"Производство текстов" как проблема современной книжной культуры

Размещено на http://www.allbest.ru

Размещено на http://www.allbest.ru

Иногда одно-единственное слово или словосочетание высвечивает кардинальные особенности какого-либо явления яснее, чем многие аналитические исследования. Так и в ситуации с нынешним упадком культуры в целом, книжной культуры в частности. С одной стороны, она выглядит прогрессивно развивающейся: разных издательств не меньше, а существенно больше, чем в советские годы, невероятно расширилась номенклатура книжной продукции, полиграфическое качество изданий, - с другой стороны, катастрофически снижается интерес к чтению художественной литературы в некогда «самой читающей» стране мира. Одна из основных причин (хотя, разумеется, не единственная), в которой не очень хочется сознаваться, - низкое идейно-художественное качество современной художественной литературы, прежде всего «массовой», авторы которой движимы не столько потребностями вникновения в глубины личного и общественного сознания, сколько возможностью коммерческого успеха своих произведений, их продаваемостью. В результате произведение оказывается не столько культурным явлением, сколько предметом купли-продажи, не достоянием книжной культуры, но элементом книжного маркетинга [7]. Языковой маркер этой трансформации - словосочетание производство текстов, выступающее как перифраза существительного творчество (художественное или научное). Производство текстов - не эвфемизм как перифраза, заменяющая грубое выражение на благопристойное, но дисфемизм, «неблагоречие» - дискредитирующее выражение, которое стыдливо используется вместо существительного творчество, несущего очевидные мелиоративные краски.

Книжная культура на протяжении многих веков ассоциировалась с духовными вершинами, прежде всего с религиозными и философскими, поскольку именно религии, а затем философии человечество обязано рождением и развитием письменности. Применительно к современности словосочетание книжная культура в смысле «высокая культура» практически не используется, ныне это, прежде всего, издательское и книжное дело как сферы практической деятельности, связанной преимущественно с подготовкой к печати, изданием и распространением печатной продукции [3]. Такие явления, как книжное искусство, искусство книги, культура книги и т.п., относятся к книге, прежде всего, как артефакту, материальному объекту, издательскому продукту и лишь через это посредство - к книге как явлению духовной культуры, которая, по сути, должна бы восприниматься как ценная прежде всего своим содержанием и лишь затем - качеством издательской подготовки. Иными словами, книжная культура воспринимается ныне не столько как духовно-материальная, сколько как материально-духовная, как эффектность книжной «плоти», при вторичности вопроса о глубине внутреннего содержания. Думается, можно говорить о частичной десемантизации, об утрате исходных смыслов, о «семантическом вырождении» понятия «книжная культура», развивающихся в направлении от сакральности - к профанности, от смысловых глубин - к поверхностности.

Словосочетание производство текстов представляется уместным, фактически обоснованным и эмоционально-стилистически нейтральным, если относится к профессиональной деятельности копирайтеров или спичрайтеров, то есть к созданию сугубо утилитарных продуктов письменной и устной речи, предназначенных для широкого распространения в PR-коммуникациях, рекламе, в деловых контактах организаций, в публичных выступлениях влиятельных лиц и т.д., - но если это словосочетание относится к научной или художественной литературе, то оказывается явным дисфемизмом, дискредитирующим ее имманентное творческое начало.

Однако такое использование - реальный факт современного словоупотребления, ср., например, использование словосочетания производство текстов для характеристики специфики литературного творчества: «Литература подразумевает производство текстов с внимательным отношением к словам и к связям между этими словами» [1]. Следующий дисфемизирующий шаг на пути дискредитации научного и художественного творчества - словосочетание производство смыслов, ср.: «Производство смыслов, формирующихся в человеческом сознании, превращается в самостоятельную отрасль экономики…» [11, с. 167]. Это явление, расширяясь, из сферы телевидения, печатных средств массовой информации, идеологии и политики выходит в целостность культуры, катастрофически девальвирует ее ценности.

Словосочетание производство текстов - органичный языковой продукт современной информационной эпохи, связанный с идеологией утилитаризма, в рамках которого ценность чего-либо, в том числе произведения словесного творчества, определяется исключительно практической «пользой». «Тексты» информационной эпохи уже в момент своего «производства», изначально не рассчитаны на какую-либо культурную, в том числе литературную или научную ценность, но отражают, с одной стороны, различные повседневные потребности их адресатов, прежде всего витальные и информационные, с другой стороны, интересы адресантов - авторов, для которых «производство текстов» является лишь источником материального дохода или, в дополнение к нему, некоторой известности.

С морфемно-словообразовательной точки зрения, существительные произведение и производство равно образованы от глагола производить в значении «создавать». Однако существительное производство ассоциируется, прежде всего, с материальными благами, произведение - с духовными ценностями. Насколько корректно в одном ряду говорить, с одной стороны, о промышленном, сельскохозяйственном производстве, а с другой, например, о производстве философского знания [9; 15]? Сами философы не замечают в декларативной изоморфности этих словосочетаний ничего необычного или, тем более, противоестественного, однако, с культурологических позиций, это совершенно разные явления.

Идеология марксизма, по аналогии с понятием «материальное производство», внесла и понятие «духовное производство» - как равноположное ему, ср., например, свидетельство современного учебника философии: «Важную и все более возрастающую роль в общественной жизни играет духовное производство, в процессе которого производятся не вещи, а идеи, образы, научные и художественные ценности. Правда, эти ценности, так или иначе, материализуются в физических вещах, носителях этих духовных ценностей, в книгах, картинах, скульптурах или же в современных электронных носителях информации. Но все же главное в этих предметах - не их материальная сторона, а их духовное содержание, заключенные в них идеи, образы, чувства» [16, с. 447]. Обратим внимание, что в цитированном фрагменте о «духовном содержании» ценностей культуры речь идет после оговорки «Но все же…». Да, без материального, в том числе словесного, текстуального опредмечивания ценности культуры для сенсорного восприятия недоступны, но это не значит, что они «производятся» так же, как кирпичи, трактора или лопаты; их «производство» не физически зримое, но сугубо внутреннее, они плод духовного творчества, которое от материального производства отличается принципиально. Семантическое ядро существительного производство - «изготовление», что предполагает наличие некоей предварительной схемы или образца. В этом смысле производство - противоположность творчества, которое предполагает создание принципиально нового, доселе не существовавшего. Произвести можно, лишь зная, что именно производишь. Творчество предполагает, что результат заранее не известен.

Понятие «производство текстов» не является чем-то совершенно новым; вероятно, оно возникло вместе с представлением о том, что писательское творчество основывается на «ремесле» как мастеровитости, профессиональной умелости, которая совсем не обязательно предполагает творческое вдохновение, эстезис и трансцендирование как выход за пределы непосредственно очевидного [5], «интермедиальность как свойство, которое связано с бытием художественного (“филологического”) текста в семиотическом пространстве культуры в целом» [4, с. 138]. Дисфемизация поэтического творчества едва ли не наиболее ярко выразилась в хрестоматийных строчках Маяковского из «Разговора с фининспектором о поэзии»: «Поэзия - / та же добыча радия. // В грамм добыча, / в год труды. // Изводишь / единого слова ради // тысячи тонн / словесной руды» [13, с. 121]. Однако Маяковский имел в виду все-таки не столько идею производства, сколько идею особой трудоемкости, сложности поэтической работы.

То же самое можно сказать и о труде настоящего, не «кабинетного», «офисного» журналиста, лишь обрабатывающего извлеченный из Интернета информационный материал, но не добывающего его в изнурительных самостоятельных поисках с живыми людьми, «в поле». В советские годы была популярна «Песня журналистов» (1964; слова Александра Левикова (псевдоним А.И. Аграновича), музыка Вано Мурадели, исполнитель Владимир Трошин) - практически гимн с припевом, который воспринимался не иначе, как поэтическая формулировка журналистского кредо: «Трое суток шагать, трое суток не спать / Ради нескольких строчек в газете: / Если снова начать, я бы выбрал опять / Бесконечные хлопоты эти». По оценке паремиологов, «фраза-символ профессии журналиста-репортера» [17, с. 757]. Наверное, не будет преувеличением сказать, что эти времена многими современными журналистами - «производителями текстов» воспринимаются лишь как ушедшая в прошлое романтика.

Устоявшая метафора «высокой» поэзии - святое ремесло (подробно см.: [10]). Святое не только потому, что требует от поэта трансцендирования за пределы непосредственно очевидного к высотам духа, но и потому, что его истоки не столько в самом человеке как в «производителе текстов / информации», сколько в том, что над человеком. Думается, к месту будет привести напоминание Д. С. Лихачева в «Заметках о русском»: «В одном из своих поучений знаменитый киевский проповедник Феодосий Печерский высказывает своеобразный взгляд на произведения искусства. Он утверждает, что они созданы не столько человеком - художником, зодчим, - сколько для человека, во имя человека, во славу человека» [12, с. 80]. Интермедиальное единство человеческого и надчеловеческого, личностного и сверх-личностного обусловливает, что «тексты культуры», «высокой книжности» не являются произведениями только одного конкретного автора, чья фамилия указана на обложке книги или даже группы лиц, связанных с ним какой-либо культурной традицией, - в них «дыхание вечности», приметы Божьего соучастия, как знаки сакрального, истинного творчества, в оппозиции профанному (то есть поточному, лишенному как индивидуального, так и сверхличностного), ремесленному «производству».

Профанность просматривается и в современных трактовках риторики как научно-практической дисциплины. Даже в вузовских пособиях академического типа риторику нередко предлагают понимать лишь как «теорию красноречия», что вполне соотносится с рассматриваемым понятием «производство текстов», расширяемом до «производства текстов ради (красоты) самих текстов» - причем «красоты», публично одобряемой, ср.: «…риторика - теория ораторского искусства, теория красноречия, наука об умении говорить красно, хорошо, так, как нужно в данном случае» [14, с. 5]. Разумеется, такая (наиболее распространенная, привычная) трактовка риторики далека от действительности: риторику целесообразно понимать как теорию и практику организации оптимального речевого (вербального и невербального) воздействия и взаимодействия, с акцентировкой интенциональности, а не «красоты» речи. Такое «более операциональное», практико-ориентированное прочтение, нацеленное на конкретный коммуникативный результат, открыто признается специалистами по так называемой «черной риторике», ср.: «Риторикой называется наука об эффективном применении речевых компонентов (слов и фраз) в процессе публичного общения. Она также описывает технические приемы, которые позволяют добиться коллегиального решения в свою пользу либо просто выбить почву из-под ног оппонента» [2, с. 11]. Как видим, специфическое отличие «черной риторики» от «просто риторики» в том, что первая нацелена не столько на коммуникативный результат, отражающий интересы всех участников общения (в соответствии с латинским этимоном communis `общий; общительный, доступный, обходительный, ласковый'), сколько на манипулятивные задачи, связанные с подчинением получателя сообщения воле его отправителя, на создание такой ситуации, когда адресат сообщения (слепо) следует чужой воле. Если абстрагироваться от вопроса об этической приемлемости «черной риторики», то нельзя не согласиться с инициальной частью цитированного определения: наука об эффективном применении речевых средств. Но такое применение предполагает обязательный выход за пределы парадигмы «текст ради текста» в круг вопросов, связанных с социальной ответственностью говорящего / пишущего за продукт своей речевой деятельности.

Подведём итоги. Десакрализация книги и книжного знания, начавшаяся еще в средневековье, продолжается и поныне [8], она органично связана с развивавшейся на протяжении последних столетий демократизацией, ростом доступности произведений печати, достигшим своего пика с вступлением в эру электронных носителей информации, когда электронная книга последовательно замещает бумажную [6]. Десакрализация книги - органичное следствие десакрализации культуры в целом, утраты ею оригинального творческого, «божественного» начала. «Ты, Моцарт, бог, и сам того не знаешь…» - восклицает пушкинский Сальери, восхищенный доселе неслыханным, сознавая, что он по сравнению с Моцартом - лишь ремесленник, что поставить «мастерство подножием искусству» - не значит автоматически стать способным к оригинальному творчеству. Является ли нынешнее массовое «производство текстов», художественных и научных, болезнью цивилизации или проявлением неких позитивных качественных сдвигов? Ответы, вероятно, появятся только в будущем.

Список литературы

книга языковой дессакрализация информационный

1. Березин В. Другой способ чтения.

2. Бредемайер К. Черная риторика: власть и магия слова. М.: Альпина Бизнес Букс, 2008. 184 с.

3. Васильев В.И. К постановке вопроса об определении понятия «книжная культура».

4. Волков В.В. Интермедиальность как атрибут художественности (лингвогерменевтика термина) // Вестник Российского университета дружбы народов. Серия: Теория языка. Семиотика. Семантика. 2014. № 2. С. 135-142.

5. Волков В.В. «Человек эстетический» в романе В. Орлова «Альтист Данилов»: о квазитезаурусе жизнетворчества музыканта // Язык и культура. Новосибирск, 2013. № 5. С. 179-185.

6. Волкова Н.В. Книга: бумажная или электронная? // Вестник Тверского государственного университета. Серия: Филология. 2010. № 5. С. 147-153.

7. Волкова Н.В. Книжный маркетинг: современные стратегии книгораспространения // Социально-экономические науки и гуманитарные исследования. 2014. № 2. С. 23-26.

8. Горбунова Е.В. Кризис современной культуры и искусства как следствие десакрализации // Исторические, философские, политические и юридические науки, культурология и искусствоведение. Вопросы теории и практики. Тамбов: Грамота, 2015. № 2 (52): в 2-х ч. Ч. 1. С. 60-62.

9. Дёмин М.Р. Производство философского знания: исследования и перспективы // Вестник Ленинградского государственного университета им. А.С. Пушкина. 2011. Т. 2. № 3. С. 242-248.

10. Евсеенко Н.Ю. Концепция поэзии как «святого» ремесла поэтов серебряного века (К. Павловой, М. Цветаевой, А. Ахматовой и В. Брюсова) // Вестник Алтайской государственной педагогической академии. 2011. № 6. С. 9-12.

11. Запесоцкий А.С. Трансформации культуры: производство смыслов и управление информационными потоками // Вопросы философии. 2011. № 5. С. 166-171.

12. Лихачев Д.С. Заметки о русском. М.: КоЛибри; Азбука-Аттикус, 2014. 480 с.

13. Маяковский В.В. Полное собрание сочинений: в 13-ти т. М.: Гос. изд-во худож. лит., 1957. Т. 7. Стихотворения второй половины 1925 года - 1926 года и очерки об Америке. 535 с.

14. Риторика, или Ораторское искусство: учеб. пособие для студентов вузов / авт.-сост. И.Н. Кузнецов. М.: ЮНИТИ-ДАНА, 2004. 431 с.

15. Семенков В.Е. Об оптимальных условиях производства и трансляции философского знания // Вестник Санкт-Петербургского университета. Серия 12: Психология. Социология. Педагогика. 2008. № 2. С. 199-210.

16. Философия: учебник для вузов / под ред. В.Н. Лавриненко, В.П. Ратникова. М.: ЮНИТИ-ДАНА, 2010. 622 с.

17. Энциклопедический словарь крылатых слов и выражений / авт.-сост. В. Серов. М.: Локид-Пресс, 2005. 880 с.

Размещено на Allbest.ru