Концепт "сибирская культура" в теории фронтира

Размещено на http://www.allbest.ru/

КОНЦЕПТ «СИБИРСКАЯ КУЛЬТУРА» В ТЕОРИИ ФРОНТИРА

Ольга Николаевна Судакова

Концепт «сибирская культура» как инструмент культурологического исследования объективирует различные проблемные поля, к числу которых относится и теория «фронтира». Широкое применение отечественными историками словосочетания «сибирская культура», с одной стороны, свидетельствует о непреходящем интересе историков к проблематике культуры, с другой - о поиске конкретных теорий для её осмысления. Специфичность фронтирной теории и семантическая «гибкость» самого понятия «фронтир» позволили учёным-сибиреведам не только адаптировать данную теорию к региональному материалу, но и разработать теорию «сибирского фронтира» [1; 8; 11; 17], расширив, таким образом, диапазон историко-культурологических исследований Сибири. Обращение к теории границы одни исследователи объясняют принципиальным отличием теории фронтира от теории колонизации, ибо первая способствует выявлению процесса становления нового российского сообщества, состоящего из людей с особым менталитетом, а, следовательно, с особой культурой. Другие считают эту теорию своеобразным дополнительным методологическим инструментом концепции колонизации, способствующим выявлению этносоциальных особенностей долговременного взаимодействия русского и

коренного населения Сибири [15, с. 106, 111]. Исходя из сказанного, задача данной статьи - сформулировать содержание концепта «сибирская культура» для применения его в качестве инструментария конкретного культурологического исследования. Материалом послужили работы зарубежных и отечественных историков - А. Д. Агеева, В. В. Алексеева, Н. Ю. Замятиной (Белаш), Д. Я. Резуна, Ф. Дж. Тёрнера, М. В. Шиловского и др., в которых культура фронтира получила своё теоретическое осмысление.

Теория фронтира в научный мир вошла с именем американского историка Ф. Дж. Тёрнера, изучавшего в конце XIX века процессы расширения Североамериканских штатов [12; 13; 21]. Своим докладом «Роль границы в американской истории», прочитанном на съезде Американской исторической ассоциации в конце XIX века, он постарался не только привлечь внимание к фронтиру как богатому полю исследований, но и показать некоторые его проблемы. Посчитав, что для исследовательских целей термин «фронтир» не требует строгого определения, Ф. Дж. Тёрнер первоначально обозначил его как «внешнюю кромку волны - место встречи дикости и цивилизации». Далее по тексту доклада он уточнил, что «фронтир» - это «целый пограничный пояс, включающий страну индейцев, и передний край заселённой территории, как она определяется в переписях», т.е. территория с плотностью населения «не менее двух и не более шести постоянных жителей на квадратную милю» [12, с. 3].

Характерной чертой фронтира, по мнению американского историка, является его динамическое развитие по схеме «цивилизация-дикость-цивилизация», поэтому каждый раз на фронтирной территории социальное развитие начинается сначала. Вследствие этого фронтир надлежит понимать уже как «линию наиболее быстрого и эффективного перехода от европейской культуры к культуре американской». В качестве доказательства такой трактовки фронтира Ф. Дж. Тёрнер приводит следующее: «Дикость меняет колониста. Она находит его европейцем по платью, роду деятельности, инструментам, способам путешествовать и образу мысли. Она вытаскивает его из железнодорожного вагона и сажает в каноэ из берёзовой коры. Она срывает с него одежду цивилизации и наряжает в охотничью рубаху и мокасины. Она помещает его в хижину чероки и ирокезов и воздвигает вокруг него индейский частокол. Долгое время ему приходится выращивать индейское зерно (маис - О. С.) и пахать острой палкой». Таким образом, чтобы выжить в условиях фронтира, колонист приспосабливается к чуждой ему окружающей природной и культурной среде. Адаптировавшись, он начинает её преобразовывать, в результате такого социокультурного процесса формируется новое явление - американец, который по своей культуре отличен от европейского колониста, впервые ступившего на землю Америки [Там же, с. 3-4].

Анализ движения границы по территории Америки навел историка на мысль о том, что каждый из хозяйственных типов (мехоторговый, старательский, скотоводческий, фермерский), пройдя последовательными волнами через континент, сформировал субкультуры торговцев, скотозаводчиков, старателей и фермеров [Там же, с. 7-8]. Обозначил автор теории и ментальные черты первых носителей американской культуры - это грубость и сила, изобретательность и находчивость, отсутствие «артистичности» и неутомимая энергия, индивидуализм, жизнерадостность и широта души [Там же, с. 24]. Именно культура фронтира сформировала наряду с фронтисменом и новую американскую нацию, которую как по характеристикам, так и по своему самосознанию уже не нельзя было назвать английской [Там же, с. 14-15].

Несмотря на то, что фронтирная теория нашла в США и за её пределами как последователей [14; 19], так и критиков [5; 20], для нашего исследования важно следующее: во-первых, Ф. Дж. Тёрнер придал термину «фронтир», широко используемому в английском языке, более культурологическое содержание, поставив во главу угла, наряду с экономической и социальной, его культурную составляющую; во-вторых, обратил внимание на то, что продвижение фронтира одновременно является процессом, результат которого есть формирование культуры новой личности и нового общества; и, в-третьих, отметил неоднородность культуры фронтира в силу влияния на неё места и времени продвижения фронтира.

Компаративистские исследования американского и русского фронтиров позволили российским учёным сформулировать своё понимание «фронтира» в целом и «сибирского фронтира» в частности. Например, Т. Г. Лерсарян убеждён, что «русский фронтир» есть прочерченная карандашом пограничная полоса, огораживающая поле колонизационного действия [7, с. 15]. Авторы коллективной монографии «Азиатская Россия в геополитической и цивилизационной динамике: XVI-XX вв.» считают, что фронтир разделяется на области (зоны) «создания и разрушения, противостояния структур ядра и периферии, которые являются источником социальных перемен» [3, с. 201], т.е. в поле фронтира формируются основные тенденции, определяющие дальнейшее развитие осваиваемых территорий. Для московского историка Н. Ю. Замятиной (Белаш), отрицающей понимание «фронтира» в качестве границы территории, находящейся под юрисдикцией государства, или же границы территории, открытой его жителями, он есть зона «особых социальных условий» или «зона неустойчивого равновесия» по причине своего «родового признака» - неопределённости, неустоялости, неустойчивости [6, c. 77]. Культура же фронтира, по её мнению, находит своё выражение в ценностях, среди которых наиболее значимая - свобода. Свобода от устоев и традиций, от сословных условностей и даже от своего прошлого. Подобное восприятие свободы детерминирует стихийную демократию, лозунгами которой являются уважение свободы друг друга и защита свободы с оружием в руках. Благодаря этой ценности всё новое в общественных отношениях и повседневности легко воспринимается. Другая ценность - индивидуализм. Данная ценность культуры фронтира, как пишет Н. Ю. Замятина (Белаш), сформировала в человеке фронтира отвагу, самостоятельность и самоуверенность, тем самым не дав ему одичать и огрубеть. Однако совершение дальних переходов, борьба с неприятелем, раскорчёвка леса и др. требовали объединения усилий, поэтому личное на время отступало перед необходимостью формирования временных коллективов (отряды, ватаги и т.п.). Богатство как ценность культуры фронтира было обусловлено практической расчётливостью людей границы. А вот религия как ценностная категория в «индивидуалистской среде слабела», изменяясь в сторону упрощения религиозных обрядов и институтов [Там же, c. 78]. Таким образом, можно констатировать, что культура «зоны особых социальных условий», среди них историк называет и Сибирь, обладает своеобразным набором ценностей, формирующих человека границы, которые отсутствовали на тот момент в российской культуре XVIII-XIX веков, в частности, свобода и индивидуализм. Следовательно, сибирскую культуру от культуры центральной части России в первую очередь отличает её ценностное содержание.

Другое понимание культуры сибирского фронтира находим в работах историков-сибиреведов. Например,

А. Д. Агеев, выказывая своё отношение к теории Ф. Дж. Тёрнера, подчёркивал невозможность её применения при создании общей концепции исторического развития Сибири. Однако она не потеряет своего эвристического смысла при изучении конкретной проблемы, в нашем случае сибирской культуры, т.к. фронтир это «не локальное явление американского Запада, а феномен капиталистической миросистемы» [2, с. 8, 13]. Индивидуальность «сибирского фронтира», по мнению учёного, заключается в его назначении как рубежа и цели - «воспрепятствовать вторжению в пределы империи представителей других народов». Отсюда движение американского «фронтира» на запад и русского на восток привело к столкновению их в северной части Тихого океана, вследствие чего возникла граница «цивилизационного разлома» [Там же, с. 14]. По убеждёнию А. С. Хромых, такая трактовка «сибирского фронтира» неверна, ибо место встречи цивилизаций следует называть не «разломом», а скорее «контактной зоной», где происходит обмен разного рода социальным и культурным опытом [15, с. 107]. Автор настоящей статьи считает, что исследователь сделал поспешные выводы, ибо в данном случае А. Д. Агеев говорит именно о «разломе» между американской и российской культурами, исходя из понимания «сибирского фронтира» как границы между территориями. Сам «сибирский фронтир» не обладает признаком цивилизационного разлома в силу ориентации «славяно-православной» цивилизации на воспроизведение традиционных форм жизни, а не на их модернизацию [2, с. 185].

В одной из своих статей историк обозначил факторы, обусловившие особенность культуры сибирской «подвижной границы» - климат, пространство и капиталы [1, с. 34-35]. В более поздней монографической работе он пишет, что движение русских было также экспансией универсальных культурных систем - религии, языка, форм сознания и восприятия мира. Называет он и время как необходимую категорию культуры сибирского фронтира, а также и иной «антропологический субстрат в сравнении с Центральной Россией» в качестве носителя этой культуры [2, с. 223, 244, 249]. Раскроем эти элементы культуры чуть подробнее.

Пространство культуры сибирского фронтира, по утверждению А. Д. Агеева, представляет собой узкую, длинную колонну, сдавленную по флангам границами другого государства и естественными препятствиями. Пройдя в XVII веке всю Сибирь, русские люди заселили только лесостепную полосу и берега рек, сходные с теми, где формировалась культура их предков и к которым привыкли они сами. У более поздних переселенцев пространство порождало чувства страха и дискомфорта, отсюда стремление русских крестьян переселяться целыми сёлами. Крестьянские общества жили локально и социально замкнутой, почти самодостаточной жизнью, покоившейся на натуральном хозяйстве [Там же, с. 29, 224]. Движение в пространстве ускоряет не только ритм исторического времени, но и ритм жизни отдельного человека. Время, по мысли А. Д. Агеева, следует делить на динамическое и архаическое. Рамки динамического времени охватывают «меходобывающий фронтир» и период золотодобычи. Для основной же массы переселенцев время не делилось на прошлое и будущее, оно было почти неподвижным. Русский переселенец на новом месте как бы стремился его наоборот остановить. Даже обширное пространство слабо влияло на восприятие времени [Там же, с. 223-224]. Несмотря на заметную роль религии (веры) при движении русских на восток, она как категория культуры сибирского фронтира, по утверждению историка, представляла собой языческо-христианский синкретизм, где языческое доминировало, а христианское служило лишь оформлением, с одной стороны. С другой - отсутствие регламентирующих правил государства и условностей «цивилизационной жизни», налагающих многочисленные табу, позволило Сибири стать прибежищем специфических религиозных практик, например хлыстовства [Там же, с. 245-246]. Субэтносы сибирского фронтира, как считает учёный, есть следствие сохранения многочисленных местных народов, взаимной ассимиляции русского и местного населения путем смешанных браков и др. [Там же, с. 185, 199]. Отметил А. Д. Агеев и ещё одно свойство культуры сибирского фронтира - аморфность социальной организации, которая преодолевалась распространением единой централизованной власти на новые территории, что сказывалось на постоянном административно-территориальном изменении деления Сибири (наместничества, провинции, губернии и пр.) [Там же, с. 208].

Таким образом, культура сибирской «подвижной границы» в работах А. Д. Агеева предстаёт как сложное явление, обладающее определёнными категориями и свойствами (пространство, время, вера, язык, социальная аморфность и пр.), сформированными под влиянием конкретных факторов (климат, капиталы), и наличием носителя этой культуры, именуемого сибиряком. Всё это в целом придаёт культуре сибирского фронтира особенность и специфичность.

«Сибирский фронтир», по утверждению М. В. Шиловского, следует понимать как явление, состоящее из трёх видов: внешнего - по отношению к территориям и этносам; внутреннего - по отношению к народам, оказавшимся внутри него; и внутрицивилизационного - между старожилами и переселенцами. Отсюда каждый вид сибирского фронтира обладает своей культурой. Во внешнем фронтире она предстаёт в форме культурного контакта между первопроходцами из России и населением, исконно жившим на территории Сибири. Культура внутреннего фронтира складывается в процессе огосударствления новых территорий, влекущего за собой вхождение автохтонного населения в состав Российской империи уже в качестве граждан [17, с. 101]. Подобное явление культурантропологами называется «стимулирующей диффузией», при котором воздействие одной культуры на другую, в нашем случае русской - на культуру «инородцев» Сибири, идёт путём стимулирования творческого процесса у последних, что приводит к созданию нечто нового, но заключающего в себе отголосок чужого [4, с. 50]. Таким «новым» в культуре внутреннего фронтира, по мнению историка, является менталитет сибиряков, их самоидентификация и противопоставление себя как «чалдонов» последующим русским переселенцам в Сибирь. Общим результатом постоянного межкультурного взаимодействия русских с автохтонными народами, проживающими внутри колонизируемой территории, стала метисовая культура. Особенностью внутрицивилизационного фронтира, по мысли учёного, является его культура, которая складывается посредством межкультурного взаимодействия между сибиряками-старожилами и новыми переселенцами в Сибирь [17, с. 101]. Таким образом, М. В. Шиловский доказывает не только динамичный характер культуры границы, но и выделяет различных субъектов в каждом виде сибирского фронтира.

Необходимо отметить также, что, развивая идею о «видах» сибирского фронтира в своём диссертационном исследовании, А. С. Хромых предложил называть их «стадиями» фронтира, идущими одна за другой [16, с. 3-4, 20-21]. Возможно слово «вид», применённое М. В. Шиловским, не совсем удачное, но оно раскрывает не только содержание культуры сибирского фронтира, но и даёт право утверждать, что эти культуры могут быть порождены ситуацией фронтира одновременно в тот или иной временной период, а не следовать одна за другой. Примером тому может служить массовое переселение в Сибирь на рубеже XIX-ХХ столетий, приведшее к культурному контакту как между старожилами и переселенцами, так и между культурами переселенцев и автохтонных народов Сибири.

Обобщённую трактовку сибирского фронтира и структурных элементов его культуры предложил Д. Я. Резун. В целом теория «фронтира», по его мнению, позволила вывести на первый план изучение этнокультурных и этносоциальных процессов, происходящих в Сибири с конца XVI и до начала ХХ века [11]. «Сибирский фронтир» есть «создание цепи или отдельных относительно быстро сооружаемых и легковооруженных военных пунктов (остроги, слободы, форпосты, погосты, укрепленные деревни и заимки), которые всегда выдвинуты в пограничные земли и отдалены от основных административно-хозяйственных центров (городов) относительно большим расстоянием», пишет учёный [8, с. 76]. Фронтир возможен только при встрече двух культур разного уровня цивилизационного развития. Именно такой была встреча русской и аборигенной культур в Сибири. Однако формирования новой этнокультурной общности в Сибири, как это случилось в Северной Америке, не произошло, по этой причине на территории сибирского фронтира «проживают просто сибиряки, вне национальных рамок» [10, с. 3]. В отличие от А. Д. Агеева, среди факторов, повлиявших на формирование культуры сибирского фронтира, Д. Я. Резун выделил климат, рельеф, пространство, исторический фон [9, с. 7-8]. При этом в его работах нет чёткого обоснования того, что является историческим фоном. Обозначил историк также макро- и микросистемы, в которых складывалась культура сибирского фронтира. Макросистема - субпространство Сибири, а микросистема - это зона слабозаселённой и малообжитой земли, лежащей на рубеже двух этнополитических и хозяйственных зон русского и коренного населения [8, с. 76].

Анализируя статьи и монографии сибиреведов А. Д. Агеева, М. В. Шиловского, Д. Я. Резуна, автор пришёл к следующим выводам: во-первых, «сибирский фронтир» в работах названых авторов носит скорее характер дискурса, чем сложившегося понятия, и как следствие этого имеют место различные его трактовки. Во-вторых, концепция фронтира способствовала, наряду с экономическими и политическими аспектами, выделению социально-культурного фактора, обосновывающего своеобразие сибирской культуры. В-третьих, носителями культуры сибирского фронтира, по убеждению всех исследователей, являются сибиряки как социокультурная общность, обладающая определёнными ментальными чертами, способствующими формированию сибирской культуры как целостного феномена, но не сложившаяся в «сибирскую нацию». В-четвёртых, выделенные историками структурные элементы культуры сибирского фронтира позволяют автору статьи сформулировать понятие «сибирская культура» в контексте теории «границы».

Сибирская культура - это открытая система, сложившаяся в результате культурных контактов между автохтонными народами Сибири и представителями различных этнических групп, переселяющимися (вольно или невольно) на территорию региона. Ядром этой системы выступает менталитет «антропологического субстрата», отличный от российского в целом, но объединяющий в единую социокультурную общность - сибиряков - представителей различных социокультурных общностей (казачество, старообрядцы, купечество и др.) и этносов (русские, поляки, немцы, евреи, буряты и пр.). Константами сибирской культуры, детерминированными ситуацией фронтира, являются культурный контакт, климат, пространство, время и миграционные процессы.

сибирский культура фронтир граница

Список литературы

1.Агеев А. Д. Американский «фронтир» и «сибирский рубеж» как факторы цивилизационного разлома // Американский и сибирский фронтир. Томск, 1997. Вып. 2. С. 30-36.

2.Агеев А. Д. Сибирь и американский Запад: движение фронтиров. Иркутск: ИГУ, 2002. 294 с.

3.Азиатская Россия в геополитической и цивилизационной динамике: XVI-XX вв. / под ред. В. В. Алексеева, Е. В. Алексеева, К. И. Зубкова, И. В. Побережникова. М.: Наука, 2004. 600 с.

4.Артановский С. Н. На перекрёстке культур и цивилизаций: исторические формы общения народов: мировые культурные контакты, многонациональное государство. СПб.: СПБГАКИ, 1994. 204 с.

5.Болховитинов Н. Н. О роли «подвижной границы» в истории США // Вопросы истории. 1962. № 9. С. 57-74.

6.Замятина (Белаш) Н. Ю. Зона освоения (фронтир) и её образ в американской и русской культурах // Общественные науки и современность. 1998. № 5. С. 75-88.

7.Лерсарян Т. Г. Бескрайняя равнина конца времён [Электронный ресурс] // Отечественные записки. 2002. № 3. URL: http://magazines.russ.ru/oz/2002/3/2002_03_03.html (дата обращения: 12.04.11).

8.Резун Д. Я. Быть тут острогу и слободе // Родина. 2000. № 5. С. 76-78.

9.Резун Д. Я. Предисловие // Фронтир в истории Сибири и Северной Америки в XVII-XX вв.: общее и особенное. Новосибирск, 2003. Вып. 3. С. 7-8.

10.Резун Д. Я. Фронтир в истории Сибири и Северной Америки в XVII-XX вв.: общее и особенное. Новосибирск: РИПЕЛ, 2005. 130 с.

11.Резун Д. Я., Шиловский М. В. Сибирь, конец XVI - начало ХХ века: фронтир в контексте этносоциальных и этнокультурных процессов. Новосибирск, 2005. 193 с.

12.Тёрнер Ф. Дж. Роль границы в американской истории [Электронный ресурс] / пер. В. Е. Борисова. URL: http://www.historians.org/pubs/archives/turnerthesis.htm (дата обращения: 18.09.11).

13.Тёрнер Ф. Дж. Фронтир в американской истории / пер. с англ. М., 2009. 304 с.

14.Тойнби А. Постижение истории / пер. с англ. М.: Прогресс, 1996. 606 с.

15.Хромых А. С. Проблема «сибирского фронтира» в современной российской историографии // Вестник Челябинского государственного университета. 2008. № 4. С. 106-111.

16.Хромых А. С. Русская колонизация Сибири последней трети XVI - первой четверти XVIII века в свете теории фронтира: дисс. … канд. ист. наук. Томск, 2008. 220 с.

17.Шиловский М. В. Фронтир и переселения: сибирский опыт // Фронтир в истории Сибири и Северной Америки в XVII-XX вв.: общее и особенное. Новосибирск, 2003. Вып. 3. С. 101-118.

18.Штопов Б. М. Европейские исследования Сибири: рецензия // Новая и новейшая история. 2004. № 2. С. 208-211.

19.Billington R. A. America's Frontier Heritage. Albuquerque, 1991.

20.Limerick P. N. Trails: towards a New Western History. Lawrence, 1991.

21.Turner F. О. The Frontier in American History. New York: Henry Holt and Co., 1920. 293 p.

Размещено на Allbest.ru