Творческая личность писателя в эпистолярном наследии (на материале Н.В. Гоголя, Ф.М. Достоевского и М.М. Зощенко)

Размещено на http://www.allbest.ru/

РОССИЙСКАЯ АКАДЕМИЯ НАУК

ИНСТИТУТ РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ

(ПУШКИНСКИЙ ДОМ)

На правах рукописи

АВТОРЕФЕРАТ

диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук

творческая личность писателя в эпистолярном наследии (на материале Н. В. Гоголя, Ф. М. Достоевского и М. М. Зощенко)

Специальность 10. 01. 01-10 - Русская литература

Ким Джун Сок

Санкт-Петербург 2008

Работа выполнена в Отделе новой русской литературы Института русской литературы (Пушкинский Дом) РАН

Научный руководитель: доктор филологических наук, профессор

Котельников Владимир Алексеевич

Официальные оппоненты: доктор филологических наук

Вахитова Тамара Михайловна

кандидат филологических наук, доцент

Шведова Светлана Олеговна

Ведущая организация: Санкт-Петербургский государственный

университет

Защита состоится « » 2008 г. в часов на заседании диссертационного совета

Д 002.208.01 Института русской литературы (Пушкинский Дом) РАН по адресу: 199034,

г. Санкт-Петербург, наб. Макарова, д. 4.

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Пушкинского Дома.

Автореферат разослан « » 2008 г.

Ученый секретарь

Диссертационного совета

кандидат филологических наук С. А. Семячко

Общая характеристика работы

В сфере гуманитарных наук сегодня вновь обострилось внимание к проблеме личности как некой целостности. Под влиянием этой тенденции подвергаются серьезному пересмотру традиционные концепции творчества, представления о творческой индивидуальности, о роли личностного начала в искусстве. И все же в современной филологии зачастую сливаются понятия «автор», «авторская маска», «авторская субъективность»; из исследовательского инструментария почти исключено представление о конкретной творческой личности, характерное для литературоведения конца XIX ? начала ХХ века. Складывающаяся ситуация представляется недостаточно продуктивной.

Любой текст является выражением духовно-практического опыта, психических и этических качеств его создателя, т. е. выражением творческой личности. Одним из наиболее авторитетных источников при определении ее характеристик является эпистолярий. И это несмотря на то, что при оценке значимости материала такого типа следует учитывать и возможное желание автора писем «спрятаться» и из-за письма-«ширмы» показаться «лучше и внушительнее». «Намеренная рисовка» также информативна: в ней проявляются личность, ее изначальные эстетические и иные предпочтения.

Для того чтобы осуществить корректный отбор важных для характеристики творческой индивидуальности компонентов, мы рассматриваем эпистолярное наследие писателя широко, включая не только переписку, «изначально задуманную или позднее осмысленную как художественная или публицистическая проза», но и бытовую, частную ? во всех сохранившихся типах посланий. При таком подходе эпистолярное наследие или даже его отсутствие по каким-то этикетным представлениям или другим причинам становятся серьезным импульсом для изучения условий, в которых происходило становление творческой личности.

Сравнительное исследование в значительной степени способствует пониманию творческой личности, особенно в случае сопоставления разнотипных ярких индивидуальностей, переживающих и осознающих в разные периоды своей творческой эволюции притяжение (как в случае Зощенко и Гоголя) или отталкивание (Достоевский и Гоголь).

Отсутствие сравнительного анализа писем этих литераторов, если не считать эпизодических наблюдений над отдельными фрагментами писем Гоголя и Достоевского в упомянутом аспекте, актуализирует избранный исследовательский подход.

Объектом исследования является эпистолярное наследие Гоголя, Достоевского и Зощенко ? как опубликованное, так и находящееся на хранении в РГАЛИ и Рукописном отделе ИРЛИ РАН.

Предмет исследования ? отличительные черты творческих личностей названных писателей, отразившиеся в их эпистолярном наследии.

Цель работы состоит в выявлении особенностей Гоголя, Достоевского и Зощенко как творческих личностей и в изучении этих особенностей в сравнительном аспекте.

Сформулируем частные задачи исследования:

1) на основании современных теоретико-литературных представлений уточнить дефиниции понятий «творческая личность» и «эпистолярное наследие писателя» в рамках предстоящего анализа;

2) выявить специфику выражения творческой личности Гоголя, Достоевского и Зощенко в их эпистолярном наследии;

3) соотнести выявленные особенности творческих личностей интересующих нас писателей с уже сложившимися в истории литературы стереотипами их восприятия.

Методологическую основу диссертации составили исследования, в которых обосновываются психоаналитические методики в литературоведении, а также исследования, посвященные как творческой индивидуальности Гоголя, Достоевского и Зощенко, так и вопросам литературной теории. Среди них работы З. Фрейда, К. Г. Юнга, Ж. Лакана, Б. А. Грифцова, Ю. Н. Тынянова, М. М. Бахтина, Ю. М. Лотмана, К. В. Мочульского, С. Г. Бочарова, В. А. Туниманова, Ю. В. Манна, М. О. Чудаковой, М. З. Долинского, А. К. Жолковского и др.

Научная новизна определяется использованием методики типологического анализа по отношению к творческим индивидуальностям, представляющим разные историко-литературные эпохи. Кроме того, новым можно считать переход к проблемно-аналитическому, системному анализу эпистолярного наследия Гоголя, Достоевского и Зощенко, которое до сих пор изучалось фрагментарно и по преимуществу описательно.

Практическая значимость работы прежде всего связана с уточнением представлений о творческих личностях писателей. Предложенный в диссертации анализ способствует углублению уже существующих взглядов на их мироощущение, системы ценностей, художественные концепции. Полученные результаты могут быть использованы в основных и специальных курсах по истории русской литературы XIX?XX вв., в теоретических курсах соответствующей тематики.

Апробация работы. Основные положения работы были изложены на заседаниях Отдела Новой русской литературы ИРЛИ РАН (Пушкинский Дом) и в научных статьях по теме диссертации.

Структура диссертации. Диссертационное исследование состоит из введения, двух глав, заключения и списка использованной литературы (172 наименования).

Основное содержание работы

эпистолярный писатель наследие творческий

Во Введении определяются актуальность и практическая значимость, цели и задачи исследования, обосновывается его научная новизна и описывается структура.

Первая глава «Творческая личность писателя как литературоведческая проблема» включает четыре раздела. В качестве необходимой предпосылки исследования в первом разделе «Теоретико-методологический аспект проблемы» рассмотрены различные пути и фазы концептуализации понятия «личность». Исходя из цели исследования, особое внимание уделено дефиниции термина «творческая личность». Кроме названных Ю. С. Степановым, в структуру этой дефиниции введены качества, обусловливающие предрасположенность к художественному творчеству, учитывается их зависимость от разного рода социальных обстоятельств.

Термин описан с учетом истории русского литературоведения, занимавшегося связью литературы с психологическими особенностями авторов художественных текстов (А. А. Потебня, Д. Н. Овсянико-Куликовский, харьковские потебнианцы), с включением «патографической модели» психики писателя, созданной З. Фрейдом, благодаря которому в психоанализе долго существовал «биологизаторский» подход к проблеме, и результатов психо-аналитических исследований К. Г. Юнга, повсященных символике творчества ? системе архетипов, а также более поздних поправок, внесенных французскими постструктуралистами.

В диссертации учитываются и представления Ж. Лакана о структуре высказывания, и идеи его «оппонента» ? Б. А. Грифцова, скептика при определении эпистолярия как выражения истинной душевной жизни писателя, утверждавшего, что «с тех пор как писательство стало сознательно выбираемой профессией, и самые письма пишутся профессионально, и воспоминания пишутся профессионально».

Наконец, влияние на наши теоретические взгляды оказало описание структуры творческой личности, принадлежащее авторам современных типологий (А. Морье, Р. Мюллер-Фрейнфельса), включающим в эту структуру переполненную конфликтами жизнь художника, его творения, его психологию.

В результате возник подход, который базируется на синтезе творческих установок русской психологической школы и идей зарубежных исследователей, настаивающих на значительности личного жизнеописания художника, которое помогает постичь его психологию и через это постижение приблизиться к текстам. Подход этот был увязан с представлением М. М. Бахтина об авторе художественного текста, как о природе несотворенной и творящей, и идеями Ю. М. Лотмана, высказавшего убедительное суждение об особенностях писательских биографий, определяющихся возможностью «сознательного творения личности писателя, возведения жизни до высокой игры, которая не противоречит серьезному ? упорству за сохранение себя как писателя».

Второй раздел «Творческая личность Н. В. Гоголя» посвящен одной из самых загадочных писательских индивидуальностей, цельный образ которой в истории русской литературы до сих пор так и не создан. Современные исследователи жизни и творчества Гоголя утверждают, что личность Гоголя складывалась из разных сил и начал, которые так и не пришли в состояние равновесия. Между тем самим Гоголем двойственность не признавалась доминантой его собственного характера и он, предостерегая от излишней сосредоточенности на противоречивости его натуры, рекомендовал постараться увидеть в нем скорее «христианина и человека, чем литератора».

Целостная история становления творческой личности Гоголя может быть воссоздана не только на основе исследований П. А. Кулиша, Н. А. Котляревского, но и на основе переписки, религиозно-нравственных сочинений писателя и свидетельств современников. Центральный сюжет этой истории ? линия формирования трагического мироощущения писателя. П. А. Кулиш и Н. А. Котляревский выводят эту линию из «удрученности» Гоголя неуспехом проповеднической идеи.

Нам же представляется, что мироощущение Гоголя необъяснимо без учета особенностей его характера. Ю. В. Манн предлагает выводить эти особенности из нескольких «узелков»: из соотнесенности факта рождения писателя с образом Николая Чудотворца, из обостренного внимания к таинственному и страшному, из фантастического честолюбия, из веры в свое высокое призвание, из отношения к красоте как к соблазну. Идея Ю. В. Манна находит разнообразные подтверждения, но иногда все же требует уточнений. Например, цитируемый Манном рассказ Гоголя о потопленной им кошке (дневник А. О. Смирновой-Россет) свидетельствует отнюдь не о христианской способности к раскаянию. Переживание этой истории ? поиск оснований для самооправдания, к которому он так стремился ради обретения внутренней гармонии. Кроме того, не следует исключать из поля зрения то обстоятельство, что все перечисленные особенности творческой личности Гоголя были сформированы под литературным влиянием А. С. Пушкина, К. С. Аксакова, В. А. Жуковского, и в разные периоды творческой биографии писателя доминанты сложившейся системы менялись. Так, дидактическая устремленность, основанная на тщеславии и особого типа религиозности, усилилась после смерти А. С. Пушкина.

Думается, ключевой особенностью личности Гоголя была скрытность, благодаря которой возникало ощущение двойственности натуры писателя, воспрепятствовавшей установлению необходимых связей с окружающим миром и ставшей в конечном итоге причиной коммуникативных проблем. Гоголь предпринимал попытки преодолеть их: организовывал переписку с читателями и почитателями своего таланта, готовил лекции, издал «Выбранные места из переписки с друзьями» (1847). Впрочем, эти попытки можно рассматривать и в рамках провокативного дискурса, создаваемого Гоголем сознательно и целенаправленно с ученических лет и выявлявшего еще одну ключевую его личностную особенность ? зависимость от чужого мнения. Эта особенность характера Гоголя будет проявляться и в более поздних дружеских и «служебных» привязанностях, с течением времени усложнявшихся честолюбивыми устремлениями, которые то порождали наивную и настойчивую дидактичность, то вызывали крайние поступки, направленные на сокрытие художественных провалов. К таким поступкам, например, можно отнести полностью выкупленный тираж «Ганца Кюхельгартена» или сожженный второй том «Мертвых душ». В этих жестах отразилась максималистская требовательность писателя самому себе.

Несмотря на предпринимаемые писателем попытки, идеальной коммуникации с читателем и окружающими людьми так и не получилось. Коммуникативная несостоятельность глубоко переживалась Гоголем. И нерешенная проблема способствовала усилению скрытности характера, которая опосредованно стала преградой на пути создания адекватной формы выражения художественной философии, которая была бы принята современниками.

«Творческая личность Ф. М. Достоевского», которой посвящен третий раздел первой главы, несмотря на некое типологическое сходство, в противоположность Гоголю характеризуется «высшим единством, единством личности творца».

Материал, по которому мы можем судить об индивидуальности Достоевского, имеет отличия: Гоголь довольно много рассказывал о себе в своих письмах, Достоевский делал это в «Дневнике писателя» и в романах, которые только дополняются эпистолярием. В. А. Подорога утверждает, что в связи с этим восстановление «психо-органической» стадии в эволюции личности Достоевского практически невозможно, так как он был «человеком без памяти», слишком вовлеченным в текущее и как личность малоинтересным даже самому себе.

Убедительно аргументированная позиция В. А. Подороги заставляет задуматься о недостаточности уже существующих традиционных биохронологических методик исследования личности Достоевского, реализованных в работах К. В. Мочульского, И. Д. Ермакова, И. Л. Волгина, Ю. И. Селезнева, В. С. Нечаевой, В. И. Кулешова и др.

Первая проблема связана с оценкой наиболее значительного факта начального этапа биографии Достоевского ? двойственного отношения к отцу. В этом отношении, с одной стороны, исследователи обнаруживают сыновнюю почтительность, с другой ? этикетность, ложность, формализованность как выражение предрасположености к психопаталогическим состояниям.

Нам представляется, что из сложных взаимоотношений отца и сына Достоевских выросла «идея отца», художественное воплощение которой осложнялось унаследованными психологическими особенностями родителя. Личное переживание этой идеи было связано со стремлением к гармонии в человеческих отношениях вообще, осуществление которой Достоевский видел в постижении процессов, происходивших в глубинах человеческой души. Эта установка станет главной художественной задачей писателя, начиная с первого романа «Бедные люди», в котором интерес «натуральной школы» к социальным обстоятельствам жизни человека уступил место глубокому интересу к чувствам героя.

Второй биографический факт, неизбежно возникающий при изучении становления творческой личности Достоевского, ? знакомство с М. В. Петрашевским, участие в работе его кружка и последующие арест, заключение, суд, несостоявшаяся казнь, каторга и годы солдатчины.

Современные исследователи (С. В. Белов, Л. И. Сараскина) считают, что определяющими в этот период были отношения с Н. А. Спешневым. На наш взгляд, конкретное имя в данном случае не является принципиально важным. С юношеских лет Достоевский в той или иной степени время от времени оказывался под обаянием значительной индивидуальности. Увлечение утопическими иллюзиями, связанными с надеждой на исключительные возможности сильной личности периода Петрашевского, было кульминационным. С этим увлечением Достоевский расстается на каторге. «Записки из Мертвого дома» ? выражение внимания к человеческой натуре и зарождающегося стремления изучать и понимать души, далекие от идеала, сложность которых не исчерпывается ни одной романтической идеей, ни одной научно-философской теорией.

Как когда-то Достоевский стремился простить и понять своего отца, так после каторги он пришел к осознанию необходимости принять неоднозначность и глубину любого человека, рациональное постижение которых до конца невозможно.

Разочарование в рационализме и, как следствие, в утопической философии, будет определять поступки и духовный поиск позднего Достоевского. Направление этого поиска начнет формироваться в 1860-е годы во многом под влиянием заграничных путешествий. Возможно, наиболее полно трансформация взглядов писателя зафиксирована в «Зимних заметках о летних впечатлениях» (1863), в которых выразился социально-исторический пессимизм Достоевского ? сомнения в возможности осуществить идеалы утопического социализма в крайне индивидуалистической Европе. С течением времени надежды на будущее Достоевский стал связывать с «русским социализмом» ? с преобразованием социума на общинных, христианских основаниях. Писатель осмысливает пережитое в контексте православия и приходит к поддерживающему его идеальные стремления «символу веры». «Символ веры» поможет Достоевскому пережить личные потери. Разочарование в теории «среды» будет способствовать возникновению чувства внутренней свободы, во многом определившему уход от прежних друзей и привязанностей.

Накануне смерти Достоевский в письмах, адресованных близким людям, планируя будущую свою жизнь, выражал уверенность в возможности поэтапного обретения внутренней гармонии, основными условиями которой он определил доверие к миру и надежду на будущее.

Четвертый раздел первой главы ? «Творческая личность М. М. Зощенко». Исследовательский интерес к творческой личности Зощенко заметно активизировался в последние десятилетия. В результате увеличился объем биографических данных, которыми мы располагаем. Однако несмотря на это документальных свидетельств, на основании которых можно было бы выстроить достоверную картину жизни Зощенко, как это было с Гоголем или Достоевским, по-прежнему слишком мало. Базируясь на этих материалах, исследователи пытаются модернизировать три основных ранее сложившихся типа его восприятия (три «маски»): «сатирик быта», «веселый писатель» и «глубокий реалист, создавший свой метод для изобличения мещанского сознания». Вносятся коррективы в традиционное представление творческой личности художника, наиболее весомым качеством которой становится двойственность, предполагающая «сведение воедино фигуры автобиографа, ипохондрика, самокопателя» с автором комических произведений. В истории литературы начало этой перспективной исследовательской линии положил А. К. Жолковский. На страницах его книги вместо привычного образа «сатирика-бытописателя советских нравов» возникает образ «поэта недоверия и амбивалентной любви к порядку». Правда, А. К. Жолковский обратил внимание только на те качества и характеристики личности Зощенко, которые воплотились в мотивной структуре его художественных произведений, зафиксированы в его автобиографической повести «Перед восходом солнца», т. е. подверглись художественной рефлексии и потому, на наш взгляд, сопротивляются однозначной интерпретации.

Первое биографическое обстоятельство, на значительности которого настаивают специалисты, ? атмосфера детства, семейные отношения. Под влиянием тяжелого материального положения после ранней смерти отца, сложностей во взаимоотношениях с гимназическим окружением формируется характер самолюбивый, выбирающий закрытость и одиночество средствами защиты от агрессии и несправедливости окружающего мира. Можно предположить, что психологическая закрытость определит и проявившуюся позднее вариантность жизненных координат писателя, всячески им поддерживаемую: Зощенко не назвал точной даты и места своего рождения, оставил противоречивое впечатление о внешности и манере поведения, по-разному определял причины патриотического порыва, в результате которого оказался на фронте.

Зощенко поддерживает ощущение двойственности своей натуры, вступая в «игру» с читателем. Наиболее яркими компонентами созданной им игровой поэтики станут жанровая форма юмористического рассказа, сказовое повествование, растворившие наивно-дидактическое начало, стремление к самоанализу и самооправданию, которые не могут оцениваться вне контекста традиционной для Зощенко 1920-х годов ницшеанской проблематики.

Яркое проявление игровой поэтики Зощенко ? «Сентиментальные повести» и «Мишель Синягин». Само внимание к образу повествователя И. В. Коленкорова, «неврастеника» и меланхолика, подверженного «идеологическим шатаниям» и переживающего «крупные противоречия», несмотря на все оговорки Зощенко о чуждости этому герою, подтверждает сложившееся на данный момент стремление автора к самоанализу. Образ же Мишеля Синягина не просто выражает это стремление, но развивает тенденцию самозащиты.

По сути, эти произведения позволяют говорить об определенной кульминации в эволюции творческой индивидуальности Зощенко.

В период их создания ослабевает физическое здоровье писателя, усугубляющееся к тому же приступами ипохондрии. Причину биографы видят в развитии невротической болезни, спровоцированной давлением на писателя «литературной среды». Это давление и подтолкнуло его к решению создать «жизнерадостную книгу», чтобы «стать как другие люди».

Важным этапом в «курсе на самозащиту» можно считать повесть «Возвращенная молодость», посвященную идеологически актуальной теме создания нового человека. Эта повесть стала зощенковским вариантом участия в решении эпохальной задачи, попыткой реализации жизненной философии, связанной с включенностью в большое общее дело. В момент работы над повестью активизировалось и общественная деятельность писателя.

Знаком окончательного перехода на новую жизненную и литературную платформу считается «Голубая книга», в которой, по мнению ряда исследователей (И. Н. Сухих, Е. В. Жолнина), новаторское воплощение получила идея позитивного, прогрессивного общеисторического обновления. Однако нам представляется, что абсолютизация идеальных устремлений Зощенко в данном случае не поддерживается ни художественным, ни документальным материалом. Документальные свидетельства жены писателя, мотивная структура произведения заставляют говорить о социальном, политическом «приспособленчестве» (без всякой этической оценки) Зощенко, которое проявилось и во взаимоотношениях с сильными мира сего, и в социальной переориентации, и в специфической амбивалентности самого стиля.

Осознать перемены внутри себя Зощенко пытается в книге «Перед восходом солнца». В этом сочинении он предельно усилил автобиографический компонент, с одной стороны, а с другой ? продолжил игру с читателем, которая по-прежнему включала в себя типичный для Зощенко наивный дидактизм, воплощенный в разнообразных штампах и клише, культурных и идеологических стереотипах. И вновь возвращенное и усиленное игровое начало выполняет функцию самозащиты, автобиографизм развивается писателем с целью самооправдания.

В повести Зощенко удалось создать загадочный образ творческой личности, завершивший галерею масок, в которых отложились многие личные качества писателя. В их числе были и мучительные бессознательные «первообразы страха», обусловившие амбивалентность натуры художника, устремленной к недостижимой для него гармонии.

Вторая глава «Эпистолярий как выражение творческой личности» содержит три раздела. В первом разделе «Эпистолярное наследие Н. В. Гоголя» в заявленном аспекте анализируется фонд гоголевских эпистолярных текстов, аналитические подходы к которому были определены составителями академического Полного собрания сочинений. Интерес издателей этого собрания к эпистолярному наследию обосновал П. А. Кулиш: «Гоголь сам ? лучший свой биограф, и если бы были напечатаны все его письма, то не много нужно было бы прибавить к ним объяснений для уразумения истории его внутренней жизни».

Действительно, письма Гоголя и его корреспондентов раскрывают самые разные стороны личности писателя, позволяют увидеть его и как художника, и в повседневных делах и заботах, в моменты творческого подъема и, наоборот, кризиса.

П. А. Кулиш, достаточно полно осветивший ранний период жизни и творчества писателя, обратил внимание на гимназические письма Гоголя, подтверждающие отмеченные в первой части нашего исследования честолюбивые устремления писателя и его особую «неискренность», закрытость, порожденную желанием позиционировать себя в положительном ключе. Честолюбие определяло многие поступки Гоголя в юности, в ранний петербургский период, и его «невыразимые страдания, известные одним нервным субъектам» позже, когда он будет предпринимать осознанные попытки поставить преграду между собой и «внешним наблюдателем».

Одно из первых подтверждений скрытности характера Гоголя ? письма родным. Так, после смерти отца Гоголь признается матери, что предавался охватившему его «отчаянию» только наедине с самим собой. Позже он также пытался скрыть свою профессиональную несостоятельность, излишнюю нервозность. Наиболее откровенными были письма Гоголя к матери, хотя и в них, приуроченных к большим праздникам или значительным событиям, исповедальные моменты редки. С матерью Гоголь позволяет себе делиться карьерными планами, из посланий к ней ясно, как растет его сосредоточенность на литературных занятиях.

Искренность и ожидаемая в таких случаях теплота интонации ощущается мало. Кажется, что Гоголь это понимает и «сердечную недостаточность» в обращениях к матери пытается компенсировать формальными декларациями почитания. В письмах же к младшим сестрам эти декларации примут дидактическую окраску.

Из деталей, извлеченных из переписки Гоголя с родными, складывается психологический портрет человека гордого и честолюбивого, склонного к декларации личных привязанностей и устремлений, личности противоречивой, вызывающей противоположные отзывы, постоянно эволюционирующей.

Переписка с друзьями ? известными русскими литераторами (В. А. Жуковским, П. А. Плетневым, С. Т. Аксаковым и др.) в данном отношении не менее ценна. В ней отражена специфическая черта литературного таланта, который фиксирует в художественных текстах уже сформировавшиеся на основании пережитого опыта идеи. Это важное отличительное качество творческой психологии. Его значение проясняется, например, в сравнении с Достоевским, творческий порыв которого питался неугасшими страстями, не пережитым, но переживаемым.

По письмам литературным собратьям восстанавливаются детали творческой истории гоголевских текстов, его отношение к писательству как к моральному подвигу и в то же время ? основные этапы формирования исключительной самоуверенности, напрямую связанной с идеей собственного избранничества. Эпистолярий фиксирует, как по мере овладения сознанием писателя эта идея формирует новую этику общения с друзьями, новый образ автора писем. Его воскрешающая библейские формулы и интонации речь превращается в монолог учителя, постигшего тайну жизни, становится торжественным, приподнятым призывом отшельника ? пророка, обращающегося к современникам и потомкам.

В. А. Жуковский считал, что выходом для позднего Гоголя было бы монашество. Гоголь утверждал, что он не использовал эту возможность, потому что не сумел «распроститься с миром». Поздняя переписка убеждает, что этот последний шаг Гоголю не удалось сделать только оттого, что в своем духовном развитии он миновал важный в данном контексте этап исповеди. Исповедальные интонации в письмах постоянно разрушаются, уничтожаются категорическим отрицанием позиций оппонентов, учащающимися проповедническими выпадами, прямым поучением, свидетельствующим о том, что писатель так и не преодолел ни юношеской скрытности, ни взрослого своего честолюбия, спровоцировавших в конечном итоге глубокое ощущение трагизма последних дней.

Во втором разделе второй главы «Ф. М. Достоевский в его эпистолярном наследии» рассматривается к этому моменту уже трижды изданная переписка писателя, охватывающая 50-летний период ? всю его сознательную жизнь.

Письма Достоевского к близким людям создавались эпизодично и отличались невниманием к себе как к личности, причудливым сочетанием откровенности с недоверием к «листам написанной бумаги», которым он с большой опаской доверял собственное эмоциально-психологическое состояние. Гоголевская склонность к публичному самоанализу, имеющему цель сформировать определенное мнение окружающих о себе самом, в случае Достоевского была ограничена максималистской требовательностью к себе. В эпистолярном наследии писателя информативной ценностью отличаются письма к жене, старшему брату, к А. Н. Майкову и Н. Н. Страхову.

Из изданных писем четверть была адресована Анне Григорьевне. Ей он писал достаточно регулярно, обо всем, с особой исповедальной интонацией, выражавшей склонность к определенным эмоциональным состояниям: к грусти, к самобичеванию, которые неожиданно могли сменяться авторитарными интонациями. По этим письмам легко восстанавливается история семьи, дух семейных взаимоотношений, и именно в них наиболее полно раскрывается личность Достоевского, который, как и Гоголь, прекрасно понимал роль эпистолярия в формировании образа личности и, обращаясь к Анне Григорьевне, не один раз пытался создать собственный психологический портрет.

Из признаний, адресованных жене, является человек, переживающий страстное, болезненное, почти десятилетнее увлечение «гнусной фантазией» ? игрой. Для нас важен не сам этот факт, но проявившаяся в наивысшей степени склонность Достоевского к безграничной поглощенности «идеей-чувством». Вместе с женой Достоевский переживает длительный процесс своего выздоровления, обнаживший спасительную, основанную на характерном для Достоевского оптимизме способность к возрождению через погружение в работу.

Еще одно информативное достоинство писем Достоевского ? фиксация в них системы ценностей, определявших поведение писателя. В этой системе центральное место, например, в сравнении с Гоголем, занимали дом, дети, семья. Стремление к родственным взаимоотношениям закрытый, одинокий Гоголь реализовал только в заботах о сестрах, в отличие от Достоевского, расширившего эту область личностного проявления максимально.

В письмах к М. М. Достоевскому, кроме узколичной проблематики, в значительной степени освещались литературные вопросы, обсуждаемые с братом с гимназической поры философские проблемы ? проблемы «духовной природы человека», «значение мира», тема Бога. По переписке братьев легко проследить процесс расставания писателя с романтическими мечтами и устремлениями, основные этапы формирования его эстетических представлений.

После смерти брата исповедальные нотки переместятся в письма близким друзьям, в ряду которых особое место займут А. Н. Майков и Н. Н. Страхов. Переписка с ними имеет одно важное отличие от гоголевской: скрытный Гоголь, стремясь избавиться от одиночества, «откровениями» о собственном психологическом состоянии пытался привлечь к себе внимание адресатов; Достоевский относительно своих состояний и переживаний откровенничал только с женой. Это отличие ? проявление личностной разницы между двумя писателями. Одинокий, замкнутый Гоголь главным способом исследования человека и человечества считал постижение глубины, тайны и сути собственной натуры. Достоевский, имевший обширный и разнообразный круг общения, в разные периоды своей жизни был неизменно открыт для диалога, но при этом лично менее откровенен, способен, но не склонен к прямой исповеди, которая для него не была принципиально важной.

Третий раздел второй главы «М. М. Зощенко в его эпистолярном наследии» посвящен письмам Зощенко, которые представлены в фонде № 501 Рукописного отдела ИРЛИ РАН и в ряде московских архивов. В 1980-е годы публиковались Ю. В. Томашевским, в начале 1990-х ? М. З. Долинским, на рубеже веков ? сотрудниками Пушкинского Дома. Позднюю переписку фрагментарно использовала М. О. Чудакова в 1979 году, а в 1988 Б. М. Сарнов и Е. Чуковская.

Структура зощенковского эпистолярия в разные периоды его жизни выглядела по-разному. В дореволюционные годы преобладали личные и частные письма, а в эпоху кульминационной популярности ? письма от читателей и деловые. Большая часть писем, адресованных сатирику на пике его популярности, ? читательские. Самые значимые из них Зощенко опубликовал в 1929 году («Письма к писателю»). Эти письма вызывают исследовательский интерес в силу того, что в них были отмечены черты творческой индивидуальности Зощенко, зафиксированы ключевые темы его произведений. Можно сказать, что, отбирая их, неравнодушный к проблеме самоиденфикации Зощенко работал над собственным портретом.

Деловая переписка активно велась писателем в 1920-е годы и характер ее меняется в 1930-е. В 1943 году среди официальных адресатов Зощенко в связи с критическими нападками на повесть «Перед восходом солнца» появился И. В. Сталин, сыгравший в жизненной и литературной биографии писателя немалую роль.

Письма Зощенко вождю свидетельствуют о стремлении к мягкой социальной адаптации, несколько отличающейся от тех форм приспособления к окружающей реальности, к которым Зощенко, примерявший разные социальные роли в самом начале писательства, прибегал в 1920?1930-е годы, эксплуатируя сказовую форму повествования.

В 1940-х, защищаясь, Зощенко пытался убедить И. В. Сталина в «полезности своих книг», отрицающих фрейдизм, пропагандирующих идеи И. П. Павлова, доказывал, что «никогда не был антисоветским человеком», «всегда шел с народом».

Фоном, контекстом официальной переписки стали письма друзьям. Эти письма заставляют сомневаться в обоснованности представлений об одиночестве писателя после 1946 года. Из переписки Зощенко с близкими людьми ясно, что самолюбивый и ранимый человек сам провоцировал трагическую ситуацию (см. переписку с В. А. Кавериным, В. Г. Лидиным, А. А. Фадеевым, К. А. Фединым, К. И. Чуковским, М. С. Шагинян).

Из этого же блока документов можно сделать вывод о некорректности утверждений об уничтожающем эффекте официальной критики. Переписка с С. П. Антоновым, К. М. Смирновым, Л. С. Ленчем демонстрирует попытки Зощенко приспособиться, желание написать «положительную сатиру», публицистические вещи в тематическом русле официальной идеологии («Партизанские повести»).

Не менее значительным в историко-литературном отношении фактом является и бытовая переписка Зощенко ? письма жене В. В. Зощенко и женщинам, с которыми писатель был близок в разные периоды своей жизни: Н. Русановой-Замысловской, О. М. Шепелевой и Л. Б. Островской.

В ранних письмах к Н. Русановой-Замысловской, отношения с которой развивались в 1910-е годы, представлена первая самохарактеристика Зощенко. В них он пытается апробировать привлекающие его приемы литературной игры, эксплуатирующие классические наборы романтических, преимущественно литературных штампов, создает первую литературную маску автора ? «двойника Евгения Онегина», обнаруживает признаки дидактического письма.

В посланиях О. М. Шепелевой вырисовывается образ Зощенко 1930-х годов. Это время, когда он пытался создать и осмыслить защитные механизмы против нарастающего критического давления ? действующую теорию случайностей, ставшую определяющим компонентом художественной философии «Сентиментальных повестей», заставлявшую воспринимать жизнь как бесконечную, неведомым образом сбалансированную цепь случайностей, которую человек, чтобы выжить, должен ощущать.

Переписка с женой не так однозначна. Первые письма были литературными, «блоковскими», архаично диалогичными по настрою, в чем-то соотносимыми с посланиями к девушке, которая вошла в его биографию как первая любовь. Но в них при внимательном чтении уже обнаруживаются «потребительские» чувства и настроения.

Если сравнить их с письмами 1942 года, станет ясно, как за прошедшие два десятилетия усложнилась литературная маска автора, «раздвоилось» его жизненное поведение. Например, в письме 1942 года из Алма-Аты, где Зощенко касается темы его возвращения в Ленинград, в этом «раздвоении» отчетливо проявляются сущностные качества личности писателя: заботливого отца и мужа, излишне требовательного, равнодушного, неискреннего. Отчетливо возрастающая двойственность, скрытность натуры адресанта, несмотря на предпринимаемые Зощенко усилия по оправданию этих качеств или сокрытию романтических отношений с другой женщиной, и порождали ту самую «тоску», которая разрушала душу писателя в последние годы жизни. Стремление к самооправданию проявилось и в художественном творчестве (например, в «Голубой книге»).

Все это напоминает процессы, происходившие в сознании Гоголя, которому, как и Зощенко, пришлось пережить ощущение исчерпанности жизненного материала до завершения творческого пути. Именно эти переживания заставили Гоголя в «Выбранных местах из переписки с друзьями», а Зощенко в повести «Перед восходом солнца» выходить за пределы литературы. И в результате их настигают неизбежные следствия такого выхода ? непонимание современников и трагически переживаемое одиночество, которое для Гоголя превратилось в безысходное.

Ситуация усугублялась тем, что оба художника не находили ощущения жизненной гармонии в других областях, помимо литературы, в отличие, например, от Достоевского.

У советского писателя Зощенко эпоха сформировала уникальное защитное качество ? приспособляемость, изначально базировавшуюся на его специфическом представлении о гармонии человеческого существования, включавшем стремление к порядку, внутреннему и внешнему. В отсутствии последнего Зощенко видел с самого начала творческого пути основное проявление «мещанства», неприятие которого выражал в сатире.

Гиперчувствительный по отношению к своему времени Зощенко пытался приспособиться к происходившим вокруг него переменам, если не получалось, искал оправдание для собственных неудач, так и не смог преодолеть разламывавших его эпоху противоречий, что и определило его личную и творческую трагедию.

В Заключении подводятся итоги исследования, обобщаются современные представления об авторе художественного текста как о творческой личности, формулируются основные выводы диссертационного исследования.

Основные положения диссертации изложены в статьях

1. Ким Д. С. «Маски» Михаила Зощенко (по материалам переписки с женой) // Литература и реальность: ХХ век: Сборник статей. СПб.: Факультет филологии и искусств СПбГУ, 2007. С. 9?18.

2. Ким Д. С. Творческая личность М.М. Зощенко как литературоведческая проблема // Русская литература. 2007. № 4. С. 169?175.

3. Ким Д. С. Н. В. Гоголь в письмах родным и близким // Содержание филологического образования в процессе становления профильной школы: проблемы и опыт: Сборник статей по материалам научно-практической конференции 6 декабря 2007 г. Пермь: Перм. гос. пед. ун-т. 2007. С. 109?113.

4. Ким Д. С. М. М. Зощенко в зеркале эпистолярия // Сюжет и мотив в русской литературе: ХХ?ХХI вв.: Сборник статей. Серия «Литературные направления и течения». Вып. 10. СПб.: Факультет филологии и искусств СПбГУ, 2008. С. 12?21.

Размещено на Allbest.ru