Как говорить о нематериальном культурном наследии?

Мочалова М.А.

За последние 60-70 лет использование концепции культурного наследия в качестве теоретической рамки, а также деятельность различных специалистов, направленная на изучение, сохранение и популяризацию объектов наследия, превратились из элитного увлечения в масштабный и популярный «культ» или «крестовый поход», по выражению Д. Ловенталя, вовлекающий в свой водоворот новых игроков (Lowenthal 1996: 3). В социальных и исторических науках критическое осмысление концепции наследия в последние десятилетия вышло на новый уровень рефлексии, когда в фокусе находится не только сам процесс изучения некоторого объекта, представляющего ценность по общеизвестным критериям (например, древность или эстетическая красота), но и то, почему эти критерии актуальны и применимы, и как меняется их интерпретация в зависимости от времени и локации.

Рецензируемая работа фольклориста и делегата ЮНЕСКО от Исландии В. Хафштайна Making Intangible Heritage в центр исследования помещает взаимодействие по поводу объектов наследия между сотрудниками департамента нематериального культурного наследия ЮНЕСКО и представителями государств или локальных сообществ, которые выступают в роли «хранителей» этих объектов. Хафштайн представляет свою книгу как собрание историй о работе над различными формулировками и концепциями в упомянутом департаменте ЮНЕСКО, дополненное кейсами исследований различных объектов наследия.

Сама концепция нематериального культурного наследия (НКН) на международном уровне формировалась в рамках работы ЮНЕСКО начиная с 80-х гг. XX в. как альтернатива списку Всемирного наследия этой организации, включающему только материальные объекты. Таким образом организация предложила миру обратить внимание на все те проявления культуры, которые не вписываются в рамки уже имеющегося списка, но представляют особую ценность для народов и их репрезентации. В списке НКН ЮНЕСКО имеют полное право находиться любые нематериальные объекты культуры: устная эпическая традиция (напрмер, якутские Олонхо), технология сооружения культовой постройки (например, храма Хорю-Дзи в Японии), практика или рецепт приготовления национального блюда (например, корейское блюдо ким- чи и пивная культура Бельгии). Итогами разработки концепции стали Конвенция об охране НКН (2003 г.), два списка - Представительный и Объектов, нуждающихся в охране, а также национальные списки- инвентарии, составляемые на государственном уровне странами, присоединившимися к Конвенции. В списки включаются «обычаи, формы представления и выражения, знания и навыки, передаваемые общинами из поколения в поколение» (p. 6).

За последнее два десятилетия европейские и американские историки, антропологи и фольклористы, задействованные в проектах ЮНЕСКО, представляли различные исследования в теоретическом фрейме heritage studies, которые также рассматривали кейсы локальных сообществ (Di Giovine 2009; Eriksen 2014). На этом фоне работа В. Хафштайна выделяется тем, что содержит не только исследование локальных этнических групп и их практик в сфере охраны объектов НКН, но также своеобразную этнографию (и в некоторой степени автоэтнографию) сообщества департамента ЮНЕСКО. Автор открыто и подробно описывает традиции делегатов департамента, среду и сам процесс обсуждения вопросов, приводит высказывания относительно ряда национальных кейсов объектов НКН и анализирует обсуждения и диалоги как ученый-фольклорист. Таким образом, перед читателем предстают два сообщества: тех, чье культурное наследие является объектом изучения и неких манипуляций, и тех, кто принимает решения о проведении этих действий. Повествование В. Хафштайна смещает привычный фокус читателя с этнических групп, чьи объекты культуры рассматриваются как наследие, на тех, кто производит сам дискурс наследия, вводит в использование новые термины и решает, что является наследием, а что нет.

Подход В. Хафштайна в целом выносит его работу за рамки так называемого авторизованного дискурса наследия (АДН), который рассматривает наследие как вещь, охраняемую различными институтами, представляющую ценность своей древностью и уже хотя бы поэтому нуждающуюся в особом внимании. Вслед за Лораджиной Смит, критически осмыслившей этот дискурс, В. Хафштайн говорит о наследии как о процессе взаимодействия агентов трех уровней: институционального (например, политики), уровня сообщества (и профессионального, и этнического) и индивидуального (например, посетители музеев) (Smith 2012). При таком подходе наследие фактически не может быть разделено на материальное и нематериальное, так как оно не существует как вещь вне смыслов, которыми наделяет его сообщество. Собственно, информантами В. Хафштайна являются агенты упомянутых Л. Смит трех уровней, а критику АДН он дополняет понятием «патримониальный режим» (p. 10). По мнению автора, этот режим действует сегодня в heritage studies и представляет собой институциональную сеть, поддерживающую традиционные идеи и методы работы с древностями, направленные главным образом на защиту и сохранение объектов. Именно ЮНЕСКО помещает В. Хафштайн на позицию лидера в формировании национальных дискурсов культурного наследия в рамках АДН.

Книга В. Хафштайна состоит из пяти глав, а также включает вступление (prelude), завершение (postlude), заключение, благодарности и список цитируемых работ. В первой главе, призванной очертить ряд исследовательских задач автора и озаглавленной, как и сама работа, «Создавая наследие» («Making heritage»), ставится главный вопрос книги: «Если культурное наследие - это решение, то что является проблемой?» (p. 2, 161). В. Хафштайн пересматривает конвенциональные утверждения, в плену которых, по его мнению, порой оказывается исследователь в сфере изучения наследия. Меняя местами проблему и задачи, автор деконструирует характерный для фольклористики и других дисциплин подход к сбору и сохранению элементов культуры, задавая риторический, на первый взгляд, вопрос: зачем нужна сегодня сама концепция культурного наследия и почему его нужно сохранять? Ответ на этот вопрос дается в последующих четырех главах, рассматривающих каждая на своем кейсе определенные проблемы дискурса наследия. Последние отражены в названиях глав: «Создавая угрозу», «Создавая списки», «Создавая сообщества» и «Создавая фестивали».

Центральным кейсом книги, вынесенным в название и рассмотренным в первой главе, является работа В. Хафштайна с мелодией El Condor Pasa («Полет Кондора»). Это музыкальное произведение прошло путь через государственные границы Боливии, Чили и Перу, пропагандистские проекты лидеров перечисленных государств, сцены многотысячных концертов американской фолк-рок-группы Simon & Garfunkel и других исполнителей и, наконец, оказалось в кабинетах главного офиса ЮНЕСКО в Париже благодаря трогательному и просящему защиты для данного объекта наследия письму министра иностранных дел Республики Боливия, направленному генеральному директору всемирной организации. Этот кейс лег в основу одноименного с рецензируемой книгой документального фильма1 В. Хафштайна. Одна из основных задач проекта заключалась в атрибуции мелодии El Condor Pasa и установлении ее авторства для того, чтобы «закрепить» этот объект НКН за определенной этнической общностью и разрешить тем самым многолетние споры.

В главе «Создавая списки» критике подвергается «доктрина аутентичности» - политика ЮНЕСКО, согласно которой «аутентичность» - ключевой критерий ценности и фундаментальная категория научного исследования культурного наследия. Автор, как и большинство современных исследователей фольклора, опирающихся на идеи Регины Бен- дикс, признает проблемность понятия «аутентичность» и невозможность говорить о «подлинности» объекта наследия с опорой на этот «фолькло- ристский конструкт» (Bendix 1997). На ряде кейсов В. Хафштайн доказывает, что «аутентичность» контекстуальна, однако при «патримониальном режиме» в сфере культурного наследия этот термин используется как инструмент подчинения, навязывающий строго определенный образец «подлинного наследия». Яркой иллюстрацией такой контекстуально- сти и подчинения служит кейс Исэ-Дзингу - главного синтоистского храмового комплекса в Японии. Этот культурный объект несмотря на многовековую историю сегодня не включен ни в один из списков наследия ЮНЕСКО по причине несоответствия «доктрине аутентичности» ни самих храмовых построек, ни техник строительства. Храмовый комплекс подвергался (на протяжении 1 300 лет) и продолжает подвергаться регулярной перестройке с использованием современных материалов, потому что в нем обитают духи-ками, которые любят все новое и чистое (p. 63). Именно поэтому, по выражению В. Хафштайна, этот культурный объект не проходит тест на аутентичность.

Процесс производства нематериального наследия включает в себя отбор и фиксирование или описание практики или устной традиции, а также дальнейший процесс презентации, направленный на привлечение внимания к культурному объекту, его популяризации. В следующих двух главах («Создавая сообщества» и «Создавая фестивали»)

В. Хафштайн представляет свою дальнейшую деконструкцию этого процесса производства, которая заключается в подробном разборе мотиваций и действий делегатов ЮНЕСКО, ученых, представителей этнических групп и политиков, ставших информантами автора, направляющих свое внимание на одни, а не на другие объекты наследия.

Вынесенные в названия четырех глав-кейсов проблемы работы с объектами НКН знакомы, пожалуй, всем исследователям того, что в отечественной науке называется «фольклор»: это угроза исчезновения некой традиции, проблема составления списков и реестров традиций, проблема сообщества - обладателя традиции и «фестивальность», связанная с популяризацией традиции. Такое деление позволяет ознакомиться с работой проблемно ориентированно и детально рассмотреть каждый из четырех вопросов через исследовательскую позицию делегата ЮНЕСКО - организации, являющейся одним из главных «игроков» сегодняшнего поля heritage studies.

В рамках деятельности ЮНЕСКО нематериальное наследие всегда политизировано и закреплено за определенным государством, что зафиксировано в Списках НКН. В заключении своей работы автор говорит о политической природе происхождения всей концепции наследия. Хафштайн называет концепцию НКН ЮНЕСКО нормативной, а не аналитической, поскольку именно нормативным актом, фактом включения в Список, объект наследия закрепляется за «обладателями» определенной этнической идентичности. Автор признает, что «голосом» в дискурсе наследия обладает та этническая общность, которая является «видимой» и на политической арене.

Главная отличительная черта книги В. Хафштайна - это описание процесса «производства наследия» на стороне ЮНЕСКО. В этом «сообществе» наследие так или иначе закрепляется за определенными этническими группами или государствами, на которые возлагаются задачи по защите и репрезентации культурных объектов под неустанным контролем всемирной организации. Так, по мнению автора, осуществляется менеджмент, поддерживающий мультикультурализм и «видимость» различных этнических сообществ, необходимые в сфере heritage studies (p. 164). Несмотря на то, что В. Хафштайн оставляет читателя без точного ответа на вопрос, решением какой именно проблемы является концепция наследия, из заключения книги создается впечатление, что именно исполнение задач по сохранению и популяризации объектов наследия ставится автором на первые позиции.

Таким образом, можно отметить, что в целом данное исследование не привносит в теорию heritage studies новшеств и критического осмысления имеющихся положений о незыблемой связи любого наследия с музеефикацией и национальной репрезентацией. Работа В. Хафштайна представляется прекрасной этнографической зарисовкой, практическая ценность которой заключается в лучшем понимании того, как происходит производство наследия в кулуарах одного из главных «игроков» в этом поле.

В целом рецензируемая книга может быть интересна исследователям наследия в его широком понимании. Хочется порекомендовать работу В. Хафштайна всем, кто задавался вопросом, как определяют понятие «культурное наследие» в различных контекстах и сообществах. Подход В. Хафштайна будет особенно интересен фольклористам, как высказывание о нематериальном культурном наследии, которое смещает угол зрения «фиксатора» и «спасателя» традиции на то, как работают (или не работают) привычные для науки способы сохранения, изучения традиции, а также сами люди, стоящие за данными практиками.

Литература