Переживает ли культурология методологический кризис?

Размещено на http://www.allbest.ru

Размещено на http://www.allbest.ru

Переживает ли культурология методологический кризис?

М.Я. Сараф

Московский государственный институт культуры, Химки, Московская область, Российская Федерация

культурный философия цивилизационный

Аннотация: Автор статьи анализирует формирование и развитие отечественной философии культуры и культурологии, которые происходили в условиях глубоких сдвигов в сфере цивилизационных процессов и в области научного познания второй половины XX начала XXI века. Однако актуальность и быстрое расширение предметной области их исследований обнаружили методологическую недостаточность и не всегда корректное пользование общенаучными методами познания. Это выразилось в их нынешнем состоянии, которое автор считает кризисным. Преодоление кризиса требует создания теоретической модели новой системы культуры, способной обеспечить её воспроизводственный потенциал.

Ключевые слова: философия культуры, культурология, кризис, методологический кризис, воспроизводство культуры.

WHETHER THE CULTURAL SCIENCE METHODOLOGICAL CRISIS WORRIES? Mikhail Ya. Saraf Moscow State Institute of Culture, Khimki City, Moscow Region, Russian Federation

Abstract: The author of article analyzes formation and development of national philosophy of culture and cultural science which occurred in the conditions of deep shifts in sphere civilization processes and in the field of scientific knowledge of second half XX the beginnings of XXI centuries. However the urgency and fast expansion of a subject domain of their researches have found out methodological insufficiency and not always correct using general scientific methods of knowledge. It was expressed in their present condition as which the author considers crisis. Overcoming of crisis demands creation of theoretical model of new system of the culture, capable to provide it reproductions potential.

Keywords: culture philosophy, cultural science, crisis, methodological crisis, reproduction of culture.

Понятие кризиса выражает собой состояние динамической системы при её переходе из одного качественного этапа в другой. Применительно к социокультурным объектам кризис означает такое их состояние, когда осознанные или неосознанные цели их преобразования не могут быть осуществлены в силу или отсутствия необходимого и адекватного для этого инструмента (метода), либо в силу объективных или субъективных причин невозможности для субъекта действия его применения. Такое понимание, на наш взгляд, годится для кризисов любого плана и масштаба: социальных, политических, экономических, творческих, семейных, личных и научных в том числе. Если им воспользоваться, то вопрос следует поставить таким образом: имеются ли в современной культурологии такие проблемы воспроизводства культуры, которые она не могла бы разрешить имеющимися в наличии методами научного познания? При этом кризисное состояние культуры признаётся как данность вот уже почти полтораста лет, и все существующие культурологические направления и школы от неокантиантства до нынешнего неогуманизма его описывают и объясняют. И все находят весомые основания и резоны для утверждения своих позиций.

Культура системный объект, а в системе, во-первых, каждый из входящих в неё элементов является одновременно и причиной, и следствием всех остальных, а во-вторых, система выходит за пределы целокупности составляющих её элементов. Отсюда следует, что всю систему можно описать и объяснить, делая основой рассмотрения любой из её элементов и тем самым наделяя его повышенной причинностью. Объяснительным принципом культурных процессов можно сделать структурную организацию объекта или их неотъемлемую субъектность со всей её безмерной глубиной, можно выделить ценностный аспект или знаково-символический, природно-культурную связь или биосоциальную. Все они объективно имеют место и не ранжируются по значимости.

Поэтому преимущественное развитие в науках о культуре получили парадигмальные подходы к её пониманию, такие как разделение искусственного и естественного, как показатели уровня развития общества и человека, как специфическая для человека адаптация к среде, как сфера ценностных отношений, как знаково-символическое пространство, как текстовая комбинаторика и другие. Можно указать и другие основания для подобных систематизаций. Например, по характеру направленности и финитности культурных процессов линеарного, эволюционного движения, циклического, катастрофического, эсхатологического и т.п. Не трудно увидеть, что такие подходы не испытывают ни существенных методологических затруднений, ни затруднений в подборе эмпирического материала, потому что это вопрос методического алгоритма. И поскольку они обращаются к действительным объектам и процессам, достаточно заметно о себе заявляющих, то привлекают интерес и сторонников, внося значительный вклад в познание культуры.

Но если согласиться с приведённым пониманием системности, то очевидно, что при этом из поля внимания и тем самым из пространства объяснения выпадает самонетождественность системы. А чтобы этого избежать, нужно искать не просто метасистемный, а универсальный объяснительный принцип. То есть в понимании культуры нужно выйти за её пределы, взглянуть на неё со стороны. Неокантианцы едва ли не первыми поняли, что сделать это способно только умозрение, философская рефлексия, и как только они поставили вопрос о принципиальном различии методов наук о природе и наук о культуре, сразу возникли проблемы сущности бытия, целостной картины мира и способов её создания, то есть именно мировоззрения и методологии. Иначе не могло и быть, поскольку во второй половине позапрошлого века в науке произошло эпохальное событие она открыла культуру как новую реальность, как сферу бытия, равномасштабного объективной (природной) реальности, бытия человека и общества, единого с природой и противоположного ей, как сферу, неотъемлемо включающую субъективность и потому делающую по отношению к себе неприменимыми (или ограниченно применимыми) методы наблюдения, измерения, объяснения и понимания классической науки. Вопрос о сущности бытия оказался и вопросом о сущности человека в его многообразных ипостасях.

Есть ещё один важный момент, подготовивший и обусловивший открытие культуры как объекта и предмета науки. Это объективное качественное изменение субъекта исторического процесса, связанное с тем, что промышленные революции вовлекли в социальную активность громадные слои населения, оказавшиеся способными целенаправленно менять формы общественного бытия. Это содержание культурно-исторического процесса было осмыслено в философии К. Маркса учением о практике как предметной деятельности человека, в которой осуществляется, осознаётся и воплощается (то есть обретает действительность во плоти, в материальности) действительное единство субъекта и объекта. В практике человек «обрабатывает», «возделывает» не только внешний объект, но и себя и условия своего существования сообразно своему осознанию и решению, а мера «обработки» не задаётся извне ею служит другой человек. Эта сфера, выходящая за пределы природной необходимости или божественного промысла, названная Марксом царством свободы, и есть сфера культуры [2, с. 60].

Таким образом, предметное поле философии расширилось появлением философии культуры и вопросов её отношения с той областью знания, которое стало называться, хотя бы и не общепризнано, культурологией, а также со всем комплексом входящего в культуру научного знания в целом. В. М. Межуев приложил немало труда, чтобы раскрыть содержание и структуру этих отношений и выявить специфику и необходимость философской рефлексии над культурой и теоретическим осмыслением общих принципов её генезиса, организации, функционирования и направленности изменений в конкретно-исторических обстоятельствах общественного бытия. Он пришёл к выводу, что философия в силу специфичности своих средств познания способна сформулировать норму суждения о культуре, которую он назвал идеей культуры и которая «заключает в себе нечто большее, чем просто обобщение данного в опыте эмпирического материала ... Она есть рационально выраженный субъективный смысл объективно существующей вещи, создаваемый не её телесными, природными свойствами, а её отношением к иному неприродному миру, к миру человеческой субъективности» [3].

В прежние времена мы, студенты философского факультета МГУ, очень любили ходить на довольно редкие в те поры защиты диссертаций. Привлекала их напряжённая дискуссионная обстановка, поскольку имело значение не только содержание работы и реноме соискателей, но и чьими учениками и на чьей стороне они были. Обязательно приходили и приезжали «враги», представляющие разные позиции и направления в науке и научном сообществе, готовые к бескомпромиссным баталиям и голосованиям. Их отсутствие считалось серьёзным минусом, значительно понижавшим статус работы. И даже пресловутый идеологический диктат официального марксизма только усиливал дискуссионную готовность участников, поскольку нужно было очень внимательно относиться именно к методологическим и мировоззренческим составляющим представленной работы, чётко и обоснованно противопоставлять их «буржуазным», соблюдая при этом научную корректность и объективность. Вспомнить хотя бы эпопею защиты Э. В. Ильенковым диссертации о диалектике абстрактного и конкретного в «Капитале»» К. Маркса. Или полемику В. М. Межуева и Э. С. Маркаряна по вопросу культуры как объекта и предмета науки, давшей мощный импульс становлению отечественной философии культуры и культурологии.

В 60-70-е годы прошлого века границы культурного и научного сотрудничества и общения нашей страны расширились чрезвычайно, что сказалось и на их структуре, и на механизмах, и на отношении к результатам деятельности в этих сферах общественной жизни, и, разумеется, на их оценках. С одной стороны, сохранялось мировоззренческое и идеологическое противостояние, требующее особого внимания к методологическим принципам. С другой открывшиеся возможности сотрудничества и потоки научной информации в виде монографий, книг, академических журналов, которые новая интеллигенция уже умела читать, а прежняя могла с большим ограничением найти их в спецхранах государственных библиотек, создали новые условия и возможности пользования научной информацией. И одной из составляющих этого процесса стало безудержное и почти бесконтрольное заимствование.

Наиболее выраженно это проявилось в отечественной социологии, начавшей развиваться стремительно в 60-70-е годы прошлого века. Поскольку собственных наработок у нас в этой области было не много, то проблематику исследований, основные направления, а главное исследовательский инструментарий (то есть методику) брали из далеко продвинувшейся в теоретическом и, особенно, в практическом, прикладном отношении западной социологии. Тем более что тогда не было никаких антиплагиатных преград и механизмов, а новые поколения, приходящие в социально-гуманитарные науки, уже неплохо владели языками и сфера их научного общения весьма значительно интернационализировалась. В методологическом отношении это выразилось резким ростом влияния неопозитивизма в сфере эмпирических наук, к которой относилась и социология. И это было неизбежно при всей охранительной мощи официальной марксистской философии, поскольку, во-первых, социологические исследования давали непосредственный практический результат в виде разработок социальных технологий, вначале небольшого масштаба, например, в виде реорганизаций производственных процессов или маркетинговых рекомендаций, но дальше шло к избирательным, политическим, манипулятивным технологиям. А во-вторых, мало кто осознавал, хотя это как раз и следовало из культурологического понимания деятельности как единства субъекта и объекта, что инструмент отнюдь не нейтральное звено в их отношениях, как это было очевидным и самим собой разумеющимся в господствующей механистической картине мира. Инструмент, преобразующий объект, оказывает не менее глубокое преобразующее действие на владеющего им субъект. И не только на его телесность, но и на его мышление. Так что для социологии, некритически овладевавшей западным научным контентом, это сказалось методологической, то есть мировоззренческой сдачей позиций.

Отечественная культурология начала своё быстрое становление в условиях происшедшего в 70-х годах прошлого века так называемого культурологического поворота в науке, и для неё сложилась чрезвычайно благоприятная конъюнктура. Стремительно изменявшаяся действительность ставила острейшие вопросы о месте и роли, так сказать, «человеческого фактора» во всех сферах общественной жизни. А введение предмета «Культурология» в сетку учебных программ массового образования и потребность в подготовке соответствующих кадров вызвала прямо-таки бум литературной активности нигде, кроме как в этой области, в кратчайшее время не было написано столько учебников, пособий, статей и монографий. Марксистская методологическая парадигма, в силу известных обстоятельств, к этому времени значительно сократила и даже утратила свою обязательность, тем более функцию идеологического контроля, и культуроведческая проблематика стала развиваться и трактоваться в плане мировоззренческих позиций, эрудированности и степени научной добросовестности авторов.

Вполне понятно беспокойство авторов статьи «Проблема метода в науке о культуре» [1] С. Л. Гертнер и Ю. В. Китова о трудностях культурологов, особенно аспирантов, с определением своих методологических принципов и методов исследований. Будучи поставленными в условия обязательного требования таковые указывать и находясь в поле почти безбрежного теоретического плюрализма и релятивизма, они зачастую весьма формально его выполняют. Чаще всего это выглядит как простое перечисление общенаучных методов. В качестве типичного примера процитируем, без указания автора и темы, один из недавних авторефератов. «Теоретико-методологические основания исследования: в основу данной диссертации легли фундаментальные работы (следует длинный список персоналий), для понимания процессов ... мы обращались к работам (список) ... опора на работы (список) ... Методы исследования: в ходе исследования использовались следующие методы: компаративный, диалектический, структурно-функциональный, системный, герменевтический, феноменологический, историко-типологический ...».

При этом для соискателя не важно, что некоторые из них несовместимы, что диалектический метод вовсе не есть, как он полагает, способ обнаружения двойственности предмета исследования, что без демонстрации механизма феноменологической редукции в исследовании нельзя говорить о применении феноменологического метода и т.п. А перечни имён предшественников вовсе не являются методологическим основанием без указания их конкретных теоретических выводов, определивших содержание и результаты работы. Порой соискатели вообще не могут ответить на вопросы о том, как и где они применяют указываемые методы.

Однако это вовсе не означает совершенной методологической слабости отечественной философии культуры и культурологии, которые внесли существенный и весьма заметный вклад в научное познание феномена культуры. Так, предложенная академиком В. С. Степиным концепция предельных оснований культуры, или культурных универсалий, может послужить хорошим инструментом для построения теоретических моделей системы культуры с высоким воспроизводственным потенциалом. Она способна обеспечить структурирование исторически изменчивого социального опыта, моделировать базисную структуру человеческого сознания и образует обобщённую картину человеческого мира, то есть мировоззрение эпохи [5]. Этому способствуют и глубокие исследования генезиса культуры, её системных противоречий, межкультурного диалога и сотрудничества, динамики культурной ментальности и т.д.

Итак, отвечая на поставленный в заглавии статьи вопрос, можно сказать, что методологический кризис действительно наличествует в современной культурологии и проявляет себя в обоих указанных вначале аспектах. В первом он выражается тем, что комплекс наук о культуре, фиксируя серьёзное ослабление и даже некоторую деградацию воспроизводящих функций современной культуры, способен раскрывать механизмы этого процесса, его объективные и субъективные предпосылки и составляющие, его направленность и опасные последствия, но не может предложить научно обоснованных, необходимых принципов, способных его преодолеть и послужить основанием для организации новой системности культурного бытия.

Под напором глобализационных процессов ослабляются и рушатся культуры, сформировавшиеся в национально-государственных условиях и формах. Кардинально меняются традиционно устоявшиеся социальные и природные условия значительных контингентов населения планеты.

А самое существенное состоит в том, что научно-технологическая революция нашла способы элиминировать из общественного воспроизводства самого человека, то есть сделать его или элементом самой технологической цепи, или вовсе даже излишним. И никакое обращение к старым добрым принципам гуманизма или вселенской любви здесь не помогает. Так стихийное развитие культуры подводит её к самоуничтожению. Следовательно, необходимо сознательное, целенаправленнее управление культурным воспроизводством. Но предлагаемые решения в виде однополярного мира, единого центра и цифровых технологий всеобщего регулирования, то бишь тотального манипулирования, где человек становится просто статистической единицей, мало кого устраивают. Уже всем достаточно ясно, что это путь к новому сословному обществу и даже к рабству. А кто же способен выступить в роли исторического субъекта, готового к созданию новой культурной системности, её воспроизводственного потенциала? Каковы её культурные универсалии и в чём их преимущество? Чьи знание и воля могут выступить преобразующей силой новой цивилизации? На эти вопросы ответа нет, что и свидетельствует о кризисе всего комплекса социально-гуманитарных наук, в том числе и философии, и культурологии.

Во втором из указанных своих проявлений кризис выражается в методологическом и теоретическом плюрализме, снижении уровня научного критицизма, нечётком понимании целей и задач исследовательских программ. Более всего он заметен в области теории культуры, где результаты исследований выступают преимущественно как расширение и уточнение категориально-понятийного аппарата, комментирование, систематизация и классификация точек зрения и позиций, как локальные приращения исследовательского пространства. Что касается других направлений истории культуры, социокультурной деятельности, то здесь кризисное состояние менее заметно, ибо массив эмпирического материала, имеющий, как правило, острую актуальность и требующий необходимого осмысления своего места и значения в социокультурной практике, позволяет сохранить необходимые требования научности и научной корректности.

Список литературы

1. Гертнер С. Л., Китов Ю. В. Проблема метода в науке о культуре // Вестник Московского государственного университета культуры и искусств. 2020. № 6 (98). С. 50-68. https://doi.org/: 10.24412/1997-0803-2020-698-50-68

2. Гусейнов А. А. Понятие культуры в свете одиннадцатого тезиса Маркса о Фейербахе // Контуры будущего в контексте мирового культурного развития: XVIII Международные Лихачевские научные чтения, 17-19 мая 2018 года / Российская академия наук, Конгресс петербургской интеллигенции, Санкт-Петербургский Гуманитарный университет профсоюзов; [научный редактор: А. С. Запесоцкий]. Санкт-Петербург: СПбГУП, 2018.

3. Межуев В. М. Философия культуры и науки о культуре: различие в подходах // Вестник Московского государственного университета культуры и искусств. 2019. № 3 (89). С. 72-88. DOI: 10.24411/1997-0803-2019-10306

4. Основы культурологии: учебное пособие / Е. Я. Александрова и др.; отв. ред. И. М. Быховская. Москва: Editorial URSS, 2005. 496 с.

5. Степин В. С. Философия науки. Общие проблемы: учебник для системы послевузовского профессионального образования. Москва: Гардарики, 2006. 382 с.

References

1. Gertner S. L., Kitov Yu. V. Problem of the method of culturology. The Bulletin of Moscow State University of Culture and Arts (Vestnik MGUKI). 2020, no. 6 (98), pp. 50-68. (In Russ.). https://doi. org/10.24412/1997-0803-2020-698-50-68

2. Guseinov A.A. The concept of culture in the light of the eleventh thesis of Marx about Feuerbach. In: Zapesotsky A. S., ed. The contours of the future in the context of world cultural development: XVIII International Likhachev Scientific Readings, May 17-19, 2018. St. Petersburg, Publishing House of the Saint Petersburg University of the Humanities and Social Sciences, 2018. (In Russ.).

3. Mezhuev V. M. Philosophy of culture and culture science: differences in approaches. The Bulletin of Moscow State University of Culture and Arts (Vestnik MGUKI). 2019, no. 3 (89), pp. 72-88. (In Russ.). DOI: 10.24411/1997-0803-2019-10306

4. Bykhovskaya I. M., ed. Bases of cultural science. Moscow, Editorial URSS, 2005. 496 p. (In Russ.).

5. Stepin V. S. Philosophy of science. Common problems. Moscow, Publishing house “Gardariki”, 2006. 382 p. (In Russ.).

Размещено на Allbest.ru