уделяется зависимости состава росписей от архитектурного типа церковных зданий и впервые анализируется характерная для поздневизантийской эпохи тенденция к насыщению иконографических схем литургическим содержанием, усложнению их богословского контекста.

Огромное значение для расширения знаний о наиболее важных художественных течениях и иконографической проблематике позднепалеологовской храмовой декорации имела книга В. Джурича «Византийские фрески в Югославии» (Белград, 1974), включающая в свой состав характеристику ряда ансамблей второй половины XIV в. в нескольких крупных исторических регионах византийского мира (памятники славянской Македонии, живопись моравской школы). Особую ценность представляют обобщения, касающиеся расширения литературной (главным образом - гимнографической) основы стенописей, новых соотношений в искусстве этого времени между классицистическим наследием раннепалеологовского периода и усилившейся экспрессией художественного языка и образа. Эти перемены объясняются исходя из особенностей духовной атмосферы времени, пронизанной монашеским мистицизмом.

Об общности и многообразии вариантов позднепалеологовской храмовой декорации наиболее последовательное представление даёт серия появившихся в 1970-1990-е гг. монографий о фресковых ансамблях второй половины XIV в. (иногда - разделы в составе обзорных трудов, посвященных искусству крупных исторических регионов), а также многочисленные статьи, рассматривающие вопросы стиля и иконографии Сербии и Македонии (Ц. Грозданов, Б. Тодич, Я. Пролович, З. Ивкович); Болгарии (Э. Бакалова, Л. Мавродинова), Пелопоннеса (Д. Мурики, М. Хатзидакис, Е. Цигаридас), Грузии (Т. Вельманс), Руси (Г.И. Вздорнов, Л.И. Лифшиц). Отдельные иконографические мотивы храмовой декорации изучены подробно (изображения Небесного двора, Небесной литургии, Трапезы Премудрости, некоторые аспекты монашеской тематики). В этот же период был в значительной степени уточнен иконографический состав росписей церкви Феодора Стратилата, намечены пути прочтения некоторых частей её иконографической программы (В.М. Ковалева).

Интерес к проблемам позднепалеологовского искусства инициировал широкие сопоставления локальных школ с константинопольской живописью и традициями палеологовского ренессанса. Особое внимание исследователей привлекли проявления в определенном круге памятников третьей четверти XIV в. усиленной драматизации образа, экспрессивных эффектов и беспрецедентной динамики (О. Демус, Д. Мурики, Е. Кириакудис). Последовательно проследила вариации искусства такого типа О.С. Попова, рассматривая его как один из путей интерпретации новых духовных устремлений, как художественное течение, «в крайних своих проявлениях стремящееся к мистическому осмыслению образа и художественного языка». Жизнь «экспрессивного» стиля как ведущего художественного направления поздневизантийской эпохи, имеющего столичное происхождение и отражающего целую программу духовных поисков, тесно связанную с мистической линией христианского богословия, охарактеризовала Г.С. Колпакова. Интересными для нашего исследования представляются рассуждения исследовательницы о различных фазах позднепалеологовского искусства: экспрессивной (третья четверть XIV в.) и «псевдоэкспрессивной» (последняя четверть столетия), наследующей экспрессивные приемы живописи, но имеющей иное внутреннее содержание.

В современных исследованиях получают более тонкое иконологическое истолкование в контексте богословских идей своего времени отдельные иконографические мотивы позднепалеологовской декорации, развивающие тему Евхаристии (завершающий этап эволюции иконографии Небесной литургии), Церкви небесной и земной, Божественной славы, Премудрости Божией, монашеской аскезы, Богородичной иконографии (образы Акафиста Богородицы, Живоносный источник, и др.) и литургических гимнов (Ц. Грозданов, М.Маркович, Т. Стародубцев, Э. Бакалова, С. Цветковски, А. Гулевски, З. Гаврилович, Т. Вельманс).

Одна из самых дебатируемых в изучении позднепалеологовской храмовой декорации - проблема влияния духовного опыта исихазма и учения св. Григория Паламы на художественный образ, стиль и иконографию росписей. Эта проблема, затронутая еще в 1960-1980-е гг. (В.Н. Лазарев, М.В. Алпатов, Н.К. Голейзовский, И. Мейендорф, А. Грабар, Х. Бек, А. Риго, Э. Бакалова, и др.), остается актуальной и сегодня. Определенные возможности реконструкции воззрений исихастов на изобразительное искусство исходя непосредственно из их сочинений существуют, хоть и не лежат на поверхности. К ним обращаются преимущественно в исследованиях структуры художественного образа и в истолковании особенностей стиля живописи (О.С. Попова, Г.С. Колпакова). Вопрос же о влиянии идей исихазма и, в частности, паламизма на иконографическое содержание произведений искусства, в особенности - на храмовые программы позднепалеологовского периода, все еще разработан недостаточно. Новейшая публикаця Т. Вельманс (Т. Velmans. Le rфle de l'hйsychasme dans la peinture murale byzantine du XIVe et XVe siиcles, 2006), связывающая с исихастскими воззрениями некоторые новые для стенописи XIV-XV вв. иконографические темы и суммирующая современные знания по данному вопросу, лишь в малой степени восполняет эту лакуну.

В последние десятилетия были предприняты шаги к более глубокому осмыслению художественных особенностей и идейной программы росписи церкви Феодора Стратилата. Стиль этого ансамбля в основном характеризуется как результат взаимодействия манер Феофана Грека и Волотовского мастера или как некое видоизменение этого синтеза в ходе дальнейшей эволюции. Специфические смягченные черты образов церкви Феодора Стратилата рассматриваются как отражение новых духовных и художественных ценностей, характерных для искусства конца XIV столетия. В связи с этим датировка ансамбля смещается к последним десятилетиям века (Л.И. Лифшиц, Е.Я. Осташенко, Г.С. Колпакова). Подчеркивается «непрограммность» стиля росписи, которому отказывают в глубине и интеллектуальности воплощения философских идей (Г.С. Колпакова).

Орнаментальные и декоративные мотивы, занимающие существенное место в росписи Феодоровской церкви, стали предметом углубленного изучения в монографии М.А. Орловой (2004). Оценивая свойства орнаментальной декорации храма как «в известном смысле новаторские», М.А. Орлова по сути впервые (со времен А.И. Анисимова) «реабилитирует» ансамбль, отмечая его самостоятельное значение и высокий артистизм решения декоративных задач.

К настоящему времени наименее изученной является иконографическая программа ансамбля, предоставляющая для рассмотрения множество важных тем. Вместе с тем, несмотря на существование в большинстве своем справедливых (однако подчас приводящих к противоречивым выводам) характеристик стиля и образного строя росписи, не в полной мере раскрыты и художественные особенности ансамбля.

Цель настоящего исследования - на основе комплексного изучения росписи церкви Феодора Стратилата на Ручью в Новгороде и определения ее места в византийском искусстве второй половины XIV в., осмысление особенностей идейного содержания и художественного образа позднепалеологовской храмовой декорации, реконструкция важнейших элементов процесса взаимодействия традиций византийской и древнерусской художественной культуры. Достижение указанной цели предполагает постановку и разрешение следующих основных задач:

1) уточнение иконографического состава сохранившейся части росписи,

2) создание максимально возможной объективной реконструкции её целостной системы, одной из наиболее сложных по своей пространственной и тематической структуре среди современных ансамблей;

3) анализ принципов организации иконографической программы росписи в соответствии с символикой и литургическими функциями различных частей храмового пространства,

4) конкретизация и осмысление содержания иконографической программы росписи в контексте духовных движений эпохи,

5) выявление связи программы росписей с традицией и определение черт новаторства,

6) на основе проделанного анализа выявление специфики идейной и иконографической структуры программ храмовой декорации поздневизантийского периода;

7) анализ стилистических особенностей росписи; на основании различий в понимании пластики и пространства, во внутренней интонации образа, индивидуальных художественных приемов и уровней мастерства - реконструкция численного состава артели и, по возможности, определение художественных истоков работавших в ней мастеров

8) уточнение взаимоотношения росписи с «экспрессивной» группой памятников монументальной живописи Новгорода второй половины XIV в., соотнесение стиля фресок с широким кругом художественных явлений позднепалеологовской эпохи, в целях конкретизации тех художественных процессов, которые происходили в византийском мире и на Руси в один из критических моментов средневековой истории.

Методы исследования. Принципы изучения системы храмовой декорации как синтеза богословских идей и художественных традиций, как архитектурно-художественного комплекса, центром которого является богослужение, заложенные и с успехом примененные еще О. Демусом при исследовании классических моделей средневизантийской храмовой декорации, диктуют в целом сходный комплексный подход к решению поставленных в диссертации задач. Поэтому важнейшими методами при исследовании ансамбля росписей церкви Феодора Стратилата на Ручью выступает сочетание анализа архитектурного пространства, особенностей распределения естественных источников освещения, традиционного иконографического и стилистического изучения росписей с элементами реконструкции их программы, иконологической интерпретации в свете актуальных для эпохи богословских идей (на основе контекстуального анализа агиографических источников, апокрифов, византийской экзегезы, богословских сочинений приверженцев исихастского учения и их оппонентов, а также представителей русской средневековой учености). Столь же методологически важен принцип историзма, который сопутствует изучению иконографии, стиля и отражения в программе позднепалеологовской храмовой декорации особенностей средневековой богослужебной практики, тенденций духовной жизни в Византии и на Руси во второй половине XIV в. Фактологическая основа работы строится на анализе сообщений письменных источников (в том числе - сохранившихся на стенах храма надписей-граффити, содержащих даты), архивной документации, позволяющей реконструировать основные этапы истории памятника, которые в той или иной степени отразились на сохранности ансамбля стенописи, реставрационных отчетов, зарисовок и схем XIX в., фиксирующих ныне не существующие части ансамбля, довоенной фотофиксации росписей, а также их натурного изучения.

Рассмотрение и понимание стенописи как части уникального архитектурно-художественного синтеза является важной особенностью методики настоящего исследования. Но подлинная значимость этого синтеза раскрывается лишь при условии осмысления принципов построения иконографической программы стенописи в соответствии с символикой и богослужебными функциями различных частей храмового пространства, что предполагает изучение ансамбля стенописи в тесной связи с совершаемым в храме литургическим действом.

Научная новизна работы:

1. Впервые предпринимается комплексное многоаспектное изучение церкви Феодора Стратилата на Ручью в Новгороде - одного из крупнейших ансамблей средневековой монументальной живописи.

2. Вводится в оборот новая, научно обоснованная и фактологически подтвержденная датировка росписи, дающая четкий ориентир для уяснения художественных процессов в искусстве Новгорода второй половины XIV в., а также для изучения искусства Византии позднепалеологовского периода.

3. Конкретизируется долго дискутировавшееся в отечественном искусствознании взаимоотношение трех памятников «экспрессивной группы», «круга Феофана Грека»,

4. Впервые создается научно обоснованная реконструкция пространственной структуры и иконографической программы росписей церкви Феодора Стратилата на Ручью, отражающей важный этап становления основ храмовой декорации нового типа, которой предстояло занять ведущее место в искусстве эпохи Андрея Рублева

5. Впервые раскрывается идейное содержание росписи исходя из контекста духовно-интеллектуальной жизни палеологовской эпохи, национального возрождения и консолидации Руси эпохи Куликовской битвы, а также принимая во внимание реалии новгородской богослужебной практики.

6. Полученные в ходе исследования наиболее ранние свидетельства знакомства в Новгороде с практикой иерусалимского устава позволяют откорректировать представления о начале его введения на Руси.

7. На примере анализа художественной системы позднепалеологовской храмовой декорации впервые получает развернутое целенаправленное рассмотрение и конкретное научное обоснование проблема влияния духовного опыта исихазма и учения св. Григория Паламы на художественный образ, стиль и иконографию поздневизантийского искусства, длительное время дискутируемая в византинистике,

8. Впервые дается развернутая характеристика позднего этапа «экспрессивного» направления палеологовской живописи и рассматриваются варианты его специфического выражения на русской почве.

9. На основе сопоставления художественной системы церкви Феодора Стратилата на Ручью с другими памятниками «экспрессивной» группы, появившимися в Новгороде во второй половине XIV в. впервые рассматриваются механизмы процесса преемственности и переработки русскими мастерами достижений византийского искусства Благодаря привлечению более широкого круга художественных аналогий обозначаются основополагающие факторы формирования местной школы живописи, которой в следующем столетии предстояло занять одно из ведущих мест в русской художественной культуре.

Практическое значение исследования. В науку вводится значительный материал по средневековой культуре, имеющий важное значение для широкого круга смежных дисциплин - иконографии, иконологии, источниковедения, истории архитектуры и живописи, позволяющих понять особенности мировоззрения и художественного видения эпохи угасания Византийской империи и сложения на Руси централизованного Московского государства, по-новому оценить некоторые процессы и артефакты в истории русского искусства накануне эпохи Андрея Рублева.

Материал может быть использован для реконструкции процессов межкультурных контактов и заимствований, а также для рассмотрения проблемы единства средневековой православной культуры.

Диссертация вносит вклад в изучение общих художественных процессов в древнерусском искусстве, а также в изучение вопросов о путях развития поствизантийской художественной культуры православного мира, и в этой связи может быть использована при подготовке лекционных курсов по истории искусства, философии и религиозной мысли, религиоведению, теории, истории и философии культуры, византиноведению, а также при разработке учебных и учебно-методических пособий по указанным темам.

Материал может иметь прикладное значение для художников-реставраторов, занимающихся восстановлением памятников монументальной живописи второй половины XIV в., в особенности - новгородских памятников «экспрессивной» группы второй половины XIV в.

Апробация работы. Диссертация написана на основе монографии «Роспись церкви Феодора Стратилата на Ручью в Новгороде и её место в искусстве Византии и Руси второй половины XIV века» (2007 г.), основные положения которой обсуждались на заседаниях Отдела истории древнерусского искусства Государственного института искусствознания. Результаты исследования отражены в публикациях, докладах, сообщениях на научных конференциях, в том числе международных.

На защиту выносится:

1. Научная реконструкция иконографической программы стенописи церкви Феодора Стратилата на Ручью

2. Научная реконструкция пространственно-тематической структуры ансамбля росписей церкви Феодора Стратилата на Ручью в соответствии с ходом литургии, нововведениями в богослужебной практике (введение иерусалимского устава) и её местными традициями

3. Результаты изучения конкретных черт иконографии, особенностей стиля и образного строя росписи, позволяющих характеризовать её как один из типичных памятников, в которых отразилось мировоззрение исихазма в его позднем, «морализирующем» варианте, когда это учение стало достоянием широких масс.

4. Новая датировка росписи церкви Феодора Стратилата на Ручью в Новгороде, на основе подробного анализа стиля, подтвержденная данными храмовых граффити

5. Научно обоснованная гипотеза о создании ансамбля тремя художниками, с приоритетным влиянием искусства мастера, имевшего отношение к исполненной ранее декорации церкви Успения на Волотовом поле; характеристика исполнительской манеры и художественных истоков ведущих мастеров феодоровской росписи и определение места их творчества в искусстве Новгорода

6. Новая концепция взаимоотношения трех фресковых ансамблей росписи «экспрессивной» группы памятников монументальной живописи Новгорода второй половины XIV в. (росписей храмов Успения на Волотовом поле, Спаса Преображения на Ильине улице и Феодора Стратилата на Ручью).

7. Реконструкция эволюции «экспрессивного» направления позднепалеологовского искусства во второй половине XIV в., подробная характеристика одного из важных этапов этого процесса на примере росписи церкви Феодора Стратилата на Ручью и произведений её круга

Структура диссертации. Диссертация состоит из введения, трех глав, подразделяющихся на параграфы, заключения, справочно-библиографического аппарата и иконографического указателя. В приложении представлены иконографические схемы росписи церкви Феодора Стратилата, фотоснимки наиболее значимых граффити и альбом фотофиксации росписей, дополненный графическим материалом XIX в., фиксирующим некоторые утраченные её части.

Содержание работы

Во Введении обосновывается актуальность исследования, формулируются его цели и задачи, анализируется степень разработанности темы и основные взгляды на проблемы связи между поздневизантийской живописью и специфическими воззрениями приверженцев исихастского учения, доминировавшими в палеологовскую эпоху.

Первая глава содержит очерк историко-культурного развития Новгорода второй половины XIV в. и исторических обстоятельств, связанных с основанием храма Феодора Стратилата, его дальнейшими перестройками и ремонтами. Особое внимание уделено особенностям внутрицерковной жизни Новгорода, сопровождавшейся расцветом монастырского и городского церковного строительства, борьбой с ересью стригольников, активизацией контактов с византийским миром, кульминацией авторитета владыки и ростом церковного благочестия горожан. Как явления, симптоматичные для духовного климата эпохи, рассматриваются известные по летописям и житиям местных святых факты обращения как новгородских архиереев, так и знатных горожан к подвигам «молчального жития» и юродства. Характеризуются особенности ктиторского заказа, обусловившие появление возле южного фасада Феодоровской церкви усыпальницы, а также устройство приделов на хорах и их посвящение Симеону Столпнику - небесному покровителю строителя храма, знатного новгородца Семена Андреевича, а также Покрову Богоматери, связываемому с именем очевидца Влахернского чуда - Андрея Юродивого, чье имя, по-видимому, носил отец основателя Феодоровской церкви. С семьей заказчика связывается и надпись-граффити, содержащая дату - 1378 г., исполненная поверх росписи и, тем самым, позволяющая сузить допустимые временные границы её появления.

В этой же главе последовательно изложена история раскрытия росписи церкви Феодора Стратилата, начавшегося в 1910 г., её реставрации и изучения, рассмотрены взгляды на время исполнения стенописи, эволюционировавшие от 1360-х (А.И. Анисимов, И.Э. Грабарь, Д.В. Айналов, М.К. Каргер, М.В. Алпатов) к 1370-м (В.М. Ковалева) и 1380-1390-м гг. (Л.И. Лифшиц, Г.С. Колпакова). Начавшееся в 1912 г. раскрытие фресок в церкви Спаса на Ильине улице продемонстрировало сходство стиля двух ансамблей, породив волну дискуссий по поводу принадлежности Феофану Греку и фресок церкви Феодора Стратилата (А.И. Анисимов, П.И. Юкин, И.Э. Грабарь и др.), которая по мере расчистки росписей сменилась попытками уяснить соотношение манер Феофана, волотовского и феодоровского мастеров. В.Н. Лазарев определял их как работу ближайшего ученика Феофана Грека, подвергшего «его манеру уже значительной русификации». Мнение о новгородском происхождении мастеров феодоровской росписи и «вторичном», подражательном по отношению к стилю Феофана характере их творчества оказалось весьма устойчивым: спустя многие годы его высказывали Г.И. Вздорнов и О.С. Попова. Однако такая точка зрения не была единственной: А.Н. Грабар (1966), рассматривая проблему сложения самобытной новгородской школы живописи, объединял в одну группу росписи Рождественского собора Снетогорского монастыря в Пскове (1313), церквей Успения на Волотовом поле (1363) и Феодора Стратилата (датировавшуюся им 1360-ми гг.), ставя в зависимость от неё творчество Феофана. Попытки связать её стиль с искусством волотовского мастера предпринимались В.М. Ковалёвой, высказавшей предположение об участии одного из волотовских художников в создании росписей церкви Федора Стратилата. В связи с наметившимся в отечественном искусствознании расхождением оценок стиля трех новгородских ансамблей (Успения на Волотове, Спаса на Ильине и Феодора Стратилата) в последние десятилетия была сделана попытка пересмотра представлений об их взаимоотношении (Г.С. Колпакова, Л.И. Лифшиц, Е.Я. Осташенко), в результате чего сформировалось достаточно устойчивое мнение о том, что фрески церкви Феодора Стратилата исполнены позже волотовской росписи и фресок Феофана Грека и их стиль в основном характеризуется как результат взаимодействия манер Феофана Грека и волотовского мастера или как некое видоизменение этого синтеза в ходе дальнейшей эволюции.

Ансамбль росписи церкви Феодора Стратилата сохранился фрагментарно; тем не менее, его структура и иконографический состав вырисовываются достаточно определенно и практически без потерь. Основная часть стенописи состоит из традиционных элементов декоративных программ поздневизантийского периода; однако особенности размещения некоторых её частей в храмовом пространстве - цикла Страстей Господних в алтаре, двух агиографических циклов в наосе, выделение блоков подвижных и неподвижных праздников литургического года, и др. - свидетельствуют о выраженном незаурядном характере программы, рассмотрение которой, в контексте позднепалеологовской храмовой декорации, предпринимается во ворой главе исследования.

Для внутреннего пространства церкви характерно сочетание относительной зальности наоса с намеренной обособленностью расположенных в разных частях храма угловых ячеек, в которых скрыты приделы или другие в той или иной степени изолированные служебные помещения. Одна из особенностей интерьера - сложные эффекты освещения, для которых свойственна контрастность общего глубокого сумрака и пронзающих его световых пучков: маленькие окна, несмотря на их изобилие, позволяют проникнуть внутрь лишь отдельным лучам дневного света, не давая им слиться в широкие потоки и образовать сплошную освещенную среду. Особый порядок их расположения в отдельных частях храма - в алтаре, на хорах, - позволяет высказать предположение о преднамеренной «режиссуре» зодчими этой светотеневой мистерии, которую затем на свой лад использовали живописцы, расписавшие церковь.

В росписи купола, имеющей принципиальное значение для понимания идейной направленности общего замысла храмовой декорации, выявлено сочетание ведущих тем - славы Господа, Его Второго пришествия, и Воплощения, прославления Богоматери (о чем свидетельствуют тексты свитков и характерные атрибуты размещенных между окнами барабана изображений пророков). Переплетение этих тем, в значительной степени характерное для купольных программ палеологовского периода, связано с обострившимся в XIV в. вниманием к софиологической проблематике и углубленным осмыслением роли Богородицы как «Нового неба», в котором совершается соединение Бога и человека.

Композиционно купольная программа (как и росписи церквей Успения на Волотовом поле и Спаса на Ильине) апеллирует к самому знаменитому в Новгороде образу Пантократора в сопровождении небесных сил, размещенному в главном куполе храма Софии Премудрости Божией. Наследуя его формулу, универсальную для храмовой декорации средневизантийского периода, авторы росписи включили её в новый, актуальный для своего времени богословский контекст. Эти темы нашли развернутое и многоплановое развитие в комплексе идей и образов, составляющих основу содержания декорации алтаря и наоса Феодоровской церкви: Христа - Источника Премудрости, Сионской горницы как места основания Им Церкви (сцены цикла Пятидесятницы в виме), Его смирения и добровольных страданий (цикл Страстей), Его победы над смертью (серия сцен Великой субботы в северном рукаве наоса), а также прославления орудия победы - Истинного креста Господня (часть сцен южного рукава наоса). иконографический роспись символика храмовый

Поздневизантийская традиция, при всем стремлении к максимальному насыщению церковной декорации литургическим смыслом, практически не создавала таких программ, которые в чистом виде соответствовал бы ходу годового богослужебного круга. Основным ядром, компромиссно сочетающим в себе принцип историко-хронологического (соответствующего течению земной жизни Христа) следования евангельских событий с богослужебно-хронологическим, объединяющим подвижную и неподвижную части годового и дневного литургического круга богослужений, почти неизменно оставались сцены Двунадесятых праздников, последовательность и группировка которых могла варьироваться в зависимости от особенностей архитектуры и локализации в храмовом пространстве широко распространившихся в этот период дополнительных евангельских циклов («Чудес», «Исцелений», «Страстей»), сцен протоевангельского цикла, Акафиста Богоматери и др.: мастера палеологовской эпохи свободно владели арсеналом послеиконоборческого живописного наследия и гибко и функционально строили свои программы. В этом отношении ансамбль стенописи церкви Феодора Стратилата явил собой типичный для своего времени и вместе с тем своеобразный памятник, отличающийся оригинальной пространственной организацией иконографической программы.

В XIII-XIV вв. становится все более очевидной тенденция к выделению евангельских событий, организованных с ориентацией на подвижную часть богослужебного календаря, т.е. к обособлению событий, организованных вокруг празднования главного дня литургического года - Пасхи, и связанных с последованием служб Пятидесятницы (вима храма Архангела Михаила в Фари на острове Родос, Св. Троицы в Сопочанах, свод нартекса церкви Успения в Оксилитосе на Эвбее, восточная стена северного рукава собора Снетогорского монастыря в Пскове, наос кафоликона монастыря Хиландар). Однако лишь в церкви Феодора Стратилата иллюстрация этих событий впервые образовала самостоятельный тематический блок, занимая при этом исключительное по значимости место в системе храмовой декорации. Верхние части восточного рукава, включая полукружие апсиды, были целиком отведены изображению событий, приходящихся на страстную седмицу и дни от Пасхи от Сошествия Святого Духа - в соответствии с последованием богослужений по Цветной Триоди. При этом серия эпизодов, иллюстрирующих Страсти Господни, связанная с чтениями Евангелий на службе Великого Четверга, развернута в полукружии апсиды и на примыкающих к нему участках стен. Тем самым, события, связанные между собой логикой повествования о последних днях земной жизни Христа и Его явлениях по воскресении, оказались выделенными в самостоятельный цикл.

Включая нарративную серию сцен Страстей Господних в устоявшуюся систему догматических образов алтарной апсиды, авторы феодоровской росписи пошли дальше своих предшественников и современников, непосредственно соотнеся с совершающимся в алтаре таинством подробную картину страданий Христа - как эквивалент единого образа евхаристической жертвы, понимаемой не только как распятое тело Сына Божия, но и, шире, как предшествующие распятию Его страдания, претерпеваемые добровольно и потому также жертвенные. С сакральным значением алтарного пространства обусловлено и непривычное на первый взгляд направление прочтения Страстного цикла - справа налево, - в соответствии с принятым в литургической практике направлением движения вокруг престола.

Симптоматично, что, помимо Страстей, другие традиционные для палеологовских храмовых программ христологические циклы - Исцелений и Чудес - практически не нашли места в этом ансамбле: единственные имеющие к ним отношение сцены - «Исцеление слепого» и «Исцеление у источника Вифезда» - между собой непосредственно не связаны и не составляют единой серии. Эта особенность феодоровской декорации имеет, несомненно, программный характер и отражает некую духовную тенденцию своего времени, которая прослеживается и в других ансамблях второй половины XIV в. (например, в росписи Ивановской церкви в Болгарии и Перивлепты в Мистре).

Как подобие добровольных страданий Христа трактуются и житийные сцены двух Феодоров. Фигуры самих святых ратников на северной стене, по-видимому, не случайно оказываются расположенными строго напротив Креста Господня (композиция «Константин и Елена» на южной стене), являя тем самым образ прославляемых воинов-мучеников, стойких в вере, сопричастных Христу через подражание Его добровольным страданиям. В то же время их размещение непосредственно под сценами триумфа Спасителя (под «Воскресением» и «Вознесением») было призвано акцентировать идею торжества подвига святых, одержанного не физической мощью, но, как и победа Христа, силой духа, исполненного смирения и любви.

Если цикл Страстей Господних - явление распространенное для византийской храмовой декорации, ставшее типичным в палеологовский период, то та часть росписи, которая представлена в верхних регистрах восточного рукава - сцены, иллюстрирующие евангельские события в соответствии с празднованиями пятидесятидневного периода по Пасхе, образующие цикл Пентикостариона (Пятидесятницы) - задолго предвосхищает появление такого рода элементов программ стенописи и в столь развитом виде в византийском искусстве наблюдается впервые.

Помимо размещенного в восточном рукаве комплекса сцен, связываемых со службами Цветной Триоди, в декорации наоса выделяется специфическая последовательность и других тематических блоков, замыкающихся в определенных архитектурных рамках и имеющих самоценный характер. Так, южный рукав креста включал сцены, группировавшиеся вокруг темы Прославления Креста и связываемые с богослужениями Великого Пятка; северный - Великой Субботы. Тема прославления Богородицы, совершившей путь соединения человека с Богом и ставшей Храмом Премудрости, преимущественно развивается в декорации размещенного на хорах Покровского придела. Эта тема, получившая в искусстве XIV в. новую актуальность, раскрывается в данном случае в образах, переданных не языком ветхозаветных прообразовательных символов, тяготеющим к «эллинским» аллегориям, как это было принято в ансамблях первой половины - середины XIV в., но, скорее, в образах ассоциативно-созерцательных, сокровенно-тонких и вместе с тем более многоплановых. При этом тема прославления Богородицы, как и тема Божественной славы, сопряжена с образами аскетов и воинов: в композиции «Покров» фигура Марии-Девы уподоблена столпникам; Её как олицетворение Дома Премудрости созерцает Андрей Юродивый и как образ «Взбранной воеводы» воспевают сами воины-мученики, представленные в этой композиции в одной группе с Романом-гимнографом. В то же время в богородичной тематике феодоровских росписей нашли отражение и образы, связанные с актуализованной в период Палеологов темой генеалогии Христа.

Примечательно, что тематические блоки феодоровской декорации связаны между собой не только на основе взаимодополнения, но и по принципу взаимопроникновения. Так, например, некоторые сцены размещенного на хорах вполне самостоятельного Богородичного цикла («Рождество Богоматери», «Введение во храм») одновременно прочитываются как часть цикла двунадесятых праздников, другие же («Обручение Марии») проникают в пространство наоса в связи с темой прославления Креста. Подобным же образом отдельные события Пятидесятницы выделяются из пространства восточного рукава, где локализован этот цикл, и фигурируют в наосе уже среди великих праздников; нарративная же серия Страстей Господних, предваряющих цикл Пятидесятницы, ответвляется от него, становясь частью догматической декорации алтаря, чтобы затем, сохраняя хронологическую последовательность евангельских событий, вновь пересечься с последованием сцен Пятидесятницы (неделя Жен мироносиц). В основе организации этой системы лежит совмещение двух принципов объединения изображений - «анагогического», связанного с догматическим толкованием сцен, и календарно-литургического, выявленных Л.И. Лифшицем в процессе изучения системы росписей собора Снетогорского монастыря.

В составе феодоровских росписей нет конкретной сцены «Страшного судилища Христова», как не было её и в других новгородских храмах этого времени. Тем не менее, тема Второго пришествия, ожидаемого с надеждой на грядущее спасение праведных, пронизывает ансамбль на всех уровнях через неоднократно повторяющийся мотив Десницы Господней: её изображение в купольном образе Пантократора осеняет пространство храма, ею же изводится из ада ветхий Адам, и этот же мотив находит логическое завершение в композиции «Души праведных в руце Божией» в замке арки под хорами.