"Сложность" и "простота" в персидских миниатюрах Islamicate мира (размышления через историко-философскую призму)

Размещено на http://www.allbest.ru/

Размещено на http://www.allbest.ru/

«Сложность» и «простота» в персидских миниатюрах Islamicate мира (размышления через историко-философскую призму)

Наргис Талатовна Нурулла-Ходжаева

Аннотация

В статье не привычный анализ искусствоведа, в ней представлен историко-философский экскурс по значимости живописи в период Тимуридов Центральной Азии для сегодняшних нас. Возможно, лучший способ описать такого рода живопись и дизайн не фокусироваться на изображаемых образах как мусульманских или исламских. Правильнее использовать термин, который был предложен М. Ходжсоном -- Islamicate. Речь идет о масштабном исламском контексте, когда сплетения влияния этой религии и культуры выходят за пределы любых вероисповеданий или культурных ограничений. Islamicate -- это мусульманское влияние: и как эстетический вкус, и одновременно как этический проект. Его начало особенно ярко прослеживается в XVI в., когда Тимуридские деятели культуры и политики начинают переплетать и трансформировать эстетические принципы и культурные нормы по всему пространству, которое резонно представить как афро-евразийскую ойкумену.

Ключевые слова: персидская миниатюра, Islamicate, Тимуриды, Центральная Азия, Самарканд

“COMPLEXITY” AND “SIMPLICITY” IN THE PERSIAN MINIATURE OF ISLAMICATE WORLD (REFLECTIONS THROUGH THE HISTORIM- PHILOSOPHICAL PRISM)

Nargis T. Nurulla-Khojaeva

Abstract

The article presents a historical and philosophical excursion on the importance of painting in the Timurid period of Central Asia for us today. Perhaps the best way to describe this kind of painting is not to emphasise it as Muslim or Islamic images. It is more correct to use the term that was proposed by M. Hodgson -- Islamicate. In that case, we can talk about a large-scale Islamic context when the interweaving of the influence of this religion and culture goes beyond any creeds or cultural restrictions. Islamicate is a Muslim influence: both as an aesthetic taste and at the same time as an ethical project. It can be traced particularly clearly in the 16th century when Timurid cultural figures and politicians began to intertwine and transform aesthetic principles and cultural norms throughout the space, which it is reasonable to name an Afro-Eurasian ecumene.

Keywords: Persian miniature, Islamicate, Timurids, Central Asia, Samarkand

интерпретация персидская миниатюра

После посещения одной из выставок (в берлинском музее им. кайзера Фридриха, в 1907 г.), вдохновленный миниатюрами известного ЦА живописца Камолиддина Бехзода (1455-1535) писал: «Не верилось, что это может быть создано рукою человека! Казалось, что стоишь перед тем, что рождается само, что дается небом как откровение» [6]; в миниатюре «соединено несоединимое», где есть «головокружительная сложность и варварская простота» [10]. Такие парадоксальные синтезы на протяжении истории презентовала Центральная Азия. Картина напоминает очередную формулу от Деррида: «Если вы полагаете, что способны обнаружить одну стратегию, можете быть уверены в том, что она плоха» [5, с. 18]. Судите сами: волны кочевников почти методично разрушали города региона, и одновременно, они же быстро адаптировались к принципам сохранения и обновления городской культуры и искусства оседлого населения. Можно почитать мемуары де Клавихо [7], испанского путешественника XVI в., который был изумлен роскошью садов, зданий, стилем одежды жителей Самарканда (столицы могущественных Тимуридов), всего того, что требовал оседлый образ жизни. Его культурный шок продолжался, когда тимуридская элита приглашала его на приемы с вином, проходившие в кочевнических палатках, расположенных недалеко от города. Каждая из культур: оседлых и кочевников, сохранялась, с одновременным вплетением друг в друга. В обеих присутствовал особый исламский космополитизм, в котором не существовало строгих границ дозволенного. Предположительно де Клавихо демонстрирует одно из многочисленных свидетельств «всесубъективности» (о котором пишет А. В.Смирнов) [9], той которая предшествует признанию единства (tauhid) [11].

Однако для современного человека постичь такой процесс не просто сложно. И здесь позвольте короткий философский экскурс по поводу причин нашего непонимания такой возможности. Можно начать с Ибн Рушда и его интерпретации учения о двойственной истине. Эта долгая история... единственно скажем, что в ней замешан св. Фома Аквинский (1225-1274), который, возможно, иначе понял идею Ибн Рушда. Он исключил из нее соседство религии и философии. Создание границ между ними подвели к тому, с чем выступил Декарт (1596-1650). Нашу современную философию представляют часто картезианской, или иначе, основанной на знаменитом выражении «^gito, ergo sum» -- «Я есмь, я существую». Суть этого открытия представлена в работе мыслителя «Рассуждении о методах». В ней Декарт выдвигает проект «общего блага всех людей» и предлагает это сделать с учетом того, что «правила механики тождественны правилам природы» [4]. То есть наше непонимание идет от первенства механики, и возможно в этом кроется весь смысл современной философии, спроектированной Декартом.

И пусть, далее многим покажется очень рискованным, и тем не менее, идея «Cogito» скорее тот «камень», о котором так говорили в Самарканде: «Один глупец закинул камень в колодец, и сорок мудрецов не могут его оттуда вытащить» (на тадж. перс.: Як девона санге ба чох меандозад, ки сад окил наметавонанд берун биеваранд). Картезианское развитие, указав на разделение, упростило человека, сделав его/ее создателем научного прогресса, и стало работать во имя того, чтобы человек перестал размышлять о «всесубъективности». Так была декларирована эпоха Anthropocene, или иначе эпоха, которая «блокирует развитие возможности альтернатив -- любая альтернатива воссоздает человека как познающего субъекта, отделенного от мира, -- вместо этого он стремится утвердить мир таким, каким он существует в настоящее время» [13, с. 190]. На этой основе мы уверены, что Ислам, как оппозиция современному мышлению, состоит лишь в изобилии и интенсивности его корпуса духовных текстов. Однако это наследие во многом обязано пылкости и интенсивности поэтических и лирических изречений в Исламе, возвышенному тенору такого рода презентаций. Более того: не сводя все к религиозным текстам, духовный религиозный корпус позволяет себе скорее особую возвышенность или точнее чувствительность. Именно это чувство позволяет представить Тимуридскую живопись под другим уклоном.

Сравните узоры на плитках мечетей Ирана, Турции, Узбекистана, Китая (например, Мешхеда, Лахора, Самарканда, Измира, Сианя и т. д.). Невозможно игнорировать закономерности; они не только симметрично выровнены, но и украшены отрывками священного писания и синими, белыми и красными цветочными узорами. Вероятно, лучший способ описать этот расплывчатый и популярный образец декораций, изображаемых образов не как мусульманские или исламские, хотя многие видят связь с кораническими темами. Правильнее использовать термин, который был предложен М. Ходжсоном -- Islamicate. Речь идет о масштабном исламском контексте, когда сплетения влияния этой религии и культуры выходят за пределы любых вероисповеданий или культурных ограничений. Islamicate -- это мусульманское влияние: и как эстетический вкус, и одновременно как этический проект. Его начало особенно ярко прослеживается в XVI в., когда Тимуридские деятели культуры и политики начинают переплетать и трансформировать эстетические принципы и культурные нормы по всему пространству, которое резонно представить как афро-евразийская ойкумену.

В городских центрах пространства такого космополитического характера, как Самарканд, Герат, Исфахан, Дели, Стамбул были свои школы живописцев. Эти города были не просто связаны с хромым завоевателем мира -- Тимурлангом, все пять являлись столицами Тимуридской и пост- Тимуридских империй. Помимо имперской це- ремониальности и особого суфийского оттенка, во всех столицах воспринимается общественнопраздничная значимость, как эстетическая, так и этическая. После Тимура, в пост-тимуридскую эпоху, на этом пространстве, где кроме осколков Тимуридской династии в Маверанахре, циркулировали три великие исламские империи: Османская (1299-1923), Сефевидская (1501-1722) и Могольская (1526-1858). Мы часто наблюдаем, как в сегодняшних исследованиях по истории империй их наследия видятся в зауженном ограниченном национально-географическом представлении: Сефевиды -- это Иран; Османы -- это Турция и, соответственно, Моголы -- это Индия, кроме того, Тимуриды, это Узбекистан (Самарканд) и отчасти Афганистан (Герат). Такая трактовка игнорирует родство, так как решающее значение на этой земле играла эстетика связи, она соединяла части между собой не только из-за постоянной циркуляции интеллектуалов, но и их общим пониманием природы, культуры, и прежде всего поэзии и живописи, то что было присуще Islamicate.

Человека, который занимался миниатюрой, представляли как «naqqosh» [1], т. е. художник- дизайнер. В его обязанности входила иллюстрация литературных, исторических, а также научных трудов. Однако талант живописца был не в том, чтобы реально отразить суть текста. В недавнем романе Орхана Памука «Имя мне -- Красный» (тур. Benim Adim Kirmizi), который принес писателю мировую славу, один из героев говорит: «Нет необходимости подписываться, здесь так много от Бехзода» [8, с. 256]. Это своего рода подтверждение того, что «Мы все посредники, переводчики» [8], так как авторство в миниатюре не столь важно (понятно, что анонимность скрывала также и оплошности мастера). Главным было передать видение того, что миниатюра может стать «зеркалом, отражающим другие зеркала, которые отражают его в свою очередь» [2, с. 39]. Naqqosh, был тем, кто проектировал осознание теопоэтической реалии, он отражал в миниатюре отношения между читателем/зрителем и произведением искусства как контекст, существование которого зависело от моногоступенчатого понимания. Можно сказать, что на картине демонстрируется переплетения культур, стилей, религий: кочевники и оседлые и т. д. Если видеть шире, то это зеркальное переплетение силы и красоты, политики и искусства, с равным акцентом на прагматику и идеал, но без предварительных суждений о месте или времени. Искусная игра оттенков, как в литературе, так и в живописи, стимулировалась сохранением в эпоху Тимуридов того, что ныне исследователи называют жизнеустойчивость. Работы живописцев позволяют поместить ислам в центр, и совсем не пытаться оттолкнуть Islamicate-контекст куда-то на периферию.

Среди миниатюристов считалось, что лучшим становится тот, кто решается ослепнуть для того, чтобы проникнуть в теопоэтическую реальность божественного замысла. Возможно, от этого или от чего-то иного, но у части гениальных мастеров повторение Бехзода не блокировало способность видеть «глазами сердца». Об этом так сказал поэт: Открывая глаза сердце, позволь видеть душе / Увидеть, то чего не видел [ранее] (на тадж.-перс.: «Чашми дил боз кун, ки цон бинй,/Он чи нодида- нист, он бинй» -- пер. автора). Для naqqosh важно было сохранить архетип, и вплести его в общее восприятие смысла книги, целостности изобразительного дизайна. Это происходило через сохранение традиции интуитивного извлечения, без индивидуализации.

Мы, современные зрители, получаем на миниатюре рационализм, однако парадокс в том, что мы не получаем привычной перспективы горизонтальности, и границ. Это черты глокальной жизнеустойчивости, в которой улавливается местный контекст, вместе с традициями ислама, конфуцианства, буддизма христианства. Во многом такое вот наслоение позволило Титусу Букхарду представить миниатюру, как косвенную иллюстрацию “неизменных сущностей” [2, с. 37]. Несмотря на существующий дефицит философского академического анализа космополитического ислама, роль живописи на этом пространстве, чувствительность и переживания, воспоминания и генеалогии постепенно выдвигаются на передний план в современном искусстве, так же, как и в архитектуре, и на уличных плакатах, а также в музеях. Возможно само время требует большего внимания к философскому пониманию современной интерпретации персидских миниатюр.

Список источников

1. Ашрафи М. Таджикская миниатюра: от Бехзада до Риза-йи Аббаси; М-во культуры Респ. Таджикистан, Акад. наук Респ. Таджикистан, Ин-т истории, археологии и этнографии им. Ахмада Дониша. Душанбе, 2011, 155 с.

2. Буркхардт Т. Искусство ислама. Язык и значение. Таганрог: Ирби, 2010. 286 с.

3. Васильева О. В. Нить жемчужин (иранское книжное искусство XIV--XVII веков в собрании Российской национальной библиотеки. Санкт-Петербург, 2008.

4. Декарт Р. Рассуждение о методе, чтобы верно направлять свой разум и отыскивать истину в науках. URL: https://gtmarket.ru/laboratory/basis/3698 (дата обращения 10.04.2022).

5. Деррида Ж. Письмо и различие. https://www.gumer.info/bogoslov_Buks/Philos/derrpism/01.php (дата обращения 14.04.2022).

6. Кандинский В. В. Жизнь и творчество. Письма из Мюнхена. URL: http://www.kandinsky-art.ru/li- brary/isbrannie-trudy-po-teorii-iskusstva5.html (дата обращения 11.04.2022).

7. Гонсалес К. Р. Дневник путешествия ко двору Тимура в Самарканд в 1403-1406 гг. / под ред. И. И. Срезневского. СПб.: Тип. Императорской Академии наук, 1881. 466 с. URL: https://runivers.ru/lib/ book3067/9675/ (дата обращения 10.04.2022).

8. Памук О. Имя мне -- Красный. М.: Азбука, 2014. 544 с.

9. Смирнов А. В. Логика смысла как философия сознания. М.: Изд.дом ЯСК, 2021. 448 с.

10. Турчин В. С. По лабиринтам авангарда: Кандинский. Абстракция плюс романтика. URL: http://20century-art.ru/books/po_labirintam_avangarda/kandinskiy_abstraktsiya_plyus_/5.html (дата обращения 29.04.2022).

11. Читтик У Суфизм. Руководство для начинающих. М.: Восточная литература, 2012. 248 с.

12. Chandler D. Ontopolitics in the Anthropocene: An Introduction to Mapping, Sensing and Hacking. Rout- ledge Publ., 2018. 260 p.

References

1. Ashrafi M. Tajik miniature: from Behzad to Riza-yi Abbasi, Ministry of Culture Rep. Tajikistan, Acad. Sciences Rep. Tajikistan, Institute of History, Archeology and Ethnography named after Ahmad Donish. Dushanbe; 2011. 155 p.

2. Burkhardt T. The Art of Islam. Language and Meaning. Taganrog: Irbi; 2010. 286 p. (In Russ.).

3. Vasilyeva OV. A string of pearls (Iranian book art of the XIV-XVII centuries in the collection of the Russian National Library. St. Petersburg; 2008. (In Russ.).

4. Descartes R. Reasoning about the method to correctly direct your mind and find the truth in the sciences. Available from: https://gtmarket.ru/laboratory/basis/3698 (date of circulation 10.04.2022). (In Russ.).

5. Derrida J. Letter and difference. Available from: https://www.gumer.info/bogoslov_Buks/Philos/der- rpism/01.php (date of circulation 14.04.2022). (In Russ.).

6. Kandinsky VV. Life and creation. Letters from Munich. URL: http://www.kandinsky-art.ru/library/is- brannie-trudy-po-teorii-iskusstva5.html (date of circulation 11.04.2022). (In Russ.).

7. Gonzalez CR, Sreznevskaya II. (ed.) Travel diary to Timur's court in Samarkand in 1403-1406. St. Petersburg, Type. Imperial Academy of Sciences; 1881. 466 p. Available from: https://runivers.ru/lib/book3067/9675/ (date of circulation 10.04.2022). (In Russ.).

8. Pamuk O. My name is Red. Moscow: Azbuka; 2014. 544 p. (In Russ.).

9. Smirnov AV. The logic of meaning as a philosophy of consciousness. Moscow: YaSK Publ.; 2021. 448 P. (In Russ.).

10. Turchin VS. Through the labyrinths of the avant-garde: Kandinsky. Abstraction plus romance. URL: http://20century-art.ru/books/po_labirintam_avangarda/kandinskiy_abstraktsiya_plyus_75.html (date of circulation 29.04.2022). (In Russ.).

11. Chittick W. Sufism. Beginner's Guide. Moscow, Vostochnaya Literature; 2012. 248 p. (In Russ.).

12. Chandler D. Ontopolitics in the Anthropocene: An Introduction to Mapping, Sensing and Hacking. Rout- ledge Publ., 2018. 260 p.

Размещено на Allbest.ru