Хронотоп гимнографии

Размещено на http://www.allbest.ru/

Хронотоп гимнографии

А.Ю. Никифорова

Исследуется фундаментальный вопрос поэтики -- специфика моделирования сакрального времени и пространства в гимнографии. Анализируется ее хронотоп на материале разновременных печатных и рукописных текстов с целью показать его независимость от типов песнопений и неизменность на протяжении всего периода существования литургической поэзии с начала христианской эры до наших дней.

Хронотоп гимнографии, через ворота которого, по М. М. Бахтину, совершается вступление в сферу ее смыслов -- это «горний Иерусалим», вечность. Ее моделируют своими выразительными средствами поэты, внося вклад в разработку общей художественно-богословской программы храма как образа «неба на земле». Попытки воплотить эту идею в поэзии привели к формированию определенных творческих принципов: гимнограф открыто использовал одни и те же тексты разным святым, кальки и клише, пренебрегал реальными пространственно-временными характеристиками персонажей, понимая, что главная биографическая ось проходит между землей и небом, которые, как и конкретные географические понятия, он наделял нравственными свойствами (земля -- мрак; небо -- свет; Вавилон, Египет -- грех; Иерусалим, Сион -- добродетель). Диалоги, прямая речь включали молящегося в действо, позволяя пережить события прошлого в их внепространственно-временной сущности, а рефрены и анафоры создавали ощущение цикличности и бесконечности. Таким образом вместо реального времени и пространства в текстах воссоздавалась вечность. Это понимание хронотопа в его религиозно-нравственной системе координат было воспринято русской классической литературой и вошло в поэзию А. С. Пушкина и других отечественных стихотворцев.

гимнография; иеротопия; литургическая письменность; поэтика; хронотоп

A. Yu. Nikiforova

THE CHRONOTOPE OF HYMNOGRAPHY

The article investigates a fundamental issue of poetics, i.e. the peculiarities of creating sacred space and time in hymnography. The article researches manuscripts and printed documents belonging to different epochs to analyze the chronotope of hymnography and to show its independence of hymn types and its constancy and invariability throughout the history of liturgical poetry since early Christianity until now. The chronotype of hymnography, which, according to M. M. Bakhtin, enables one to comprehend the essence of hymnography, is the heavenly Jerusalem, the eternity. Using expressive means, poets enrich hymnography, depicting a temple as an image of heaven on earth. Poets' attempts to express this idea through poetic means have contributed to the establishment of certain creative principles of hymnography. Hymnographers use similar texts to worship different saints, employ calques and clichйs. Hymnographers neglect real time-and-space characteristics, highlighting the connection between heaven and earth, which are endowed with moral characteristics (the earth is associated with darkness, while the heaven is associated with light, Babylon and Egypt symbolize sin, while Jerusalem and Zion symbolize virtue). Due to the use of dialogues and direct speech, praying people feel involved, can experience the unity of space and time. Refrains and anaphors create the feeling of eternity. Therefore, eternity replaces real time and space. This interpretation of chronotope in its religious and moral sense is adopted by Russian classic literature. It can be found in the works of S. A. Pushkin and other Russian poets.

hymnography; hierotopy; liturgical writing; poetics; chronotope

Литургическая письменность есть «достояние всего восточно -христианского культурного круга, к которому принадлежит и византийско-греческая гимнография, и древнесирийская, и древнеславянская, а также древнегрузинская; к этому же кругу относятся гимнография армянская, христианско-арабская, коптская и эфиопская» \ Византийские и славянские гимнографические тексты, составляющие значительную часть древнего рукописного наследия, не только определяли мироощущение средневекового человека, но и существенным образом повлияли на развитие русской классической литературы и поэзии 2.

Приоритетным в изучении гимнографических текстов как в отечественном, так и за-рубежном литературоведении остается комментированное издание неизвестных рукописных источников. При этом вопросы поэтики гимнографии до сих пор лежат вне поля зрения фило-логов. Частично исследованы метафорика гимнов (митрополит Софроний (Евстратиадис) 3, А. Г. Кравецкий) 4, в том числе в славянских переводах (М. Ф. Мурьянов , Дагмар Кристиане ), их экзегетика и герменевтика (протопресвитер Фома Хопко , О. В. Чевела , прото-пресвитер Александр Шмеман ), поэтико-риторические выразительные средства, такие как: параллелизм смысла и синтаксиса (А. С. Десницкий 10), парафраз (Кристиан Ханник и), краесогласие (Е. М. Верещагин ), акростих, евфоника, анаграмма (Н. А. Мещерский ), риторический инструментарий (Александр Коракидис ), авторские особенности языка и стиля (Феохарис Деторакис ). С. С. Аверинцеву принадлежит единственная попытка комплексного описания поэтических «законов построения византийского» гимнографического текста.

В предлагаемой нами статье исследуется проблема специфического моделирова-ния сакрального времени и пространства в гимнографии . Опираясь на труды М. М. Бах-тина , В. Н. Топорова , Ю. М. Лотмана , Д. С. Лихачева , анализируется ее хронотоп (от греч. рроуод -- «время» и голод -- «место») , через «ворота» которого совершается вступление «в сферу» ее «смыслов» . Рассмотрение вопроса осуществлено на материале печатных книг и рукописей всего корпуса гимнографических текстов крупных (канон) и малых форм (тропарь, стихира) , чтобы показать, что хронотоп не зависит от типов песнопений и остается неизменным на протяжении всего периода развития гимнографии, то есть с начала христианской эры до наших дней.

Гимнография -- это религиозная поэзия, предназначенная для исполнения в храме. А храм, по мысли автора «Сказания о Церкви», приписываемого Патриарху Константинопольскому Герману (|до 741), есть «земное небо, в котором живет и обращается Небесный Бог» , Царство Божие, горний Иерусалим . Им храм становится через евхаристию, в которой «...Церковь переживает и реализует свою эсхатологическую сущность, перестает быть тем, чем есть, и становится тем, чем будет» , а события прошлого являются в «надвременной, вечной реальности и действенности» .

Небесный Иерусалим, один из центральных образов-парадигм сакрального пространства в христианской традиции , моделируется разными выразительными средствами: через литургические действия и их символические интерпретации , архитектурные формы и изображения, сменяющиеся ткани и драгоценную утварь, световые эффекты и запахи, жесты, молитвословия, музыкальные распевы и гимны . Этот образ служит средством коммуникации между Творцом и зрителем, то есть воссоздаваемый священнослужителем, художником или поэтом образ узнается молящимся. хронотоп гимнография песнопение

Ведущее начало в хронотопе, согласно М. М. Бахтину, -- это время . В его моделировании гимнографом можно выделить следующие приемы:

1. Употребление для описания событий прошлого наречий «днесь», «ныне», «се», глаголов настоящего времени: «Вечери Твоея тайныя днесь, Сыне Божий, причастника мя прими», «Ныне отпущаеши раба твоего, владыко», «Днесь вод освящается естество и разделяется Иордан», «Ныне силы небесныя с нами невидимо служат, се бо входит Царь славы».

2. Использование прямой речи и диалогов, повествование от первого лица:

Диалог между Иосифом и Марией: «Благовестие от ангела Дева прият и плод чрева невинная вмести. О зачатии размышляя, Иосиф, рыдая глаголаше: како отпущу Деву, юже поях из храма Божия, како отпущу, во чреве приявшую? Зрю ся и боюся закона. Та же отвеща: аз мужа не вем, свидетельствует мне благовестивший мне, но раждающийся от Мене Бог дарует мирови велию милость» .

Прямая речь: «Не рыдай Мене, Мати, зрящи во гробе, Егоже во чреве без семени зачала еси Сына: востану бо и прославлюся, и вознесу со славою, непрестанно яко Бог, верою и любовию Тя величающия» .

3. Циклическое повторение текстов : рефренов «Долготерпеливе, слава Тебе»,

«Поклоняемся рождеству Твоему, Христе», «Славно бо прославися», «Беззаконный же Иуда не восхоте разумети»; анафоры, эпифоры, как в двупеснце из папируса № 466 УІ-УП веков библиотеки Джона Райландса:

«Слава в вышних Богу, в Вавилоне явившемуся в пламени и в печи угасившему огнь. Воспевающе Его, глаголаху отроцы: Благословите дела Господня.

Слава в вышних Богу, на кресте пригвожденному плотию и волею пострадавшему за нас. Воспевающе Его, глаголаху отроцы: Благословите дела Господня.

Слава в вышних Богу, тридневно из мертвых воставшему и в Галилее явившемуся учеником. Воспевающе Его, глаголаху отроцы: Благословите дела Господня» .

Первые два приема включают молящегося в события прошлого, позволяя их переживать в вечной, «неповторимой и надвременной», сущности, третий прием создает ощущение бесконечности, раскрывает истинный смысл того, что было, есть и будет :

«Вчера спогребохся Тебе, Христе, совостаю днесь воскресшу Тебе; сраспинахся Тебе вчера. Сам мя спрослави, спасе, во царствии Твоем» .

Молящийся становится действующим лицом хронотопа , перемещается во времени и пространстве: он наблюдает за расправой над воинами -мучениками на Севастийском озере; в Вифлееме поклоняется Богомладенцу и с мироносицами в Иерусалиме спешит возвестить радость воскресения.

Сакральное пространство гимнографии поделено Христом на подземную, земную и небесную зоны: «Едино бяше неразлучное, еже во аде, и во гробе, и во Едеме, божество Христово, со Отцем и Духом, во спасение нас...» . Все три зоны оказываются вовлечены в гимнографические сюжеты:

«Ныне вся исполнишася света, небо же и земля и преисподняя: да празднует убо вся тварь востание Христово, в нем же утверждается» .

Преисподняя -- это место мучений («Адских врат избави мя, Господи, пропасти, и тьмы несветимыя от преисподних...» ) и вместе с тем территория, где усопшие праведники ожидают воскресения («Снизшел еси в преисподняя земли, и сокрушил еси вереи вечныя, содержащия связанныя, Христе...» ). Главная пространственная ось проходит между землей -- местом греха (ее поэты называют «зимой», «мглой», «ночью»), и небом -- обителью света, «весны», «солнца», «утра»:

«Воскресения день, просветимся людие, Пасха Господня, Пасха: от смерти бо к жизни, и от земли к небеси Христос Бог нас приведе, победную поющия» .

«Земля. входит в оппозицию «земля/небо» и. получает несвойственное современным географическим понятиям религиозно-моральное значение. Эти. представления переносятся на географические понятия вообще: те или иные земли воспринимаются как земли праведные или грешные» . Появляется противопоставление «Иерусалим» и «Сион» (земли праведные) / «Вавилон» и «Египет» (земли грешные), намеченное уже в ветхозаветных текстах: «...яко Аз Господь Бог ваш, вселяяся в Сионе в горе Моей святей, и будет Иерусалим свят... Египет же в погибель будет» (Иоиль 3: 17, 19). Для гимнографа Египет и Вавилон и все, что связано с ними, -- это символы зла и греха: в Египте страдал от рабства еврейский народ, а Вавилон слыл очагом идолослужения и порока :

«Люди Христовы упасше преподобне, египетския лести отбегше, Вавилона страстнаго избегли есте, Сиона вышшняго обретши жилище во вся веки» .

Гора же Сион и сам город Иерусалим символизируют высший мир трансцендентных реальностей , Царство Небесное:

«Иже крест взем, блаженне, и желаемаго ти отечества достиг, горняго Иерусалима, и в нем со ангелы ликуеши, Иакове премудре: молися о чтущих твое честное перенесение» .

Эту пространственно-нравственную ориентацию, присущую религиозному мировоззрению, восприняла русская классическая литература . А. С. Пушкин в своем четверостишии 1836 года противопоставляет «сионские высоты», Сион и «алчный грех», подразумевая оппозицию высоты вожделенного рая, дарованного добродетельным людям, и низости прегрешений, делающей невозможным его достижение:

Напрасно я бегу к сионским высотам,

Грех алчный гонится за мною по пятам...

Так, ноздри пыльные уткнув в песок сыпучий,

Голодный лев следит оленя бег пахучий

Анализируя это произведение, исследователь русской литературы М. Ф. Мурьянов замечает: «...чтобы приблизиться к небу (иначе говоря, стать совершенным), необязательно бежать к собственно Сиону как географическому пункту. Речь идет о мысленном Сионе, как выражались византийские поэты... значение имеет движение не физическое, а нравственное, осуществимое независимо от того, где находишься, повсеместно (Ин 4: 21, 23). Таков ход церковной мысли, повторенный Пушкиным» .

В подобном сакральном пространстве -- между землей и небом -- разворачиваются сюжеты гимнов. Читая их, трудно понять, где и когда жили святые. Гимнограф, повествуя о реальных личностях, игнорирует исторические детали, выделяет из биографии святого то, что подарило ему вечность:

«Але5нааа0е ПОУ ла1аюу реу ау0рюл;оу, ю 0вофоро1, 8уе5нааа0е Хрютоу 58, его анпоу Рагаш08ухед, он ка! ПО ла0од 8Т аГраход р1рра0е НЛО РарРарюу ауагронреуог».

«Совлекостеся ветхаго убо человека, о богоноснии, облекостеся во Христа, в Негоже крестившиися и Егоже страсти кровию подражали есте, от варваров убиваемии» .

Не имеет значения, где пострадали мученики, важно, что совлекая «тленные ризы», они совлекли с себя «ветхого человека», то есть свое греховное естество, и облеклись в ризу нетления, то есть жизнь вечную .

Безразличие к реальному времени и пространству объясняет широкое использование в богослужении начиная с древности общих, то есть одних и тех же текстов разным святым , например, моностроф святителю из древнего иерусалимского гимнала IV-VIII веков, сохранившегося в переводе на грузинский язык -- Иадгари :

«Якоже свет жизни, возсияша святители Твои, и мир просветиша православия верою, Христе Боже наш» .

В IX веке константинопольские авторы, выполнявшие масштабный проект по созданию корпуса гимнографических книг, при создании новых текстов просто заменяли одно имя на другое

«Павлу божественному подобяся во изгнаниих терпеливно, святителю Ипатие / Васи -лие, жизнь скончал еси в нуждах и скорбех, неоскудно утесняемь, и прехождения присно творя, ныне же безпечальное и неизменное от Бога обрел еси селение и наслаждение» .

В греческой Минее Sin. gr. 607 (IX-X вв.) константинопольского происхождения 60 этот гимн предназначается двум разным святым -- Ипатию Гангрскому (IV в., 30 марта) и Василию Парийскому (IX в., 15 апреля). Тропарь «Правило веры и образ кротости» помещен на день памяти Никиты Аполлониадского (20 марта, РНБ. Греч. 553, XI в., л. 2), Василия Парийского (12 апреля, РНБ. Греч. 553, XI в., л. 81), Акакия Мелитинского (Sin. gr. 607, IX-X вв., л. 181), Николая Мирликийского (6 декабря, РНБ. Греч. 89, X-XI вв., л. 15 об.), Петра Никейского (11 сентября, Sin. gr. 579, X-XI вв., л. 42), а текст «Преподобне отче, не дал еси сна» (греч. Ooie патер, опк е&йкои; nnvov) 62, известный уже из иерусалимского тропология Sin. МГ/ NE 56+5 (IX в., Антонию Великому, 17 января), до сих пор используется при составлении новых служб.

Безразличием к системе реальных пространственно -временных координат объ-ясняется и широкое применение метода калек, когда новый гимн иногда полностью повторял мелодико-ритмическую структуру и текст модели. В том же тропологии Sin. МГ/ NE 56+5 стихира Богоявления дословно следует образцу -- стихире Воскресения :

«'Н Avaanaalg оои, Хрште Еютрр, anaaav ёфютше npv oiKonpevpv каі aveKaleaano то tStov nlaapa, navnoSnvape Кирш, 5oЈ,a aot». (Воскресение Твое, Христе Спасе, всю просвети вселенную и возведе создание Твое, всесильне Господи, слава Тебе).

«Н enaveta оои, Хрште Еютрр, anaaav ефютше npv oiKonpevpv, aveKaleaano Koapov єк nlavpg, navnoSnvape Кирш, 5oЈ,a aot». (Богоявление Твое, Христе Спасе, всю просвети вселенную и возведе мир от лести, всесильне Господи, слава Тебе) .

То, что в поэзии Нового времени назвали бы плагиатом, в Византии и на Древней Руси входило в художественный инструментарий гимнографов. Это же можно сказать о широком цитировании ими библейских, гомилитических, агиографических текстов:

Григорий Богослов, IVв.: «Христос рождается -- славьте! Христос с небес -- встречайте! Христос на земле -- возноситесь! Воспойте Господу, вся земля! И чтобы соединить и то, и другое, скажу: Да радуются небеса и веселится земля!»

Косма, VIII в.: «Христос раждается, славите! Христос с небес, срящите! Христос на земли, возноситеся, пойте Господеви, вся земля, и в веселии воспойте, людие, яко прославися» .

Константинопольский синаксарь (ок. IX в.): «'EK veonnog nov anoov топ Хрштоп ел ®p®v арарод тф СТОПРЮОЄУТІ KanpKolonOpoev». (С юности крест Христов на плечи взяв, он последовал за Распятым.)

Иосиф (IX в.): «Ек veapag plmag nov aov aтaиp6v, oate, avalaP&v nvenpauK&g тф ОТОПРЮОЄГТІ ©ЄФ pp&v KanpKolonOpoev». (От лет юных твой крест, преподобне, взем духовне, распятому Богу нашему последовал еси) .

Итак, время и пространство «обновляются» в гимнографических текстах. Их хронотоп -- это горний Иерусалим, Царство Небесное, вечность. Именно ее моделируют гимнографы своими художественно-выразительными средствами через совмещение в текстах несовместимых пластов, игнорирование исторических деталей и характеристик персонажей и событий, отсутствие развития сюжета в реальном «времяпространстве», но по вертикали между землей и небом, конструирование особой системы религиозно-нравственных координат, где «Сион» и «Иерусалим» противопоставлены «Египту» и «Вавилону». Разработка иеротопической идеи «горнего Иерусалима» влечет за собой появление следующих поэтических особенностей в гимнографии: санкционированное использование одних и тех же песнопений разным святым, калек и клише, употребление диалогов, прямой речи, настоящего времени для включения молящегося в происходящее, создание через рефрены и анафоры ощущения цикличности, бесконечности и эффекта переживания событий прошлого в их внепространственно-временной, но вечной сущности.

СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ

1. Аверинцев С. С. Между «изъяснением» и «прикровением»: ситуация образа в поэзии Ефрема Сирина // Поэты. -- М. : Языки русской культуры, 1996. -- С. 43-95.

2. Аверинцев С. С. Жанр как абстракция и жанры как реальность: диалектика замкнутости и разомкнутости // Риторика и истоки европейской литературной традиции. -- М. : Языки русской культуры, 1996. -- С. 191-220.

3. Аверинцев С. С. Проблема индивидуального стиля в античной и византийской риторической теории // Риторика и истоки европейской литературной традиции. -- М. : Языки русской культуры, 1996. --

С. 220-228.

4. Аверинцев С. С. Поэтика ранневизантийской литературы. -- М. : Coda, 1997. -- 343 с.

5. Бахтин М. М. Формы времени и хронотопа в романе. Очерки по исторической поэтике // Вопросы литературы и эстетики. Исследования разных лет. -- М. : Худож. лит., 1975. -- С. 234-407.

6. Василик В. В. Происхождение канона. История. Богословие. Поэтика. -- СПб. : С.-Петерб. гос. ун-т, 2006. -- 305 с.

7. Верещагин Е. М. К проблеме краесогласия слов в византийской гимнографии // Вопросы языкознания. -- М. : Наука, 1984. -- Вып. 4. -- С. 33-44.

8. Герман (патриарх Константинопольский). Сказание о Церкви и рассмотрение таинств. -- М. : Мартис, 1995. -- 90 с.

9. Десницкий А. Поэтика библейского параллелизма. -- М. : Библейско-богосл. ин-т св. апостола Андрея, 2007. -- 554 с.

10. Евсевий Кесарийский (Памфил). Сочинения : в 2 т. -- СПб. : С.-Петерб. дух. акад., 1849. -- Т. 2.

11. Елесиевич С. К исследованию общих служб в славянской кириллической письменности // Древняя Русь. Вопросы медиевистики. -- М., 2008. -- № 4. -- С. 5-17.

12. Зизиулас И., митр. Церковь и евхаристия : сб. ст. по православной экклесиологии. -- Килемары (Респ. Марий Эл) : Богородице-Сергиева Пустынь, 2009. -- 332 с.

13. Кекелидзе К. С. Литургические грузинские памятники в отечественных книгохранилищах и их научное значение. -- Тифлис, 1908. - 515 с.

14. Кравецкий А. Г. Опыт словаря литургических символов // Славяноведение. -- М., 1995. -- № 3. -- С. 97-103 ; 1996. -- № 2. -- С. 87-97 ; 1997. -- № 2. -- С. 84-102 ; № 5. -- С. 108-112.

15. Кристианс Д. Топосы в песнопениях византийской служебной Минеи и проблемы их переноса на славянскую почву. -- М. : Индрик, 2018. -- 152 с.

16. Лидов А. М. Иеротопия. Создание сакральных пространств как вид творчества и предмет исторического исследования // Иеротопия. Создание сакральных пространств в Византии и Древней Руси / ред.-сост. А. М. Лидов. -- М. : Индрик, 2006. -- С. 9-31.

17. Лихачев Д. С. Поэтика художественного пространства // Поэтика древнерусской литературы. -- М. : Наука, 1979. -- С. 335-351.

18. Лотман Ю. М. Внутри мыслящих миров. -- М. : Языки русской культуры, 1999. -- 896 с.

19. Мещерский Н. А. История христианской литургической письменности. -- СПб. : Дмитрий Буланин, 2013. -- 527 с.

20. Мурьянов М. Ф. Гимнография Киевской Руси. -- М. : Наука, 2004. -- 451 с.

21. Никифорова А. Ю. Поэтический строй византийской гимнографии и Священное Писание // Раннехристианская и византийская экзегетика. -- М. : ИМЛИ РАН, 2008. -- С. 212-243.

22. Никифорова А. Ю. Из истории Минеи в Византии : гимнографические памятники VTII-XII вв. из собрания монастыря святой Екатерины на Синае. -- М. : Правосл. Свято-Тихоновский гуманит. ун-т, 2013. -- 397 с.

23. Никифорова А. Ю. Подобен в византийской гимнографии. Этапы развития // Przeglad Wschodnioeuropejski (East European Review). -- Olsztyn, 2014. -- Vol. 5/1. -- P. 185-197.

24. Никифорова А. Ю. Сакральное пространство гимнографии // Древняя Русь: пространство книжного слова. Историко-филологические исследования. -- М. : Языки русской культуры, 2015. -- С. 18

25. Пушкин А. С. Напрасно я бегу к сионским высотам ... // Полн. собр. соч. : в 10 т. -- Л. : Наука, Ленингр. отд-ние, 1977. -- Т. 3.

26. Тафт Р. Ф. Византийский церковный обряд. -- СПб. : Алетейя, 2000. -- 159 с.

27. Топоров В. Н. Пространство и текст // Текст: семантика и структура. -- М., 1983. -- С. 227-284.

28. Хопко Ф., прот. Зимняя Пасха. -- М. : Паломник, 2008. -- 256 с.

29. Чевела О. В. Герменевтика литургической поэзии: лингвистическое исследование. -- Казань : Казан. гос. ун-т, 2010. -- 346 с.

30. Шмеман А., прот. Введение в литургическое богословие. -- М. : Крутицкое Патриаршее подворье, 1996. -- 247 с.

31. Шмеман А., прот. Собрание статей. Богословие и богослужение. -- М. : Гранат, 2017. -- 464 с.

32. Analecta Hymnica Graeca e codicibus eruta Italiae inferioris / ed. I. R. Schira.-- Rome, 1970. -- Vol. 8. -- 457 p.

33. Hannick Chr. Exйgиse, typologie et rhйtorique dans l'hymnographie byzantine // Dumbarton Oaks Papers. -- 1999. -- Vol. 53. -- P. 207-218.

34. Jelonek T. “Palpable” et “Montagne de Sion” // Analecta Cracoviensia. -- Krakow, 1977. -- Vol. 9. -- P. 139-154.

35. Nikiforova A., Chronz T. The Codex Sinaiticus Liturgicus Revisited: A New Edition and Critical Assessment of the Text // Orientalia Christiana Periodica. -- Rome, 2017. -- Vol. 82. -- P. 59-125.

36. ВTOloai аvњvopoi, yallopevai eiз eva каі nolloщз ката xdiv аymuз. 'Ек топ Вv0o!oyiou iepњv аKo!on0iњv. -- Ev Beve-ria, 1767.

37. AexopdKpз 0. BnЗavxivp upvoypoa. -- 'PйOupvo, 1997. -- 335 z.

38. EncxpaxidSpз E. B 0eoxoKoз йv xp npvoypaфa. -- Chenneviиres-sur-Marne, 1930. -- [Ауюрєгакр РфІюОркр 6].

39. Kopa A. BnЗavxivp Ypvoypaфa. -- A0pva, 2006. -- T. Г'.

REFERENCES

1. Averincev S. S. In Between Explanation and Concealment: Images in Ephrem the Syrian's Poetry. Pojety [Poets]. Moscow, Russian Languages Publ., 1996, pp. 43-95. (In Russian).

2. Averincev S. S. Genres as an Abstraction and Genres as a Reality: the Dialectics of Isolation and Openness. Ritorika i istoki evropejskoj literaturnoj tradicii [Rhetoric and Sources of European Literary Tradition]. Moscow, Russian Languages Publ., 1996, pp. 191-220. (In Russian).

3. Averincev S. S. The Issue of Individual Style in Antique and Byzantine Rhetoric Theory. Ritorika i istoki evropejskoj literaturnoj tradicii [Rhetoric and Sources of European Literary Tradition]. Moscow, Russian Languages Publ., 1996, pp. 220-228. (In Russian).

4. Averincev S. S. Pojetika rannevizantijskoj literatury [The Poetics of the Early Byzantine Literature]. Moscow, Coda Publ., 1997, 343 p. (In Russian).

5. Bahtin M. M. The Forms of Time and Chronotope in a Novel. Essays on Historical Poetics. Voprosy literatury i jestetiki. Issledovanija raznyh let [The Issues of Literature and Aesthetics. Research Conducted in Different Periods]. Moscow, Fiction Publ., 1975, pp. 234-407. (In Russian).

6. Vasilik V. V. Proishozhdenie kanona. Istorija. Bogoslovie. Pojetika [The Genesis of CanonIts. History, Theology, Poetics]. St. Petersburg, St. Petersburg State University Publ., 2006, 305 p. (In Russian).

7. Vereshhagin E. M. To the Issue of Acrostic in Byzantine Hymnography. Voprosy jazykoznanija [The Issues of Linguistics]. Moscow, Science Publ., 1984, Iss. 4, pp. 33-44. (In Russian).

8. Germanus, Patriarch of Constantinople. Skazanie o Cerkvi i rassmotrenie tainstv [On the Divine Liturgy]. Moscow, Martis Publ., 1995, 90 p. (In Russian).

9. Desnickij A. Pojetika biblejskogo parallelizma [The Poetics of Biblical Parallelism]. Moscow, St Andrew's Biblical Theological Institute Publ., 2007, 554 p. (In Russian).

10. Eusebius of Caesarea (Pamphili). Sochinenija [The Oeuvres]. In 2 vols. St. Petersburg, St. Petersburg Ecclesiastical Academy Publ., 1849, vol. 2. (In Russian).

11. Elesievich S. Exploring Common Prayers in Church Slavonic (Cyrillic Alphabet). Drevnjaja Rus'. Voprosy medievistiki [Old Rus. Medieval Studies]. Moscow, 2008, no. 4, pp. 5-17. (In Russian).

12. Zizioulas J. Orthodox Metropolitan. Cerkov' i evharistija [The Eucharist and the Church]. Kilemary (the Mari El Republic, Russia), The Holy Virgin Mary Monastery Publ., 2009, 332 p. (In Russian).

13. Kekelidze K. S. Liturgicheskie gruzinskie pamjatniki v otechestvennyh knigohranilishhah i ih nauchnoe znachenie [Georgian Liturgical Manuscripts in Russian Archives and their Scholarly Value]. Tiflis, 1908, 515 p. (In Russian).

14. Kraveckij A. G. A Dictionary of Liturgical Symbols. Slavjanovedenie [Slavic Studies]. Moscow, 1995, no. 3, pp. 97-103 ; 1996, no. 2, pp. 87-97 ; 1997, no. 2, pp. 84-102 ; no. 5, pp. 108-112. (In Russian).

15. Dagmar K. Toposy v pesnopenijah vizantijskoj sluzhebnoj Minei i problemy ih perenosa na slavjanskuju pochvu [Topoi in Byzantine Liturgical Menaion and Their Interpretation in Slavonic Translations]. Moscow, Indrik Publ., 2018, 152 p. (In Russian).

16. Lidov A. M. Hierotopy. The Creation of Sacred Spaces as a Form of Creativity and Subject of Cultural

History. Lidov A. M. (ed.). Ierotopija. Sozdanie sakral'nyh prostranstv v Vizantii i Drevnej Rusi [Hierotopy. Creating Sacred Spaces in Byzantium and in Old Rus]. Moscow, Indrik Publ., 2006, pp. 9-31. (In Russian).

17. Lihachev D. S. The Poetics of Space in Fiction. Pojetika drevnerusskoj literatury [The Poetics of Early Russian Literature]. Moscow, Science Publ., 1979, pp. 335-351. (In Russian).

18. Lotman Ju. M. Vnutri mysljashhih mirov [Within the World of Thought]. Moscow, Russian Languages Publ., 1999, 896 p. (In Russian).

19. Meshherskij N. A. Istorija hristianskoj liturgicheskoj pis'mennosti [The History of Christian Liturgical Scripts]. St. Petersburg, Dmitrij Bulanin Publ., 2013, 527 p. (In Russian).

20. Mur'janov M. F. Gimnografija Kievskoj Rusi [Hymnography of Kievan Rus]. Moscow, Science Publ., 2004, 451 p. (In Russian).

21. Nikiforova A. Ju. The Poetic Structure of Byzantine Hymnography and the Holy Scripture. Rannehristianskaja i vizantijskaja jekzegetika [Early Christian and Byzantine Exegesis]. Moscow, Institute of the World Literature of the Russain Academy of Sciences Publ., 2008, pp. 212-243. (In Russian).

22. Nikiforova A. Ju. Iz istorii Minei v Vizantii: Gimnograficheskie pamjatniki VIII-XII vv. iz sobranija monastyrja svjatoj Ekateriny na Sinae [To the History of Menaion in Byzantium: Hymnographic Codices from the St. Catherine's Monastery on Sinai (8-12 C.)]. Moscow, St. Tikhon's Orthodox University of Humanities Publ., 2013, 397 p. (In Russian).

23. Nikiforova A. Ju. Prosomia Hymns in Byzantine Hymnography. The Stages of Development. Przeglad Wschodnioeuropejski [East European Review]. Olsztyn, 2014, vol. 5/1, pp. 185-197. (In Russian).

24. Nikiforova A. Ju. Sacred Space of Hymnography. Drevnjaja Rus': prostranstvo knizhnogo slova. Istoriko-filologicheskie issledovanij [Old Rus: The Space of Written Words. Historical and Philological Research]. Moscow, Russian Languages Publ., 2015, pp. 18-33. (In Russian).

25. Pushkin A. S. Naprasno ja begu k sionskim vysotam ... [In Vain did I Run to the Heights of Zion...]. Leningrad, Science Publ., 1977, vol. 3. (In Russian).

26. Taft R. F. Vizantijskij cerkovnyj obrjad [The Byzantine Rite: A Short History]. St. Petersburg, Aletheia, 2000, 159 p. (In Russian).

27. Toporov V. N. Space and Text. Tekst: semantika i struktura [Text: Semantics and Structure]. Moscow, 1983, pp. 227-284. (In Russian).

28. Hopko Th., Orthodox Priest. Zimnjaja Pasha [The Winter Pascha]. Moscow, Pilgrim Publ., 2008, 256 p. (In Russian).

29. Chevela O. V. Germenevtika liturgicheskoj pojezii: lingvisticheskoe issledovanie [Hermeneutics of Liturgical Poetry: a Linguistic Research]. Kazan, Kazan State University, 2010, 346 p. (In Russian).

30. Schmemann A. Orthodox Priest. Vvedenie v liturgicheskoe bogoslovie [Introduction to Liturgical Theology]. Moscow, Krutitsk Patriarch Homestead Publ., 1996, 247 p. (In Russian).

31. Schmemann A. Orthodox Priest. Sobranie statej. Bogoslovie i bogosluzhenie [Collected Articles. Theology and Liturgy]. Moscow, Garnet Publ., 2017, 464 p. (In Russian).

32. Schira I. R. (ed.) Analecta Hymnica Graeca e codicibus eruta Italiae inferioris. Rome, 1970, vol. 8, 457 p.

33. Hannick Chr. Exйgиse, typologie et rhйtorique dans l'hymnographie byzantine // Dumbarton Oaks Papers. 1999, vol. 53, pp. 207-218.

34. Jelonek T. “Palpable” et “Montagne de Sion”. Analecta Cracoviensia. Krakow, 1977, vol. 9, pp. 139154.

35. Nikiforova A., Chronz T. The Codex Sinaiticus Liturgicus Revisited: A New Edition and Critical Assessment of the Text. Orientalia Christiana Periodica. Rome, 2017, vol. 82, pp. 59-125.

36. Ако!оп0іаі аvњvngoi, yaXIФKevai eiз eva каі noXXoщз ката TOIV аyionз. 'Ек топ Av0o!oyion iepњv аKoXou0iњv. Ev Bevenig, 1767.

37. AeTopаз 0. BnЗavTivrз фgvoypoia. 'Pй0ugvo, 1997, 335 c.

38. EщcTpanаSrзз E. И ©єотокос; йv nfl hgvoypog. Chenneviиres-sur-Marne, 1930.

39. Kopa A. BnЗavTivrз Yкvoypафа. A0rзva, 2006, T. Г'.

Размещено на Allbest.ru

...