Шутовская свадьба в системе послесвадебных театрально-игровых сценок русской традиционной свадьбы

Размещено на http://www.allbest.ru/

Размещено на http://www.allbest.ru/

Шутовская свадьба в системе послесвадебных театрально-игровых сценок русской традиционной свадьбы

В русском традиционном свадебном обряде XIX-XX вв. наряду с известными свадебными чинами - женихом, невестой, дружкой, тысяцким, свахой и др. - можно выделить еще одно действующее лицо - назовем его «ложным свадебным персонажем». Под ним мы будем понимать участников свадьбы, связанных или нет родственными отношениями с родом жениха или невесты, которых презентуют или которые сами себя презентуют за жениха, или невесту, или брачную пару. Эта презентация, как правило, представляет собой специфическое ритуально-игровое, чаще всего смеховое, испытание одной из сторон брачного процесса.

Ложная брачная пара как один из видов ложного свадебного персонажа появляется, как правило, на послесвадебном этапе - на второй или третий день. «Бывает так, что когда молодые заходят в дом жениха, чтобы занять свое место, там уже сидят Їмолодые? (конечно, в шутку). Причем мужчину наряжают невестой с большими грудями или изображают невесту убогой: горбатой, косой, одноглазой, кривоногой и т.д. Их прогоняют» (ЖАФ).

Ложная брачная пара может не только занимать место подлинных молодых, но ее могут выводить в ответ на требование родных невесты или жениха. «На второй день Їкашники? приезжали в дом жениха на угощение: ЇУже назавтре кашники были. <…> Ну, сваи ронные там сабраные - тетки там, пляменницы какии - едуть ўже назавтре? (Краен., Барашково 1544-19).

Кашникам выводили РЯЖЕНЫХ Їмолодыми?: ЇНазавтре, к вечеру, едуть кашники?. Там Їсвай чудяса тожа?. Сначала угощали, а как Їразгуляютца, патом падводють кашникам разных: абделають какую-нибуть девку, или женщину проста и мущину, падходють, здаровкаютца, нарошна (эта шутки). А кашники кричать: ЇЭта ня наши, спрячьти!?. И вот нескальки пар - три, чатыри, а то и больше привядуть, все кашники кричать: ЇНя наши?. Пака маладых привядуть, настаящих. <…> [Тогда] тожа вместе с кашникам за стол. И вот эта свадьба прадолжитца? (Опоч., Терехи 2267-04)» [11, с. 513]. «Молодые прячутся в доме невесты. Подруги невесты запирают дом, а какие-нибудь парень и девушка рядятся в жениха и невесту. При этом надевают не по размеру большую одежду, обычно порванную. Мажут сажей лицо. Гости приходят в дом невесты, спрашивают, где молодые. ЇВот они!? - и появляются ряженые. ЇНет, не они? - отвечает дружка, и поиски начинались снова» [18, с. 151-152].

В приведенных примерах весь интерес сосредоточен на подмене, на замещении подлинных новобрачных их смеховыми дублерами. Особых действий ни ложная пара, ни участники свадьбы не совершают. «Ой, я сама чудила! Как нарядимся: и штаны, и фату - все сделаем. Вот у этой Шурки мы сына жанили в Гоголевке. Я сделала сабе вянок, фата такая была. А яе зять чулок надел на галаву такей, что ни познать хто. Ехали мы в автобусе - я за нявесту, он за жениха. А там садились атдельна. Невеста с женихом, тые за столом без вянка, а мы уже в вянку. И чудили (Мнс., Палевичева Буда)» [6, с. 32].

Порою смеховое начало в облике ложной пары создавалось не столько пародированием свадебной одежды, что связано с традицией ряженья в целом, сколько акцентированной антропологической инверсией. «Появляются нарядчики, Їрпидуриваются?: один из нарядчиков одет Їжеинхом?, другой - Їенвестой?. ЇНевеста? была высокой, Їжених? - низеньким. Гости шумят: ЇНет, это не наши жених и невеста?. Дружка почти гасит огонь, в это время тихонько выводят нарядчиков, а деверь вводит настоящую пару» (МАИ, ША).

Такой принцип создания смехового начала в ложной брачной паре был весьма популярен: «изображают невесту убогой: горбатой, косой, одноглазой, кривоногой и т.д.» (ЖАФ). Но еще более распространена была инверсия гендерная, когда «мужчину наряжают невестой с большими грудями» (ЖАФ), а в жениха «абделають какую-нибуть девку, или женщину проста и мущину» [11, с. 513].

Часто смеховой эффект создавался за счет сочетания разных инверсий в одной паре.

Также в приведенных примерах наряду с мотивом подмены, который организует сценку, частично присутствует и мотив угадывания, имеющий, правда, исключительно игровой характер.

Другой тип сценки с ложной брачной парой строится так, что мотив испытания / угадывания или уходит на второй план, или уже отсутствует, и вся она полностью организуется персонажами и зрителями как смеховое театрально-игровое зрелище. Например, как смеховая «борьба» между подлинной и ложной брачной парой, требующая умения импровизировать в процессе развития действия. «Иногда даже мы с женихом думали, а кто же мы на этой свадьбе, потому что еще одна невеста ходит, еще один жених. И не просто ходят, у них были свадебные наряды, имитирующие жениха и невесту. И вот они приставали, эти ряженые, к гостям, что Їкак это - мы жених с невестой, а вы нам ничего не дарите! Вы нас ничем не угощаете!? А гости в таком недоумении якобы: ЇКто вы такие?!? Вот там были целые разборки, и нам пришлось сражаться с этими ряжеными и доказывать, что не они жених и невеста, а мы» (ИТЛ).

В некоторых случаях данная сценка может отрываться от конкретного свадебного обряда, акта и превращаться в импровизированное театральное представление уже без соотнесения с подлинной брачной парой. Такое действо приближается к так называемой шутовской свадьбе, которую, как отмечал А.В. Гура, разыгрывают в конце свадьбы. Ее участники - ряженые «молодые» («старик и старуха, мать невесты и отец жениха, мать невесты и сват»). На этой «свадьбе» воспроизводятся «все основные моменты обряда: обмен кольцами, венчание Їпопом? на мусорной куче с обведением Їмолодых? вокруг ступы, завивание Їмолодой?, раздача шутовских подарков, отведение в спальню и т.п. (полес.). Ряженых Їмолодых? возят по селу на бороне, ломаной телеге и т.п. и сталкивают в канаву. В Киевской и Житомирской обл. пародийную свадьбу разыгрывают с родителями жениха или невесты, женившими или выдавшими замуж последнего из своих детей» [5, с. 582].

Но не всегда в русской народной свадьбе шутовская свадьба включала «все основные моменты обряда», часто выбиралось наиболее интересное и привычное действие - смеховое венчание. «На второй день наряжались молодыми. Нарядят елку и свахе дадут. На Їневесту? уваль накинут, венок. ЇПоп? одеялом накроется, лапоть берет и венчат понарошке. ЇПоп ходит с кадилою, Сам глядит на милую?» (ГАД). Именно оно, как известно, было весьма популярной святочной игрой [3, с. 523-524; 7, с. 43-45, 86]. Такое же смеховое обыгрывание венчания мы обнаруживаем в народной драме «Царь Максимиллиан» [19, с. 212-215].

Часто шутовская свадьба ограничивалась обходом села, посещением разных домов. Ложная пара при этом требовала угощения, жаловалась на бедность и просила подарки. «Да, там которые эти, солегдяне ходят рядятся, кто на свадьбе-то гуляет, солегдяне называются. Вот разряжаются и ходят, идут по поселку, кто чего, кто просит денег на невесту и жениха, то у кого-нибудь че, то придет в дом, стряпают, праздник какой, пекут че и это печиво принесут и все. <…> Это на второй день свадьбы ходили… женщины снарядятся женихом и невестой, оденут как ходят вроде, что мы там все говорят, что мы женились, что у нас ничего нет, все им там подают, село че, разной ерунды, кто во что горазд, наподают и кукол. <…> Они че, просят, говорят, что мы идем со свадьбы, надо жениху, невесте. Когда под врата идут, говорят: мы жених с невестой. Кто чего» (МЕН). «По деревне идут, приданое кажут, там жениха, невесту нарядили, а молодожены-то дома остаются, настоящие-то, помогают стряпкам» [12, с. 93].

Такой обход также имел прямые параллели в календарной обрядности. В частности, на Святки и Масленицу во многих регионах России существовала традиция «свадьбой ходить» [10, с. 48-50].

Но в некоторых регионах ложная брачная пара действительно разыгрывала на улицах села настоящее театральное действие, в котором происходило смеховое обыгрывание не только брачной традиции, но уже семейных отношений «молодых». «…Невестой с женихом рядились. Я сама два раза рядилась. Вот это второй день. Я вот нарядилась невестой, а Костя нарядился женихом, тута все надела рваное, я тут вот обрезала штаны, босиком, уж летом это было, вот и бегу, а он за мной с ружьем: ЇЗастрелю! Ты что, такая-сякая, убегаешь?? - ругает меня. А я прибежала к матери-ти, а она печь топит, я ее за ногу зацепила, его мать. Ну, а я в роли невесты: ЇНе пойду я, мамынька, больше, он такой-сякой, я не пойду к нему больше!?. А она говорит. ЇДа иди, иди!?. С узлом! Набрала узла, будто совсем я убежала! Тут всякого шоблa в узел навязала. А она меня прогоняет, а он тащит меня, ружье поставил: ЇПойдем, ты такая-сякая, нехорошая!?. - ЇЯв се равно с тобой жить не буду, не понравился ты мне!?. <…> Ну и за стол, тут почудили, почудили, и за стол.

Выпили, угостили нас, вот тут пошли парой» [14, с. 121].

Такое смеховое обыгрывание бытовых семейных сцен в данном селе было традиционным. Та же информантка вспоминала, что раньше, когда она еще «в девчонках была» «рядились женихом, сядился он верхом на лошади, к узде-то привязали вожжи. И вот она уцепилась, и в пруд, но пруду ташут! Ну, невестой рядилась… По пруду! Лошадь идет, жених едет верхом, а она тащится, далеко, чтобы не ушибла ноги, вот зa вожжи держится, уцапилась. А ее тащут по всему пруду. <…> Ой, а народ соберется, смеху» [Там же].

Одним из ярких и необычных вариантов развития шутовской свадьбы является предъявление ложной брачной паре ложных родителей невесты. При этом смеховому обыгрыванию подвергаются не только участники сценки, но и столовые приборы и пища. «На второй день, значит, молодые (ну, оне молодые ночевали у жениха) второй день теща печет яичницу и блины. Молодые, значит, идут оттуда тещу искать: наряжают молодых не этих, а кого-то там наряжают молодыми и идут, а теща с тещей наряжают тоже тещу с тещей кого-то, для смеха. И вот те, значит, приходят, aгa, молодые садятся за стол, ну оне, естественно, что молодые не наши, вот вам и тесть с тещей. Те тоже: ЇОй, это не наши сватья, это не наши, это не наш, не наши, гоните их. Давайте нам наших сватьев, настоящих?. Они, значит, выходят, говорят: ЇМолодые тоже не наши?. И вот их тоже выгоняют, смеются, кто что там говорят. Оне приходят; просят яичницу, сядут за стол, вот эти, которых наряжают, им подают вилки там, вот это то вилы, то лопату - это вам ложки, это вам вилки, ешьте блины, какую-то черепень поставят. Им подают: ЇВто вам яичница?. И они: ЇНет, нет, это не наша. Давайте нам настоящих тестя с тещей?. Они когда выходют, тоже молодые не наши, их выгоняют, приводят настоящих молодых и подают яичницу» [2, с. 146-147].

В южно-русской традиции наблюдается устойчивое закрепление роли ложной брачной пары за родителями молодых. В определенной степени они становятся главными героями свадебного представления, обладавшего устойчивыми и театрально разработанными элементами. «Заключительным аккордом второго дня было катание и купание родителей с уличными игрищами и ряженьем. Действие пародировало свадьбу. Жениха и невесту изображали родители молодых. Степень разыгранности сцены зависела от фантазии и настроения участников, однако всегда соблюдался примерно один сценарий. Для Їмолодых? готовили Їопдводу?: украшали повозку цветами, лентами, ветками. В подводу впрягали Їлошадей?, которых изображали ряженые. Лошади время от времени останавливались, требовали напоить их. ЇМолодые? давали им горилку и погоняли батогами. Родителей с шутками и песнями провозили по всей улице, старались выкачать в грязи и выкупать в водоеме, затем привозили домой, сушили и переодевали в новую одежду» [17, с. 85].

Это сближает данную традицию с украинской и белорусской. Как отмечал А.В. Гура, «в Киевской и Житомирской обл. пародийную свадьбу разыгрывают с родителями жениха или невесты, женившими или выдавшими замуж последнего из своих детей» [5, с. 582]. Приведем один из полных вариантов описания украинской традиции. «Пора уже стариков женить. Идут, сватают. Отца и мать молодого будут женить. Вот старик идет к своей старухе и говорит: ЇЛюбишь ли ты меня?? Она отвечает: ЇЯн е хочу тебя?. Тогда он говорит: ЇДа ты же у меня ничего не будешь делать, будешь только на печи сидеть?. <…> Тогда их уже начинают венчать. Теперь они выкатывают ступу, кладут заслонку: из соломы делают венки, приводят Їмолодых?, ставят. <…> [Вырядится кто-нибудь попом, дерюгу на себя надевает и шапку - из свитки рукав, на нее цепляет лапти и венки из лука - это короли. Водят их вокруг ступы и толкут сажу толкушей, и сажа летит на Їмолодых?. <…> Затем берут куль соломы и под печью, в сенях, стелют постель, чтобы на них сажа летела. Берут портянку из дымохода, это - платок; они берутся за платок и идут наконец спать. Если они не ложатся, их укладывают силой и укрывают. Приходят дружки, спрашивают, справились ли они уже? Тогда они отзываются: ЇУже!? Дружки поднимают их, ведь Їмолодые? изрядно намучились. Поют: ЇТемного луга калина, / Доброго батьки детина?. ЇУ свата есть бутыль, / А у свахи - банка, / Ведь была е<банка>?. Теперь берут квас свекольный и перепивают их. И они этим квасом обливаются» [8, с. 186-187].

Однако существуют и варианты не смехового, а уважительного почитания родителей, выдавших замуж последнюю дочь или женивших последнего сына. «Якщо в батька син жениться послiднiй або послiдня виходить дочка замiж, то в `ьют вiнок i надiвають на голову батьку, а як нема батька - на матiр» [1, с. 144] / «Если у отца женится последний сын или последняя дочь выходит замуж, то вьют венок и надевает на голову отцу, а если нет отца - на мать».

В белорусской народной свадьбе, например в Гомельской области, «женитьба» родителей происходила на третий день. «Звычайна робяць трэцi дзень вяселля, дзе жэняць бацько- маладой. <…> Бацько- смешна -бiралi, садзiлi на воз i ехалi на цэнтр. ?се гэта суправаждалася рознымi песнямi, танцамi» [4, с. 421] / «Обычно делают третий день свадьбы, где женят родителей молодой. <…> Отца смешно одевали, сажали на воз и ехали в центр. Все это сопровождалось разными песнями, танцами».

Правда, и в украинской, и в белорусской традиции были возможны и варианты шутовской свадьбы, совпадающие с русской, причем роль брачной пары могли играть не только родители, а любые гости свадьбы. «З гасцей выбiраюць маладога и маладую, дзеляць каравай. Садзяць маладых на кут, вешают вянок цыбулi на маладую. Калi - сям `i было апошняе дзiця, то за маладых садзяць бацько-» [Там же, с. 438] / «Из гостей выбирают молодого и молодую, делят каравай. Сажают молодых в угол, на молодую вешают венок из лука. Если в семьи был последний ребенок, то за молодых сажают родителей».

Эта пара, как и в русской традиционной свадьбе, могла приходить в дом невесты в составе ряженых - «цыган». «Калi цыгане iщлi па вулiцы да нявесты, трэба было хаваць курэй, каб не пакралi. Цыгане iдуць з песнямi, жартамi. У хаце нявесты цыгане, пераадзетыя - маладых, скардзяцца на свае цяжкае жыцце, цыгано- запрашаюць за стол, частуюць» [Там же, с. 32] / «Если цыгане шли по улице к невесте, то нужно было прятать кур, чтобы не украли. Цыгане идут с песнями, шутками. В доме невесты цыгане, нарядившиеся в молодых, жалуются на свою тяжелую жизнь, цыган приглашают за стол, угощают».

Среди сценок, которые могла разыгрывать ложная брачная пара, как и в русской свадебной традиции, встречались смеховые игровые импровизации на тему семейных отношений. «Перерядженi в Їмолоду? й Їмолодого? чоловiк i жiнка сiдають в центрi i, жартуючи, вдають, нiби частуються принесением: п `ьют з буряковоп чарки пiдфарбовану в червоне воду, Їпдять? шкарлупу з я?ц. ЇМолодий? примушу? Їмолоду? допти Їкорову? - опудало зайця, що на столi. Та Їен вмi??. Вiн, удавано розгнiвавшись, кричить: ЇТобi, Тетяно, подуровали вчора корбу, щоб робила норму?. Пiсля недвозначних грубуватих жартiв i натякiв пiдставнi Їмолодий? и Їмолода? виходять з-за столу, а натомiсть сiдають справжнi молодi й гостi…» [1, с. 422] / «Переряженые в «молодую» и «молодого» мужчина и женщина садятся в центре и, шутя, изображают, будто угощаются тем, что им поднесли: пьют из рюмки, сделанной из свеклы, подкрашенную в красное воду, «едят» скорлупу от яиц. «Молодой» принуждает «молодую» доить «корову» - чучело зайца, [которое лежит] на столе. Та - «не умею». Он, притворно разгневавшись, кричит: «Тебе, Татьяна, вчера подарили корбу, чтобы делала норму». После недвусмысленных грубоватых шуток и намеков подставные «молодой» и «молодая» выходят из-за стола, а вместо [них] садятся настоящие молодые и гости».

Рассматривая шутовскую свадьбу как одну из театрально-игровых сценок русской народной свадьбы, которую разыгрывали, как правило, на второй или третий день, необходимо отметить принципиально иное развитие данной традиции на Урале. Дело в том, что там зафиксировано исполнение шутовской свадьбе не после, а до свадьбы. Детальное описание этого эпизода приведено в рукописи И.Я. Стяжкина: «В день обрученья днем девушки собираются по деревне покататься на одной или двух лошадях или парах, или, как

ISSN 1997-2911 Филологические науки. Вопросы теории и практики, №8 (38) 2014, часть 1 125

говорят, Їиздят гулять?. Несколько девушек наряжаются парнями. Девушки изображают свадьбу. Тут есть наряженый дружка с подружьем, жених и молода. Девицы завивают себе кудри (пейсы), переодеваются, масок не надевается и ничем не мажутся. Из мужчин только кучера, остальные все девушки. Дружка с подружьем одеваются в кафтаны, надевают набекрень шапки; в руках у них несколько связанных платков, которыми они размахивают во время катанья. Девушка - жених - тоже одета в кафтан. Невеста - в шубиЇгаланке?, на голове надет шелковый платок - Їполушалок? и сверху - шаль; летом - только - полушалок. Поются песни - проголосные, повертушки. Ездят по деревне, проезжают мимо дома жениха и потом, в другой раз приворачивают к дому, заходят в ограду» [13, с. 182].

Дальнейшее развитие этой сценки строится на сочетании двух свадебных обрядов: предсвадебном посещении дома жениха девушками и приезде свадебного поезда в дом к ней в день венчания. Во-первых, само посещение дома жениха в шутовской свадьбе имеет вполне конкретную обрядовую цель - обмен подарками: жениху «вручают невестины подарки - нижнее белье, портянки, рубашку, полотенце», а невесте от жениха передают два веника, при этом один украшен «конфетами, лентами, второй - мылом» [Там же, с. 181]. Смеховое начало может проявляться здесь в таком традиционном действии, как подмена мыла картошкой, свеклой и т.п. Во-вторых, при проезде ряженых по селу, как и во время движения свадебного поезда за невестой, парни села преграждают им путь, требуют выкупа. «По дороге их нередко встречают парни и Їшутят? - выпрягают лошадь, снимают с телеги колеса и т.п. От шутников откупаются вином» [Там же, с. 182-185].

Данный вариант показывает, насколько непредсказуемо бывает развитие традиции, какие неожиданные трансформации претерпевают элементы свадебного обряда в процессе превращения в яркие смеховые театрально-игровые сценки.

Из приведенных примеров видно, что шутовская свадьба, являясь одним из типов свадебных сценок с ложными свадебными персонажами, обладает хорошо развитой вариативностью, выразительной театральностью, по-разному входит в свадебную обрядность. Будучи в широком смысле этого слова явлением смехового антимира [9, с. 3-6], типом антиповедения [15, с. 460-476; 16, с. 143-164; 20, с. 19], она в то же время представляет собой одну из ярких областей русского народного смехового мира.

Список литературы

шутовской свадьба смеховой обряд

1. Весiлля: у двох книгах. Кпiв: Наукова думка, 1970. Кн. 1. 480 с.

2. Ветлужская сторона / под ред. А.В. Кулагиной; сост. А.В. Кулагина и В.А. Ковпик; нотировка песен Т.В. Кирюшиной. М. - Варнавино: Изд-во «Вектор ТиС»; ЛО «Московия», 2005. Вып. VI. Традиционный фольклор Варнавинского района Нижегородской области. 432 с.

3. Виноградова Л.Н., Плотникова А.А. Ряжение // Славянские древности: этнолингвистический словарь. М.: Международные отношения, 2009. Т. 4. П (Переправа через воду) - С (Сито). С. 519-525.

4. Вяселле на Гомельшчыне: фальклорна-этнаграфiчны зборнiк. Мiнск: ЛМФ «Неман», 2003. 470 с.

5. Гура А.В. Конец свадьбы // Славянские древности: этнолингвистический словарь. М.: Международные отношения, 1999. Т. 2. Д-К (Крошки). С. 580-583.

6. Енговатова М.А. Венок смоленской невесты // Живая старина. 2008. №4. С. 29-32.

7. Ивлева Л.И. Ряжение в русской традиционной культуре. Петербург: Российский ин-т истории искусств, 1994. 236 с.

8. Лащенко С.К. Заклятье смехом: опыт истолкования языческих ритуалов восточных славян. М.: Ладомир, 2006. 316 с.

9. Лихачев Д.С., Панченко А.М., Понырко Н.В. Смех в Древней Руси. Л.: Наука, 1984. 295 с.

10. Морозов И.А. Женитьба добра молодца: происхождение и типология традиционных молодежных развлечений с символикой «свадьбы»/ «женитьбы». М.: Государственный республиканский центр русского фольклора; Издательство «Лабиринт», 1998. 352 с.

11. Народная традиционная культура Псковской области: обзор экспедиционных материалов: в 2-х т. СПб. - Псков: Изд-во областного центра народного творчества, 2002. Т. I. 688 с.

12. Подюков И.А., Хоробрых С.В., Антипов Д.А. Этнолингвистический словарь свадебной терминологии Северного Прикамья. Усолье - Соликамск - Березники - Пермь: Пермское книжное изд-во, 2004. 360 с.

13. Причитания и песни традиционной уральской свадьбы: исследование, тексты, аудиоприложение / издание подготовлено Т.И. Калужниковой. Екатеринбург: Уральское изд-во, 2013. 762 с.

14. Традиционная культура Муромского края: экспедиционные, архивные, аналитические материалы: в 2-х т. М.: Государственный республиканский центр русского фольклора, 2008. Т. 1. 536 с.

15. Успенский Б.А. Антиповедение в культуре Древней Руси // Успенский Б.А. Избранные труды. Изд-е 2-е, испр. и доп. М.: Школа «Языки русской культуры», 1996. Т. I. Семиотика истории. Семиотика культуры. С. 460-476.

16. Успенский Б. «Заветные сказки» А.Н. Афанасьева // Антимир русской культуры: язык, фольклор, литература: сборник статей / сост. Н. Богомолов; худ. Д. Шимилис. М.: Ладомир, 1996. С. 143-164.

17. Финько О.С. Лексика свадебного обряда Кубани (на материале обрядовой практики станицы Черноерковской Краснодарского края): дисс. … к. филол. н. Славянск-на Кубани, 2011. 248 с.

18. Фольклор Сосновского района Нижегородской области / сост. А.Н. Каракулов, И.А. Фалькова, К.Е. Корепова, Н.Б. Храмова, Ю.М. Шеваренкова; под общей ред. К.Е. Кореповой. Нижний Новгород, 2012. 505 с.

19. Фольклорный театр / сост., вступит. ст., предисловия к текстам и комментарии А.Ф. Некрыловой и Н.И. Савушкиной. М.: Современник, 1988. 476 с.

20. Юрков С.Е. Под знаком гротеска: антиповедение в русской культуре (XI - начало ХХ в.). СПб.: Летний сад, 2003. 210 с.

Размещено на Allbest.ru