Античность как колыбель европейской цивилизации

ОБЩИЕ ОСОБЕННОСТИ

Творчество поэтов «александрийцев», при всем различии их индивидуальностей, отмечено некоторыми общими чертами, характеризующими эллинистическую словесность в целом. Это -- отход от общественной проблематики, отличавшей литературу классического периода, внимание к бытовым подробностям, деталям, к психологии, индивидуализация образов. Ведущую роль в тематике играла обработка мифов и преданий. Некоторые из поэтов, близкие к придворной среде, отзывались на эстетические вкусы и запросы верхушки. Сама тематика «александрийцев» обусловила приоритет не крупных, а, напротив, малых форм. Это эпиллий, или малый эпос, небольшая поэма, обычно написанная гекзаметром на мифологический сюжет; элегия, произведение малого объема, обычно любовного содержания; идиллия, лирическое стихотворение, построенное как пейзажная или жанровая зарисовка. «Александрийцы» явили новый тип ученого поэта, сочетавшего сочинение стихов с научной, филологической деятельностью, с разработкой малоизвестных мифов, с историко-этнографическими изысканиями. Подобное оригинальное соединение поэта и ученого будет в дальнейшем наблюдаться в мировой литературе: назовем в этой связи имена Лонгфелло, Брюсова, итальянца Джозуэ Кардуччи, Максима Рыльского.

КУЛЬТ ФОРМЫ. Наконец, александрийцы исповедовали культ художественной формы. Они увлеченно работали над стилем, словом, отделывали каждую строчку, экспериментировали. Их поэтическое наследие, дошедшее до нас далеко не в полном виде, являет счастливое богатство жанровых разновидностей: помимо уже упоминавшихся эпиллия, элегии, идиллии, назовем гимны, эпиграммы. Последние представлены такими разновидностями, как эпиграммы любовные, застольные, увещевательные, философские, описательные. Добавим к ним сти-хотворные эпитафии.

Исследовательница александрийской поэзии М. Грабарь-Пассек, проводя интересные параллели между изобразительным искусством и литературным наследием эллинизма, устанавливая их общие эстетические параметры, употребляет применительно к стилистической отделке александрийцев термин «торевтика», т.е. тонкая гравировка по металлу. Увлечение александрийцев формальными изысками имело своим результатом создание т.н. «фигурных стихов», которые могли внешним видом напоминать звезду, топорик, крыло птицы.

ЛЮБОВНО-ЭРОТИЧЕСКИЕ МОТИВЫ. «Александрийская» поэзия пронизана любовно-эротическими мотивами. В ней постоянно присутствуют Афродита, Эрот, имена гетер, возлюблен-ных поэтов, которые, как можно судить, приносили и радость, и огорчения. Любовь взаимная -- упоительна, но отвергнутая -- невыразимо жестока. Посидипп, сицилиец (III в. до н.э.), пишет серию эпиграмм «На гетер». Он славит некую Калистион: ни один из ее любовников не был прогнан от ее дверей. Зато некая Филенида была двулична в своих клятвах:

Знаю: милее меня нет для тебя никого,

Только пока ты в обьятьях моих. Отдаваясь другому,

Будешь, наверно, его больше любить, чем меня.

Мысль о непрочности любовных отношений с гетерами -- постоянный мотив в творчестве многих поэтов. Его так выражает Асклепиад Самосский:

Я наслаждался игрою любви с Гермионой Пояс из разных цветов был, о Киприда, на ней И золотая была на нем надпись: «Люби меня вволю. Но не тужи, если мной будет другой обладать».

Целая галерея гетер предстает в поэзии Мелеагра Гадарского: одной из них, Зепориле, он посвящает цикл стихов. Лишь утром покидает шалун Эрот поэта, но ненадолго. Этот стрелок таится в глазах Зепорилы. Кажется, поэт неистощим, находя все новые и новые зажигательные подробности в своих возлюбленных. Вот некая Тимо: «кинула взор и зажгла, раз прикоснулась -- и твой».

Вот Асклепида с глазами подобными светлому морю: «всех соблазняет поплыть с нею по волнам любви». Увлечения поэта были сильными и глубокими: свидетельство тому -- цикл, посвященный Гелиодоре. Казалось, поэт бессилен утолить свое чувство:

Сжалься, Эрот, дай покой наконец мне от страсти бессонной К Гелиодоре, уважь просьбу хоть музы моей.

Видимо, лишь кончина Гелиодоры, о которой поэт искренне скорбит, прервала их связь. Знаменательно, что эта горестная история вдохновила К.Н. Батюшкова, сделавшего вольный перевод одного из стихотворений цикла, где есть такие строки:

В обители ничтожества унылой,

О незабвенная, прими потоки слез,

И вопль отчаянья над хладною могилой,

И горсть, как ты, минутных роз!

Ах, тщетно все! И вечной сени

Ничем не призовем твоей прискорбной тени:

Добычу не отдаст завистливый Аид.

Все онемение, все хладно, все молчит.

4. Феокрит. Идиллии

Одна из самых заметных фигур среди александрийских поэтов -- Феокрит. Его биография почти не известна; видимо, он был родом из сицилийского города Сиракузы, который характеризовал афористически: «сердце страны, острова часть, славных мужей оплот». Очевидно, Феокрит переселился из Сицилии в Египет, приняв покровительство царя Птоломея II и его жены, которым расточал славословия. Феокрит работал в Александрийском музее, хотя не занимал там официальной должности. От него осталось скромное поэтическое наследие, около трех десятков стихотворений, из них несколько ему приписано. В основе их -- фольклорные элементы; это сценки, воспроизводящие поэтические состязания пастухов. Они получили развитие в Сицилии, Южной Италии.

Феокрит считается, наряду с несколькими другими менее значительными поэтами, одним из создателей «буколического» направления в литературе; понятие это восходит к слову «буко-лос», т.е. пастух. В его идиллиях пастухи имели мало общего с реальными грубоватыми крестьянами: это были условные, поэтизированные фигуры певцов, предававшихся любовным излияниям на фоне роскошной природы, что гармонировало с их возвышенными и нежными чувствами. Феокрит пробовал себя в разных поэтических жанрах, но, прежде всего, он -- мастер идиллии.

Оригинальность Феокрита -- в его умении передать любовное томление. Такова его XI идиллия «Киклоп», герой которой -- циклоп Полифем, известный персонаж гомеровской «Одиссеи». Циклоп, этот огромный увалень, над которым посмеиваются девушки, безнадежно влюблен в прекрасную нимфу Галатею. Он страдает, ибо «против любви никакого нет лекарства». Неуклюжий Полифем обращается к нимфе с нежной песней:

Белая ты Галатея, за что ты влюбленного гонишь?

Ах! Ты белей молока, молодого ягненка ты мягче.

Телочки ты горячей, виноградинки юной свежее.

Тотчас приходишь сюда, только сладкий мной сон овладеет,

Тотчас уходишь назад, только сон меня сладкий покинет.

Сидя на скале, циклоп ощущает свое бессилие перед коварной Галатеей: как бы хотелось ему устремиться за ней в морскую глубь.

Горе, увы! С плавниками зачем меня мать не родила? Как бы нырнул я к тебе, поцелуями руку осыпал!

Феокрит умеет излить любовное чувство и на окружающую природу; это было новое слово в литературе. Природа пробуждала в его героях живые эмоциональные настроения. Это позволило Феокриту стать одним из предтеч жанра пасторали, получившего такое развитие в литературе Возрождения (у Боккаччо, Тассо, Шекспира).

Иногда идиллии Феокрита строились как бытовые, жанровые сценки. Такова идиллия XV

«Сиракузянки, или женщины на празднике Адониса». Ее героини, две кумушки: болтливая Праксиная и более сдержанная Горго, обмениваются репликами в толпе; они простодуины, любопытны, склонны посплетничать, посудачить о пустяках, даже ввязаться в уличную перепалку. Их характеры исполнены живости и подлинности.

Феокрит был известен в России в начале XIX в. Во всяком случае, в пушкинском Онегине сказано, что он «бранил Гомера, Феокрита, зато читал Адама Смита...».

5. Каллимах

О другом крупнейшем поэте «александрийце», Каллимахе (ок. 310--240 гг. до н.э.), мы знаем немного больше, чем о Феокрите. Он родился в Северной Африке, в Кирене, древней греческой колонии, получил прекрасное образование в Афинах, некоторое время трудился школьным учителем в предместье Александрии, где вошел в кружок поэтов. Его литературный талант и ученость были благосклонно отмечены. Он был приближен ко двору Птоломея III Эвергета, недавно вступившего на престол. Последнему, видимо, импонировала весьма прозрачная лесть в его адрес в каллимаховом гимне «К Зевсу»:

К Зевсу за чашей воззвав, кого ж воспевать нам пристойней,

Как не его самого, вовеки державного бога,

Что Землеродных смирил и воссел судьей Уранидов,

Зевса диктейского... так ли? Ликейского, может быть, скажем?

Сердце в сомненье: немалая тяжба о родине бога!

С благословения монарха Каллимах был приглашен для работы в Александрийскую библиотеку, что вылилось в огромное количество написанных им разнообразных сочинений, числом около 800, обнимающих историческую, мифологическую и географическую тематику. К сожалению, они безвозвратно утрачены, и судить о них мы можем, лишь исходя из косвенных свидетельств. Сохранившееся наследие Каллимаха -- это гимны («К Зевсу», «К Аполлону», «К Артемиде» и др.), около 60 эпиграмм. Как эпиграмматист Каллимах -- остроумен, наблюдателен, ироничен. Вот что он пишет в эпиграмме на Тимона Афинского, известного своими мрачными, мизантропическими настроениями:

Тимон, ты умер, -- что ж лучше тебе или хуже в Аиде? Хуже. Аид ведь куда больше людьми заселен.

«ПРИЧИНЫ». Главным делом жизни Каллимаха был сборник «Причины» в 4-х книгах, вобравших в себя небольшие повествовательные поэмы на мифологическую тематику. Наиболее цельный сохранившийся фрагмент сборника -- «Аконтий и Кидиппа». Поэма эта не дошла до нас полностью; привлекая другие источники, в частности римского поэта Овидия, мы можем восстановить в общем виде ее сюжет, «повесть жестокой любви». Герой, юноша Аконтий, житель острова Кос, встречает Кидиппу, красивую девушку с другого острова, Делоса. Возжелав жениться на ней, Аконтий идет на хитрость: вырезает на яблоке следующие слова: «Клянусь Ар-темидой, я выйду замуж за Аконтия». После этого он подбрасывает яблоко Кидиппе, которая читает надпись вслух, будучи в храме Артемиды. Тем самым девушка оказывается как бы связана непроизвольно высказанной клятвой. Когда родители подбирают ей другого жениха, Артемида насылает на нее болезнь, брачная церемония откладывается. Так происходит несколько раз. Каллимах изображает здесь силу страсти, овладевшей героем.

«ЛОКОН БЕРЕНИКИ». Популярна элегия Каллимах «Локон Береники», известная, однако, не по подлиннику, а по переводу, выполненному римским поэтом Катуллом. Задумана элегия была по следующему поводу. Когда Птоломей III Эвергет, покровитель Каллимаха, отправился в поход, молодая жена царя Береника срезала локон и обещала посвятить его богам, если те даруют благополучное возвращение супруга. Локон был оставлен в храме, откуда он исчез. Согласно версии придворного астронома, волосы унеслись на небо, где и образовали новое созвездие, которое называется отныне «коса Береники» («волосы Вероники») Главный мотив элегии -- тоска чудесных волос, которые хотели бы вернуться к царице...

ХУДОЖЕСТВЕННАЯ ПРОГРАММА КАЛЛИМАХА

Каллимах возложил на себя роль основоположника новой поэзии, отличной от прежних, классических образцов. В ней, по его убеждению, должны доминировать хорошо отработанные малые лаконичные формы. Каллимах не скрывал своего неодобрения старых поэтов, тяготевших к произведениям широкого эпического размаха. На этот счет Каллимах отозвался с афористической безапелляционностью: «Большая книга -- большое зло». Если героические эпические поэмы, например Гомера, были рассчитаны на публичное исполнение, то произведения поэтов александрийской школы -- на индивидуальное чтение, неторопливое изучение, филологический анализ. Каллимах был популярен в Риме, его любили такие поэты, мастера любовной лирики, как Катулл и Овидий. Он оставил след и в европейской поэзии нового времени, его влияние находят у Ронсара и Шелли.

Аполлоний Родосский

Художественным антиподом и литературным оппонентом Каллимаха был еще один значительный поэт александрийской школы Аполлоний Родосский (ок. 300 -- после 245 гг. до н.э.). Главный библиотекарь Александрийской библиотеки, он отдавал щедрую дань науке, являлся автором трудов о Гомере, Гесиоде и Архилохе, которые, к сожалению, утеряны.

«АРГОНАВТИКА». В литературе он остался как создатель единственной дошедшей до нас от эллинистической эпохи эпической поэмы «Аргонавтика». Это был труд его жизни, к счастью, сохранившийся, в котором он стремился по-своему возродить гомеровский эпос, что входило в противоречие с эстетической программой Каллимаха, его учителя в раннюю пору. Возможно, это обстоятельство -- причина его разрыва и ссоры с Каллимахом, человеком влиятельным и авторитарным. В итоге он оказался в изгнании на острове Родос. Там Аполлоний провел последние годы жизни, а потому и получил прозвище Родосский.

Написанная гексаметром, поэма объемом в 1780 строк состоит из четырех песен и посвящена знаменитому походу аргонавтов в Колхиду за золотым руном. Как и Гомер, Аполлоний ставит цель воспеть героические деяния, но не бойцов на поле брани, а отважных искателей золотого руна: Феб, начавши с тебя, вспомяну о славных деяньях Древлерожденных мужей, что, следуя воле державной Пелия, на крепкозданном «Арго» промчались сквозь устья Понта меж черных скал, за руном золотым устремившись.

В первой и второй песнях события доводятся до появления Ясона и его товарищей в Колхиде. Третья песнь -- рассказ о том, как «вывез Ясон золотое руно и в Иолк с ним вернулся через Медеи любовь». Это наиболее увлекательная, насыщенная драматическими перипетиями часть поэмы. С несомненной психологической глубиной разрабатывает поэт тему любви Медеи к Ясону.

Третья часть поэмы начинается обращением к Эрато, музе любовной поэзии. Богини Гера и Афина решают зажечь в Медее страсть к Ясону, а для этого им необходимо содействие Афродиты. К ней они и являются с визитом. Своими манерами они скорее напоминают светских дам, чем обитателей Олимпа. Они пробуют показать свое превосходство над Афродитой, которая, совершая туалет, причесывая волосы, просит высоких дам изложить цель их столь лестного для нее появления. Афродита готова отозваться на их просьбу, но ей надобно уговорить своего сына Эрота, ребенка непослушного и своенравного. Афродита находит Эрота на лугу, где он играет в кости. Она треплет его за подбородок, называет «негодным шалуном». Обещает дать прекрасную игрушку -- золотой шар, некогда принадлежавший самому Зевсу, если он без промедления выполнит материнское поручение.

Эрот улетает в Колхиду. Там он появляется в толпе гостей, зная по опыту, что любовь приходит невидимой, возбуждая страстное волнение. Вложив стрелу в колчан, он готов к выстрелу. При появлении Медеи выпускает стрелу, поражающую ее в сердце. Затем -- исчезает.

В поэме запечатлено, как неумолимо разгорается страсть в душе юной девушки. Любовь как процесс, как растущее чувство -- это свежее слово, открытие александрийской поэзии. Медея испытывает томление, у нее учащается сердцебиение, она чувствует сладостную боль:

Словно как хворост сухой на прожорливый пламень лучины Бедная бросит ткачиха, чтоб в хижине пламя ночное Тлело тихонько всю ночь, а она задремать бы успела С тем, чтоб пораньше вскочить, но внезапно от слабой лучины Яростный вспыхнет огонь и весь хворост пожрет без остатка, Так же, в груди стеснено, тайком разгорается пламя Страшной любви.

Ясон -- «краше всех спутников был и прелестней». Медея уже не может совладать с бушующей в душе «бурей смятенья». Ей видится сон, что Ясон приехал вовсе не ради золотого руна, а для того, чтобы сделать ее своей женой. Ее жжет чувство стыда, ей необходимо поделиться с кем-то переживаниями. Это -- особое состояние, когда не остывает борьба «стыдливости и отважной любви». В ее разговоре с сестрой -- и наивность, и сдержанность, свойственные молодости. И од-новременно в ней уже есть какой-то инстинктивный расчет, внушенный Эротом. В Медее -- противоречивые чувства: страх перед отцом, против воли которого она идет, и страсть к Ясону, волнение и надежда, жажда счастья. Конечно, трактовка любовного чувства у Аполлодора тоньше, чем у его учителя Гомера. Но, несомненно и то, что автор «Аргонавтики» уступает в художественной силе, в масштабности творцу «Илиады».

В четвертой песне повествуется о насыщенном приключениями возвращении аргонавтов в Грецию.

ХУДОЖЕСТВЕННОЕ СВОЕОБРАЗИЕ

Поэма близка к некоторым стилевым приемам гомеровского эпоса: Аполлоний использует развернутые сравнения, подробные описания, у него действуют олимпийские боги. Новое в поэме -- это ее насыщение «ученостью», разного рода географическими и этнографическими деталями (в первой песне), а также эпизодами из малоизвестных сказаний и мифов. Новое также -- появление героя с интенсивной внутренней жизнью, душевным разладом. Правда, поэма не стала полной удачей Аполлония Родосского; по словам одного из исследователей, она явилась «полуреволюцией» с точки зрения художественных вкусов его времени. Но если современники отнеслись к ней прохладно, то последующие поколения проявили к ней благосклонность. Поэма сыграла заметную роль в истории античной литературы: Аполлоний Родосский открыл новые потенциальные возможности и перспективы эпической поэмы, в центре которой не только героические деяния, но и изображения сильных страстей, любовных переживаний в духе Еврипида.

Наконец, в эллинистической поэзии стал заметным и жанр мима, или мимиямба (т.е. «хромого ямба»). Мимами назывались в Древней Греции бытовые драматизированные сценки из фо-льклорных традиций. В духе мимов были построены некоторые идиллии Феокрита («Тирсис, или Песня», «Козопас, или Амариллис» и др.). В жанре мимов трудился Герод (1-я пол. III в. до н.э.). Это имя стало известным благодаря найденному в 1891 г. папирусу, на котором были записаны восемь его мимиямбов. Это небольшие бытовые сценки, в которых действуют персонажи, во многом знакомые по новоаттической комедии. Сюжеты мимиямбов обычно незамысловаты. Старуха сводня Гил лис уговаривает молодую женщину Метриху, любовник которой надолго уехал из дома, не теряя времени, завести новых поклонников. Но, получив в награду за совет чарку вина, сводня так и не добивается своей цели («Сваха, или Сводня»). Хозяин борделя Баттар выступает в суде против хлеботорговца, который наскандалил в его заведении и подлежит за это штрафу («Сводник»). Бедная вдова Метроима приводит своего нерадивого сына Коттала, посещающего притон и играющего в орлянку, к учителю Ламприску, чтобы тот произвел над ним воспитательную экзекуцию. Вооружившись «едким бичом», Ламприск тут же начинает сечь Коттала, обещая, что в следующий раз применит «цепи» («Учитель»). Башмачник Кердон всячески расхваливает перед покупательницей Метро достоинства своих обувных изделий («Башмачник»). Персонажи Герода. -- подчеркнуто приземлены в бытовом плане, в их речи немало грубоватого просторечия и вульгаризмов.

Литература эллинизма, в том числе александрийская поэзия, достигла своего пика в III в. Затем начался ее медленный закат. Когда римляне познакомились с эллинистической литературой, то стали активно использовать ее достижения. Некоторые утраченные произведения эллинистических поэтов и драматургов (например Менандра) известны нам благодаря римским переделкам, вольным использованиям их сюжетов.

ЗАКАТ ВЕЛИКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ: РИМСКИЙ ПЕРИОД

Последний этап истории греческой литературы -- это время когда Эллада, утратив свою независимость, превратилась в провинцию Рима и стала называться Ахайя Это произошло в до н.э. после взятия Коринфа. В 30 г. до н.э. римляне подчинили ли себе Египет, последнее самостоятельное эллинистическое государство на Востоке. Правда, с Элладой римляне обошлись милостивей, чем с другими покоренными территориями: поли полисы сохранили права самоуправления, земельную собственность , хотя над ними и властвовал наместник Рима. Но представлять его господство в идиллических тонах было бы наивным. В произвеведениях греческих авторов прямо или косвенно, но ощущался, по меткому слову Плутарха, «занесенный над головой с римского хозяина провинции».

И все же римляне, не без гордости именовавшие себя «владыками мира», в целом выказывали уважение к грекам, ценя многостороннюю образованность. Многие эллины пересели в Рим, где трудились учителями, преподавали греческий язык, философию и красноречие. Считая себя непобедимыми на поле брани, равно как и искусными в делах практических, римляне отдавали грекам пальму первенства в художественной сфере. Многообразное и плодотворное влияние греческой литературы и культуры на римскую -- общепризнано. Его испытали, как будет показано при изучении римской литературы, практически римские классики: Плавт и Теренций, Катулл и Цицерон, Вергилий и Гораций, Овидий и Сенека. Гораций настоятельно советовал коллегам: «Перечитывайте, не уставая, творения греков»-

Греческое Возрождение

Некоторые римские императоры, например, Клавдий» да и Нерон, отличавшийся экстравагантным поведением, были горячими поклонниками всего греческого. II век нашей эры, время правления императоров Траяна, Адриана и других, был отмечен оживлением культурной жизни в Ахайе. Его даже называют «Греческим Возрождением». Успехи были заметны в самых разных областях словесного искусства. В литературе, где заметно сосуществование и противоборство различных течений, произошло очевидное сужение общественной проблематики. Усилилось внимание к прошлому, накопление фактов из жизни царей и полководцев. Это должно было подчеркнуть величие Рима.

ИСТОРИКИ

Впечатляют успехи историков. Так, Полибий (200--120 гг. до н.э.) участвовал в государственной жизни Ахейского союза, а после его поражения попал в плен в Рим. Он создал монументальный 40-томный труд, в котором стремился запечатлеть историю Греции, Македонии, Малой Азии, Сирии, Египта, что должно было доказать всемирное значение Рима.

Другой историк, Диодор Сицилийский (90--21 гг. до н.э.), написал 40-томную «Историческую библиотеку», касающуюся истории, религии, философии Греции, Италии, Востока. Полностью сохранились от нее 15 книг.

Еще один историк, Иосиф Флавий (37--95 гг. н.э.), принадлежавший к знатной еврейской семье, был участником восстания в Иудее в 66 г. н.э. В дальнейшем он перешел к римлянам и находился в лагере императора Тита, который подверг осаде и взял Иерусалим (70 г. н.э.). Пережитые Флавием события он запечатлел в своем главном сочинении «Иудейская война» в семи книгах, написание на греческом языке. В другом труде в 20 книгах «Иудейские древности» он рассматривает историю от сотворения мира до Нерона.

Флавий стал героем известной трилогии немецкого писателя Лиона Фейхтвангера (1884--1958), которая состоит из романов: «Иудейская война», «Сыновья» и «Настанет день». Написанная на исходе 1930-х годов на материале римской истории, трилогия звучала актуально как осуждение нацистского варварства, шовинизма и антисемитизма. Иосиф Флавий действует в ней как возложивший на себя роль посредника между Римом и Иудеей, дабы смягчить их противоречия.

ФИЛОСОФИЯ. ЭПИКТЕТ

Богато представлена в позднегреческой литературе и философская проза. Одна из самых колоритных фигур -- Эпиктет (ок. 50 -- ок. 130 гг. н.э.), бывший рабом, в молодые годы выражал свои взгляды в форме бесед, или диатриб. Проповедуя человеколюбие и чистоту духовной жизни, Эпиктет. настаивал: счастье -- в освобождении от страстей, в погруженности в собственный внутренний мир, в духовной независимости. Аскетизм, скромность в быту составляли важнейшую сторону его этики. Эпиктетом живо интересовался и высоко его ставил Л.Н. Толстой.

В литературе в это время сформировалось стилевое направление -- аттикизм. В основе его лежала ориентация на языковые нормы классического периода, на таких мастеров слова, как Демосфен, Фукидид, с их прозрачной, строгой, лаконичной манерой. Аттикизм был реакцией на укоренившийся в эллинистических государствах Востока пышный, патетический, декла-мационный стиль, т.н. азианизм.

Как уже отмечалось, в разные исторические периоды на первый план выходят определенные литературные жанры: в архаическую эпоху главенствует сначала героический эпос, позднее получает развитие лирическая поэзия. Классическая эпоха, «Век Перикла», отмечена взлетом драматургии, трагедии и комедии; позднее, в IV в. до н.э., интенсивно развиваются прозаические жанры. Эллинизм характеризуется по преимуществу развитием малых жанровых форм.

Закат греческой литературы отмечен появлением первых образцов античного романа, того самого «эпоса частной жизни», который, трансформируясь, обогащаясь и развиваясь, станет, наверно, «главным» жанром в литературе XIX--XX вв.

Тогда же, на заре своего становления, роман представлен особой разновидностью -- романом любовно-приключенческим. К этому жанру можно отнести повесть «Деяния Александра», ошибочно приписываемую историку Каллисфену (IV в. до н.э.): в центре ее -- не реальный Александр Македонский, а скорее сказочный персонаж, на долю которого выпадают невероятные приключения в краю великанов, карликов, людоедов. Значительно рельефнее особенности этой жанровой разновидности представлены в «Повести о любви Херея и Каллирои» Харитона (I в. н.э.). В любовно-приключенческом романе, как правило, присутствуют закрепленные стандартные ситуации и персонажи: двое прекрасных любящих людей -- разлучены; их преследует гнев божества, вражда родителей; они попадают в руки разбойников, пиратов, могут попасть в рабство, быть брошенными в темницу. Их любовь и верность; а также счастливые случайности помогают пройти все испытания. В финале происходит счастливое воссоединение героев. В трактовке любовной темы заметно влияние эллинистической поэзии, элегии и идиллии. Большую роль играют приключения, разного рода случайности. Это -- во многом ранняя, в чем-то наивная форма романа.

«ЭФИОПИКА» ГЕЛИОДОРА

Гелиодор, выходец из Сирии, живший в III или IV в. Он -- автор романа «Эфиопика» в 10 книгах, основанном на популярном в древности сюжете, в котором присутствуют обязательные элементы: подкидывание и узнавание. У эфиопской царицы, взглянувшей в момент зачатия на изображение Андромеды, родилась белая дочь. Чтобы изба-виться от мучительных подозрений мужа, царица подбросила дочь. Она попала в Дельфы к жрецу Хариклу, который нарек ее Хариклией. В эту девушку редкой красоты влюблен прекрасный

юноша Феаген. Их чувства взаимны, но жрец, приемный отец, предназначает девушку другому -- своему племяннику. Мудрый старец Каласирид, прочитав знаки на повязке Хариклии, раскрывает тайну ее рождения. Он советует молодым людям бежать в Эфиопию и тем самым спастись от брака, который ожидает Хариклию в Дельфах. Феаген похищает девушку, плывет на корабле к берегам Нила, чтобы оттуда продолжить путь на родину Хариклии. С влюбленными происходит немало приключений, они то расстаются, то соединяются вновь, то их пленяют разбойники, то они бегут от них. Наконец влюбленные достигают Эфиопии. Там царь Гидасп собирается принести их в жертву богам, но затем выясняется, что он -- отец Хариклии. Происходит счастливое «узнавание» брошенного ребенка -- популярный мотив. Родители соглашаются на брак дочери с Феагеном.

Роман мелодраматичен и сентиментален. Он утверждает красоту любви и целомудрия, во имя которых молодые люди безропотно сносят выпадающие на их долю невзгоды. В отличие от активных, деятельных героев гомеровского эпоса, персонажи Гелиодора -- пассивны перед обрушивающимися на них невзгодами. Стиль романа -- цветист и риторичен. Герои обычно изъясняются возвышенным слогом. Вот как мудрец Каласирид поучает прекрасную Хариклию: «Что это, Хариклия? Отчего ты так много и чрезмерно горюешь, отчего ты так безрассудно поддаешься событиям? Раньше ты всегда с таким благородством и рассудительностью переносила удары судьбы? Прекратишь ли ты это чрезмерное безрассудство? Как ты не понимаешь, что ты -- человеческое существо, а судьба твоя непостоянна и подвергается жестоким ударам со всех сторон». В этих словах выражена и жизненная философия самого романиста.

Роман пользовался популярностью в средневековой Византии. Затем был переведен на западноевропейские языки. Среди его поклонников -- великий Сервантес.

«ДАФНИС И ХЛОЯ»

Особенно известен роман «Дафнис и Хлоя» Лонга, жившего во II--III вв. н.э. Его биография -- сплошное «белое пятно».

Действие романа развертывается на фоне роскошного поэтического пейзажа, в «буколической» атмосфере, знакомой нам по идиллиям Феокрита. Молодые люди Дафнис и Хлоя, подкинутые родителями, выросли среди пастухов, на лоне лугов и рощ. Самое свежее в романе -- зарождение у этих наивных юных детей природы, подростков, любовного томления, влечения друг к другу- Постепенно постигают они таинства любви.

Молодые люди не могут осмыслить природу зарождающейся чувственности. И наивно стремятся его выразить. Дафнис кладет на грудь Хлое яблоко, и за это награждается поцелуем. Первые уроки того, что называют сексуальным воспитанием, преподносит им старый пастух Филет. Следуя советам своего наставника, герои романа испытывают стыдливость, волнение, томление. Они целомудренны, когда ложатся рядом обнаженными. Есть в романе эротический аромат, например, в описании их свадьбы и поцелуя на брачном ложе, где они проводят «более бессонную ночь, чем совы». Но при этом Лонг никогда не сбивается на непристойность.

Об этом зарождении отроческой любви хорошо написал Андре Боннар: «О сладостная любовь Дафниса и Хлои, сколь чарующе ты скопирована с видения первой любви, что мы храним в себе. Эта загорелая спина юноши, которую девушка обмывает и не удерживается, чтобы не коснуться ее еще и еще раз; и эти волосы девушки, впервые засверкавшие золотом для ослепленных взоров юноши, и эти поцелуи девушки-шалуньи, эти сладкие поцелуи, оставляющие ядовитые уколы; эта любовь, раскрывающаяся в смехе и в слезах, исчезнувшем сне » трепете сердца, в мире, подернутом печалью, и в неожиданной прелести лица, в блеснувшей прелести взгляда -- все это прелестное и неловкое обучение страсти и нежности».

В отличие от любовно-приключенческого романа Гелиодора -- это роман любовный. Иногда его называют романом идиллией. Он становится как бы прозаической параллелью к идиллиям Феокрита. Не острые сюжетные перипетии, не волнующие авантюры, а любовные переживания, носящие чувственный характер, развернутые на лоне сельского поэтического пейзажа, определяют ценность этого произведения. Правда, и здесь есть и пираты, и войны, и счастливые «узнавания». В финале герои, оказавшиеся детьми состоятельных родителей, соединяются в браке. Лонг также стал популярен в Европе, особенно в период позднего Возрождения. Он явил прообраз т.н. пасторальных романов.

Знаменательно, что на французский язык роман перевел французский епископ Оксеркский Амно специально в качестве полезного воспитывающего чтения для детей в королевской семье.

С тех пор о первой любви, этой вечной теме, написано немало вдохновенных страниц Шекспиром и Толстым, Тургеневым и Ролланом, Буниным и Хемингуэем, и еще очень многими блистательными мастерами.

Плутарх

Среди многих жанров, основоположниками которых были эллины, особое место занимает жанр литературной биографии.

Популярность этого жанра, особенно в настоящее время, бесспорна и легко объяснима. Жизнь людей неординарных, имена которых на слуху: будь то государственные мужи, звезды искусства, полководцы, художники слова или спортивные кумиры -- вызывает неизменно повышенный интерес. Читатель любопытен ко всему, что касается кумиров: их привычек, быта, частной жизни или этапов восхождения к успеху. Вот уже многие десятилетия не иссякает поток книг в основанной еще Горьким серии «Жизнь замечательных людей». Успех сочинений этого рода, их престиж определяется искусством таких корифеев жанра, как Стефан Цвейг, Андре Моруа, Ирвинг Стоун, Ромен Роллан.

Немало мастеров биографического жанра и в отечественной литературе. Достаточно вспомнить Ю. Тынянова, В. Шкловского, М. Булгакова. Появились новые жанровые разновидности: биографический роман, романизированная биография наряду с чисто научной биографией.

В США, например, книги такого рода столь многочисленны и разнообразны, что Пулитцеровская премия, одна из самых престижных, присуждается не только за лучший роман, пьесу, сборник стихов, но и за лучшую биографию.

Что до древних эллинов, то у них всегда был высок авторитет людей, добившихся завидных результатов в разных, особенно творческих сферах. Ведь в греческом образе жизни был столь значим принцип соревновательности, выявления лучшего, совершенного.

У истоков биографического жанра -- несравненный Плутарх. Его творчество обращено не только к специалистам ан-тичникам, к любителям древности. Он -- один из самых широко читаемых сегодня античных прозаиков.

ВЕХИ БИОГРАФИИ

Плутарх, биография которого фрагментарна, пестрит «белыми пятнами», родился ок. 46 г., а умер между 120 и 130 г. н.э. Юность его прошла в Херонее, в провинции Беотия; когда-то у стен этого города Филипп разгромил объединенные антимакедонские силы греков, положив конец эллинской свободе. Плутарх получил блестящее образование, был эру-дирован по части литературы, философских, исторических, риторических сочинений, много путешествовал, побывал в Риме, Египте, Малой Азии. Но самым важным все-таки было для него время, проведенное в Афинах, городе, который и при римском господстве не потерял престижа как важнейший культурный центр. Общение с просвещенными умами (известно, что Плутарх состоял в коллегии дельфийских жрецов, выполнял некоторые дипломатические поручения), фундаментальная образованность, а также приверженность Плутарха римской государственности -- все это объясняет, почему он пользовался покровительством императоров Траяна и Адриана. В Риме он был дружен с рядом влиятельных людей.

НАСЛЕДИЕ ПЛУТАРХА

Проводя последние годы жизни в родной Херонее, городе, который он нежно любил, Плутарх увлеченно отдавался литературным занятиям. Он был плодовитым автором, трудившимся в разных жанрах, над сочинениями историческими, философскими, религиозными, число которых достигает трех сотен. Из них сохранилась, примерно, половина; часть из них, видимо, ему приписывалась.

В его обширном и разнообразном наследии выделяются две главные группы трудов, пользующихся всемирным признанием: трактаты на моральные темы и биографии.

«НРАВСТВЕННЫЕ СОЧИНЕНИЯ». От первой группы, объединенных названием «Нравственные сочинения», дошло до нас около 80 работ. Они -- свидетельство его энциклопедических познаний и интересов. Здесь литература и философия, семья и медицина, религия и животный мир, музыка и красноречие. Отсюда -- самые неожиданные темы: сопоставление творчества двух комедиографов Аристофана и Менандра; размышления о том, обладают ли разумом животные; советы тем, кто не желает делать долги; анализ такой психологической особенности, как любознательность; описание доблестных деяний, совершенных женщинами. Однако большая часть его работ затрагивает фило-софию. При этом общие теоретические проблемы -- явно не его стихия. Забота Плутарха -- вопросы, сугубо практические: осуждение мотовства, возможность направить человека на путь добродетели.

Герой знаменитой трагедии Шиллера «Разбойники» -- Карл Моор, великодушный молодой человек, бросающий смелый вызов феодальному миру насилия и вероломства, уходящий в лес к разбойникам, произносит патетические слова: «О, как мне гадок становится этот век бездарных борзописцев, когда я читаю в моем милом Плутархе о великих мужах древности». Герои Плутарха своим величием, энергией, сильными страстями лишь подчеркивают для Карла Моора мелкотравчатость его современников. «Сверкающая искра Прометея погасла. Его заменил плавный порошок -- театральный огонь, от которого не раскуришь и трубки», -- сетует Моор. И его слова знаменательны! Биографии Плутарха, его увлекательные жизнеописания входили в читательский канон поколений.

«СРАВНИТЕЛЬНЫЕ ЖИЗНЕОПИСАНИЯ»

Но, конечно, главный его труд «Сравнительные жизнеописания». Иногда их также называют «параллельными». Это 23 пары жизнеописаний рим-лян и греков, которые дополняются еще четырьмя, не имеющими «пары». Всего -- полсотни очерков. Хронологический охват у Плутарха впечатляет: от исторических глубин -- до современности. У Плутарха есть фигуры легендарные, мифические, полулегендарные, такие, как Тезей, Ромул, Ликург, но большинство его героев -- личности исторические. При этом «пару» знаменитому греку составляет римлянин. Принцип подобного сочетания различен. Это может быть определенное сходство в судьбах двух героев, иногда, напротив, контраст. В некоторых случаях принцип сопоставления не вполне очевиден. В большинстве же -- легко просматривается: Никий и Красе, Александр Македонский и Цезарь, Демосфен и Цицерон, Пирр и Гай Марий.

ИСТОРИЯ В «ЛИЦАХ»

В своем сочинении Плутарх использует опыт историков Геродота, Фукидида, Ксенофонта. В нем развертывается многокрасочная история Греции «в лицах», в ее главных этапах, равно как и история Рима, завершающаяся первым веком нашей эры. Это -- по-своему уникальный источник знаний для историка и одновременно захватывающее чтение. Для многих приобщение к Древней Элладе начинается не только с Гомера, но и с Плутарха.

История, а она, в конце концов, главный герой Плутарха -- не скучный свод фактов, не наукообразные сентенции. Она оживает в человеческих судьбах, броских подробностях и деталях, врезающихся в память. При этом Плутах -- не профессиональный историк в привычном понимании, он прежде всего -- писатель и моралист, тяготеющий к нравственно-этической проблематике. Он не стремится к систематическому изложению биографий, но каждая из них дает ему материал для определенной морали или назидания.

Одни биографические моменты он укрупняет, акцентирует, другие -- опускает. Безусловно, писатель -- тенденциозен. Плутарх так определяет свою задачу: «Мы пишем не историю, а биографии, и не всегда в самых славных деяниях бывает видна добродетель или порочность, но часто какой-нибудь ничтожный поступок, слово или шутка лучше обнаруживают характер человека, чем сражение с десятками тысяч убитых, огромные армии и осады городов». Предмет его неослабного внимания -- психология, характер. Он стремится полнее «погружаться в про-явления душ и посредством их изображать жизнь каждого, предоставив другим описание великих дел и сражений».

ЛЕПКА ХАРАКТЕРОВ

Биографические факты Плутарх выстраивает таким образом, чтобы рельефно очертить характер и дать свое видение. В этом -- новаторство в освещении исторических индивидуальностей. Стиль Плутарха богат и красочен. Каждый персонаж -- неповторим. Как живые встают перед нами мудрый и осторожный Солон; честолюбивый, исполненный неукротимой энергии Александр Македонский, бесстрашный полководец и не по годам мудрый правитель; отважный и многоопытный военачальник Кимон; пламенный патриот Демосфен и многие другие.

Вот пример сопоставления двух, казалось бы, «не стыкующихся» личностей: Перикла и римского полководца Фабия Максима. Но выясняется, что у них значимые точки соприкос-новения. Оба встали во главе своих государств в тяжелую пору. Оба избрали наиболее продуктивную политику. Перикл не позволил ни одному из своих стратегов необдуманными действиями причинить вред Афинам. Фабий Максим, получивший прозвище «Кунктатора», т.е. медлителя, избрал против победоносного карфагенского полководца Ганнибала, являвшего для Рима гибельную угрозу, единственно верную, хотя и непопулярную тактику. «Он боролся с Ганнибалом, как опытный атлет, и без труда разрушал его планы, вырываясь из объятий схватившего его противника, который не имел уже прежней силы». Таким образом он спас Рим. Оба государственных деятеля «выказали великую душу своим бескорыстием». Фабий Максим выкупил на собственные деньги римских пленных. Перикл оставил еще более блистательный след. Он так украсил Афины, что ни одна из всех вместе взятых общественных построек Рима до Цезаря не могла быть с ним Сравнима.

ПЛУТАРХ ХУДОЖНИК

Едва ли не каждый очерк Плутарха насыщен психологическими наблюдениями и подробностями, врезающимися в память читателя. Его описания и рассказы отличаются «плотностью», концентрированностью аккумулированного в них фактического материала. В одном только очерке об Антонии подобных моментов множество: это и сцена плава-ния Клеопатры по реке Книд, когда она направлялась на свидание к Антонию; и безумная храбрость триумвира в бою и беспомощность его, побежденного собственной страстью к царице; и забавы и роскошные пиры Антония и Клеопатры; и его смерть в покоях царицы; и неизбывное горе царицы и ее самоубийство на золотом ложе. Многие авторы художественных произведений об античной эпохе отталкиваются от Плутарха, разворачивая отдельные лаконичные эпизоды и характеристики в полнокровные художественные картины и сцены.

И еще одна особенность пленяет нас в Плутархе. Как бы высоко ни вознесся его герой, он не «бронзовеет», а остается человеком. Со своими борениями, неудачами и проблемами. Никто из них не был абсолютно счастлив. Трагически окончилась жизнь Демосфена, Цицерона, Цезаря, Антония, Помпея. Почти каждое жизнеописание выдающегося мужа исполнено подлинного драматизма.

ЗНАЧЕНИЕ ПЛУТАРХА

Плутарх был ценим современниками. На него опирались историки. Он приобрел особую популярность в эпоху Возрождения, стал одним из самых читаемых в Европе греческих писателей. Сюжеты из Плутарха заимствуют и Шекспир («Юлий Цезарь», «Антоний и Клеопатра»), и Корнель, и Расин. Когда, начиная с XVIII в., в Европе охотно публикуют био-графии «знаменитых людей», их авторы обычно берут в качестве художественного ориентира неувядаемого Плутарха.

«Римский» период греческой литературы длился до самого конца империи, т.е. до V в. нашей эры. Греция дала еще немало интересных художников слова: здесь и мастера торжественного красноречия (Либаний, Фемистей), и поэты, такие, как Нонн, создатель эпической поэмы «О Дионисе», Квинт Смирнский, автор эпической поэмы «После Гомера», своеобразного продол-жения «Илиады». Знаменит выдающийся философ-стоик Марк Аврелий, автор всемирно знаменитого сочинения «Размышления» («К самому себе»). Будучи императором, он «совмещал» писательский труд с боевыми походами и интенсивной государственной деятельностью.

Но, пожалуй, самой замечательной фигурой в эту пору заката был последний классик литературы Эллады Лукианч Писатель многогранный, опробовавший, наверное, все краски сатирической палитры. Энгельс, вообще не щедрый на похвалы, определил суть его творчества в меткой формуле: «Вольтер классической древности». Сравнение Лукиана с самим Вольтером, «знаковой» фигурой великой эпохи Просвещения, справедливо и глубоко значительно.

ЭПОХА ЛУКИАНА

Лукиан, в биографии которого, как и у Плутарха, немало «белых пятен», родился около 120 г., умер в 180 г. Он жил в эпоху императоров из династии Антонимов. Их правление придворные называли «золотым веком Римской империи». Тогда ее границы решительно расширились, одновременно подавлялись попытки сопротивления на покоренных землях. В самом Риме ситуация стабилизировалась. И все же процветание оказалось непрочным, мир -- иллюзорным. Не утихали кровопролитные войны на Востоке, парфянская и макроманская. Император Марк Аврелий (121 --180 н.э.), этот «философ на троне», большую часть времени проводил в боевых походах и сражениях. В самом Риме росла пропасть между утопавшими в роскоши патрициями и обездоленным плебсом. Неумолимо деградировали мораль и нравственность. Неумолимо нараставшие кризисные явления не укрылись от зоркого, проницательного взгляда Лукиана.

Сатириков и критиков нравов, как в этом убеждает история литературы, обычно недолюбливают современники. В этом приходилось убеждаться на примере Еврипида. У Лукиана хватало недоброжелателей. Его называли «богохульником», «нечестивцем», предрекали, что за «бешеные выпады» ему уготовано достойное наказание в этом мире, а в будущем вместе с Сатаной он получит в удел «вечный огонь».

ВЕХИ БИОГРАФИИ

Лукиан пришел в литературу в то время, когда в ней стали задавать тон люди из провинции, из «глубинки». Он вырос в маленьком старинном городе Самосата, в Сирии, в семье небогатого ремесленника. В дальнейшем, много путешествуя по миру, постоянно мысленно возвращался на свою «малую родину». В очерке «Похвала родине» им написаны слова, неизменно актуальные: «Старая это истина, что нет ничего сладостнее отчизны. В самом деле, разве существует что-либо не только более приятное, но и более священное, более возвышенное, чем родина... Каждый человек стремится на родину... Дым отечества покажется ему светлее огня на чужбине». Вспомним здесь и Пушкина: «И дым отечества нам сладок и приятен».

Отец Лукиана желал, чтобы сын наследовал его профессию: но сына влекла литература. Если бы дети, отмеченные знаком гениальности, всегда следовали советам родителей, не желавших видеть детей писателями, то не стало бы сочинений Боккаччо, Мольера, Бальзака.

В школе Лукиан, сириец, в совершенстве овладел греческим языком, который не был для него родным. Он сделался его блистательным мастером, владевшим всеми стилевыми нюансами, -- случай не частый в литературе. Приобщившись к искусству красноречия, Лукиан становится странствующим лектором и оратором, зарабатывает на жизнь речами, декламациями, выступлени-ями в суде в качестве адвоката. По его признанию, риторика «воспитала меня, путешествовала вместе со мной и записала меня в число эллинов». Лукиан много странствовал, побывал в разных частях империи, что дало ему большой запас жизненных впечатлений. В последние годы жизни занимал судейскую должность в Египте.

НАСЛЕДИЕ ЛУКИАНА

Наследие Лукиана представлено 84 сочинениями; некоторые ему приписываются. Как писатель Лукиан проделал определенную эволюцию, в которой выделяются два этапа: риторический и философский. В первый период он по преимуществу мастер риторики, которую постепенно начинает оценивать критически и даже пародировать; во второй период он озабочен главным образом философскими вопросами. При этом идеологические, научные течения своего времени Лукиан интерпретирует, как правило, в критическом, сатирическом ракурсе. Объект его иронии и насмешки -- разнообразные типы представителей античного мира: лжеученые; пустопорожние ораторы, маскирующие интеллектуальную скудость высокопарными словесами; лжепророки, нередкие для античного общества в пору его заката; разного рода шарлатаны, желающие ловить рыбку в мутной воде; гетеры; даже небожители, обитатели Олимпа. В распоряжении Лукиана широкая палитра сатирических приемов и жанров: среди них ирония, пародия, сатирический диалог.

ПАРОДИРОВАНИЕ РИТОРИКИ

Дебютировав как риторик, Лукиан затем начинает иронически относиться к модному красноречию, остроумно его пародирует. В сатире «Учитель красноречия» он откровенно издевается над витиеватостью «красивой риторики». В «Похвале мухе», приняв «маску» некоего высокоученого оратора, он с помощью псевдонаучных словес воспроизводит ораторские «фигуры», с мнимой серьезностью описывая такой ничтожный предмет как муху. «...Полет мухи не похож на непрерывное мелькание перепонок летучих мышей, не похож на подпрыгивание кузнечиков или кружение ос; плавно, поворачивая, стремится муха к некоей цели, намеченной в воздухе. И к тому летит она не безмолвно, но с песней, однако не суровой песней комаров, не с тяжелым жужжанием пчел или страшным угрожающим -- ос, -- нет, песнь мухи настолько же звонче и слаще труб и медовых флейт».

В приведенном отрывке Лукиан удачно использует прием иронического, пародийного «похвального слова». Позднее, в эпоху Возрождения, замечательный сатирик Эразм Роттердам-ский (1466--1536), развивая традиции Лукиана, осмеивал нелепости идеологической «надстройки» средневекового общества в прославленной книге «Похвальное слово глупости».

ДИАЛОГИ О БОГАХ

Большого искусства достиг Лукиан и в жанре диалога, основоположником которого был Платон. Он словно вдохнул в него новую жизнь, привнеся в диалог сатирическое, критическое начало. Диалоги у Лукиана обретают различную жанровую и тематическую окраску.

Популярны диалоги, герои которых -- обитатели греческого Олимпа («Разговоры богов», «Собрание богов», «Зевс уличаемый», «Зевс трагический» и др.). Боги у Лукиана не просто ант-ропоморфны, но наделены человеческими слабостями и пороками: они коварны, сластолюбивы, завистливы, не чужды бытовым дрязгам. Верховный бог Зевс у Эсхила в «Прометее прикованном» был, как мы помним, жестоким, несправедливым. Он мог вызвать страх или осуждение. Но отнюдь не насмешку, иронию, к которым постоянно прибегает Лукиан.

В диалоге «Зевс трагический» идет речь о серьезном переполохе, случившемся на Олимпе. Зевс сообщает богам тревожное известие: два философа, эпикуреец Дамид и стоик Тимокл, вступили в публичный спор. Согласно Дамиду «богов не существует», «они вовсе не следят за тем, что происходит на земле и ничем не распоряжаются». «Милейший» Тимокл пытается отстоять богов, но его аргументы -- слабые. Накапливается внушительная толпа, внимающая дискуссии. Это вызывает тревогу богов, которые опасаются, что их авторитет упадет, ибо люди перестанут в них верить. Некоторые из «олимпийцев», например Гермес и Афина, в состоянии крайнего возбуждения даже переходят с прозы на стихи. Бог злословия и насмешки Мом предлагает признать, что в «дерзости софистов» -- вина самих богов в силу «неурядицы», сложившейся на земле: честные люди пребывают в небрежении, обречены на бедность, рабство и болезни, в то время как самые дурные и негодные «пользуются почестями и богатством, господствуют над лучшими». Со страхом прислушиваются боги к аргументации спорящих Дамида и Тимокла. Похоже, что одерживает верх Дамид, а его доводы Тимокл парирует лишь грубыми выпадами в адрес оппонента. Зевс в тревоге вопрошает: «Что же нам после этого делать?» Гермес цитирует комического поэта: «Ты зла не претерпел, коль не признался в нем». Последняя надежда богов -- неразумие, наивность людей. Ведь, согласно Гермесу, большинство эллинов -- толпа простого народа и все варвары». Заключает диалог признание Зевса: «Мне же, Гермес, прекрасными кажутся слова Дария о Зопире: я предпочел бы иметь помощником одного Дамида, чем повелевать тысячами вавилонян».

Боги у Лукиана не просто «очеловечены», но и «снижены», их «разговоры», а следовательно, интересы прозаичны и не возвышаются над семейно-бытовым уровнем. Вспомним, что в мифах Зевс представал как любвеобильный, и это качество было выражением могущества и мужской силы бога. Вспомним, как торжественно и возвышенно дано описание «священной свадьбы» Зевса и Геры в «Илиаде»! У Лукиана боги с немалой долей иронии характеризуют амурные делишки своего «шефа», верховного олимпийца. В «Собрании богов» бог Мом, олицетворение порицания, злословия, фигура не случайная для Лукиана, обращается к Зевсу, сетуя на то, что собрание богов «наполнилось незаконнорожденными» по причине его постоянного «вступления в связь со смертными» и «схождения» к ним; ради этого верховный олимпиец принимал самые различные образы. «...Нам приходилось даже бояться, как бы кто тебя не схватил и не зарезал, пока ты был быком, или как бы не обработал тебя какой-нибудь золотых дел мастер, пока ты был золотом, -- осталось бы у нас тогда вместо Зевса ожерелье, запястье или серьга. И вот ты заполнил нам все небо этими полубогами -- иначе я их назвать не могу».

...