Эпистемологический анализ концептуального содержания и референтности понятий "современность" и "постмодерн" в актуальном исследовательском дискурсе

Размещено на http://www.allbest.ru/

ЭПИСТЕМОЛОГИЧЕСКИЙ АНАЛИЗ КОНЦЕПТУАЛЬНОГО СОДЕРЖАНИЯ И РЕФЕРЕНТНОСТИ ПОНЯТИЙ «СОВРЕМЕННОСТЬ» И «ПОСТМОДЕРН» В АКТУАЛЬНОМ ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКОМ ДИСКУРСЕ

Рыжанкова Ольга Владимировна,

старший преподаватель кафедры хореографии,

Краснодарский государственный институт культуры

г. Краснодар, РФ

Аннотация

Акоева Наталья Борисовна, доктор исторических наук, доцент, профессор кафедры истории, культурологии и музееведения, Краснодарский государственный институт культуры (г. Краснодар, РФ).

Статья посвящена проблемам понятийного содержания таких определений в сфере современного танца, как «современный танец» (Contemporary Dance) и «танец постмодерн» (Postmodern Dance). Для определения потенциала и релевантных практических программных задач этих танцевальных направлений авторы осуществляют эпистемологический анализ и интерпретацию концептуального содержания понятий «современный», «постмодернистский» и «актуальный» в исследовательском дискурсе современной культуры. Таким образом, актуальность исследования обусловлена незавершенностью теоретической разработки концептуального содержания понятий «современность» и «постсовременность» в актуальном исследовательском дискурсе. В статье рассматривается проблема референтности этих понятий в критическом дискурсе о современности, уточняется эпистемологическое значение данных понятий для современности. Автор приходит к выводу, что в настоящее время в исследовательском и критическом дискурсе отсутствует релевантное понимание постмодерна и постмодернизма. Это обусловлено рядом причин.

Во-первых, текущее понимание постмодерна и постмодернизма, как и постмодернистская лексика, показывает все большую неспособность исчерпывающе описывать актуальные события и изменения в социальной ситуации и давать им релевантную интерпретацию. Это связано с тем, что проект модерн все еще остается незавершенным, а установка на современность - нереализованной, ввиду чего какая-либо релевантная онтология оказывается невозможной. Другая причина заключается в европо-, фалло- и логоцентричности теоретического «западного» дискурса, существующего среди других порядков дискурсов многополярного мира. Во-вторых, «западный» критический дискурс по-прежнему опирается на устоявшиеся как в массовом сознании, так и в экспертной культуре некорректные корреляции культура - экономика и постмодерн - постструктурализм. Целью работы является определение релевантного референта для критического постижения современности, а также определение ключевого аспекта для построения программы биополитики современного человека.

Используется метод археологии знания и метод эпистемологической деконструкции. Авторы заключают, что это позволит современному человеку смоделировать действительно актуальную и эффективную систему практик и техник себя (заботы о себе), слагающих повседневность и оптимальный образ жизни. Наиболее эффективной формой реализации практик и техник себя на примордиальном уровне представляется постмодернистский танец с его установкой на современность и обращенностью на эстетическое открытие повседневности, на формирование культуры движения в ее персональном аспекте и на процесс субъективации личности.

Ключевые слова: модерн, постмодерн, постпостмодерн, метамодерн, современность, постсовременность, структурализм, постструктурализм, дискурс, биополитика, глобализация.

Abstract

EPISTEMOLOGICAL ANALYSIS OF THE CONCEPTUAL CONTENT AND REFERENCE OF THE CONCEPTS OF «MODERNITY» AND «POSTMODERN» IN THE CURRENT RESEARCH DISCOURSE.

Ryzhankova Olga Vladimirovna, Sr Instructor of Department of Choreography, Krasnodar State Institute of Culture (Krasnodar, Russian Federation).

Akoeva Natalya Borisovna, Dr of Historical Sciences, Associate Professor, Professor of Department of History, Culturology and Museology, Krasnodar State Institute of Culture (Krasnodar, Russian Federation).

The article is devoted to the problems of the conceptual content of such definitions as «Contemporary Dance» and «Postmodern Dance.» To determine the potential and relevant program tasks of these dance trends, the authors carry out an epistemological analysis and interpretation of the conceptual content of the concepts of «modern», «postmodern» and «relevant» in the research discourse of modern culture.

The relevance of the study is due to the incompleteness of the theoretical development of the conceptual content of the concepts of «modernity» and «postmodernity» in the current research discourse. The article deals with the problem of the reference of these concepts in the critical discourse on modernity, clarifies the epistemological and ethological significance of these concepts for modernity. The authors conclude that there is currently no relevant understanding of postmodernism and postmodernism in the research and critical discourse. This is due to the fact that the current understanding of postmodernism and postmodernism, as well as postmodern vocabulary, show an increasing inability to exhaustively describe current events and changes in the social situation and give them a relevant interpretation. The «Western» critical discourse is still based on the incorrect correlations of culture-economy and postmodern-poststructuralist, which are well-established both in the mass consciousness and in expert culture. The aim of the work is to determine the relevant referent for the critical comprehension of modernity.

The most effective form of realization of the practices and techniques of the self at the primordial level is postmodern dance, with its focus on modernity and its focus on the aesthetic discovery of everyday life, on the formation of the culture of movement in its personal aspect and on the process of subjectification of the individual.

Keywords: modern, postmodern, post-postmodern, metamodern, modernity, postmodernity, structuralism, poststructuralism, discourse, biopolitics, globalization.

Введение

Современный танец имеет колоссальный эвристический и консолидирующий потенциал, дающий основания для магистральных направлений различных видов искусства, для удовлетворения культурных и экзистенциальных потребностей современного человека, а также для критического осмысления современности и практической реализации гуманистических ценностей человечества [4, с. 86]. Однако понимание современного танца зачастую осложняется неоднозначностью терминов «современный», «модернистский», «постмодернистский» и «постпостмодернистский», «актуальный», что может приводить к нерелевантности определения программных задач практик «современного танца» (Contemporary Dance), «танца постмодерн» (Postmodern Dance), пластического и танцевального театра (Dance Theatre).

1. Анализ проблемы референтности понятий «модерн» и «постмодерн»

Одной из причин вышеизложенного является некорректная корреляция, заключающаяся в том, что к началу XX века марксизм убедил большую часть европейского сообщества в тождественности культуры экономике, а также в том, что культура является «расширением» экономики, ее продолжением. Социолог Макс Вебер показал, что к концу XIX - началу XX века самой оптимальной формой европейской экономической жизни стал капитализм, в основе которого лежит процесс производства, поддающийся расчету и просчету, что позволяет контролировать, планировать и направлять как движение жизни, так и развитие культуры [8, с. 230]. Анализируя эти позиции, М. Вебер показал, что с XIX века началась рационализация и оптимизация различных сфер жизни, поскольку большинство европейских стран предпочли применять принципы капитализма за пределами экономики. Начало XX века Вебер определил как становление высокой индустриальной культуры.

В послевоенное время прогрессом стало считаться экономическое благополучие, а потребность в «осязаемости» благ свела экономику к логике потребления, выводя капитализм на более высокий уровень [10, с. 154]. ООН постулировала, что все страны работают на всеобщее благополучие, занимая свое место и роль в мировой экономике, а все люди являются производителями блага и свободно обмениваются своими благами. Предполагалось, что люди сами снабдят друг друга всем необходимым для благополучия, идя естественным путем свободной рыночной торговли. До 1970-х годов капитализм считался самой подходящей для этой задачи формой отношений, поскольку деньги рассматривались в качестве «тотальной абстракции» - особого «артефакта», способного преобразоваться в любые другие объекты, явления или события [9, с. 195]. По большому счету это привело к тому, что уже никто не был в состоянии отделить продукт от его позиционирования, а культурную ценность - от рыночной стоимости [21, с. 83]. Осознание этого пришло уже в 1960-е годы в сфере современного и актуального искусства, а особенно в направлении институциональной критики музейного дела и арт-рынка, которая показала, что современная культура абсолютно коммодифицирована в экономику [15, с. 74]. По этой причине за ощутимыми и динамичными переменами в культурной жизни стоит логика капитала [17, с. 41]. Так, многие явления в первую очередь, по сути, оказываются инструментом повышения продаж. Исследования Б. Латура с 1980-х годов показывают, что это приводит к тому, что в современности больше не остается места для глобальных проектов, наступает пора «быстрых» и краткосрочных проектов, рассчитанных за короткий срок и на быстрое достижение цели - заработать большое количество денег и преумножить капитал [21, с. 89]. В конечном итоге это приводит к невозможности осуществления модернизирующих мир-систему революций и к утрате веры в желание человечества модернизировать планету и жизнь, что является своего рода «концом истории».

Стоит отметить, что о «конце истории» впервые заявил Ф. Фукуяма в 1989 году. Для Фукуямы «конец истории» - не просто достижение предела хронологии текущего времени, а прекращение существования хроники самого эволюционного процесса. Фукуяма, продолжая исследование темы постсовременности, писал: «Человечество достигнет той формы общественного устройства, которая удовлетворит его самые глубокие и фундаментальные чаяния... это не означает, что остановится естественный цикл рождения, жизни и смерти, что больше не будут происходить важные события или что не будут выходить сообщающие о них газеты. Это означает, что более не будет прогресса в развитии принципов и институтов общественного устройства, поскольку все главные вопросы будут решены».

Так, следуя марксистской установке и опираясь на данные отчетов ООН о ВВП разных стран как о главном показателе благосостояния, в 1960-80-е годы человечество посчитало, что программная задача индустриальной парадигмы достигнута и философский проект «современности» оказался реализован. В связи с этим быстро и широко распространились идеи о достижении ситуации постмодерна и состояния постмодерна, а значит, и наступления новой эпохи послесовре- менности [22, с. 27].

Однако ряд исследователей еще в 1970-х годах считал, что описываемая Латуром тенденция уже происходила в их время. Их экспертный анализ показал, что капитализм в течение ХХ века столкнулся с несколькими системными кризисами, которые повлекли за собой «мутации» [28, с. 104]. Так, уже к 1960-70-м годам произошло полное поглощение культуры логикой потребления, что вызвало осознание «утраты культуры» и утраты культуры повседневности [25, с. 61]. Как известно, многих исследователей (Бодрийяр, Фромм, Арендт, Маркузе, Адорно, Хоркхаймер, Фуко, Деррида, Барт, Лакан, Лиотар) это привело к разочарованию характером модернизации мир-системы, к критике капитализма и постмодерна [14, с. 80]. Так, под влиянием их критики, происходило формирование новой «структуры чувства» [24, с. 133], которая находила выражение в том числе и в революционных движениях (например, «экзистенциальная революция» во Франции в 1968 году). Теоретики, особенно Р. Барт, Г. Маркузе, Х. Арендт, показали отсутствие содержания у капитализма, что подвело итог эпохе «недоверия большим нарративам» и дало импульс к поиску основ для новой культуры и новых способов осмыслять «современность». Это обусловило исследования современности и повседневности как «режим историчности» в культуре [20, с. 47], а эпоху постмодерна - как особую веху в истории модернизации мир-системы. Сам «режим историчности» был засвидетельствован и определен как специфическая модальность, в которой человек «предстает перед самим собой через пребывание в истории и в определенных исторических обстоятельствах» [1, с. 63]. Это определило свойственный постмодернизму «поворот к повседневности», структура которого закладывалась в аналитическом и экзистенциальном направлениях философии с начала XX века.

Под напором фактов и критики Фукуяма в 2012 году заявил, что, как оказалось, говорить о «конце истории» и о наступлении постсовременности преждевременно, поскольку стало очевидным, что культура не тождественна экономике, а мнимый «конец истории», по сути, оказался либо концом текущей фазы капитализма, либо достижением пределов возможности текущего дискурса говорить о «современности».

Анализируя современное общество, Латур показал, что критика современности и постсовременности реализуется лишь в научной среде, в то время как вся наука работает не с объективными вещами и обстоятельствами, а с их социальной, причем с экспертной продискурсивной интерпретацией. Латур утверждает, что культура сможет освободиться от отождествления с экономикой, а все текущие дискурсы, основанные на некорректной корреляции культуры и экономики, уступят место релевантному дискурсу при условии, что основу актуальной информационной сферы, соединяющей науку, политику и повседневность, составит культура консенсусов, связывающая воедино факты, власть и дискурс [21, с. 87]. Согласно Латуру, только на таком условии будет возможно достижение перехода к следующей фазе модернизации мир-системы на пути реализации проекта «современности» и перехода к действительно новому времени постсовременности.

Вместе с тем Ю. Хабермас в 1980 году предъявил научной общественности идею, противоположную идее «конца истории». По Хабермасу, «модерн - незавершенный проект»: мы живем в эпоху поворота истории, и на самом деле настал лишь конец «постмодернистского дискурса» о современности. То есть постмодернистская лексика все больше показывает неспособность исчерпывающе описывать актуальные события и изменения в социальной ситуации. Хабермас показывает, что постсовременность еще не наступила, поскольку в мир-системе выделяются развитые и развивающиеся (конечно же, по западным, значит, капиталистическим меркам) страны. Принципиальным показателем незавершенности проекта «современности», а значит, и принципиальной невозможности наступления реальной «постсовременности», с точки зрения Хабермаса, является тот факт, что, говоря об актуальной культуре в целом и об актуальном состоянии всех сфер жизни современного человека в совокупности, современный исследователь не имеет «готовой ситуации» или «итогового», «конечного» состояния культуры - революции «современности» еще не завершились, а некоторые из этих революций еще только предстоят. Поэтому создать единую онтологию пока не представляется возможным, а все то, что мы имеем как дискурс постмодерна, на самом деле является лишь внутрисистемной критикой дискурса о «современности», рефлексирующей о фазовых переходах и «поворотах» в модернизации Западной цивилизации. В то же время, в 1989 году, Д. Харви показал, что понятие «постмодерн» в теоретической литературе его времени используется как маркер состояния высшей степени развития высокой индустриальной культуры Западной цивилизации, то есть понятие «постмодерн» в 1980-90-е годы обозначает лишь новую фазу капитализма (см. [4, с. 214]).

О другом аспекте нерелевантности понятия «постмодерн» и о незавершенности проекта «современности» свидетельствовал в 1980-е годы Ж. Деррида, указывая, что в последнее время обнаруживается нерелевантность самого дискурса о «современности» и его постмодернистской критики, поскольку происходит кризис фалло-, лого-, европоцентризма (см. [7, с. 219]). Иными словами, дискурс о «современности», характерный для европейско-американской теоретической мысли, является характерным только для европейско-американского научного сообщества и отсылает только к европейско-американскому опыту модернизации жизни, в то время как на международной политической и культурной арене становятся влиятельными другие страны [19, с. 121], культура, наука и экономика которых имеют свои характерные черты. Ввиду этого на наших глазах происходит столкновение различных типов дискурсов [13, с. 82] и концептов «современности», так что привычная для нас идея «современности» и ее «постмодернистская» критика оказываются нерелевантными по отношению к действительности. Согласно Деррида, все то, что есть «система», дестабилизировало в планетарных масштабах все то, что есть жизнь и повседневность (см. [11, с. 23]), так что человечеству еще предстоит сформировать концепцию «современности», релевантную для мир-системы в целом [12, с. 37].

Таким образом, сегодня мы видим, что в исследовательской среде последних 30-40 лет происходит отрицание «постмодерна» не столько в плане термина, сколько в плане его содержательного наполнения и дискурса. «Смерть постмодерна» была официально провозглашена и задокументирована в 2002 году, что, однако, говорит не о «смерти» исторического этапа и не о завершении модерна, а о следующих вещах [20, с. 13]. На сегодняшний момент все, что говорилось о современности за последние полвека, потеряло актуальность, поскольку за это время в науке, экономике, политике, искусстве произошли изменения, которые невозможно игнорировать, на международной арене о себе заявили страны, прежде считавшиеся отстающими и не имеющими влияния, а также появились новые поколения X, Y, Ъ, практикующие в отношениях друг с другом различные социальные, этические, экономические, эстетические и политические модусы [26, с. 314]. Настоящее находится онтологически между модерном и постмодерном, исторически после постмодерна (постпостмодерн), а экономически - является этапом оптимизации все того же модерна [3, с. 216]. Сегодня совершенно очевидно, что проблема теоретического осмысления постмодерна заключалась и до сих пор заключается в том, что никогда не было никакого общепризнанного понимания постмодерна [27, с. 19], хотя были и периодически возникали концепции, которые оказывали влияние и доминировали в исследовательской среде: постмодерн, постпостмодерн, трансмодерн, альтермодерн, метамодерн, радикализированная или множественная современность, трансавангард, неомодернизм, ста- кизм, ремодернизм, офф-модернизм, интентизм, гипермодерн, ультрамодерн, сверхмодерн, автомодерн, диджимодернизм, перформатизм, рено-вализм, посткапитализм, космодернизм, планетаризм [20, с. 58].

Иными словами, в основе современных теоретических разработок лежит проблема референтности [5, с. 111]: о чем именно мы говорим, когда говорим «современность», «постмодерн». Эта проблема означает, что критики «постмодерна» по факту критиковали не постмодерн как таковой, а лишь свои собственные концепции «постмодерна» или же собственные представления о постмодерне, сложившиеся под влиянием важных, но по большому счету вторичных источников. Таким образом, постмодерн не существует как эпоха, а постмодернизм не является ни реальностью, ни объективно данной онтологией (дискурсом). Постмодерн - это, скорее, ситуация или состояние теоретического дискурса, изобилующего большим количеством конфликтующих интерпретаций современной культуры и общества. По большому счету, концепции, возникшие после «постмодернизма» или по причине «постмодернизма», не представляют ничего принципиально нового, не выдерживают критики друг друга и лишь усиливают логику «постмодернизма» как внутрисистемной критики дискурса о «современности». Многие актуальные теоретики в своих работах опираются на критику концепций своих оппонентов, выявляя условность и эфемерность этих концепций. В то же время идеи и критика современных актуальных мыслителей оказываются жизнеспособными и способными к производству знания лишь при соотношении с другими идеями и концептами, что показывает их сугубо инструментальное значение.

Некоторые современные исследователи считают «постмодерн» определенным состоянием капитализма и пытаются решить вопрос референции «постмодерна» через критику капитализма, производя в теоретическом дискурсе ряд таких концепций, как платформенный, надзорный, когнитивный, посткапитализм, цифровой и постфордистский капитализм [18, с. 79], посткредитный капитализм и т. д. Однако, по сути, эти разработки являются не теоретическим (эпистемологическим) решением проблемы «постмодерна», а перенесением ее в измерение другого дискурса, тем самым становясь лишь инструментами для интерпретации и описания аспектов некоторых концептуальных кейсов.

Другая проблема референтности «постмодерна» связана с тем, что в массовом сознании в конце 1980-х - начале 1990-х годов возникла некорректная корреляция. Причина этой корреляции состоит в том, что развитые и развивающиеся страны Европы, Америки, Азии и Африки держали курс на глобализацию и на единый дискурс, но шли к этому путем вестернизации. Поскольку флагманом глобализации в тот период были США, то теоретические установки научного сообщества США стали выполнять функцию диспозитива в формировании единого глобализационного дискурса. В интеллектуальной среде США 1980-х годов использовали идеи французских постструктуралистов для описания ситуации постмодерна. Это определило в глобализационном дискурсе установку того, что постструктурализм - это постмодернизм, и породило некорректную корреляцию. С течением времени эта корреляция закрепилась в массовом сознании ввиду того, что в мировом интеллектуальном сообществе в 1990-е годы еще не было поколения исследователей, способных читать не американских авторов, а непосредственно труды самих постструктуралистов в оригинале и самостоятельно выносить корректные суждения о постструктурализме, постмодерне и их связи. Это привело к тому, что с 1990-х годов категории «постмодерн» и «постмодернизм» в развитых и развивающихся странах мира стали использовать для обозначения совокупности идей и критических программ, которые не только не всегда подразумевают соотношения друг с другом, но и могут находиться в конфронтации друг с другом и стремиться упразднить друг друга. Со временем исследователи США, которые стали интегрироваться в глобальный исследовательский дискурс и в единую теоретическую программу, сами оказались под влиянием этой устоявшейся в европоцентричном глобализационном дискурсе некорректной корреляции. Отдельным вкладом в укоренение этой некорректной корреляции стали исследовательские эксперименты по типу «Мистификации Сокала» и псевдонаучного издания «Интеллектуальные уловки: критика современной философии постмодерна», переведенного на многие языки и на десятилетия определяющего отношение к «постмодерну» ввиду поддержки изданий такого типа некоторыми авторитетными академиками разных стран как научно значимой как в момент издания, так и до настоящего времени. Принципиальная значимость рассматриваемой нами некорректной корреляции постструктурализм - постмодерн заключается в том, что она как препятствует созданию единой онтологии постсовременности и легитимизирует ее отсутствие, так и дискредитирует само концептуальное содержание понятий «постмодерн» и «постмодернизм».

Примечательно, что для «кейсов» критики «современности» и «постсовременности» большинства «постмодернистов» характерно наличие общих, ключевых для критики тем: капитализм, политика, научный дискурс.

Как показывает настоящее исследование, наличие темы капитализма в «постмодернистской» критике западных мыслителей обусловлено некорректной корреляцией культура - экономика и тезисом о том, что капитализм - наиболее эффективная форма для рационализации и оптимизации экономических и, как предполагается, культурных процессов в целом. Наличие темы политики в «постмодернистской» критике обусловлено тем, что политика является сферой обладания, организации и управления культурой в самом широком смысле, что связывает политику с капитализмом как, предположительно, фактором оптимизации культуры и обязывает «постмодернистскую» критику к рефлексии о политике. Тема референтности «постмодерна» и «модерна» как теоретической проблемы критического осмысления несколькими поколениями теоретиков (постмодернистов и постпостмодернистов) обусловлена некорректной корреляцией постмодерн - структурализм, по сути, являясь рефлексией структурализма и постструктурализма о релевантности собственного интерпретативного и аналитического потенциала для оптимизации процессов производства знания и управления в сфере науки, политики и повседневности.

2. Эпистемологический анализ концептуального содержания понятий «современность» и «постсовременность»

Рассмотренные идеи показывают, что актуальная проблема референции постмодерна коренится в самой «установке на современность» и существует лишь в дискурсе культуры экспертного знания и в рамках критической традиции проблематики «современности». Рассмотрение концептуального содержания самого понятия современности и теории прогресса, а также их соотнесение с актуальным состоянием мир-системы показывает, что постмодерн и постпостмодерн как состояние культуры хронологически еще не наступили и являются референтными критическими понятиями, относящимися к различным поколениям теоретиков структурализма и постструктурализма. Очевидно, что сегодня большая часть человечества пребывает в фазе индустриальной культуры с «установкой на современность», живя в некоторой культурной, политической и экономической ситуации, для которой за неимением наиболее релевантного референта все еще остается актуальным консенсусное понятие «постмодерна». Фактически понятие «постмодерн» не имеет содержания, но выступает знаком некой культурной ситуации, для которой невозможно разработать онтологию, но влияние которой уже ощутимо на сегодняшний день, и влияние этой ситуации формирует определенную актуальную «структуру чувства». танец постмодерн биополитика человек

Проработкой общих для «постмодернистской» критики тем занимался философ М. Фуко, который, придя к выводу, что ключевой проблемой «постмодернизма» является его референтность, реализовал критический (постструктуралистский) анализ программной работы И. Канта, поскольку именно Кант разработал концептуальное содержание понятия «современность» [16, с. 452], лежащее в основе европейской парадигмы Нового и Новейшего времени.

Эпистемологический анализ, осуществленный Фуко, показал, что релевантным является определение «современности, скорее, как некой установки, нежели как какого-то исторического периода» (цит. по [30, с. 392]). Фуко заключил, что «установка на современность», которая еще не реализована в полной мере и потому актуальна, характерна для всего дискурса о модерне и, следовательно, для всех поколений критики модерна, то есть для «постмодерна» и «постпостмодерна». «Установка на современность», по Фуко, есть «предельная установка» (см. [6, с. 361]), что, по сути, означает ориентированность на «философский этос», то есть на практики и техники, направляемые человеком на самого себя из заботы о себе [29, с. 157]. Забота о себе на практике реализуется как биополитика или «культура себя» - хозяйствование своим организмом, существованием и образом жизни, что как раз обеспечивает как поколению, так и индивиду автономность и власть в сфере знания, политики и повседневности. Однако, поскольку процесс модернизации культуры не завершен, ввиду чего онтология современности не возможна, единственной опорой для биополитики являются просвещение (самообразование, саморазвитие и критическое мышление) [23, с. 254] и актуальная «структура чувства», воспринимаемая на стыке культурных феноменов или в синтезе актуальных искусств [2, с. 23]. Наряду с кино, актуальной формой синтеза искусств являются постдраматический театр и современный танцтеатр.

В то же время, опираясь на Канта, Фуко показывает, что для каждого поколения индустриальной культуры свойственно иметь свой собственный критический дискурс о «современности», который будет носить инструментальный характер и иметь значение лишь в соотнесенности с актуальными для поколения и индивида проблемами и задачами [30, с. 143], пока «установка на современность» не будет реализована, то есть пока действительно не настанет ситуация и состояние постмодерна, а «культура себя» не станет концептуальным содержанием человечества. Однако поскольку факторами модернизации культуры являются перманентные, происходящие одновременно, но с разной интенсивностью культурные революции, то мир-система неизбежно будет пребывать в состоянии постоянной трансформации, ввиду чего перманентно и регулярно будут возникать и «инструментальные» критические дискурсы. Поскольку наиболее быстро и очевидным образом изменения культуры и быта проявляют себя в сфере эстетики, то именно эстетика является основным аспектом постижения и критики актуального состояния культуры и истории. Ввиду этого сегодня многие исследователи считают релевантным постижение актуального состояние культуры не через изучение капитализма, политики или информационной среды, а через изучение «структуры чувства».

Выводы

Данное исследование позволяет сделать следующие выводы.

Во-первых, рассмотренные идеи показывают, что актуальная проблема референции постмодерна коренится в самой «установке на современность» и существует лишь в дискурсе культуры экспертного знания и в рамках критической традиции проблематики «современности». Рассмотрение концептуального содержания самого понятия современности и теории прогресса, а также их соотнесение с актуальным состоянием мир-системы показывает, что постмодерн и постпостмодерн как состояния культуры хронологически еще не наступили и являются референтными критическими понятиями, относящимися к различным поколениям критики «современности» и самого критического дискурса теоретиков структурализма и постструктурализма. Очевидно, что сегодня большая часть человечества пребывает в фазе индустриальной культуры с «установкой на современность», живя в некоторой культурной, политической и экономической ситуации, для которой за неимением наиболее релевантного референта все еще остается актуальным консенсусное понятие «постмодерна». Фактически, понятие «постмодерн» не имеет содержания, но выступает знаком некой культурной ситуации, для которой невозможно разработать онтологию, но влияние которой уже ощутимо на сегодняшний день, и влияние этой ситуации формирует определенную актуальную «структуру чувства».

Во-вторых, быть современным означает заниматься «культурой себя», обживать свое тело и свой внутренний мир, выстраивать с собой релевантные отношения через различные техники и практики себя, в том числе через танец, являющийся синтезом искусств и способный репрезентировать актуальную «структуру чувства» «современной» культурной жизни. В силу характерных особенностей и свойств направлений современного танца и в соответствии с программными задачами заботы о себе, наиболее релевантными практиками себя в области танца нам представляются именно те направления танца, которые традиционно обозначаются консенсусными понятиями «современный» (Contemporary Dance), «постмодерн» (Postmodern Dance), пластический и танцевальный театр (Dance Theatre).

Литература

1. Аккер Р, Гиббонс Э., Вермюлен Т. Метамодернизм. - М.: Рипол, 2020. - 342 с.

2. Андреева Е. Ю. Постмодернизм. - СПб.: Азбука-Классика, 2007. - 493 с.

3. Барабаш Н. А. Блеск и нищета постмодерна. - М.: Академика, 2019. - 512 с.

4. Бейнс С. Терпсихора в кроссовках. Танец постмодерн. - М.: Арт Гид, 2018. - 312 с.

5. Белшоу К., Кэмп Д. 12 ведущих философов современности. - М.: АСТ, 2014. - 414 с.

6. Блинов Е. Фуко и Кант: первый эскиз модерна // Форум молодых кантоведов: (по материалам Международного конгресса, посвященного 280-летию со дня рождения и 200-летию со дня смерти Иммануила Канта). - М.: ИФ РАН, 2005. - 417 с.

7. Брахманн-Медик Д. Культурные повороты. - М.: НЛО, 2017. - 504 с.

8. Вебер М. Протестантская этика и дух капитализма. - М.: Прогресс, 1990. - 271 с.

9. Вейз Д. Э. Времена постмодерна. - М.: Лютеранское наследие, 2002. - 240 с.

10. Вирно П. Грамматика множества. - М.: Ад Маргинем Пресс, 2013. - 176 с.

11. Вирт Л. Урбанизм как образ жизни. - М.: Strelka Press, 2018. - 107 с.

12. Гибелев И. В. Неомодерн как возможность // Границы культуры после модерна. - № 1 (2018). - 31-43 с.

13. Гибелев И. В. Границы культурных множеств: конструирование и политическая реальность // Границы культуры после модерна. - № 1 (2017). - 76-86 с.

14. Гибелев И. В. Человек в гибридном мире: границы после постмодерна // Границы культуры после модерна. - № 4 (2017). - 78-88 с.

15. Джослит Д. После искусства. - М.: V-A-C press, 2017. - 144 с.

16. Дьяков А. В. Прагматика и критика: Фуко и Кант. - СПб: ХОРА, 2007. № 1/2. - 615 с.

17. Зиммель Г. Большие города и духовная жизнь. - М.: Strelka Press, 2018. - 110 с.

18. Ильченко М. С., Мартьянов В. С. Постфордизм. - М.: РОССПЭН, 2015. - 279 с.

19. Карякин В. В. Геополитика многомерных пространств эпохи постмодерна. - М.: Изд-во имени Сабашниковых, 2017. - 346 с.

20. Клейн Л. С. Муки науки: ученый и власть, ученый и деньги, ученый и мораль. - М.: НЛО, 2017. - 576 с.

21. Латур Б. Нового времени не было. - СПб.: Изд-во Европейского ун-та, 2006. - 238 с.

22. Лиотар Ж.-Ф. Состояние постмодерна. - М.: Алетейя, 2016. - 160 с.

23. Малер-Матьязова Е. «Что такое Просвещение // Форум молодых кантоведов: (по материалам Международного конгресса, посвященного 280-летию со дня рождения и 200-летию со дня смерти Иммануила Канта). - М.: ИФ РАН, 2005. - 417 с.

24. Маньковская Н. Эстетика постмодернизма. - СПб.: Алетейя, 2000. - 347 с.

25. Марков А. В. Постмодерн культуры и культура постмодерна. - М.: Рипол, 2018. - 256 с.

26. Павлов А. В. Постпостмодернизм: как социальная и культурная теории объясняют наше время. - М.: Дело, 2019. - 560 с.

27. Перри А. Истоки постмодерна. - М.: Территория будущего, 2011. - 208 с.

28. Ритцер Дж. Макдональдизация общества 5. - М.: Праксис, 2011. - 592 с.

29. Фуко М. Говорить правду о самом себе. - М.: Дело, 2021. - 336 с.

30. Фуко М. Археология знания. - М.: Гуманитарная Академия, 2020. - 416 с.

References

1. Akker R., Gibbons E., Veimyulen T. Metamodernizm [Metamodernism]. Moscow, Ripol Publ., 2020. 342 p. (In Russ.).

2. Andreeva E.Yu. Postmodernizm [Postmodernism]. St. Petersburg, Azbuka-Klassika Publ., 2007. 493 p. (In Russ.).

3. Barabash N.A. Blesk i nishcheta postmoderna [Glitter and poverty of postmodernism]. Moscow, Akademika Publ., 2019. 512 p. (In Russ.).

4. Beyns S. Terpsikhora v krossovkakh. Tanets postmodern [Terpsichore in sneakers. Postmodern Dance]. Moscow, Art Guide Publ., 2018. 312 p. (In Russ.).

5. Belshou K., Kemp D. 12 vedushchikh filosofov sovremennosti [12 leading philosophers of our time]. Moscow, AST Publ., 2014. 414 p. (In Russ.).

6. Blinov E. Fuko i Kant: pervyy eskiz moderna [Foucault and Kant: the first sketch of Modernity]. Forum molodykh kantovedov: (po materialam Mezhdunarodnogo kongressa, posvyashchennogo 280-letiyu so dnya rozhdeniya i 200-letiyu so dnya smerti Immanuila Kanta) [Forum of Young Kantologists. Based on the materials of the International Congress dedicated to the 280th anniversary of the birth and 200th anniversary of the death of Immanuel Kant]. Moscow, IF RAS Publ., 2005. 417 p. (In Russ.).

7. Brakhmann-Medik D. Kulturnyepovoroty [Cultural turns]. Moscow, UFO Publ., 2017. 504 p. (In Russ.).

8. Veber M. Protestantskaya etika i dukh kapitalizma [Protestant ethics and the spirit of capitalism]. Moscow, Progress Publ., 1990. 271 p. (In Russ.).

9. Veyz D.E. Vremena postmoderna [Postmodern Times]. Moscow, Lyuteranskoe nasledie Publ., 2002. 240 p. (In Russ.).

10. Virno P. Grammatika mnozhestva [Grammar of the set]. Moscow, Ad Marginem Press, 2013. 176 p. (In Russ.).

11. Virt L. Urbanizm kak obraz zhizni [Urbanism as a way of life]. Moscow, Strelka Press, 2018. 107 p. (In Russ.).

12. Gibelev I.V Neomodern kak vozmozhnost' [Neomodern as an opportunity]. Granitsy kul'tury posle moderna [The boundaries of culture after Modernity], 2018, no. 1, pp. 31-43. (In Russ.).

13. Gibelev I.V. Granitsy kul'turnykh mnozhestv: konstruirovanie ipoliticheskaya real'nost' [Boundaries of cultural sets: construction and political reality]. Granitsy kul'tury posle moderna [The boundaries of culture after Modernity], 2017, no. 1, pp. 76-86. (In Russ.).

14. Gibelev I.V. Chelovek v gibridnom mire: granitsy posle postmoderna [Man in a Hybrid World: Frontiers after Postmodernity]. Granitsy kul'tury posle moderna [The boundaries of culture after Modernity], 2017, no. 4, pp. 78-88. (In Russ.).

15. Dzhoslit D. Posle iskusstva [After art]. Moscow, V-A-C Press, 2017. 144 p. (In Russ.).

16. Dyakov A.V. Pragmatika i kritika: Fuko i Kant [Pragmatics and Criticism: Foucault and Kant]. St. Petersburg, KhORA Publ., 2007, no. 1/2. 615 p. (In Russ.).

17. Zimmel G. Bol'shie goroda i dukhovnaya zhizn' [Big cities and spiritual life]. Moscow, Strelka Press, 2018. 110 p. (In Russ.).

18. Ilchenko M.S., Martyanov VS. Postfordizm [Post-Fordism]. Moscow, ROSSP-EN Publ., 2015. 279 p. (In Russ.).

19. Karyakin V.V. Geopolitika mnogomernykh prostranstv epokhi postmoderna [Geopolitics of multidimensional spaces of the Postmodern Era]. Moscow, Izdatel'stvo imeni Sabashnikovykh Publ., 2017. 346 p. (In Russ.).

20. Kleyn L.S. Muki nauki: uchenyy i vlast', uchenyy i den'gi, uchenyy i moral' [The torments of science: the scientist and power, the scientist and money, the scientist and morality]. Moscow, NLO Publ., 2017. 576 p. (In Russ.).

21. Latur B. Novogo vremeni ne bylo [There was no new time]. St. Petersbutg, Izdatel'stvo Evropeyskogo universiteta Publ., 2006. 238 p. (In Russ.).

22. Liotar Zh.-F. Sostoyanie postmoderna [The state of postmodernism]. Moscow, Aleteyya Publ., 2016. 160 p. (In Russ.).

23. Maler-Matyazova E. «Chto takoe Prosveshchenie?» [«What is Enlightenment?»]. Forum molodykh kantovedov: (po materialam Mezhdunarodnogo kongressa, posvyashchennogo 280-letiyu so dnya rozhdeniya i 200-letiyu so dnya smerti Immanuila Kanta) [Forum of Young Kantologists. Based on the materials of the International Congress dedicated to the 280th anniversary of the birth and 200th anniversary of the death of Immanuel Kant]. Moscow, IF RAN Publ., 2005. 417 p. (In Russ.).

24. Mankovskaya N. Estetika postmodernizma [Aesthetics of postmodernism]. St. Petersbutg, Aleteyya Publ., 2000. 347 p. (In Russ.).

25. Markov A.V Postmodern kul'tury i kul'tura postmoderna [Postmodern culture and Postmodern culture]. Moscow, Ripol Publ., 2018. 256 p. (In Russ.).

26. Pavlov A.V. Postpostmodernizm: kak sotsial'naya i kul'turnaya teorii ob»yasnyayut nashe vremya [Postpostmodernism: how social and cultural theories explain our time]. Moscow, Delo Publ., 2019. 560 p. (In Russ.).

27. Perri A. Istoki postmoderna [The origins of postmodernism]. Moscow, Territoriya budushchego Publ., 2011. 208 p. (In Russ.).

28. Rittser Dzh. Makdonal'dizatsiya obshchestva 5 [Macdonaldization of society 5]. Moscow, Praksis Publ., 2011. 592 p. (In Russ.).

29. Fuko M. Govorit' pravdu o samom sebe [To tell the truth about yourself]. Moscow, Delo Publ., 2021. 336 p. (In Russ.).

30. Fuko M. Arkheologiya znaniya [Archeology of knowledge]. Moscow, Gumanitarnaya Akademiya Publ., 2020. 416 p. (In Russ.).

Размещено на Allbest.ru