Из булгаковиады Р.М. Глиэра. Дело о квадратных аршинах

Размещено на http://www.Allbest.Ru/

Московская государственная консерватория им. П.И. Чайковского

Из булгаковиады Р.М. Глиэра. Дело о квадратных аршинах

Наумов А.В., доцент,

кандидат искусствоведения

Москва



Аннотация

Исследование опирается на материалы из личного фонда Р М. Глиэра в РГАЛИ, характеризующие быт композитора 1920-х годов и предпринятую властями попытку национализации квартиры, принадлежавшей семье композитора еще до революции. Отражение истории в документах имеет вид, очень напоминающий гротескные сюжеты М.А. Булгакова, однако в произведениях Глиэра ничего подобного нет. Отстранение от жизненных фактов, создание идеализированной вымышленной реальности - важная часть творческого метода русских художников «старшего поколения» в преддверии «социалистического реализма» 1930-х.

Ключевые слова: Р.М. Глиэр, М.А. Булгаков, советская власть, национализация, 1920-е.



Annotation

From Bulgakoviad by R.M. Gliere. The case of square arshins

Naumov A.V., PhD of Art Criticism, Associate Professor, Moscow Tchaikovsky State Conservatory

This study is based on materials from the personal archive of Reinhold Gliere in the Russian State Archive of Literature and Arts, that characterise the composer's life during the 1920s and describe an attempt made by the authorities to nationalise the apartment that had belonged to his family before the revolution. The narrative of this event in these documents closely resembles the grotesquerie of Mikhail Bulgakov's stories, though no such themes can be found in Gliere's musical works. The withdrawal from everyday reality and the creation of an idealised fictional reality became an important part the creative method of the `old generation' of Russian artists on the eve of the implementation of Socialist Realism in the 1930s.

Key words: Gliere, Bulgakov, soviet authority, nationalisation, 1920s.



Условимся раз навсегда: жилище есть основной камень жизни человеческой. Примем за аксиому: без жилища человек существовать не может. Теперь, в дополнение к этому, сообщаю всем проживающим в Берлине, Париже, Лондоне и прочих местах - квартир в Москве нету. Как же там живут? А вот так-с и живут. Без квартир. М.А. Булгаков. Москва 20-х годов

Что-то особенное, кроме знания...

Предполагая, что за художника говорят в первую очередь его произведения, исследователи музыки ХХ века раз за разом натыкаются на неразъяснимые противоречия и загадки. Сочинения, кажущиеся порой опоздавшими за своей эпохой, на самом деле являются идеально своевременными и принадлежат эстетике нового столетия не в меньшей степени, чем авангардные опусы, появлявшиеся параллельно. Музыкальные сюжеты и подтексты сложны, большинство опусов требует авторского комментария, а его нет или почти нет, так как название и программа нередко сами по себе являются ребусами. Обращение к личным высказываниям композиторов чаще всего проблемы полностью не снимает.

Как бы ни были красноречивы документы, как бы ни был значителен их корпус, объяснить духовное бытие художника, суть его жизни в искусстве они не могут, и на примере деятелей Серебряного века это свойство проявляется особенно наглядно. Читая письма, статьи, дневники и прочие опубликованные или неопубликованные бумаги, оставшиеся от музыкантов первой половины ХХ века, мы имеем дело лишь с тем или иным вариантом автомифологии, сознательно или случайно воздвигнутой на пути любопытствующих и чающих истины. Откровенны единицы, большинство если не мистифицирует читателя сознательно, то строго дозирует информацию или вовсе отмалчивается. Красноречие и косноязычие в равной степени являются масками, частями игровой модели существования, вначале характерной для идеологии модерна, а затем необходимой для выживания в эпоху тоталитаризма. Приходится признать, что вакуум между жизнью в искусстве и произведением искусства за счет одних исключительно внутренних документальных ресурсов не заполним.

Один из приемов, к которым с успехом прибегали и прибегают на пути толкования музыкальных шедевров крупнейшие исследователи, - выявление параллелей между художественными мирами разных видов искусства, сближение музыки с литературой, живописью, архитектурой и т.д., формирование вокруг рассматриваемых произведений интертекста, претендующего на роль сверхтекста, вовлечение внешних источников в центр семантической сферы произведений. Важнейшим «ключом» к творческим шифрам многих мастеров поколения Р.М. Глиэра, а также старших его учеников, чьи жизненные пути пересекла революция 1917 года и Гражданская война, уже традиционно в последние годы является проза и публицистика М.А. Булгакова, аккумулирующая в себе целый ряд кенотиповБуквально «новообраз»; термин М.Н. Эпштейна, противопоставляемый им понятию «архетипа»: «...познавательно-творческая структура, отражающая новую кристаллизацию общечеловеческого опыта, сложившегося в конкретных исторических обстоятельствах, но к ним не сводимая, выступающая как прообраз возможного или грядущего (курсив автора. - А.Н.)» (Эпштейн М.Н. К понятию «кенотипа» // Парадоксы новизны. О литературном развитии XIX-XX веков. М.: Советский писатель, 1988. С. 388-393). новейшего периода истории русского искусства.

Писатель и композитор представляли разные поколения: годы жизни первого (1891-1940) целиком укладываются внутри крайних дат пути второго (1874(1875)-1956), причем их взаиморасположение до странности симметрично: придя в мир на 16 лет позже, младший из современников оставил старшему прожить почти ровно столько же после своей кончины. Мистика цифр в данном случае - случайность, важнее то, что Глиэр «завис» на краю той генерации русских интеллигентов, к которой относились дядья Булгакова по матери, профессора Московского университета Николай и Михаил Покровские, прообразы ряда его персонажей. Благодаря этому он словно бы присоединялся к собирательному типажу, имевшему разные имена, но неизменно представавшему в положительном свете или по крайней мере облеченному авторским сочувствием. Ни профессор Персиков, ни профессор Преображенский не соотносимы с автопортретом Мастера из последнего романа, это другие инварианты личности и судьбы, но, несомненно, они являлись важнейшими в мировоззренческом плане булгаковскими героями и «имели что-то особенное, кроме знания». Так - на уровне высокого. Житейские же обстоятельства Глиэра, просматривающиеся в документах 1920-1930-х годов, вполне давали ему повод к написанию собственных «Роковых яиц», «Собачьего сердца» и некоторых других, не столь хрестоматийных булгаковских сатир, что, собственно, и стало предметом нашего исследования.

Жарко, уютно, кремовые шторы задернуты...

Биографии обоих художников очень многое, пусть и косвенно, связывает. Оба киевляне, выпускники Первой образцовой гимназии - самую раннюю невстречу можно датировать началом 1890-х: Булгакову не исполнилось двух лет, когда Глиэр бежал из родительского дома в Москву поступать в консерваторию. Могли познакомиться в 1913-м - молодой Булгаков, не помышляя о писательстве, учился тогда в Киевском университете, Глиэр приехал преподавать, но пути профессора консерватории и начинающего медика тоже вряд ли пересеклись. Едва ли было известно будущему творцу «Мастера и Маргариты» о том, что композитор работает над собственной «Божественной комедией», почти заканчивая дьявольскую симфоническую поэму «Тризна» (1913-1915) и тайно замышляя симфонию о Христе. Проекты имеют очень схожие судьбы (с поправкой на возраст авторов); впрочем, это тема мистическая, требующая обращения осторожного. Остановимся на моментах более приземленных.

Особые, личные и сложные отношения существовали у обоих с домом как понятием над- и трансгеографическим, сущностным и символическим одновременно. Сходства и различия здесь настолько разительны, что можно оставить интертекст в покое, сосредоточившись на основной линии биографического сюжета композитора. Не слишком благополучная в материальном плане фабула времен его юности вписывалась, тем не менее, во вполне надежные декорации собственного жилья в Киеве близ фешенебельного квартала «Липок». Особняк родителей на ул. Бассейной, д. 6, не сохранился в сильно модернизированной за годы «радянськой воли» Бессарабке, но он существовал: в квартире, где прошли последние годы мастера, поныне хранится живописное изображение. В родовое гнездо (это, как утверждают потомки, был не дом, а усадьба с садом и службами) Глиэр вернулся, когда получил в 1913-м приглашение на пост профессора консерватории, но не задержался - молодым оказалось трудно ужиться с властной матушкой. При первой возможности, на неожиданно обретенную директорскую зарплату, перебрались в отдельную квартиру: поздравления с Новым 1914-м годом приходили из Москвы и Петрограда на ул. Кузнечную, д. 23. Отъехали всего-то ни чего, десять минут ходьбы (тогдашний Киев вообще невелик), но вновь возникло ощущение собственной силы и власти над судьбой. Еще с тех времен осталась на всю жизнь потрясавшая близких и коллег физическая выносливость - в молодости за день Глиэр обходил пешком по пять-шесть мест, и даже за два месяца до смерти, репетируя с оркестром программу последнего гастрольного тура, ни разу не присел: привычка. ...Думали, что поселяются на Кузнечной навсегда, а оказалось - ненадолго: после начала Первой мировой консерваторию спешно эвакуировали в преддверии угрозы немецкого наступления, жена с двумя годовалыми младенцами уехала в Москву, а сам Глиэр, оставив старших детей под присмотром бабки, занимался перевозом с места на место казенного имущества, и с этого момента на несколько лет твердой пристани лишился. В записной книжке скорописью выведен «мартиролог» безумного времени (многое не читается, но основное понятно; комментарии оставим для другого случая):

1913 - уехали в Киев

14 - война (Одесса)

15 - Евпатория, Ростов, Сестрорецк

16 - [очень неразб.] с Ма. и Шпер. в Петроград

17 - Февраль - Октябрь

18 - Гетман и немцы

19 - Ден[икин]

20 - Колчак. В сентябре приехали в [Москву]

21 - дом, КлязьмаСм.: Гулинская З.К. Рейнгольд Морицевич Глиэр. М.: Музыка, 1986. С. 197-198. РГАЛИ. Ф. 2085. Оп. 1. Ед. хр. 368 (Р.М. Глиэр. Записная книжка. 1923-1929). Л. 20-21.

Квартиры Турбиных с их кремовыми шторами по Алексеевскому спуску, д. 13, и Глиэр (тоже, наверное, не с «голыми» окнами) на Кузнечной, д. 23, соотносятся как реальный и литературный варианты одного и того же локуса. Начало жизненной булгаковиады Глиэра в связи с кенотипом «Белой гвардии» в этот период очевидно, реальные же обстоятельства его быта, как и судьба многих сочинений революционных лет, темны. Заметим (вновь без комментария), что и сюжет «Бега», скитания по югу охваченной революционными потрясениями России в биографии композитора тоже был, хотя до эмиграции дело не дошло.

Возвращение в Москву из пылающего Киева погружало в стихию, ставшую за прежние годы не менее родной, чем быт украинской столицы. Московские адреса студента (с 1895 года), а потом и преподавателя консерватории - в основном недорогие комнаты близ Марьиной Рощи (пара первых по приезде месяцев на дворянской Остоженке не в счет). Иногда удавалось сэкономить и поселиться с приятелем (Ю.С. Сахновским, например, как описано в воспоминаниях о Рахманинове), хотя и было далековато (пешком, все пешком!) от его дома в Петровском парке до Волхонки, д. 14, где тогда квартировала консерватория. В Сущевской части, в домашней Николаевской церкви Института путей сообщения (ул. Бахметьевская, ныне Образцова, д. 15) - венчались в 1903-м с пианисткой, ученицей Гнесиных Марией Ренквист. В том же районе началась семейная жизнь, родились старшие девочки. Жизнь в Москве, как и в Киеве, - гнездовая. Семья Ренквист похожа на семью Глиэр: не совсем удачливые «полуиноземцы» (скандинавы), осевшие на русской почве и принявшие православие кто в первом, а кто во втором поколении. Мать Марии Робертовны, Манюрочки, как называл ее в письмах влюбленный музыкант, - владелица доходного дома на Петровском бульваре, д. 5. Здание по проекту архитектора Я. Мелиндегляра, постройки 1859 года, сохранилось и даже обитаемо по сей деньГлиэр Р.М. Встречи с С.В. Рахманиновым // Глиэр Р.М. Статьи и воспоминания. М.: Музыка, 1975. С. 80.Бывшая городская усадьба по Петровскому бульвару, д. 5, основанная в 1846 году, была куплена отцом будущей супруги Глиэра, Марии Робертовны, во второй половине 1880-х годов. В главном доме, выходящем на проезжую часть, жили хозяева; строение 2 (архитектор Я. Мелиндегляр, 1859) было переоборудовано в 1888 году под доходный дом. После кончины первого владельца права на недвижимость перешли к его вдове. В 1918 году все имущество было национализировано, однако одну из квартир удалось сохранить за семьей, она-то и стала полем последующих сражений.. Доходный-то он доходный, но от его доходности - одни неприятности: съемщики платили нерегулярно, а нажимать на них нет никакой возможности: у тактичных и интеллигентных Ренквистов квартировали актеры Большого, Малого и МХТ, профессора консерватории и университета. Круг жильцов дома и круг интересов молодого композитора именно тогда начали медленный танец друг навстречу другу, однако галльская кровь требовала самоутверждения. Так же, как и со своей матерью, жить с тещей Глиэр расположен не был. На Петровский бульвар возвращался вынужденно и временно, в том числе и после окончательного расставания с надеждами на укоренение в Киеве. В 1920-м «дом Ренквист» уже совсем не был похож на чуть богемное, но в целое респектабельное обиталище интеллигенции. Отношения Глиэров с жилтовариществом - сюжет, выходящий за пределы беллетристики и претендующий на место более литературно весомое. Мы подошли к кульминации.

Лучшие на свете шкапы с книгами...

Началом «романа», по-видимому, следует считать вот этот документ: Охранный лист № 968. Выдан Комиссариатом главного управления Искусств и национальной культуры временного рабоче-крестьянского правительства УССР. Киев, 27 февраля 1919 года

Предъявитель сего Р. Глиэр должен продолжать свою научную (педагогическую) деятельность в виду чего квартирной комиссии К[иевского] С[овета] Р[абочих] Д[епутатов] предлагается:

1) занимаемое им помещение полностью реквизировать лишь в крайнем случае и с ведома Комиссара по охране культурно-просветительных учреждений

2) в случае необходимости уплотнения, рабочий кабинет в счет жилых комнат не включать

3) книг и научных пособий, инструментов ни в коем случае не реквизировать.

Предписание выполнили буквально: «лишние» комнаты конфисковали, рабочие материалы оставили. Много позже, в письме Б.Н. Лятошинскому, Глиэр дал косвенную характеристику действенности охранного листа:

Декабрь 1926, Москва

...Когда у меня ЧК в 20-м забрала мебель, у меня положительно не было времени заняться бесконечной волокитой и выхлопотать обратно реквизированные незаконно мои вещи.РГАЛИ. Ф. 2085. Оп. 1. Ед. хр. 1139 (Удостоверения, справки, охранные листы и пр., выданные Р.М. Глиэру. <...> Май 1896 - май 1945). Л. 6. Лятошинский Б.Н. Эпистолярное наследие. Т. 1: Переписка с Р.М. Глиэром (1914- 1956) / Сост. М.И. Капица. Киев: б. и., 2002. С. 108.

Композитор с тремя детьми остался в двух маленьких комнатах своей бывшей квартиры среди безжалостно выброшенных на пол бумаг вперемешку с бельем, домашней утварью и прочим. Пристрастие к мебели проявлялось у украинских большевиков как-то особенно пылко. К моменту выдачи пресловутой охранной грамоты ретивые хозяева новой жизни уже наложили лапу на консерваторское имущество, и в том числе принадлежащие лично Глиэру шкафы с нотами, о возвращении которых владельцу уже в середине 1920-х долго хлопотал все тот же Лятошинский. Дошло до судебного разбирательства, но в результате 20 апреля 1928 года «два шкапика» красного дерева прибыли, тщательно упакованные, в столицу СССРСм.: Там же. С. 158-159.. Увы, они оказались пусты. В переписке композиторов неоднократно упоминается некий «большой сундук» в квартире матери, куда сложили все чудом спасенные рукописи: то одна, то другая время от времени отправлялась автору в Москву.

В то время как ограбленный директор Киевской консерватории пытался, не оставляя своих обширных служебных обязанностей, налаживать хоть сколько-нибудь приемлемый быт, противник предпринял демарш на «московском фронте». Самозародившееся в недрах бывшего «дома Ренквист» жилтоварищество попыталось «выписать» отсутствующего de facto жильца, а площадь, причитающуюся ему, реквизировать в свою пользу. Бумага, полученная довольно сложным путем, стала искрой, из которой разгорелся костер настоящей войны, по сравнению с которой утрата киевских «шкапчиков» выглядела лишь досадной мелочью.

Удостоверение №3175, выдано 30 апреля 1920 г., зарегистрировано Жилтовариществом 28.05.1920.

Муз[ыкальный] О[тдел] Н[ародного] Комиссариата] П[росвещения] удостоверяет, что композитор Рейнгольд Морицевич Глиэр находится в отъезде и квартира, состоящая из 4-х комнат, занимаемая его семьей (Петровский бул., д. №5 кв. 9), ни реквизиции ни уплотнению не подлежит, на основании декрета, опубликованного в Известиях Всероссийского] Центрального] Исполнительного] Ком[итета] 21-го сентября 1918 за №205Глиэр связывался с московскими властями, пересылал доверенность на имя жены, с тем чтобы драгоценный листок можно было получить на руки, - отсюда заметная дистанция между датами выдачи документа и его регистрации по месту вручения. РГАЛИ.Ф. 2085.Оп.1. Ед.хр.1139. Л.8.

Ах, как оскорбились жилотдельцы, и без того классово злые на «барыню» и ее мужа! Стоило ему только приехать - погнали за новой справкой:

Удостоверение №4795, выдано 10 сентября 1920 г., правом на жительство служить не может, действительно с 1 сентября 1920 по 1 января 1921 года

Предъявитель сего Глиэр Рейнгольд Морицевич состоит на службе в Художественном подотделе Отдела народного образования Московского] С[овета] Р[абочих] и К[рестьянских] Д[епутатов] в должности Заведующего концертной подсекцией, что подписью и приложением печати удостоверяется.РГАЛИ.Ф. 2085.Оп.1. Ед.хр.1139. Л.9.

Вот так! Без права на жительство, временным квартирантом у собственной жены. Статус Глиэра - москвича и профессора Московской консерватории первое время определялся весьма своеобразно. Так, в удостоверении- пропуске, выданном московской ЧК для поездки в Киев осенью 1921 года, в графе «причина» значится «возвращение из командировки»РГАЛИ.Ф. 2085.Оп.1. Ед.хр.1139. Л.11-12., то есть и спустя год жизни на новом старом месте он еще числится для властей киевлянином. Между прочим, занятно прочесть на бланке полузабытую полную расшифровку названия советской охранки: «чрезвычайная комиссия по борьбе с контрреволюцией, спекуляцией и преступлением по должности при Московском совете», и тем более примечательно, что организация с таким развесистым титулом выдает пропуск композитору для выезда на гастроли! Разумеется, помимо концертов он навестил мать и сделал попытку «отбить» украденное («дело шкапчика», см. выше):

Справка (копия)

12 декабря 1921 г. за №7011/34 Музо УНП препроводило в ВЧК копию сношения месткома Киевской государственной Консерватории от 22 октября 1921 г. об отмене реквизиции мебели и вещей у проф. Рейнгольда Морицевича Глиэра.

Как мы уже знаем, до окончательного исхода истории еще очень далеко.

Накал московской квартирной битвы в это время несколько снизился. После организации в конце 1921 году Центральной комиссии по улучшению быта ученых (КУБУРГАЛИ. Ф. 2085. Оп. 1. Ед. хр. 1139. Л. 14. Создана в революционном Петрограде (ПетроКУБУ) по инициативе А.М. Горького, затем, с 1921 года, принята под эгиду СНК РСФСР, позже перенесена на всесоюзный уровень (ЦеКУБУ). Существовала до 1931-го, в реорганизованном виде (как Комиссия по содействию ученым) - до 1937-го, затем функции и полномочия были переданы творческим и профессиональным союзам.) и у профессоров консерватории обнаружились заступники.

Удостоверение №3957. Выдано КУБУ 14.09.1922

Профессор МГК Р.М. Глиэр зарегистрирован как научный деятель за № 1146 и имеет безусловное право пользоваться одной дополнительной комнатой для его научных занятийРГАЛИ. Ф. 2085. Оп. 1. Ед. хр. 1139. Л. 31..

Удостоверение №7288. Выдано КУБУ 02.01.1923, срок действия продлен по 1.09.1923

Дополнительная комната. не должна рассматриваться как излишек жилой площади, подлежащей усиленному обложению квартирной платой, а оплачивается по нормальному тарифу, независимо от размера этой комнаты.

Остальные комнаты этой квартиры должны быть использованы, согласно установленным Президиумом Московского] С[овета] Р[абочих] К[рестьянских] и С[олдатских] Д[епутатов] нормам, в порядке самоуплотнения, в двухнедельный срок с момента освобождения или взятия на учет свободных комнат. <.>РГАЛИ. Ф. 2085. Оп. 1. Ед. хр. 1139. Л. 32.

Далее - множество ссылок на различные законодательные акты, согласно которым «научный деятель №1146» имел право, по образу и подобию профессора Преображенского, не резать кроликов в ванной.

Но не КУБУ единым, были и другие, чей голос долетал за облака власти:

Удостоверение №8045. Выдано Управлением Гос. театров при Наркомпросе РСФСР 3.10.1922

Управление Государственными академическими театрами настоящим удостоверяет, что композитор Р.М. Глиэр занят в настоящее время большой творческой работой по заданию Управления для Большого театра, которую производит на дому, а потому нуждается в отдельной комнате. Выдано на предмет предоставления в Домоуправление¹.

Готовилась партитура балета «Комедианты», очередного после показанных в 1921-м «Запорожцев» сочинения Глиэра для Большого театра - в преддверии «Красного мака». Швондерам из домоуправления, разумеется, было до всего этого дело! Административно-хозяйственное напряжение, копившееся в течение нескольких лет, вскорости грохнуло разрядом сокрушительной силы.

Мы к вам, профессор, и вот по какому делу...

Документ, который составит «основное блюдо» архивного пиршества этой статьи, сам по себе выглядит достаточно блекло в самом прямом смысле слова: слабая читаемость третьей машинописной копии становится достойным графическим оформлением убогой фразеологии сплошного, без разделения на абзацы, текста, содержание которого местами выглядит абсолютным бредом. Читать первоисточник можно только вслух, поэтому позволим себе во многих местах его вольный пересказ, ибо он не исказит сути, но лишь внесет в композицию протокольного бормотания элементы необходимой для понимания дискретности. Итак,



Именем РСФСР

1923 года 8 декабря Народный суд Краснопресненского района г. Москвы в открытом заседании в составе Нарсудьи Хлебникова и Нарзаседателей: Винокуровой и Иванова разбирал дело по иску гр. Зорохович Ефима Абрамовича к гр. Митбрейт Абраму Зельмановичу о выселенииРГАЛИ. Ф. 2085. Оп. 1. Ед. хр. 1139. Л. 15. Здесь и далее: РГАЛИ. Ф. 2085. Оп. 1. Ед. хр. 1171 (Материалы судебных дел Р.М. Глиэра с правлением жилтоварищества дома №5 по Петровскому бульвару по поводу вселения жильцов в его квартиру и квартирной платы: решения Народного суда, заявления Р.М. Глиэра и др. документы. 10.10.1923-18.05.1930). Л. 1-2..

Казалось бы, что делать этой бумаге в архиве Глиэра? Но не станем спешить; объяснение не заставляет себя ждать:

...В судебном заседании 7 декабря истец изменяет исковые требования в том смысле, что требует не выселения гр. Митбрейт, а переселения в квартиру проживающего в том же доме гр. Глиер [sic!], в силу чего г. Глиер и его жена вызваны судом в качестве соответчиков.

Акция хорошо спланирована, соответчики вызваны заранее, но не предупреждены о сущности демарша, что, впрочем, не лишает их (сказывается опыт) возможности вооружиться оправдательными документами: в заседании 8 декабря в виду выяснившихся на месте судебного осмотра обстоятельств, а именно, что ту комнату в квартире гр. Глиер, куда истец предполагает переселить гр. Митбрейт фактически занимает сын гр. Глиер и два ученика консерватории Мутли и Бер Андрей Федорович Мутли (1894-1954) - впоследствии известный музыковед, выпускник Московской консерватории, преподаватель различных учебных заведений Москвы, автор сборника задач по гармонии. Борис Борисович Бер (1893-1943) - композитор и дирижер, ученик А.К. Глазунова, автор музыки к ряду балетных постановок 1922-1934 годов (в том числе и на сцене Большого театра), осуществленных К.Я. Голейзовским, на сестре которого музыкант был женат.. Суд последних привлек к делу в качестве соответчиков.

«Самоуплотнение», не раз упоминавшееся ранее, было осуществлено Глиэрами, как можно заметить, за счет людей как минимум приличных; кроме того, они, кажется, занимали место в комнате Романа Рейнгольдовича лишь номинально, оба были москвичами и если нуждались в жилплощади (кому ее хватало!), то не настолько, чтобы «навеки поселиться» в квартире своего многодетного профессора. Тугодумная юридическая машина тем временем двигалась по своему маршруту. После судебного осмотра (!) и опроса ответчиков-свидетелей: ...суд нашел: что исковое требование Зороховича и жил. т-ва, отказавшихся от выселения, сводиться [sic!] к тому, чтоб гр. Митбрейта переселить из кв. №6 дома №5 по Петровскому бульвару в одну из комнат гр. Глиер.

Вот так, запросто! Но этим дело не кончилось. Очевидно, во время самого осмотра квартиры, аппетиты истцов возросли: ...в судебном заседании 8 декабря Зорохович условно вносит новое требование выражающееся в том, чтоб гр. Глиер переселить из его квартиры в кв. №9 В машинописи явная «оговорка по Фрейду»: квартире Глиэра приписан №6, как будто вожделеемое посягателями переселение уже свершилось., а Зорохович и Митбрейт в квартиру гр. Глиер с распределением 4-х комнат квартиры таким образом, чтобы гр. Зорохович предоставить три комнаты, а гр. Митбрейт одну, размером 66 кв. арш.

66 квадратных аршин - это 33 кв. м., гостиная глиэровской квартиры, где стоял рояль Марии Робертовны (второй инструмент, используемый Глиэром для работы - композиторской и педагогической, - брался в аренду и находился в кабинете). А куда, простите, предполагалось переселить бывшего жителя квартиры №9? Какая разница! Далее читаем:

Свой иск гр. Зорохович основывает на том, что ему с семьей в 4 человека, он, жена, ребенок и сестра, приходится жить в ненормальных условиях в комнате в 34 кв. арш. и кроме того истец сожительство с гр. Митбрейт в одной квартире считает невозможным. По последнему пункту, чтоб потом к нему не возвращаться, должно сразу сказать, что он не только ничем не доказан, но что и истец очевидно не придает ему никакого значения, поскольку он просит предоставить ему совместно с Митбрейт квартиру Глиер, т.е. истец в корне противоречит по этому пункту самому себе, находя с одной стороны невозможным жить с Митбрейт в квартире №6 и возможным в квартире Глиер, поэтому этот мотив иска Суд отбрасывает как неуважительный. композитор глиэр квартира гротескный булгаков

Разъяснение по поводу того, каким образом почтенное семейство Зорохович оказалось вселено в комнату бывшего доходного дома Ренквист и почему это им невозможно было сожительствовать с Митбрейтом, тут же заносится в протокол:

...Истец устанавливает, что в 1920 г. согласно разрешению №24930 Городского районного Совета он получил для себя и семьи всю квартиру №6, но ввиду того, что семья его находилась вне Москвы и фактически помещение ему было не нужно, он временно впустил в одну из комнат гр. Митбрейта. Затем Зорохович служил в санатории, где и проживал с семейством, хотя, согласно справке, Санатории, без права занятия площади в дежурной комнате. Когда же истцу нужно было въехать в квартиру №6 дома №5 по Петровке, где он юридически числился живущим с 1920 г. и когда он предложил Митбрейту выехать из комнаты, последний отказался и теперь истец полагает, что так как он пустил Митбрейта временно, то в силу этой он не имеет права на занятие комнаты и требование о его переселении законно.

Гримасы советской Фемиды причудливы, но в данном случае она явно обрушила свой гнев на голову одному из своих излишне ретивых адептов: ...должно констатировать, что с момента въезда гр. Митбрейта в квартиру Зороховича и требованием последнего о выезде ответчика прошел значительный промежуток времени, в течение которого организовано было жил. т-во членом которого стал Митбрейт, и следовательно говорить о законности или незаконности занятия Митбрейтом комнаты не приходиться, поскольку время и Юридические действия, как организация жил. т-ва сравняли в правах на площадь и гр. Митбрейта и Зороховича. Основывать в силу этого иск о переселении Митбрейта, считая незаконным пользование им комнатой, Суду не представляется возможным.

От этого момента дело начало поворачиваться в пользу Глиэра, чтобы в конце концов разрешиться благополучно, однако стоит дочитать документ, чтобы понять, с чем в реальности столкнулись композитор и его жена, какой кошмар им пришлось пережить не только в течение этих дней, но и на протяжении предыдущего пяти- или шестилетия:

Суд должен констатировать следующее. Исковое заявление Зороховича о переселении Митбрейта в кв. Глиер не подлежит удовлетворению по следующим соображениям. Прежде всего наиболее существенно, что дает возможность отрицательно разрешить требование истца -- это то, что комната фактически имеет жилой площади 33 1/5 кв. арш. другая ея половина - 27 кв. арш. является полутемной и скорее может служить прихожей, чем жилой комнатой, тем более что из нее ведет дверь прямо в уборную. Окна комнаты, а их имеется два упираются в стену соседняго [sic!] дома и согласно акта санитарнаго [sic!] осмотра за №166, санитарным врачом комната признана мало пригодной для жилья за сыростью стен.

Квартиру нельзя отобрать вовсе не потому, что это чужая квартира и в ней уже кто-то живет! Просто она недостаточно хороша для претендентов, точнее, комната Шарикова сыровата и темновата. Далее повествование ведется совсем уже на собачьем языке:

Суд осмотром убедился, что поселить туда Митбрейта, семья которого с ним четыре человека, при чем ребенок его согласно удостоверения Амбулатории №1351 болен туберкулезом, будет несправедливо, так как лишает его нормы площади, а для ребенка помещение не годится за сыростью...

Прелесть какая, не так ли? При пяти детях (разного возраста; старший, Роман, уже почти взрослый) встретиться с перспективой вселения туберкулезного ребенка! Как хорошо, что уже существуют нормы советского жилищного благополучия:

Требование истца не заслуживает уважения и в силу того еще, что в случае удовлетворения иска, у него окажется ничем не оправданный излишек площади, ибо тогда фактически к нему перейдет вся квартира т.е. три комнаты размером 66 кв. арш., 34 кв. арш. и 20 кв. арш. общей площади 117 кв. арш. и плюс кухня тогда как семье его 4 человека с ним, имеющим право на дополнительную площадь, полагается не более 84 кв. арш.

За что боролись, на то и. Юристы меж тем продолжали не спеша заколачивать гвоздик за гвоздиком в крышку решения, погребающего честолюбивые планы завоевателей. Пропуская нудные выкладки, сколько квадратных аршин приходится на каждого из семи членов семьи композитора, а также почему квартиранты Бер и Мутли имеют не меньше прав на жилплощадь, чем принятая в 1923 году в члены жилтоварищества сестра Зороховича из Кишинева, процитируем сразу мудрый совет, данный незадачливому сутяге взамен запрошенного в исковом заявлении (слишком откровенные грамматические и синтаксические ошибки исправляем, иначе вообще ничего не понятно, - полагаем, секретарь-машинистка переутомилась к концу судебно-квартирной свары):

...Признавая, за истцом право на площадь по норме Суд полагает, что истец может улучшить свое жилищное положение в котором он, по словам его защитника, задыхается, путем использования комнаты в квартире №6 в 20 кв. арш. находящейся перед кухней и являющейся проходной к водопроводу для Митбрейта, что можно устранить путем устройства ответвления для водопровода, что при наличии условий, установленных Судом осмотром, не потребует технических затрат и нисколько не нарушает интересов Зорохович, касаясь только Митбрейта, а этим актом Зорохович приобретает комнату в 20 кв. арш. т. е. общая площадь его будет 54 кв. арш. плюс кухня. В то время как в настоящий момент комната занята вещами Зороховича и используется не по своему хозяйственному назначению, что является недопустимым со стороны истца при наличии недостатка жилой площади в Жил. т-ве, о чем Суд заключает из-за фиксированной в протокол Судебного осмотра нуждаемости рабочего элемента т-ва площади...

Не будем идеализировать заседателей: в продолжении пассажа они искренне сочувствуют Зороховичу - догадайся тот заявить претензию на какие-нибудь еще комнаты в доме, помимо глиэровской, возможно, одна из них оказалась бы легкой добычей. «Ушлый» же композитор шайке жилтоварищей явно не по зубам.

...В силу изложенного, считая, что Зорохович путем надлежащего использования комнаты в 20 кв. арш. выйдет из затруднительного положения, учитывая нуждаемость рабочих площади в данном доме Суд определил: в иске Зороховичу отказать. Взыскать с Зороховича в пользу Митбрейт и Глиер судебных издержек 12 руб. зол[отом]. по официальному курсу дня уплаты. Решение объявлено 10 декабря 1923 года. Решение окончательное, порядок обжалования кассационный в 2-х недельный срок.

П.п. Нарсудья Хлебников и Нарзаседатели: Иванов и Винокурова. С подлинным верно: секретарь (подпись нрзб.) Настоящая копия выдана 16.04.1924.

Велик был год и страшен год...

Отбитый кавалерийский наскок страшен, но не так опасен, как развернувшаяся в дальнейшем осада: Зорохович, не получив в свое распоряжение профессорскую квартиру, швондером по должности, то есть председателем жилтоварищества, остался. Он умел ждать, не упуская ни малейшей возможности досадить. До конца 1926 года справки из КУБУ отстраняли жадно нацеленный клюв, но на рубеже десятого года революции в него сам собой, рождественским подарком, упал шанс.

В правление Жил. Т-ва. [от] гр-на Р.М. Глиэра

Заявление

В виду того, что сегодня вечером я д[олжен] б[ыть] в концерте из моих сочинений, то, к сожалению, не могу явиться на заседание Правления для совместного обсуждения вопроса о квартплате. Поэтому прошу перенести рассмотрение этого вопроса на следующее заседание, к которому постараюсь собрать все необходимые документы.

Задержка в уплате денег за квартиру произошла вследствие неполучения мною следуемых мне денег из учреждений. Деньги в счет квартирной платы внесу не позже 18-го с. м.

Засл. арт. Респ. Р. Глиэр 15.01.1927 РГАЛИ. Ф. 2085. Оп. 1. Ед. хр. 1171. Л. 3..

Как же они все обрадовались! И Зорохович, и жена его с дочкой, и сестра его из Кишинева (куда подевалось апокрифическое туберкулезное семейство Митбрейт, так никто и не понял)! Неуплата - это ведь реальный повод к выселению, и суд никакой не нужен. Кто не платит, то не живет! В тот раз Глиэр вывернулся (взял аванс в консерваторской кассе), но спустя несколько месяцев досадный инцидент повторился:

В Правление Жил. Т-ва д. №5 по Петровскому бульвару от гр. Р.М. Глиэра, проживающего в кв. №9.

Заявление

Сим сообщаю, что квартирная плата была мною не уплачена по причине большой перегруженности по работе для Большого Госуд. Театра («Красный Мак»), лишившей меня возможности заработка в другом месте.

Кроме того, следуемые мне деньги за прошлую работу я не получаю уже 3 месяца, ввиду отсутствия средств у вышеназванного театра. Сегодня мною уплачено за один месяц: следующий же взнос обязуюсь сделать в течение ближайшей недели.

Засл. арт. Респ. Р Глиэр. 20.06.1927 РГАЛИ. Ф. 2085. Оп. 1. Ед. хр. 1171. Л. 6..

Формально жилотдельцы были правы, но в тот год многим не платили по договорам, люди хватались за любые копейки, лишь бы те были обеспечены реально, а не на бумаге, хоть и гербовой. В ход опять пошли справки, гарантии, наконец, после заявления Глиэра о том, что премьера в главном театре страны не состоится, как и все остальные премьеры, потому что он прекращает сочинять в России и сегодня же переезжает в Сочи (или куда там еще можно было уехать летом 1927-го?), в бывшем доме Ренквист раздался звонок «сверху». Кто был на том конце трубки, неизвестно; вероятнее всего, нарком Луначарский, но квартплату отсрочили до осени, а там, после премьеры «Красного мака», дела заслуженного артиста серьезно пошли в гору.

Заметное невооруженным глазом повышение благосостояния вызвало новый прилив желчи у коммунальных царьков, так что Глиэр вынужден перейти в контратаку с требованием предоставить настоящую бумажку, броню, чтобы ни один Швондер...

Кассационная жалоба (черновик)

1) Обстоятельства дела: я состою профессором МГК, в которой занят не только все урочное время, но значительно больше, а именно 26 с половиной часов в неделю, в которой получаю 220 руб. в месяц, и преподавателем в музтехникуме имени Гнесиных, где получаю 68 руб. Я платил за квартиру, исходя из совокупности заработков по службе. Кроме того, я занимаюсь литературно-музыкальным трудом, в частности, написал музыку к балету «Красный мак». Доход от моего литературного заработка установлен за прошлый год Инспектором в 7040 руб. Правление ж/т намеревается взыскивать с меня по совокупности всех моих доходов, независимо от того, что литературно-музыкальным трудом я занимаюсь в неурочное время, т.е. по вечерам и, главным образом, по ночам. Нарсуд согласился с ж/т. Таким образом спор фактически сводится к установлению размера квартставки.

2) Я являюсь квалифицированным работником - педагогом, зарегистрированным Центральной Комиссией по Улучшению Быта Ученых. Нарсуд второе обстоятельство считает не улучшающим мое положение, а ухудшающим, так как педагоги платят квартплату в соответствии с инструкцией НКВД и НКЮ от 3.06.1927 №211, исходя из заработка, полученного за работу, исполненную в урочное время, без включения платы за работу во внеурочное время, а педагоги, более квалифицированные и поэтому, зарегистрированные в ЦЕКУБУ, по мнению Нарсуда должны попасть в более худшие условия... Явная нелогичность и несообразность...<...> 10.10.1928.

Сейчас, когда свидетельства той эпохи извлечены на свет и прочитаны, мало кого удивишь примерами административного безумия, охватившего страну, но аттестат, которым обогатился архив композитора по результатам тяжб 1928 года, по-прежнему производит впечатление абсурдного сна:

Справка №853. Выдана ЦЕКУБУ 28.11.1928

Дана Р.М. Глиэру в том, что он зарегистрирован Экспертной комиссией ЦЕКУБУ и отнесен к группе А (выдающиеся ученые) научных работников по г. Москве. <...>РГАЛИ. Ф. 2085. Оп. 1. Ед. хр. 1171. Л. 19-20. РГАЛИ. Ф. 2085. Оп. 1. Ед. хр. 1171. Л. 38.

Категория «эффективности» еще не введена, единицы производительности интеллектуального труда разработаны спустя десятилетия, но профессия «свободный художник» уже фактически уничтожена как категория: выживание композитора возможно лишь при условии примыкания его к «производственным силам общества». Показательно, что десятилетний «тренинг» не прошел даром, композиторы готовы сражаться любым оружием. Бывший «научный деятель №1146» легко оперирует очередными дарованными знаками отличия. Речь в цитируемом ниже документе идет уже только о налогообложении, но, во-первых, то и другое в делопроизводстве тех лет, как уже можно было видеть, спаяно намертво, а во-вторых, нас уже более интересует мастерская риторика, находящая здесь самое эффектное применение - аналогичные примеры рассыпаются в это время и по прочей переписке с властями:

В Московский областной финансовый отдел научного работника Глиэра Р.М. (М., Петр. б-р 5-9)

Заявление

Я являюсь научным работником, зарегистрированным по категории «А», т.е. известным не только в СССР, но и за пределами его, имеющим, как говорится, мировое имя. Я являюсь заслуженным деятелем искусства Заслуженным Артистом Республики, Композитором, Профессором Московской Государственной консерватории и пр. В настоящее время мое имя, как автора популярного среди рабочих и крестьян балета «Красный мак» известно миллионным массам населения СССР.

<...> Как известно, композиторская деятельность связана с необходимостью иметь не менее двух инструментов. Я таковые имею, но затрата на второй инструмент в сумме 2000 рублей из дохода не исключена. Кроме того, постановка балета, оперы требует значительных разъездов, проживания в различных городах, срочной переписки нот, значительных расходов на канцелярские, почтовые, телеграфные нужды. Все это нельзя доказать документально, но каждый из этих расходов представляет значительную сумму. В общем по этим статьям мною израсходовано не менее рублей 4-5-ти тысяч. Нервная деятельность, связанная с творчеством, требует особых, специфических условий для отдыха, отличных от условий отдыха трудящихся других категорий. Это также приходится учитывать.

<...> Я полагаю, что моя деятельность, мои заслуги перед СССР и перед русским искусством, что доказывается выделением меня в группу «А» научных работников, весьма немногочисленную в СССР и предоставлением мне почетных званий Заслуженного деятеля искусств и Заслуженного артиста республики дают мне право просить. <...>

З. д. и., проф. МГК Р Глиэр. 18.05.1930 РГАЛИ. Ф. 2085. Оп. 1. Ед. хр. 1171. Л. 27..

История материально-имущественных взаимоотношений между героем данной статьи и советской властью представляет собой героическую кампанию, продолжавшуюся почти два десятилетия кряду. По идее, противоборствующие силы заведомо неравны: утонченный индивид-маргинал против неотесанного гегемона-демоса. В целом ряде известных случаев первая же стычка заканчивалась трагически. То, каким образом Глиэру удавалось не только балансировать на опасной грани, но и периодически отвоевывать некоторые оставленные прежде огневые рубежи, заставляет ныне восхищаться предусмотрительностью осажденных, не забывающих получить очередную официальную бумажку, чтобы в нужный день и час отбить новый штурм, пришедший на смену временной передышке.

Нельзя, однако, забывать, во-первых, что они отстаивали свой собственный дом, посягательства на который могли быть узаконены только беззаконными порядками военного коммунизма, а во-вторых, что все склоки и дрязги, вплоть до судов высшей инстанции, составляли аккомпанемент творческому процессу, достигшему в послереволюционные годы невиданной дотоле производительности. Именно в это время, после гигантской творческой паузы, заметной даже по датировке соседних, 63-го и 64-го опусов (1913 и 1921 годы), композитор стал фактическим создателем того феномена, который впоследствии ассоциировался с «большим стилем» советской оперы, балета, симфонической поэмы и концерта. Кроме того, «всеобщий учитель» Глиэр вел активнейшую преподавательскую деятельность в консерватории, и не совсем очевидно, в какой из ипостасей был более значим для последующих десятилетий.

Без малого двухдесятилетняя война была завершена в 1938-м: Глиэру с женой выделена большая современная квартира на 3-й Миусской ул., д. 6 (ныне, вследствие сложного градостроительного изыска, ул. Чаянова, д. 10), в излюбленной им с молодости Сущевской части, между Тверской заставой и Каляевской (бывш. Новослободской) улицей. Место уютное, относительно тихое, дом специально построен Союзом композиторов: соседями стали многие старые знакомые. Квартиру на Петровском бульваре не отняли, она осталась выросшим к тому времени детям. В своем последнем доме, как и во множестве предыдущих, стареющий мастер проводил не так много времени. Интересно было бы посчитать, сколько дней он в действительности сидел за своим письменным столом, за своим роялем (все это сохраняется потомками в мемориальной комнате - музея-квартиры так и нет), учитывая эвакуацию, гастрольные поездки и излюбленное в последние годы пребывание на даче в Малаховке: купил ее перед самой войной, в 1940-м; хроника запечатлела композитора с трогательной леечкой в руках - кадры едва ли не единственной «неофициальной» съемки вошли в документальный фильм «Композитор Глиэр» 1968 года. Интересно было бы знать и другое: сказалось ли обретение постоянного жилища на чувстве дома, закончился ли этот сюжет и в каком жанре звучал его апофеоз? О том ли Вы мечтали, Рейнгольд Морицевич? Наградили Вас в результате или обидели? А может, все это суета и тлен?



Вместо заключения

Действие исследовательских приемов, направленных на расширение интертекста, неизменно устремляется единообразно, в сторону произведения. Жизнь в искусстве как модель, имеющая аналогии в параллельных творческих мирах, обычно рассматривается как явление вторичное - художник уподобляет себя персонажу, впечатления от которого почерпнуты из книг. В исторических условиях, при которых подобное моделирование оказывалось уже не так смешно, как опасно, все большее методологическое значение для музыкантов приобретал уход в отрицание жизненного контекста, отстранение наиболее острых его черт вплоть до полного их игнорирования. Опыт Глиэра 1920-х годов, развитый очень многими представителями «советского академизма» в дальнейшем, свидетельствует именно о таком подходе к реальности и реализму в искусстве. Можно ли утверждать на этом основании, что его художественный путь с булгаковским окончательно разошелся, что булгаковиада и не могла стать булгаковианой, несмотря на многочисленные пересечения, включившие работу над оформлением постановки «Мольера» (МХАТ, 1936) и продолжившиеся «на воздушных путях», когда в военном 1942 году Глиэр написал оперу «Рашель» - возможно, лучшее свое сочинение в жанре музыкального театра?Рассказ Г. де Мопассана «Мадемуазель Фифи» Булгаков переделывал в 1939 году для И.О. Дунаевского, эта история хорошо известна (см.: Шафер Н.Г. Дунаевский сегодня. М.: Советский композитор, 1988. 184 с.), известна и причина краха начинания - несоответствие масштабов дарований литератора и прикомандированного к нему музыканта. За переработку текста взялась М.А. Алигер, его перелицевали до неузнаваемости - замыслы драматурга перешли к музыканту через третьи руки, но история «Рашели», так и не зажившей подлинной сценической жизнью, вновь связала их имена. И да, и нет.

Подвести итог рассуждениям, вместить которые статья не в силах, поможет запись в памятной книжке Глиэра: пожалуй, тот же самый фрагмент мог бы остановить и булгаковское внимание. Это Гоголь, начало «Авторской исповеди» 1847 года, опубликованной посмертно в 1855-м.

Почти у всех писателей, которые не лишены творчества, есть способность, которую я назову воображением, - способность представлять предметы отсутствующие так живо, как если бы они были перед нашими глазами. Способность эта действует в нас только тогда, когда мы отдалимся от предметов, которые описываем. Вот почему поэты большей частью избирали эпоху, от них отдалившуюся, и погружались в прошедшее. Прошедшее, отрывая нас от всего, что ни есть вокруг нас, приводит душу в то тихое, спокойное настроение, которое необходимо для труда. У меня не было влечения к прошедшему. Предмет мой была современность и жизнь, в ее нынешнем быту, может быть, оттого, что ум мой был всегда наклонен к существенности и пользе более осязательной. Чем далее, тем более усиливалось во мне желание быть писателем современным. Но я видел в то же время, что, описывая современность, нельзя находиться в том высоком настроении и спокойном состоянии, которое необходимо при написании большого и стройного труда. Настоящее слишком живо, слишком шевелит, слишком раздражает; перо писателя нечувствительно и незаметно переходит в сатиру. Притом, находясь сам в ряду других и более или менее действуя с ними, видишь перед собою только тех людей, которые стоят близко от тебя; всей толпы не видишь, оглянуть всего не можешь. Я стал думать, как выбраться из ряду других и стать на такое место, откуда бы я мог увидеть всю массу, а не людей только, возле меня стоящих, как бы отдалившись, от настоящего обратить его, некоторым образом, для себя в прошедшее. Мое расстроившееся здоровье и вместе с ним маленькие неприятности, которые я бы теперь перенес легко, но которых тогда не умел еще переносить, заставили меня поехать в чужие краяСм.: Глиэр Р. М. Записная книжка за 1942 год (РГАЛИ. Ф. 2085. Оп. 1. Ед. хр. 370 (Записные книжки Р. М. Глиэра. 1940-1947). Л. 3-4)..

Объем цитаты велик, но извинителен: в сравнении с приводившимися выше текстами этот прозвучит нотами идеального строя, а кроме того, сам он переписан композитором от руки, непривычно строгим почерком, придающим графике гоголевского слова тембровую звонкость, почти забытую к тому времени среди какофонии надтреснутых пассажей из репертуара виртуозов советской дьяволиады.



Список сокращений

КУБУ - Комиссия по улучшению быта ученых

Музо УНП - Музыкальный отдел Укрнаркомпроса

МГК - Московская государственная консерватория.

МХАТ - Московский академический художественный театр

МХТ - Московский художественный театр

НКВД - Народный комиссариат внутренних дел

НКЮ - Народный комиссариат юстиции

РГАЛИ - Российский государственный архив литературы и искусства

ЦЕКУБУ - Центральная комиссия по улучшению быта ученых



Литература

1. Глиэр Р.М. Встречи с С.В. Рахманиновым // Глиэр Р.М. Статьи и воспоминания. М.: Музыка, 1975. С. 78-86.

2. Гулинская З.К. Рейнгольд Морицевич Глиэр. М.: Музыка, 1986. 316 с.

3. Лятошинский Б.Н. Эпистолярное наследие. Т. 1: Переписка с Р.М. Глиэром (1914-1956) / Сост. М.И. Капица. Киев: б. и., 2002. 786 с.

4. Шафер Н.Г. Дунаевский сегодня. М.: Советский композитор, 1988. 184 с.

5. Эпштейн М.Н. К понятию «кенотипа» // Парадоксы новизны. О литературном развитии XIX-XX веков. М.: Советский писатель, 1988. С. 388-393.

Размещено на allbest.ru

...