Усыпальницы-оранжереи в России XIX века

Размещено на http://www.allbest.ru/

Размещено на http://www.allbest.ru/

Усыпальницы-оранжереи в России XIX века

Д.А. Будюкин

Аннотация

В России XIX в. известны две усыпальницы-оранжереи - принцев Ольденбургских в Троице-Сергиевой пустыни под Санкт-Петербургом и графов Келлеров в усадьбе Сенницы Московской губернии. Обе аристократические семьи, изначально лютеранские, стали межконфессиональными в результате перехода некоторых их членов в православие. В обоих случаях строительство усыпальниц связано с погребением девочки или юной девушки. По-видимому, эти сооружения не вызывали удивления современников. Анализ показывает, что создание таких усыпальниц уникально совмещением традиционных представлений, связывающих дерево с захоронением, с престижным погребением внутри часовни, позволяя преодолеть конфессиональные границы и рамки династического статуса.

Ключевые слова: оранжерея, погребальная часовня, похоронные практики, межконфессиональная семья, аристократия, Россия XIX в.

Основная часть

В России XIX в. известны два случая постройки крайне необычного погребального сооружения - усыпальницы-оранжереи. Первый из этих случаев имел место в семье принцев Ольденбургских, происходивших из общего ли - ньяжа с Гольштейн-Готторпской ветвью династии Романовых (ее основатель Христиан Август был братом деда Петра III) [1. С. 507]. Российская линия этой фамилии происходит от его внука принца Георга (Георгия Петровича), женатого на великой княжне Екатерине Павловне. Принц был ревностным лютеранином и отклонил предложение Александра I дать его старшему сыну Александру титул великого князя при условии крещения в православие [2. С. 151]. Его детям от брака с великой княжной Екатериной Павловной по брачному договору следовало наследовать вероисповедание отца [Там же. С. 99]. Похоронили умершего в 1812 г. принца Георгия в лютеранской Петропавловской церкви (Петрикирхе) на Невском проспекте Петербурга. В 1826 г. по желанию его отца он был перезахоронен в мавзолее герцогов Ольденбургских на кладбище Святой Гертруды в Ольденбурге [Там же. С. 150151].

Принц Петр, сын Георгия и Екатерины Павловны, после смерти отца и брата в 1829 г. поступил на российскую службу, сохранив лютеранское вероисповедание. В 1837 г. в Висбадене он вступил в брак с принцессой Терезией Нассауской, тоже лютеранкой [Там же. С. 198, 228]. Однако местом погребения его семьи, первая смерть в которой (дочери Марии) наступила 29 декабря 1842 г., был избран православный монастырь - Троице-Сергиева Приморская пустынь в Стрельне под Петербургом [3. Т. 3. С. 309], известный как одно из двух (тогда) наиболее престижных мест захоронения в столице, а также тем, что на его кладбище было погребено много иноверцев и иностранцев [4. С. 204]. Принцесса Терезия, умершая в 1871 г., также была похоронена в этом монастыре, где уже были могилы ее детей: дочерей Марии, Екатерины (ум. 1866) и сына Георгия (ум. 1871) [2. С. 328]. Принц Петр Георгиевич скончался 2 мая 1881 г. и был похоронен рядом с ней.

Над могилами Ольденбургских была сооружена необычная часовня - усыпальница, описанная в майских номерах газеты «Голос» в связи с похоронами принца П.Г. Ольденбургского 9 мая 1881 г.: «Над усыпальницей воздвигнут очень изящный стеклянный павильон, который можно назвать оранжереей. Могила почившего принца находится на правой стороне в крайнем углу рядом с могилой его супруги. На левой стороне погребены дети их высочеств… Между родителями и детьми большой деревянный крест с художественным изображением распятого Христа. Перед ним теплится лампада. Направо при входе в этот надгробный цветник погребены внуки принца младенцы Олег и Петр, графы Остернбург. Пол устлан коврами» [Там же. С. 330]. Сохранилась также находящаяся в собрании кантональной библиотеки Лугано (Швейцария) фотография «на память» возле усыпальницы, сделанная в 1871 г. во время церемонии погребения (вероятно, принца Георгия Петровича или принцессы Терезии) Иваном Бианки [5. С. 118, 144].

Принцы Николай и Константин Петровичи, вступившие в морганатические браки с православными дворянками, и сами перешли в православие [2. С. 485]. Они и сохранившая принадлежность к лютеранству принцесса Терезия Петровна, супруга князя Георгия Максимилиановича Романовского, герцога Лейхтенбергского, также были похоронены в родовой усыпальнице в Сергиевой пустыни [3. Т. 2. С. 638; Т. 3. С. 309]. Там же упокоились и трое умерших до революции графов фон Остернбург, детей принца Николая Петровича Ольденбургского от морганатического брака с Марией Ильиничной Булацель, православного исповедания [3. Т. 3. С. 330-331]. Всего их было четверо: Александра (1864-1952), Петр (1866-1867), Ольга (а не Олег) (18681869), Вера (1871-1888) [1. С. 511].

Все последующие представители российской ветви принцев Ольденбургских умерли и были похоронены уже в эмиграции. Что касается их вероисповедания, то при вступлении принца Александра Петровича в брак с княжной Евгенией Максимилиановной Романовской, герцогиней Лейхтенбергской, было специально оговорено несогласие великого герцога Ольденбургского как главы династии на воспитание детей от этого союза в православной вере [2. С. 558]. Однако их сын принц Петр в 1901 г. перешел в православие в связи с предстоящим браком с сестрой Николая II Ольгой Александровной, лишившись при этом права наследования в Ольденбургском герцогстве [Там же. С. 712]).

Другой случай постройки подобного сооружения связан с семьей графов Келлеров. Барон Людвиг Христофор Келлер, в 1789 г. получивший прусский титул графа, был женат на сестре российского фельдмаршала князя Петра Витгенштейна. Одна из его дочерей была замужем за князем Иваном Ивановичем Барятинским, а сын Теодор (в России Федор Федорович) вступил в российское подданство и женился на графине Софье Михайловне Борх [6. Ч. 3. С. 156-157]. Внуком Федора Федоровича был граф Федор Эдуардович Келлер (1850-1904), один из самых известных боевых генералов своего времени. Он женился на княжне Марии Александровне Шаховской, внучке графа Михаила Юрьевича Виельгорского, и получил за ней в приданое усадьбы Сенницы в Зарайском уезде Рязанской губернии. Дети от этого брака в соответствии с законом воспитывались в православной вере, в то время как сам граф Келлер до конца жизни остался лютеранином.

В Сенницах была построенная в 1709 г. князем М.П. Гагариным Вознесенская церковь с нижним храмом-усыпальницей Г агариных во имя апостола Матфея [7. С. 499]. Князья Гагарины были предками Марии Келлер (Шаховской), тем не менее в 1894 г. Ф.Э. Келлер заказал архитектору Н.В. Султанову проект «железной усыпальницы-оранжереи» в Сенницах в связи со смертью девятилетней дочери Марии, умершей от травм, полученных при катании с ледяной горки [Там же. С. 504]. Усыпальница представляла собой обширное сооружение, выполненное из металлического каркаса. Сплошное остекление давало необходимое для экзотических растений освещение. Вход был выполнен из кирпича, рядом находилась отопительная печь [8. С. 543]. Часовня была подробно описана впоследствии в связи с похоронами в ней самого Келлера, погибшего на русско-японской войне. «В одном из самых уютных уголков парка высится стеклянная галерея, сооруженная наподобие оранжереи. Это своеобразное сооружение и предназначается быть семейной усыпальницей графов Келлер. В этой «часовне-теплице» уже покоится прах безвременно скончавшейся дочери графа Феодора Эдуардовича. Останки от - ца-героя лягут рядом с могилой дочери… Часовня уставлена тропической зеленью. В передней стене распятие с лампадой перед ним, тесно обвитое темной зеленью плюща и окаймленное розами. В обстановке этой усыпальницы есть что-то неожиданно-радостное, чуется какая-то светлая христианская надежда, не затмеваемая черной тенью смерти» [9. С. 52-53]. В 1911 г. в часовне-оранжерее был похоронен третий член семьи Келлеров - умерший 30 октября от дифтерии малолетний сын тогдашнего владельца усадьбы графа Александра Федоровича Федор [7. С. 506]. Руины усыпальницы Келлеров, в отличие от аналогичного сооружения Ольденбургских, сохранились [10. С. 139].

Интересно, что усыпальницы-оранжереи, по-видимому, не казались современникам чем-то исключительным и привлекали не так много внимания. Содержательные упоминания рассмотрены нами выше, и, несмотря на высокое положение и широкую известность рода Ольденбургских, их очень немного. Находившийся на российской службе прусский офицер граф Рихард фон Пфейль отмечает, что «хотя герцог <принц Петр> принадлежал к лютеранскому вероисповеданию, но хоронили его по православному обряду, и даже евангелическая часовня, находившаяся во дворце, была на время похорон закрыта» [11. С. 285]; об усыпальнице-оранжерее ни слова. Е.А. Нарышкина, описывая в воспоминаниях похороны принца П.Г. Ольденбургского, на которых она присутствовала, указывает только, что они «были в Сергиевской пустыни», не упоминая ни вероисповедание покойного, ни необычную усыпальницу [12. С. 294, 459]. Хотя сестра Ф.Э. Келлера графиня Мария Клейнмихель оставила воспоминания, в их тексте, в целом малодостоверном и не изобилующем бытовыми подробностями, повествование о брате, с которым она была «в очень близких отношениях» [13. С. 118], занимает всего две страницы, а его усыпальница не упоминается вовсе. В наши дни несохра - нившаяся усыпальница Ольденбургских также не вызывает удивления у автора описания Троице-Сергиевой пустыни, оказываясь в одном ряду с таким распространенным типом усыпальницы, как ротонда: «территорию обители украшали изящной архитектуры ротонды и оранжереи-усыпальницы: ротонда-усыпальница семьи Толстых, оранжерея-усыпальница семьи принцев Ольденбургских» [14].

Ю.Р. Савельев предполагает, что к созданию данного типа усыпальниц были более склонны дворянские семьи, имевшие западноевропейское происхождение и более свободно трактовавшие мемориальную идею [8. С. 541]. Вероятно, западноевропейское, а более конкретно - немецкое происхождение имеет в данном случае определенное значение, как и принадлежность к протестантизму. Тем не менее нет никаких данных о том, что идея усыпальницы - оранжереи заимствована из Западной Европы либо связана с протестантским вероисповеданием, и не совсем понятна связь между западноевропейским происхождением и свободной трактовкой мемориальной идеи. На наш взгляд, в данном случае важнее то, что обе семьи в результате браков с православными и переходов в православие стали межконфессиональными, а часть потомков принцев Ольденбургских в результате морганатических браков утратила династический статус. Следовательно, усыпальницы-оранжереи объединяли умерших членов семей независимо от различий в вероисповедании и статусе. Это особенно заметно в связи с тем, что Келлеры не использовали существовавшую в Сенницах церковь-усыпальницу - возможно, именно потому, что ее использование разделило бы захоронения членов их семьи по конфессиональному признаку. При этом в обоих случаях строительство усыпальниц-оранжерей связано с погребением девочки или юной девушки.

Вписывая усыпальницы-оранжереи в контекст традиционных представлений и, в частности, погребальных обычаев, мы можем отметить, что свойственные оранжерее свет и тепло противоположны ассоциируемым со смертью тьме и холоду. Радостную и светлую христианскую надежду, не затмеваемую черной тенью смерти, чувствует современник при виде усыпальницы Келлеров [9]. Что касается связи дерева и захоронения в целом, то она встречается настолько часто, в столь различных культурах и до такой степени разнообразна, что в статье можно рассмотреть только наиболее существенные в контексте изучаемого феномена ее аспекты. Так, захоронение костей и вырастающее из трупа волшебное дерево - распространенный сказочный мотив, отражающий важную для исследования коммеморации роль дерева как физической манифестации субъекта [15. P. 245] и описанный В.Я. Проппом, который связывает куст или дерево, вырастающее из могилы, с магией, обеспечивающей плодородие садов [16. С. 6, 17]. М.А. Прусова отмечает, что «защита со стороны природы, помимо недоступности места погребения, осуществляется деревьями, создающими тень… Способ защиты сенью (тенью) деревьев, конечно, самый распространенный, и прежде всего потому, что это деталь реального пейзажа: на кладбище сажают деревья… Для выражения скорби, причем скорби красивой и торжественной, служат вечнозеленые хвойные растения» [17. С. 120-125]. В данном случае представляется существенным, что экзотические растения в теплице тоже вечнозеленые.

Роль растений как средства личной коммеморации изучена еще недостаточно [15. P. 243-244], однако можно привести несколько примеров, связанных с русскими и территориально и / или культурно близкими к ним этносами. На Европейском Севере России повсеместно встречаются кладбищенские ритуальные деревья-знаки (карсикко), одна из функций которых - обозначить дорогу душе умершего на тот свет и оградить живых от мертвых в этом мире [18. С. 209]. Как пишет А.П. Конкка далее, по поводу других проявлений темы «дерево у могилы» следует, помимо общих тенденций погребения в рощах и вырубания карсикко в них, отметить древний обычай - захоронение под деревом [Там же. С. 210]. В отношении карельских захоронений отмечается особая роль ели [Там же. С. 216].

На востоке Украины отмечалась практика захоронения покойников - простолюдинов «в гумнах под грушками», отношение к которой представителей церкви было презрительно-снисходительным [19. С. 161]. В Путивль - ском районе Сумской области у горюнов (особой этнографической группы русского населения) практика погребения в садах сохранилась почти до наших дней, при этом рассказывают, что местные священники не отказывались участвовать в таких погребениях по просьбе родственников умершего [20. С. 10].

В современной западной культуре на фоне снижения религиозности и роста значимости экологической культуры имеет место возникновение традиции «природного захоронения», наиболее распространенной формой которого является посадка на могиле дерева вместо установления надгробия. Захоронения традиционного типа, в условиях ускорения современной жизни спустя относительно короткий срок уничтожаемые и заменяемые новыми, все в меньшей степени удовлетворяют потребность в «вечной памяти», с которой люди обращаются к циклическому постоянству природы, «экологическому бессмертию». В сравнении с надгробным камнем или плитой живое дерево становится более действенным и эмоциональным мемориальным объектом [15]. Хотя в рамках этой новой традиции нет данных о погребениях в оранжереях, связь между ней и рассматриваемым феноменом очевидна.

Таким образом, создание оранжерей-усыпальниц уникально совмещением древних традиционных представлений, связывающих дерево с захоронением, с характерным для христианской аристократии престижным погребением внутри храма или часовни. Все другие известные примеры связи захоронения с растениями, более тесной, чем обычное присутствие растительности на кладбище, находятся с христианством в сложных отношениях, а нередко и в противостоянии. При этом такой тип надгробного здания позволяет преодолеть конфессиональные границы и рамки династического статуса, труднопреодолимые в случае внутрихрамового погребения, сочетая при этом сохраняющую актуальность дохристианскую традицию с возведением погребального сооружения, отвечающего социальным нормам, аристократическим представлениям о престиже и не противоречащего христианским канонам.

Литература

усыпальница оранжерея захоронение

1. Семенов И.С. Европейские династии: Полный генеалогический справочник / науч. ред. Е.И. Карева, О.Н. Наумов; вступ. ст. О.Н. Наумов. М.: Энциклопедия, ИНФРА-М, 2006. 1104 с.

2. Анненкова Э.А. Принцессы Ольденбургские. М.: ИД Тончу, 2014. 784 с.

3. Петербургский некрополь: в 4 т. / сост. В.И. Саитов. СПб., 1912-1913.

4. ПыляевМ.И. Забытое прошлое окрестностей Петербурга. СПб., 1889. 550 с.

5. Китаев А. Петербург Ивана Бианки. Poste restante. СПб.: Росток, 2015. 168 с.

6. Долгоруков П.В. Российская родословная книга: в 4 ч. СПб., 1854-1857.

7. Лялин С.П., Минина Е.Л. История усадьбы Сенницы // Русская усадьба: сб. ОИРУ. Вып. 9 (25). М.: Жираф, 2003. С. 498-507.

8. Савельев Ю.Р. Усадьба Сенницы и неизвестный проект Н.В. Султанова // Русская усадьба: сб. ОИРУ. Вып. 7 (23). М.: Жираф, 2001. С. 538-544.

9. Авчинников А.Г. Памяти графа Ф.Э. Келлера. Екатеринослав: Печатня С.П. Яковлева, Б. г. 56 с.

10. ЧижковА.Б. Подмосковные усадьбы. 3-е изд. М., 2006. 280 с.

11. Пфейль Р. Из воспоминаний графа фон-Пфейля (1881-1889) / пер. с нем. и пересказ А.М. Белова // Исторический вестник. 1908. Т. 114, №10. С. 278-288.

12. Нарышкина Е.А. Мои воспоминания. Под властью трех царей / вступ. ст., подг. текста, пер. и коммент. Е.В. Дружининой. М.: НЛО, 2014. 688 с.

13. Дворцовые интриги и политические авантюры. Записки Марии Клейнмихель / сост. В.М. Осин. М.: АСТ, 2013. 448 с.

14. Туркова И.В. Очерк о пустыни // Сайт «Свято-Троицкая Сергиева Приморская мужская пустынь». URL: http://pustin.spb.ru/index.php/istoriya-monastyrya (дата обращения: 27.02.2019).

15. Clayden A., Dixon K. Woodland burial: Memorial arboretum versus natural native woodland? // Mortality. 2007. Vol. 12, №3. P. 240-260.

16. Пропп В.Я. Сказка. Эпос. Песня / сост., науч. ред., коммент. и указатели В.Ф. Шевченко. М.: Лабиринт, 2001. 368 с.

17. Прусова М.А. Реализация мотива защиты «вечного дома» в русской поэзии первой половины XIX века // Культура народов Причерноморья. 2000. №15. С. 120-125.

18. Конкка А.П. Дерево у могилы. На кладбищах Северо-восточной Карелии // Вестник Санкт-Петербургского университета. Сер. 2: История. 2007. Вып. 3. Сентябрь. С. 209-216.

19. Замура О. «Великий шаленець»: смерть і смертність в Гетьманщині XVIII ст. Київ: К.І.С., 2014. 240 с.

20. Толстая С.М., Толстая М.Н. Погребения в саду у «горюнов» Сумской области // Живая старина. 2003. №2. С. 10-13.

References

1. Semenov, I.S. (2006) Evropeyskie dinastii: Polnyy genealogicheskiy spravochnik [European Dynasties: A Complete Genealogical Reference]. Moscow: Entsiklopediya, INFRA-M.

2. Annenkova, E.A. (2014) Printsessy Ol'denburgskie [Princesses of Oldenburg]. Moscow: ID Tonchu.

3. Saitov, V.I. (1912-1913) Peterburgskiy nekropol': v 4 t. [The St. Petersburg Necropolis: in 4 vols]. St. Petersburg: [s.n.].

4. Pylyaev, M.I. (1889) Zabytoe proshloe okrestnostey Peterburga [Forgotten past of the outskirts of St. Petersburg]. St. Petersburg: [s.n.].

5. Kitaev, A. (2015) Peterburg Ivana Bianki. Poste restante [The Petersburg of Ivan Bianki. Poste restante]. St. Petersburg: Rostok.

6. Dolgorukov, P.V. (1854-1857) Rossiyskaya rodoslovnaya kniga: v 4 ch. [Russian genealogical book: in 4 vols]. St. Petersburg: [s.n.].

7. Lyalin, S.P. & Minina, E.L. (2003) Istoriya usad'by Sennitsy [History of the Sennitsa Estate]. In: Nashchekina, M.V. (ed.) Russkaya usad'ba [The Russian Estate]. Vol. 9 (25). Moscow: Zhiraf. pp. 498-507.

8. Saveliev, Yu.R. (2001) Usad'ba Sennitsy i neizvestnyy proekt N.V. Sultanova [The Sennitsa estate and an unknown project by N.V. Sultanov]. In: Nashchekina, M.V. (ed.) Russkaya usad'ba [The Russian Estate]. Vol. 7 (23). Moscow: Zhiraf. pp. 538-544.

9. Avchinnikov, A.G. (n.d.) Pamyati grafa F.E. Kellera [In memory of Count F.E. Keller]. Eka - terinoslav: S.P. Yakovlev.

10. Chizhkov, A.B. (2006) Podmoskovnye usad'by [Residences outside Moscow]. 3rd ed. Moscow: Russkaya usad'ba.

11. Pfeil, R. (1908) Iz vospominaniy grafa fon-Pfeylya (1881-1889) [From the memoirs of Count von Pfeil (1881-1889)]. Translated from German by A.M. Belov. Istoricheskiy vestnik. 114 (10). pp. 278-288.

12. Naryshkina, E.A. (2014) Moi vospominaniya. Pod vlast'yu trekh tsarey [My Memories. Under the Rule of Three Kings]. Moscow: NLO.

13. Osin, V.M. (ed.) (2013) Dvortsovye intrigi ipoliticheskie avantyury. ZapiskiMarii Kleynmi - khel' [Palace intrigues and political adventures. Notes by Maria Kleinmichel]. Moscow: AST.

14. Turkova, I.V. (n.d.) Ocherk o pustyni [Essay on the Hermitage]. [Online] Available from: http://pustin.spb.ru/index.php/istoriya-monastyrya (Accessed: 27th February 2019).

15. Clayden, A. & Dixon, K. (2007) Woodland burial: Memorial arboretum versus natural native woodland? Mortality. 12 (3). pp. 240-260. DOI: 10.1080/13576270701430700

16. Propp, V. Ya. (2001) Skazka. Epos. Pesnya [Fairy Tale. Epic. Song]. Moscow: Labirint.

17. Prusova, M.A. (2000) Realizatsiya motiva zashchity «vechnogo doma» v russkoy poezii pervoy poloviny XIX veka [The motif of «eternal home» protection in Russian poetry of the first half of the 19th century]. Kul'tura narodovPrichernomor'ya. 15. pp. 120-125.

18. Konkka, A.P. (2007) Derevo u mogily. Na kladbishchakh Severo-vostochnoy Karelii [A tree at a grave. In the cemeteries of North-Eastern Karelia]. Vestnik Sankt-Peterburgskogo universiteta. Ser. 2: Istoriya - Vestnik of St. Petersburg University. 2: History. 3. pp. 209-216.

19. Zamura, O. (2014) «Velikiy shalenets'»: smert' і smertmst' v Get'manshchim XVIII st. Kyiv: K.LS.

20. Tolstaya, S.M. &, Tolstaya, M.N. (2003) Pogrebeniya v sadu u «goryunov» Sumskoy oblasti [Burials in the garden of the «Goryuns» in Sumy region]. Zhivaya starina. 2. pp. 10-13.

Размещено на Allbest.ru