172 Издательство «Грамота» www.gramota.net

Размещено на http://www.allbest.ru/

УДК 008:316.42

Санкт-Петербургский университет

ДИХОТОМИЯ «РИМЛЯНЕ - ВАРВАРЫ», ЭТНИЧЕСКАЯ ИДЕНТИЧНОСТЬ И ГРАНИЦЫ В КОНТЕКСТЕ ЭТНОКУЛЬТУРНОЙ ТРАНСФОРМАЦИИ ЭПОХИ ВЕЛИКОГО ПЕРЕСЕЛЕНИЯ НАРОДОВ

Терещенко Татьяна Сергеевна

Всестороннее понимание этнокультурных процессов и феноменов требует дополнения их доминирующего синхронного изучения диахронным. Наиболее продуктивным в такого рода исследованиях может стать подход, предполагающий применение историческими науками методов, исследования феноменов и использования терминологии социологии и социальной антропологии, таких как этничность, этническая идентичность, конструктивистский подход, концепция границ (фронтиров) и т.п. Эти методы, понятия и терминология настолько активно проникают в исторические науки последних десятилетий [9-12; 14; 15], что можно говорить о происходящем в них парадигмальном сдвиге, способном стать чрезвычайно продуктивным для понимания феноменов, связанных с этничностью прошедших эпох, а посредством этого - эпох современных.

Особое значение в таких диахронных исследованиях имеет эпоха Великого переселения народов (ВПН) (III-VII вв.). Во-первых, она стала начальным этапом формирования современных европейских языков и народов. Кроме того, массовые миграции, бурная трансформация этнических процессов, сосуществование разных народов на одной территории, их активное взаимодействие, взаимовлияние и возникновение на этой основе синтетических культур и культурных феноменов, подвижность и изменчивость идентичностей делают ее чрезвычайно созвучной современной эпохе. Однако эта эпоха до сих пор не удостоилась должного внимания со стороны исследователей. Это связано, во-первых, с тем, что она разделена во времени по разным историческим периодам: ее начальный этап (III-V вв.) приходится на античную (Древний Рим), а заключительный (кон. V - VII в.) - на Средневековую эпоху. Отечественный историк В. П. Буданова вполне обосновано осуждает общепринятую трактовку этого периода как переход от античности к Средневековью, поскольку это приводит к «разорванности этого целостного явления в разных эпохах» [2, с. 6]. Кроме того, в этот процесс было вовлечено огромное количество народов, живших на гигантском пространстве от Центральной Азии до крайнего Запада Европы, говоривших на германских, романских, тюркских и других языках. При этом на одной территории сосуществовали многие народы, не только говорившие на разных языках (латинский и языки германцев, галлов и др.), но и стоявшие на разных стадиях исторического развития (догосударственные потестарные образования, дофеодальный и феодальный строй), исповедовавшие разную веру (язычество, ортодоксальное христианство, арианство): римляне, германцы и галлы, галлы и готы, бритты и пикты и мн. др. Это была эпоха всесторонней длительной трансформации, когда происходила полная ломка всех областей: культуры, религии, общественного и государственного устройства: переход от язычества к христианству, от рабовладельческого - к феодальному устройству. С этнополитической точки зрения это была эпоха перехода от Римской империи с ее структурой «римская метрополия - колонии» к новой Европе, состоящей из преднациональных государств.

Основное содержание этнокультурных и этнополитических процессов эпохи ВПН сводилось к взаимодействию и противостоянию Рима и варваров: кельтов (галлов), германских племен, даков, фракийцев, иберов, готов и др. При этом необходимо учитывать, что и «римляне», и многочисленные племена варваров были неоднородны: на протяжении всей истории Рима сохранялось доримское этническое деление и самосознание (оскское, сабинское и др. [10; 15]), а названия варварских племен были в большей степени политонимами (названиями государств или политических объединений - союзов племен), нежели этнонимами. При этом термин «варвары», объединявший большинство известных римлянам народов, фактически был тождествен термину «они», а дихотомия «римляне - варвары» являлась, по сути, дихотомией «мы - они», воплощающей процесс соотнесения себя ингруппы с аутгруппами и являющейся основополагающей в формировании самосознания любого народа любой эпохи. При этом особая роль в этом противостоянии принадлежала германцам. Они стали своеобразным «анти-я» римлян - наиболее значимыми, референтными Другими, воплощая «все, что римляне считали себе противоположным»: «прежде всего анархическую, дикую свободу, противостоявшую римскому миру организации и государственной дисциплины» [6, с. 470]. Предыстория

Противостояние с другими народами было красной линией, проходившей через всю историю Рима: она была отмечена перманентными завоевательными войнами, в результате которых Рим овладел огромными территориями от Атлантики до Ближнего Востока. Такой активный завоевательный импульс был связан со многими аспектами идеологии и самосознания Рима. С одной стороны, с традиционным для такого рода политических образований шовинизмом - считая себя богоизбранным, лучшим народом, римляне воспринимали себя как народ, рожденный повелевать другими народами. Однако этот импульс имел и более глубокие корни: поскольку римская история начиналась с объединения вокруг Рима народов Апеннинского полуострова, с самого начала римская идентичность носила инкорпорирующий характер и была направлена вовне [10]. При этом свою политическую организацию римляне воспринимали не только как единственную империю, призванную править другими народами, но и империю без границ - поэтому, как отмечает немецкий историк Г. В. Гётц, «в их этнической картине мира не было места для реальных границ» [11, p. 74]: они постоянно раздвигались. Экспансионистские устремления римлян Г. С. Кнабе объясняет тем, что «в восприятии римлян освоенное ими пространство… было динамичным, мыслилось как постоянно расширяющееся, и расширение это было основано не только на завоевании, но на сакральном праве» [6, с. 265]. Таким образом, в ходе своей истории римляне стремились и в итоге достигли того, что “orbis terrarium” (ойкумена, известные, обжитые земли) совпал с “orbis Romanum” (римским миром, территориями Римской империи). Покоренные земли превращались в римские провинции, в них вводились римские законы, религия, управление, строились сети дорог, города с римским регулярным планом - т.е. происходила их активная романизация. Более того, римляне оказали существенное влияние и на культуру народов, которые им не удалось подчинить. Так, весьма значительным было воздействие римского политического устройства на галльское: даже имена галльских вождей заканчивались на -рикс (от латинского “rex” - «император»). Однако процесс взаимодействия между римлянами и покоренными народами не был односторонним: между ними шел активный культурный взаимообмен. При всем своем «шовинизме» они широко и охотно заимствовали опыт, усваивали культуру и обычаи других народов [Там же, с. 267], что в дальнейшем, наряду со стиранием границ между Римом и Неримом, привело к смешению и диссолюции (возникновению на основе смешения римской и варварских новой культуры и растворению в ней римской) римской культуры и самосознания. Так, даже в отдаленных европейских провинциях возникала своеобразная «солдатская пограничная» культура, когда солдаты римских гарнизонов, осев в завоеванных землях и основанных там римлянами городах, активно взаимодействовали с местными жителями и даже брали в жены местных женщин, в результате чего смешивались язык, религия и обычаи и возникала особая, синкретичная римско-варварская культура. Более того, это смешение имело место не только в варварских провинциях, но и на Апеннинском полуострове, особенно ярко проявляясь в возникновении многочисленных синтетических религиозных культов, прежде всего в росте популярности восточных религиозных культов, варваризации армии (в ней служило все больше варваров). Даже сам город Рим как столица многонациональной империи являл собой ее срез в концентрированном виде: там существовали многочисленные иноэтничные общины (евреев, египтян и др.). Однако при этом там четко разграничивались римские и варварские кварталы.

Взаимодействие римлян и варваров не сводилось только к вооруженным столкновениям: ряд варварских (в первую очередь, галльских и германских) племен были союзниками римлян. Происходило и активное мирное проникновение варваров на территорию Рима: сначала на уровне индивидов (в качестве рабов, воинов, купцов и т.п., отдельным варварам удавалось дослужиться до высоких чинов).

С течением времени, со II в. н.э., Рим охватывает кризис: постепенно от него отпадают провинции, их подчиненность становится чисто номинальной. Более того, теперь уже варвары (галлы, германцы, даки и др.) переходят в наступление, и их нашествия станут решающим фактором в его падении. Это было связано не только с внутренним кризисом Римской империи, но и усилением самих варваров - социально-экономическим (у многих племен происходит разложение родоплеменных отношений, развивается земледелие, ремесла и т.п.) и политическим (процессами консолидации, объединения разрозненных племен). При этом растет и самосознание подвластных Риму территорий, происходит возрождение их старинных языковых и культурных традиций: так, в Малой Азии III в. н.э. появляются надписи на давно, казалось бы, забытом фригийском языке.

Особенностью заключительного этапа римской истории стал мультикультурализм: смешение народов и их культур, а также размывание этнических идентичностей. В соответствии с этим этничность утратила свой примордиалистский характер, когда римлянином можно было только родиться, и стала более конструктивистской. Речь уже все чаще шла о т.н. “Romanitas” (т.е. «римскости»), которую можно было приобрести, выучив язык, переняв римский образ жизни, получив соответствующее образование [12, p. 379]. Это размывание закреплялось юридически: римское гражданство стало предоставляться все большему числу провинциалов, завершившись эдиктом императора Каракаллы, в 212 г. даровавшим его всем жителям империи. В условиях такого культурного смешения одним из вариантов концептуализации римлянами военного, политического и культурного противостояния с варварами стала дихотомизация своего и чужого пространства: территории, населенные варварами, объединялись римлянами в понятие «Барбарикум»; среда их обитания воспринималась как «лесная чаща, труднодоступная, а значит, таящая опасность, богатая растительностью, а поэтому темная», «большие невозделанные пространства или сумрачные области, расположенные у крайних пределов земли» [2, с. 8].

Эпоха великого переселения народов

Основные события

К IV веку союзы варварских племен (вандалов, готов, сарматов) консолидируются, и их натиск на территорию Римской империи усиливается. Со временем они стали нападать на Рим ради захвата не столько добычи, сколько территорий. Будучи не в силах противостоять им, римляне разрешают варварам селиться на пограничных территориях, номинально возлагая на них обязанности по охране границ и даже платя им за это, то есть, по сути дела, откупаясь от варварских нападений. Со временем варваров на территории Рима стало так много, что образовались «варварские королевства» - его клиенты (зависимые государства) - своеобразная буферная зона между «варварством» и «цивилизацией». Суть их устройства состояла в том, что императоры Западной Римской империи «передавали им права на управление и реализацию военных функций на этой территории, оставляя сферу производства в основном коренным жителям» [Там же, с. 75]. В армии становилось все больше варваров, даже на высших командных должностях, в четвертом веке больше половины высших постов в армии занимали германцы, в итоге понятия «варвар» и «солдат» стали равноценными [13, S. 119]. Таким образом, происходило территориальное и социальное разделение автохтонов и пришельцев, римлян и варваров. При этом такая ситуация воспринималась обеими группами совершенно по-разному. Коренное население продолжало считать себя римлянами, а эти королевства - лишь территориально-административными единицами в составе Западной Римской империи. Для варваров же эти «римляне» лишь ритуально владели этой землей, а Римская империя была лишь «большим союзом племен» [2, с. 75-76]. Таким образом, в эпоху поздней империи по мере того, как слабел контроль Рима, границы не рушились под варварскими атаками, а растворялись, превращаясь в анклавы государств - наследников Рима. Натиск варваров усилился во второй половине IV в., когда их стали теснить гунны - кочевники из Азии. В V в. гунны достигли пределов империи. Подчинив себе многие варварские народы, они создали мощный союз племен, вторглись и заселили балканские земли. Под их давлением к началу V в. н.э. варвары прорвали границы и заселили всю территорию Западной Римской империи. В дальнейшем на ее бывших территориях образуются крупные варварские государства: франков - в Галлии, вестготов - в Испании, вандалов - в Африке с очень смешанным, разнородным населением. Особо сильное смешение происходило в приграничных областях - до такой степени, что порой было неясно, кто римлянин, а кто варвар. Происходила и миксация варваров между собой: галлов и германцев, готов и иберов и др. Существовали даже смешанные этносы, например, semigermani - прирейнские народы, «которых невозможно однозначно отнести к галлам или к германцам» [1, с. 81]. Таким образом, «Великое переселение народов, как системный процесс взаимодействия Барбарикума и античной цивилизации, сформировало уникальное этническое пространство», состоявшее из «двух взаимосвязанных компонентов»: племен и народов, «которые являлись реальными участниками исторических событий эпохи Переселения», а также «системы представлений об этих племенах, которая создавалась как античной и раннесредневековой письменной традицией, так и современными национальными историографиями» [3].

Этнонимы

Ключевым элементом этой системы представлений были этнонимы, служившие маркерами идентичности и средством упорядочивания представлений народов друг о друге. Однако эта эпоха являла собой такую непрерывную череду войн, набегов, миграций, государственных образований, когда одни народы непрерывно сменялись другими: готы - гуннами, гунны - аварами, авары - норманнами, норманны - мадьярами и т.д., что этнонимы той эпохи были «так же подвижны, как и сами народы». Так, они часто переходили с одного народа на другой: германцев, например, могли называть и скифами, и гуннами, и сарматами, и многими другими именами [2, с. 99].

Этническая идентичность

В такой ситуации не могли быть стабильными и этнические идентичности [Там же]. Более того, в ту переходную эпоху человек в разных ситуациях мог обладать разной этнической идентичностью: как солдата его могли называть готом, как человека, говорящего по-латински, - римлянином [9, p. 13]. Такое смешение социальной и этнической идентичности было связано со слабой выраженностью и нестабильностью последней - в этой связи социальная идентичность служила либо маркером, либо даже субститутом этнической. При этом в условиях «многоэтничной ситуации варварских королевств» «этническая принадлежность имела престижное значение и определяла зачастую статус человека» [4, с. 306]. Вследствие ее важной роли «росли этнические различия и этническая разобщенность, ибо и привилегированные, и подчиненные этнические группы искусственно углубляли свои культурные различия и стремились законсервировать и упрочить свой образ жизни, свою систему ценностей и традиций» [Там же]. Параллельно в соответствии с социальным статусом и кругом занятий представителей того или иного народа «формировалась определенная система ценностей, например, чувство собственного превосходства у готов, презрение к физическому труду вандалов» [Там же].

Трансформация термина «варвары»

Аналогичным образом трансформируется и термин «варвары». По мере того, как ряд варварских народов осваивался на римской земле, вместо этого термина в отношении них стали использоваться другие, нейтральные: народ (populus), род (gens), а понятие «варвары» начинает фигурировать реже [3]. Таким образом, употребление по отношению к варварам вышеуказанных терминов, которые прежде использовались римлянами главным образом в отношении себя либо в отношении близкородственных им народов Апеннинского полуострова, маркировало первую ступень их включения в сообщество «римлян». Тем не менее «барьер взаимного отчуждения римлян и варваров» никуда не исчез: варвары стали восприниматься «как поле особой опасности уже внутри Империи» [Там же]. При этом параллельно термин «варвар» приобретает более негативный оттенок, связанный с агрессивным началом. Кроме того, и даже в ту эпоху римляне сохраняли свой этноцентризм и чувство превосходства по отношению к варварам, доходящие до отрицания их человеческих качеств. Более того, именно в период Великого переселения народов оппозиция «римлянин - варвар» и неприятие их римлянами достигли предельной остроты. Так, римский историк Аммиан Марцеллин (IV в.) писал о гуннах: «их скорее можно принять за двуногих животных или же за грубо сделанные в форме туловищ фигуры, что высекаются на парапетах мостов» [Цит. по: 7, с. 17]. Это можно объяснить двояко. С одной стороны, что традиционно для такого рода процессов, стирание границ, размывание дихотомии «мы - они» вызвало стремление их поддержать, что проявлялось и в усилении негативных установок в отношении варваров. С другой - этот негатив был направлен на «других» варваров, совершавших набеги на Рим.

Одновременно с дихотомией «римляне - варвары» размывается и понятие «варвар»: неримские племена, например германцы, порой даже называют так самих себя [8, с. 196]. Аналогичным образом иногда термин «варвар» применяли к себе бургунды, остроготы и франки [12, р. 387]. Позже, с принятием христианства, ряд народов стали называть так дохристианскую фазу своей истории [Ibidem]. Эта интериоризация чужих аутостереотипов была связана с размытостью собственного самосознания, а следовательно, с несформированностью и собственных гетеростереотипов.

Этнические границы и средства их поддержания

Таким образом, стирание этнических границ вызывало стремление их поддержать и даже усилить. В условиях нечетких и подвижных этнических границ в качестве маркеров таковых выступали не столько реальные примордиалистские признаки (происхождение, язык, особенности культуры), сколько более виртуальные конструктивистские характеристики: законы (римское право и законы германцев - т.н. «варварские правды»), религия (ортодоксальное христианство и арианство), а также сконструированная история. Так, германцы для поддержания своей идентичности создавали исторические хроники; готы приняли арианство, чтобы дистанцироваться от Рима, и использовали его в качестве знамени борьбы против своего соперника; на смешанных территориях варварских королевств местное население жило по римскому праву, а германцы - по своим законам, законы вестготов и лангобардов категорически запрещали браки с римлянами [4, с. 306]. этнокультурный трансформация идентичность варвар

Особое значение поддержание этнических границ имело именно для германцев, поскольку, как пишет А. Я. Гуревич, «во всех странах Европы, захваченных варварскими племенами и племенными союзами, германцы составляли меньшинство. Как правило, они не жили сплошными массами, обособленно от романизированного населения варварского королевства, а были рассеяны среди него. По-видимому, отсюда стремление противопоставить себя “римлянам”, обнаруживающееся в ряде варварских “правд”» [5, с. 451].

Тем не менее, несмотря на эти усилия, относительно эпохи ВПН правильнее говорить об «этноконтактных зонах», «фронтирах», а не о четко очерченных границах.

Таким образом, исследование миграций эпохи ВПН с точки зрения концепции границ рушит старое представление об этой эпохе как исключительно нашествиях варваров. Вот как с позиции этого подхода трактует эти миграции В. П. Буданова: «…один из способов фиксации этнических границ - это переселение, когда из прежних своих ареалов народ перемещается в этническую чуждую им среду (так в тексте - Т. Т.). Притом такие переселенные группы средствами власти искусственно поддерживались как замкнутые, например, готы Атанариха или “малые готы”» [4, с. 307].

Римская идентичность

На фоне этих драматических событий (стирание и трансформация этнических границ, этнокультурная миксация, сокращение территории Римской империи), а также в связи с всесторонним политическим, экономическим, культурным и социальным кризисом в самой Римской империи меняется характер и римской идентичности. С одной стороны, как образно пишет В. Р. Джоунс, «Romanitas отступала по мере того, как, словно острова в море, нарождались варварские культуры» [12, р. 386]. А кроме того, значительно снижается ее престиж [10, р. 217]. Как писал живший в V веке монах Сальвиан, «римского гражданства, некогда… очень уважаемого, ныне избегают и боятся, ибо оно не только не ценится, но вызывает страх… По этой причине даже те, кто не бежит к варварам, все равно вынуждены превращаться в варваров» [7, с. 19]. В этой связи более престижной становится германская идентичность. Так, гало-римляне или смешанные семьи порой дают своим детям германские имена. Причем это презрительное отношение к римлянам сохранится у германцев надолго: баварский глоссатор VIII века пишет: «…римляне глупы, а бавары - мудры» [8, с. 237]. Подобная трансформация статуса этнической, даже этнополитической, идентичности характерна для империй в состоянии кризиса и распада. Это же происходило и перед и после краха Османской и Австро-Венгерской империй, и после распада Советского Союза. Объясняется это двумя причинами: внутренней и внешней. С одной стороны, эта трансформация вызвана уже упомянутым кризисом внутри империи, а с другой - это негативное отношение связано с тем, что прежде они выступали в роли доминирующих и подавляющих другие народы и государства, теперь же в силу их слабости вызванный этим и подавляемый в прошлом негатив обращается против них.

Религия в эпоху Великого переселения народов

Процесс стирания этнических и политических границ и размывания этнических идентичностей нашел отражение в доктрине нарождающегося христианства, которое декларировало, с одной стороны, над-, а с другой - общенациональный характер. Так, апостол Павел в одном из своих посланий писал, что в христианстве «нет ни Еллина, ни Иудея, ни обрезания, ни необрезания, варвара, Скифа, раба, свободного, но все и во всем Христос» (Послание к Колоссянам 3:11). Однако, в сущности, христианство лишь заимствовало старую римскую идею универсализма, заменив его национальное содержание религиозным [12, р. 381; 13, S. 103]. При этом в будущем этот христианский наднационализм будет способствовать формированию единой Европы. Кроме того, распространение христианства придало новую окраску дихотомии «римляне - варвары»: обозначение религиозной принадлежности стало субститутом этнонимов и маркером этнической и политической идентичности: понятия «римлянин» и «христианин», а также «язычник», «варвар» и «иностранец» стали синонимами [12, р. 380-383]. Кроме того, со временем христианоцентризм, по сути дела, подменил собой римский этноцентризм [Ibidem, р. 381]. Таким образом, в условиях слабовыраженной и нестабильной этнической идентичности религиозная идентичность, наряду с социальной, выступала ее маркером и субститутом. Более того, языческая идентичность приобрела ретроспективный характер: эллином в противоположность своему христианскому адресату называл себя в своем письме персидский царь Хозрой II (первая треть VII в.) [13, S. 99], позже ряд авторов называли эллинами сарацин. Такое ретроспективное смешение, воскрешение старых этнонимов было связано с тем, что и сарацины, и эллины в эпоху Средневековья были главными символами язычества (под которым тогда понимали все нехристианские религии).

Последствия Великого переселения народов

Результатом Великого переселения народов стало исчезновение с лица земли Римской империи (с падением Рима в 476 г.) и появление новых государств и народов. Однако многие из них являлись наследниками римского административно-территориального деления и этнической структуры, являя собой смесь христианства, варварской культуры и наследия Рима. Кроме того, рецидивы римских универсалистских имперских установок, проявлявшихся в претензиях на общеевропейскую экспансию, неоднократно возникали на протяжении истории Средневековья: первой из них стала империя Оттона I, а крупнейшей - империя Карла I. Неслучайно эти империи опирались на римскую идеологию, символику и эстетику. Вторым столпом их универсалистских претензий стало христианство.

Отличительной чертой политических образований раннего Средневековья была их рыхлость и нестабильность. Они, как правило, держались на одной сильной личности, а после ее смерти рассыпались, границы постоянно сдвигались - все это связано с тем, что этносы и этнополитические общности в эпоху раннего Средневековья окончательно не оформились и были нестабильными.

Пережил Римскую империю и термин «варвар». Так, даже «к концу VII и началу VIII в. население Галлии сохраняло сознание того, что оно разделяется на две группы: Romani (римлян) и Barbari (варваров)… во всех биографиях знаменитых людей заботливо указано, к какой именно из этих групп принадлежали предки их героя» [8, с. 180]. С другой стороны, в течение первых веков Средневековья сохраняет свое значение и содержание (лингвистическое, культурное и религиозное) дихотомия «Latinitas» (средневековый аналог Romanitas как причастность латинской и христианской культуре) - варварство. Варварами теперь называют, прежде всего, славянские народы и венгров, еще не принявших христианство, а варварскими - местные языки и наречия [12, р. 388-389]. В эпоху каролингского возрождения варварством стало называться отсутствие античного образования, незнание античной культуры. Другой дихотомией, пережившей и римский мир, и эпоху Великого переселения народов, стала дихотомия «римляне - варвары» трансформировавшаяся в отличия менталитета, языка, религии (преобладающее католичество и преобладающий протестантизм) романо- и германоязычных народов, сохраняющиеся и в наши дни.

Особую роль в эпоху раннего Средневековья в ситуации нестабильности и несформированности этнических идентичностей играла дихотомия «аристократы - простолюдины». Фактически она носила квазиэтнический характер: отличия в культуре (быте, образе жизни, языке, внешнем виде и мн. др.) представителей высших и низших классов были столь велики, что по своему масштабу были сопоставимы с отличиями представителей разных народов. Она имела и религиозную подоплеку: христианство проникло в низы, в сельскую местность, гораздо позже, чем в города, и язычество на долгие века сохраняло там свое весьма ощутимое влияние. Неслучайно слова «язычник» и «язычество» во многих романских языках происходят от латинского «paganismus», этимология которого связана со словом «paganus» (сельский). Кроме того, дихотомия «аристократы - простолюдины» была связана и с дихотомией «город - село»: неслучайно французские “urbanitй” и “politesse” (вежливость, учтивость) происходят от латинского “urbs” и греческого “polis” («город»), а их противоположность - “rusticitй” (грубость, неотесанность) - от слова “rus” (сельская местность). Эта дихотомия («город - село»), как и религиозная дихотомия «христианство - язычество», восходила к дихотомии «римляне - варвары», поскольку наличие развитых городов и их отсутствие вообще были одной из ключевых особенностей римской и варварской культуры соответственно.

В дальнейшем с распадом каролингской монархии (X в.) Европа расстается с постримскими универсалистскими имперскими претензиями, и именно с этого времени начинается оформление национальных государств и формирование их стабильных границ.

Заключение: этнокультурная трансформация эпохи ВПН в свете концепции границ

В исследовании этнокультурных процессов этой эпохи крайне продуктивной является популярная в современных этнических исследованиях концепция границ (фронтиров): именно это понятие стало ключевым в межэтническом взаимодействии того времени и способно объяснить многие события и процессы той эпохи. Кроме того, по сравнению с крайне подвижными, нестабильными, множественными и часто взаимопротиворечивыми этническими идентичностями, свойственными той эпохе, этот феномен гораздо проще фиксируется и, следовательно, поддается исследованию. Если подводить итог этнокультурной трансформации эпохи ВПН, а также предшествующей и последующей эпох с точки зрения концепции границ, то она выглядит следующим образом. На протяжении своей истории Рим непрерывно расширял свои границы. Однако, расширяясь, границы между Римом и внешним миром оставались жесткими, закрытыми. Тем не менее с течением времени между Римом присоединенными, а также соседними народами шел культурный взаимообмен, что приводило к размыванию границ. С течением времени эти границы стали настолько проницаемыми, что это привело не только к размыванию римской культуры, но и к сокращению политических границ Римской империи, а в итоге - к исчезновению Рима как государства: уже не Рим расширялся вовне, а варварские политические образования - за счет Рима, т.е. процесс сдвигания границ обрел противоположную направленность. Эти процессы привели к образованию на осколках Римской империи новых государств и народов, что вновь запустило процессы формирования границ между ними. Однако первое время эти границы были довольно подвижными и виртуальными, основанными на таких категориях, как закон и религия. Границы возникших на постримском пространстве средневековых государств тоже долгое время были нестабильными - неслучайно в последние годы концепция границ также обретает популярность в исследовании этнокультурных процессов эпохи Средневековья [14].

Список литературы

1. Брюно Ж.-Л. Галлы. М.: Вече, 2011. 416 c.

2. Буданова В. П. Варварский мир эпохи Великого переселения народов. М.: Наука, 2000. 543 с.

3. Буданова В. П. Корпоративность раннесредневековой этнической общности: миф или реальность? // Социальная идентичность средневекового человека / ред. А. А. Сванидзе, П. Ю. Уваров. М.: Наука, 2007. С. 302-308.

4. Гуревич А. Я. Избранные труды. Норвежское общество. М.: Традиция, 2009. 468 с.

5. Кнабе Г. С. Материалы к лекциям по общей теории культуры и культуре Древнего Рима. М.: Индрик, 1993. 552 с.

6. Ле Гофф Ж. Цивилизация средневекового Запада. М.: Издательская группа «Прогресс» - «Прогресс-Академия», 1992. 372 с.

7. Мюссе Л. Варварские нашествия на Европу: германский натиск. СПб.: Евразия, 2008. 416 с.

8. Amory P. People and Identity in Ostrogothic Italy, 489-554. Cambridge: Cambridge University Press, 2003. 522 p.

9. Dench E. Romulus Asylum. Roman Identities from the Age of Alexander to the Age of Hadrian. Oxford: Oxford University Press, 2005. 441 p.

10. Goetz H. W. Concepts of Realm and Frontiers from Late Antiquity to the Early Middle Ages: Some Preliminary Remarks // The Transformation of Frontiers from Late Antiquity to the Carolingians / ed. W. Pohl et al. Leiden: Brill Academic Publishers, 2001. Р. 73-82.

11. Jones W. R. The Image of the Barbarian in Medieval Europe // Comparative Studies in Society and History: an international quarterly. 1971. Vol. 13. № 4. Р. 376-407.

12. Jьthner J. Hellenen und Barbaren. Aus der Geschichte des Nationalbewusstseins. Leipzig, 1923. 121 S.

13. Meeting the Foreign in the Middle Ages / A. Classen. N. Y. - L.: Routledge, 2002. 274 p. 15. Torelli M. Tota Italia. Essays in the Cultural Formation of Roman Identity. Oxford, 1999. 191 p.

Аннотация

В статье исследуется этнокультурная трансформация эпохи Великого переселения народов по ключевым параметрам: этнонимы, дихотомия «римляне - варвары», этническая идентичность и границы, понятие «варвары». Рассматриваются истоки, предыстория, событийная составляющая, последствия Великого переселения народов. Констатируется необходимость изучать его как единое и комплексное явление. Устанавливается ключевая роль дихотомии «римляне - варвары», а также феномена границ в этом процессе.

Ключевые слова и фразы: Великое переселение народов; этнокультурные процессы; этнонимы; этнические границы; этническая идентичность; варвары.

The article studies the ethno-cultural transformation of the Great Migration Age according to the key parameters: ethnonyms, dichotomy “Romans - barbarians”, ethnic identity and frontiers, and the notion “barbarians”. The sources, background, event component, and consequences of the Great Migration are considered. The need to study it as a single and complex phenomenon is stated. The key role of the dichotomy “Romans - barbarians” is determined, as well as the phenomenon of frontiers in this process.

Key words and phrases: Great Migration; ethno-cultural processes; ethnonyms; ethnic frontiers; ethnic identity; barbarians.

Размещено на Allbest.ru