Экономика СССР

Размещено на http://www.allbest.ru/

Размещено на http://www.allbest.ru/

1. Необходимость формирования планового управления экономикой СССР на основе плана ГОЭЛРО (февраль 1920 г.) Модернизация промышленности страны на основе социалистической индустриализации СССР

2. XIV съезде ВКП(б)

Окончательно курс на индустриализацию был принят в декабре 1925 г. на XIV съезде ВКП(б). Съезд отметил, что, несмотря на успехи восстановительного периода, экономика страны все еще оставалась отсталой. СССР оставался страной многоукладной, аграрной, промышленность давала лишь 32,4% всей продукции, а мелкое, в основном единоличное, хозяйство давало 67,6%. Преобладала легкая промышленность, тяжелая индустрия была развита слабо. В промышленности отсутствовал ряд важнейших отраслей, производящих средства производства. Объективный ход развития страны требовал реконструкции всего народного хозяйства. Съезд принял резолюцию, которая поручала Центральному комитету вести экономическое строительство под таким углом зрения, чтобы СССР из страны, ввозящей оборудование и машины, превратить в страну, производящую машины и оборудование. Индустриализацию было решено осуществить в короткий срок.

Быстрый темп индустриализации диктовался следующими причинами:

· необходимостью использовать мирную передышку, которая могла прерваться в любой момент;

· необходимостью в короткий срок подвести техническую базу под сельское хозяйство;

· необходимостью в возможно короткий срок укрепить обороноспособность государства.

Задачи социалистической индустриализации:

1) Стояла задача превратить аграрную страну в индустриальную, чтобы промышленность стала главной отраслью ее хозяйства.

2) В России не были развиты некоторые отрасли машиностроения: производство самолетов, автомобилей не были развиты радиопромышленность, некоторые отрасли химической промышленности. Это были так называемые «новые» отрасли, которые и за границей стали в основном развиваться после войны. Обстоятельства не позволяли рассчитывать на импорт продукции отсутствующих отраслей. Надо было рассчитывать на собственные силы в условиях значительной экономической изоляции.

3) Трудно было сказать, насколько реальной была опасность близкой войны. В любом случае, в представлении руководителей страны она была. Следовательно, надо было создать мощную военную промышленность, обеспечить армию современными видами оружия - танками и самолетами.

Эти основные задачи определили особенности индустриализации:

1. Очень высокие темпы. Для создания новых для страны отраслей были брошены все силы государства, часто в ущерб остальным отраслям.

2. Индустриализация в СССР означала достижение полной экономической независимости, т.е. развитие в условиях полной экономической изоляции.

Одной из главных трудностей оказалась проблема накоплений. Решение именно этой проблемы в значительной степени определило направление дальнейшего развития хозяйства страны. Решать ее можно было одним из двух способов - экономическим или административным.

Экономический путь предлагали сторонники Н.И. Бухарина и даже начали проводить его в жизнь в 1926-1928 гг. Заключался он в том, чтобы использовать европейский и американский опыт (конечно, с поправками на социалистический способ производства): продолжать развитие сельского хозяйства и легкой промышленности, накапливать в этих отраслях средства, а затем использовать эти средства для развития новых отраслей тяжелой промышленности. Этот путь означал использование различных форм собственности, товарно-денежных отношений, предприимчивости ради получения прибыли. Этот путь означал продолжение нэпа.

Второй путь, административный, который стал проводиться с 1929 г., означал концентрацию всего хозяйства в руках государства и использование административных, внеэкономических методов мобилизации ресурсов для индустриализации.

На апрельском 1926 г. пленуме ЦК при обсуждении доклада Рыкова о хозяйственной политике. Троцкий, которого поддерживали Пятаков, Каменев и Зиновьев, ратовал за план интенсивной индустриализации страны с тем, чтобы уменьшить отставание промышленности от сельского хозяйства и ликвидировать «ножницы цен». Сталин же выступал за предельно минимальные темпы развития индустрии и обвинял Троцкого в «сверхиндустриализаторстве», «нетерпении», «сверхчеловеческих прыжках» и т. д. Но на деле правящая фракция тогда не обладала сколько-нибудь ясным планом социалистических преобразований в экономике, четкими взглядами на соотношение между развитием промышленности и сельского хозяйства.

С 1926 г. в СССР начинают разрабатываться варианты первого пятилетнего плана. Г.Я. Сокольников и другие специалисты Наркомфина (с которыми сходились во мнении экономисты Н.Д. Кондратьев и Н.П. Макаров) считали, что главнейшей задачей является развитие сельского хозяйства до самого высокого уровня. По их мнению, только на базе окрепшего и поднявшегося до «зажиточности» сельского хозяйства, способного вдоволь накормить население, могут появиться условия для расширения советской индустрии. Один из вариантов поступательного движения, разработанный специалистами Госплана (В.А. Базаровым и др.), предусматривал развитие всех отраслей, производящих предметы широкого потребления, и тех видов средств производства, потребность в которых носила массовый характер. Экономисты этого направления доказывали, что всюду в мире интенсивное промышленное развитие начиналось с поддержки именно этих отраслей.

Бухарин и его группа предлагали планомерно развивать тяжелую и легкую промышленности. Получаемые при этом средства они рассчитывали направлять на ускорение темпов индустриализации, но так, чтобы при этом происходило и расширение производства предметов потребления. В противном случае, по их мнению, ускоренная индустриализация приведет к снижению уровня жизни трудящихся масс. В противоборстве двух концепций индустриализации - «бухаринской» (продолжение НЭПа, сбалансированное развитие промышленности и сельского хозяйства) и «сталинской» (свёртывание НЭПа, усиление роли государства в развитии экономики, ужесточение дисциплины, форсированное развитие тяжёлой промышленности, использование деревни как поставщика средств и рабочей силы для нужд индустриализации) верх одержала «сталинская» концепция.

Во главе одного из ключевых ведомств, разрабатывавших планы развития промышленности, с начала 1924 г. находился Ф.Э. Дзержинский. Дзержинский, находясь на посту председателя ВСНХ, в категорической форме высказывался против решения экономических проблем волевыми методами. Он был убежден в том, что темпы роста промышленности должны быть согласованы с ростом и нуждами сельского хозяйства. «В наших отношениях с деревней, - подчеркивал Дзержинский, - не должно быть места эксплуатации с расчетом на то, что сельское хозяйство принесет нужные капиталы для развития индустрии».

Однако даже в ВСНХ не все поддерживали своего председателя. Заместитель Дзержинского Г.Л. Пятаков, которого «железный Феликс» называл «самым крупным дезорганизатором промышленности», был сторонником ускоренного развития индустрии, выступая при этом за повышение оптовых цен промышленности. Последнее, как считал Дзержинский, лишь усугубило бы разрыв между городом и деревней. Смерть Дзержинского (20 июля 1926 г.) серьезно подорвала позиции того крыла в руководстве, которое стремилось сохранить нэп. Началось наступление на частный капитал, изъятие «излишков» у крестьян. Выбор пути форсированной индустриализации означал конец нэпа. В августе 1926 г. председателем ВСНХ стал верный Сталину В.В. Куйбышев. Он постарался как можно скорее удалить из практики ВСНХ лозунги Дзержинского и заменить их новыми - сталинскими.

После XIV съезда ВКП(б) (декабрь 1925 г.) «новая оппозиция», возглавляемая Г.Е. Зиновьевым и Л.Б. Каменевым её активными участниками также были Надежда Крупская, Григорий Евдокимов, Григорий Сокольников, Пётр Залуцкий и другие, фактически объединилась с группой Л.Д. Троцкого в единый оппозиционный блок. Этот блок собрал вокруг себя все другие оппозиционные группировки, объединившиеся под флагом троцкизма.

Лидеры «новой оппозиции» выражали неверие в возможность построения социализма в СССР до победы мировой пролетарской революции. Они утверждали, что государственная промышленность Советской страны является не социалистической, а государственно-капиталистической, что НЭП есть политика отступления перед капиталистическими элементами, что советская экономика всецело зависит от стихии внешнего капиталистического рынка, что монополия внешней торговли не нужна. Лидеры оппозиции возражали против увеличения ассигнований на тяжелую промышленность, выступали за развитие лишь легкой промышленности и за широкий ввоз промышленных изделий из-за границы.

Вместе с тем Л.Д. Троцкий и его сторонники соглашались с необходимостью усиления темпов индустриализации. Они считали, что только общий подъем промышленности (как тяжелой, так и особенно легкой) даст возможность поднять сельское хозяйство. При этом они исходили из того, что политика проведения индустриализации должна проводиться за счет усиления налогового обложения крестьянства и повышения цен на промышленные товары. Троцкий выдвинул лозунг «Диктатура промышленности» (1926 г.).

XV партийная конференция, состоявшаяся в конце 1926 г., вскрыла антипартийную сущность оппозиционного блока, показала, что предлагаемые «новой оппозицией» методы индустриализации ведут не к ускорению, а к провалу дела индустриализации, к разрыву союза рабочего класса и крестьянства. Партия охарактеризовала «новую оппозицию» как социал-демократический, меньшевистский уклон.

Группа членов Политбюро (Н.И. Бухарин, А.И. Рыков, М.П. Томский, Ф.Э. Дзержинский) считала, что надо ускорять индустриализацию за счет тех экономических возможностей, которые дает НЭП. Главной задачей при этом становилась проблема сбалансированности темпов развития промышленности и аграрного сектора. Промышленность и сельское хозяйство, по мнению этой группы, должны помогать друг другу и развиваться одновременно по схеме «технического союза», без прямого ущемления одного из них.

К XV съезду ВКП(б) в руководящих кругах партии утвердилась не только идея индустриализации, но и мысль о необходимости высокого темпа ее проведения. Одновременно совершался переход к жесткой централизации и концентрации всех ресурсов, регулированию народного хозяйства с помощью государственных планов. В качестве основ индустриализации должны были стать доходы от национализации промышленности, транспорта, торговли; налоговая система; внутренние займы, доходы от экспорта сельскохозяйственной продукции; внутрипромышленное перераспределение средств в пользу отраслей, производящих средства производства (группа А), посредством налога с оборота. Среди источников обращает на себя внимание так называемая «перекачка», под которой подразумевается неэквивалентный обмен между городом и деревней.

Если первый путь предполагал первоочередное развитие сельского хозяйства и легкой промышленности, то второй означал их разорение, обескровливание, с тем чтобы снова форсировать их развитие после рынка тяжелой промышленности на более высокой технической основе.

Реален ли был вариант Н.И. Бухарина? Обычное возражение заключается в следующем: низкая товарность крестьянского хозяйства не позволяла делать необходимые накопления, не позволяла получить необходимое для экспорта количество хлеба. Однако в 1926-1928 гг. в среднем за год вывозилось 2,4 млн. т хлеба. Это было в 4 раза меньше, чем до Первой мировой войны, но выручки от экспорта было достаточно для импорта промышленного оборудования. Капиталовложения в промышленность в 1926-1928 гг. выросли в 3,4 раза, а темпы производства были выше, чем в последующих пятилетках: тяжелая промышленность за год увеличивала производство на 28,5%, легкая - на 21,4%.

К 1929 г. промышленное производство превысило довоенный уровень на 32%. Частная промышленность, в которой были заняты 5% рабочих, давала 15% промышленной продукции. Кустари пока составляли 42% всех занятых в промышленности. В 1929 г. произошел «великий перелом», и был принят сталинский, ускоренный вариант пятилетки и индустриализации. Вариант Бухарина-Кржижановского был, отвергнут как слишком медленный. Очевидно, причина этого заключалась не только в недостаточно высоких темпах. Большинство коммунистов воспринимали «плюрализм» нэпа как отступление от

социализма. Идеалом виделось все же единое государственное хозяйство. Линию Бухарина многие не одобряли.

Финансирование

Программа широкомасштабной индустриализации была не по силам государственному бюджету СССР (поступления в бюджет составляли не более 5 млрд. руб. в год). Получение иностранных займов было невозможно из-за отказа советского правительства платить по царским долгам. Поэтому речь могла идти только о еще не использованных внутренних ресурсах. Одним из главных источников накопления средств для индустриализации стало перераспределение доходов населения в пользу государства. Перекачка средств шла по разным каналам. Прежде всего, были распределены доходы аграрного сектора. В июле 1928 г. на пленуме ЦК Сталин сформулировал идею «дани» с крестьянства посредством так называемого «добавочного налога». Он стал взиматься через систему монопольно завышенных цен на промышленные товары и искусственно заниженных цен на закупаемую государством у крестьян сельскохозяйственную продукцию. «Перекачка средств» представлялась как вынужденная мера для сохранения высоких темпов индустриализации. Но в последующем она была возведена в норму и на долгие годы стала основой хозяйственного строительства в СССР. С целью экономии средств государство сдерживало рост заработной платы рабочих и служащих. Это позволяло из того же фонда зарплаты оплачивать труд работников, занимающих новые места.

Дополнительным источником средств для индустриализации были внутренние государственные займы, размещавшиеся как среди городского, так и среди сельского населения. Они начали выпускаться с 1926 г., постепенно превратившись из добровольных в обязательные. Норма подписки на заем составляла среднемесячную заработную плату в течение года. Крупным источником дохода бюджета стала продажа водки. Еще недавно правительство заверяло, что алкоголь, с помощью которого царский бюджет имел полумиллионный доход, не получит в Советской России широкого распространения. Теперь мнение изменилось. В частности, Сталин стал говорить, что наивно думать, будто социализм можно построить в «белых перчатках», нужно отбросить ложный стыд и открыто пойти на максимальное увеличение производства водки. И это было сделано. В качестве источника средств для промышленного строительства использовалась денежная эмиссия. С 1930 г. денежная масса, находившаяся в обращении, увеличилась более чем в два раза по сравнению со стоимостным объектом продукции, производимой отраслями промышленности группы Б.

Для получения валюты экстраординарными мерами осуществлялся экспорт зерна. Однако, несмотря на то, что принимались самые решительные меры по увеличению продажи зерна за рубеж, валютная выручка оказывалась значительно меньше, чем от продажи нефтепродуктов, лесоматериалов, пушнины, льна. Наибольшую выручку от вывоза хлеба удалось получить в 1930 г. - 883 млн. руб. (продажа нефтепродуктов и лесоматериалов дала более 1430 млн. руб.). В последующие годы мировые цены на зерно упали. Поэтому значительный объем экспорта хлеба в 1932-1933 гг. составил лишь 369 млн. руб.

Изыскание средств для индустриализации происходило посредством существенных изменений в финансовой системе. Все накопления изымались в госбюджет. Для предприятий вместо 86 видов платежей, существовавших ранее, установили всего два: отчисления от прибыли и налог с оборота, которые лишили их всех накоплений. В сочетании с другими мерами это позволило правительству иметь огромные средства для нового строительства, бесплатного предоставления предприятиям фондов, поддержания нерентабельных предприятий и даже планово-убыточных отраслей.

коллективизация модернизация индустриализация социалистический

3. Хлебозаготовительный кризис конца 1927 начало 1928 года

Критика политики правящей партии со стороны оппозиции основывалась, в частности, на совершенно справедливом постулате: восстановительный потенциал роста был исчерпан, производственные мощности, доставшиеся в наследство от дореволюционной экономики, были практически полностью введены в действие, и даже начали изнашиваться. Для сохранения темпов роста требовались накопления и капиталовложения в возрастающих масштабах. Оппозиция требовала в качестве источника накоплений использовать налоги с «кулаков». Понятно, что такой прием мог бы сработать только один раз - «кулацкие» хозяйства мгновенно мимикрировали бы под мелкие или сократили бы товарное производство. Сталинско-бухаринская фракция больше напирала на туманный «режим экономии», а на практике проводила линию на пополнение государственного бюджета за счет продажи водки - против чего оппозиция решительно возражала. Вторым важнейшим элементом макроэкономической политики правящей фракции была денежная эмиссия, за счет которой финансировались индустриальные новостройки. Основную тяжесть эмиссионного «налога» предполагалось возложить на крестьян. Однако решение было недальновидным. Крестьяне обладали гораздо меньшей зависимостью от рынка, чем горожане, и когда они почувствовали, что осенью 1927 г. власть им вместо полноценных червонцев предлагает изрядно обесценившиеся «фантики», то отказались поставлять хлеб по установленным государством ценам. Это было их средство борьбы с государственным печатным станком.

Добавил масла в огонь и Сталин, в июле прямо заявившей об угрозе войны. Угроза была, мягко говоря, сильно преувеличенной, однако в результате возник ажиотажный спрос, обострился товарный голод как на продовольственные, так и на промышленные товары. Экономическое положение в стране к концу 1927 г. очень напоминало ситуацию двухлетней давности, но добавилась значительная внутриполитическая напряженность. В целом обстановка была намного сложнее. Например, в 1925 г. в городах не было серьезных перебоев со снабжением хлебом, потому что падение централизованных хлебозаготовок компенсировали частные заготовители. А в конце 1927 г., несмотря на то, что плановые заготовки за 2-е полугодие на 10% превысили уровень 1925 г., хлеба повсеместно не хватало, за ним выстраивались огромные очереди, так как частные заготовки были запрещены.

В декабре 1927 г. открылся XV съезд ВКП(б). Бухарин выступил перед съездом с лозунгом «форсированного нажима на кулака», фактически заимствованным из арсенала оппозиции. Сталинско-бухаринская фракция, обеспечив «монолитность» состава XV съезда, скрыла даже от делегатов съезда тот факт, что к его моменту плановые заготовки хлеба упали на 42% по сравнению с тем же периодом предыдущего года. Делегаты не узнали и о том, что накануне съезда Политбюро провело несколько заседаний, на которых обсуждались пути преодоления хлебозаготовительного кризиса, угрожавшего значительно превзойти по своим масштабам и последствиям аналогичные «осенние заминки» 1925 года и поставить города перед угрозой хлебной блокады. Предложение оппозиции о принудительном займе в 150-200 млн. пудов хлеба у 10% наиболее богатых крестьянских хозяйств было объявлено Молотовым при поддержке Сталина срывом политики нэпа. В официальную историю партии XV съезд вошел как «съезд коллективизации». Однако идея коллективизации в отчётном докладе Сталина, в докладах Рыкова и Молотова и в резолюциях по этим докладам была сформулирована как политика, рассчитанная на неопределённо отдалённую перспективу. «Мы знаем, - говорил Молотов, - что развитие индивидуального хозяйства по пути к социализму - есть путь медленный, есть путь длительный. Требуется немало лет для того, чтобы перейти от индивидуального к общественному (коллективному) хозяйству» … «Нельзя, конечно забывать, - повторял он в заключительном слове на съезде, - что на ближайшие годы наше сельское хозяйство будет развиваться главным образом как масса мелких крестьянских хозяйств»

Впервые признав на XV съезде «известный рост кулачества в деревне», Сталин, тем не менее, крайне осторожно формулировал задачу «экономической изоляции» кулачества: «Не правы те товарищи, которые думают, что можно и нужно покончить с кулачеством в порядке административных мер, через ГПУ: сказал, приложил печать и точка…. Кулака надо взять мерами экономического порядка и на основе советской законности».

Лишь столкнувшись с острым кризисом хлебозаготовок, Сталин буквально в считанные дни превратился из «умиротворителя» деревни в самого жестокого её «усмирителя», причем с помощью таких методов, какие до тех пор не предлагались никем в партии. Не имея в этом, как и в других коренных социально-экономических вопросах, четкого стратегического плана, он осуществлял изменение провозглашённой XV съездом политики сугубо эмпирическим путём.

14 и 24 декабря 1927 года были разосланы на места секретные директивы ЦК с требованиями, во что бы то ни стало увеличить объём хлебозаготовок. Поскольку эти директивы «не возымели действия», ЦК направил 6 января 1928 года третью директиву, говоря словами самого Сталина, «совершенно исключительную как по своему тону, так и по своим требованиям». Она требовала применения «особых репрессивных мер… в отношении кулаков и спекулянтов, срывающих сельскохозяйственные цены» и предупреждала, что ЦК будет поставлен «перед необходимостью замены нынешних руководителей парторганизаций», которые не добьются в месячный срок решительного перелома в хлебозаготовках. В следующей директиве от 14 января говорилось о решении ЦК «нажать зверски на наши парторганизации» и подтверждалось требование арестовывать «спекулянтов, кулачков и прочих дезорганизаторов рынка и политики цен». Называя Урал и Сибирь последним резервом выкачки из села хлебных запасов, директива подчеркивала, что в этих регионах «нажать… нужно отчаянно».

Именно в начале 1928 года Сталин стал рассматривать коллективизацию не с точки зрения подъёма производительных сил сельского хозяйства и преобразования социальных отношений в деревне, а прежде всего как более удобный для государства метод получения хлеба. «Чтобы поставить хлебозаготовки на более или менее удовлетворительную основу», он призвал «покрыть все районы нашей страны, без исключения, колхозами (и совхозами), способными заменить, как сдатчика хлеба государству, не только кулаков, но и индивидуальных крестьян». Однако вплоть до конца 1929 года он продолжал в официальных выступлениях характеризовать сплошную коллективизацию как задачу, рассчитанную на неопределённо длительный срок. В секретном письме от 13 февраля 1928 г. Сталин всю ответственность за «искажения и перегибы» в ходе хлебозаготовительной кампании была возложена исключительно на местные организации. Летом 1928 года началось выправление «перегибов». Были освобождены 494 человека, осуждённые в связи с хлебозаготовками. Одновременно было возбуждено 801 уголовное дело против должностных лиц, совершивших злоупотребления при хлебозаготовках, т.е. непосредственных исполнителей сталинских указаний. В том же письме Сталин подтверждал, что «нэп есть основа нашей экономической политики, и остается таковой на длительный исторический период», и заявлял, что «разговоры о том, что мы будто бы отменяем нэп, вводим продразвёрстку, раскулачивание и т.д. являются контрреволюционной болтовней, против которой необходима решительная борьба». Можно сказать, что середина 1928 г. была для России последней точкой выбора. Реальных вариантов было не так уж и много. Эсеро-большевистская аграрная политика, начатая еще «Декретом о земле», завела страну в тупик. Уничтожение крупных передовых хозяйств и последующее измельчание крестьянских дворов лишило страну источника накоплений. Для извлечения средств можно было «нажать на кулака», как это предлагала оппозиция - но тогда кулак неизбежно «растворился» бы, ушел от налогообложения через искусственное дробление хозяйств - а заодно и вовсе перестал бы поставлять товарный хлеб. Можно было поднять цены на промтовары, ликвидировав таким путем «товарный голод», расширить «ножницы цен», сократить поддержку бедняцких хозяйств - с неизбежным возрастанием социальной дифференциации и массового недовольства, а также усилением кулаков. Наконец, можно было повторить вариант решения 1926 г.: ослабить нажим и предоставить обмену между городом и деревней возможность развиваться естественным путем-то есть отказаться от идеи «первоначального социалистического накопления», с опять-таки неотвратимым усилением кулачества. В конечном счете оба последних варианта означали для большевиков неизбежный уход с политической сцены, их вытеснение представителями того класса, который, насчитывая более 80% населения страны, был призван исполнять роль чьего-то «союзника». Эта цена была неприемлемой - не для страны, но для власти. Поэтому предпочтение было отдано четвертому варианту - массовой коллективизации как способу уйти от необходимости эквивалентного обмена между городом и деревней. Сталину оставалось только подготовить для этого политические условия.

4. Коллективизация сельского хозяйства

На XV съезде партии (1927) был утвержден курс на коллективизацию сельского хозяйства. При этом решительно заявлялось, что создание коллективных хозяйств должно быть сугубо добровольным делом самих крестьян. Но уже летом 1929 года начавшаяся коллективизация приняла далеко не добровольный характер. С июля по декабрь 1929 года было объединено около 3,4 млн. крестьянских дворов, или 14% от их общего числа. К концу февраля 1930 года уже насчитывалось 14 млн. объединившихся крестьянских хозяйств, или 60% их общего числа.

Повсеместная коллективизация, необходимость которой обосновал И. Сталин в статье «Год великого перелома» (ноябрь 1929 года), пришла на смену чрезвычайным мерам по хлебозаготовкам. В этой статье утверждалось, что широкие слои крестьянства готовы к вступлению в коллективные хозяйства, подчеркивалась также необходимость решительного наступления на кулачество. В декабре 1929 года Сталин объявил о конце нэпа и переходе от политики ограничения кулачества к политике ликвидации кулачества как класса.

В декабре 1929 года руководство партии и государства предложило провести сплошную коллективизацию с установлением жестких сроков. Так, в Нижнем Поволжье, на Дону и на Северном Кавказе ее следовало завершить к осени 1930 года, в Центрально-Черноземных областях и районах степной Украины - к осени 1931 года, в Левобережной Украине-к весне 1932 года, в остальных районах страны - к 1933 году. Для проведения коллективизации из городов в деревни направили 25 тыс. рабочих-коммунистов, которым были даны большие полномочия по насильственному объединению крестьян. Тех, кто не хотел идти в общественное хозяйство, могли объявить врагами совететской власти. Еще в 1928 году был принят закон «Об общих началах землепользования и землеустройства», по которому новым совместным хозяйствам устанавливались определенные льготы при получении кредитов, уплате налогов и др. Им была обещана техническая помощь: к весне 1930 года планировалось поставить на село 60 тыс. тракторов, а через год - 100 тыс. Это была огромная цифра, если учесть, что в 1928 году в стране имелось всего 26,7 тыс. тракторов, из которых около 3 тыс. - отечественного производства. Но поставка техники шла очень медленно, поскольку основные мощности тракторных заводов вошли в строй только в годы второй пятилетки.

На первом этапе коллективизации еще не совсем было ясно, какую форму примут новые хозяйства. В некоторых регионах они становились коммунами с полным обобществлением материальных условий производства и быта. В других местах принимали форму товариществ по совместной обработке земли (ТОЗ), где обобществление проходило не полностью, а с сохранением индивидуальных крестьянских наделов, но постепенно основной формой объединения крестьян стали сельскохозяйственные артели с обобществлением основных материальных ресурсов (земли, тяглового и крупного рогатого скота, техники) и с сохранением личного подсобного хозяйства крестьян. Позже сельскохозяйственные артели (коллективные хозяйства) повсеместно получили название колхоз, под которым они и вошли в историю СССР. Наряду с колхозами в этот период получили развитие и советские хозяйства - совхозы, т.е. сельскохозяйственные предприятия, принадлежавшие государству. Но их количество было невелико. Если в 1925 году в стране насчитывалось 3382 совхоза, то в 1932 году - 4337. В их распоряжении было примерно 10% всей посевной площади страны.

В начале 1930 года руководству страны стало очевидно, что невероятно высокие темпы коллективизации и связанные с ними потери наносят вред самой идее объединения крестьян. К тому же весенняя посевная кампания находилась под угрозой срыва. 2 марта 1930 года в газете «Правда» была опубликована статья И. Сталина «Головокружение от успехов», в которой он возложил всю вину за нарушения и искажения генеральной линии партии на местных руководителей и исполнителей. После публикации статьи было позволено выходить из колхозов тем, кого заставили войти туда насильно. Колхозы стали разваливаться, как карточные домики, так как крестьяне массово покидали их. В Центрально-Черноземных областях, например, где к марту 1930 года было охвачено коллективизацией 82% хозяйств, к маю осталось лишь 18% крестьянских дворов, входящих в колхозы. Но осенью, после уборки урожая, кампания по обобществлению крестьянских хозяйств началась с новой силой. В сентябре 1931 года было снова объединено около 60%, в 1934 году - 75%, а к лету 1936 года - 90% хозяйств.

Одновременно с объединением крестьянских дворов в колхозы шел процесс раскулачивания, в ходе которого у зажиточных крестьян изымали имущество, землю, а их самих с семьями, детьми и стариками высылали в отдаленные необжитые районы, направляли на лесозаготовки и в концлагеря, лишая всех политических и гражданских прав. С конца 1929 до середины 1930 года было раскулачено свыше 320 тыс. кулацких хозяйств, а их имущество стоимостью более 115 млн. руб. передано в неделимые фонды колхозов, что составило более 34% всей стоимости колхозного имущества.

Раскулачивание привело к тому, что деревня лишилась наиболее крепких, предприимчивых хозяев, которые могли держаться твердо и независимо. Кроме того, судьба раскулаченных и выселяемых на Север и в Сибирь крестьян должна была служить примером того, как советская власть расправляется с теми, кто не идет в колхозы.

Раскулачиванию подлежали не только кулаки. Основную долю среди них составляли крепкие середняцкие хозяйства, которые и отдаленно не подходили под категорию кулаков. Следует отметить, что четкого определения «кулак» не было. Кулаками считали и тех, кто нанимает батраков, и тех, у кого в хозяйстве есть две лошади или две коровы, или просто крепкий большой дом. Поскольку не было точных критериев, то для разных регионов устанавливалась своя норма раскулачивания. И если норма коллективизации была везде единой - 100%, то норма раскулачивания - разной, в среднем 5-7% от общего количества крестьянских дворов. Если же для выполнения разнарядки по раскулачиванию не хватало кулацких хозяйств, сюда присоединяли так называемых подкулачников, т.е. крестьян из числа середняков и даже бедняков, которых подвергали репрессиям вместе с кулаками как «сочувствующих». В отдельных районах на каждого выселенного кулака приходилось по три четыре высланных «подкулачника».

Имеются свидетельства того, что крестьяне Украины, Кубани, Дона, Средней Азии, Сибири с оружием в руках выступали против коллективизации. На Северном Кавказе и в ряде районов Украины против крестьян были направлены регулярные части Красной армии. Крестьяне, пока хватало сил, отказывались идти в колхозы, старались не поддаваться агитации и угрозам. Они не желали передавать свое имущество в общественную собственность, предпочитая оказывать пассивное сопротивление всеобщей коллективизации, сжигать постройки, уничтожать скот, поскольку переданный в колхоз скот все равно чаще всего погибал из-за отсутствия подготовленных помещений, кормов и ухода. О размерах катастрофического сокращения поголовья свидетельствуют такие цифры: если в 1928 году в стране было 33,5 млн. голов лошадей, то в 1932 году их осталось 19,6 млн.; коров - соответственно 70,5 и 40,7; свиней - 26,0 и 11,6; овец и коз - 146,0 и 52,1 млн. голов. В общей сложности за 1929-1934 годы погибло почти 150 млн. голов скота, а их ценность намного превышает ценность выстроенных в это время огромных заводов и фабрик. На протяжении последующих десятилетий страна так и не смогла полностью преодолеть последствия этого бедствия, испытывая постоянную нехватку продовольствия. Это огромное сокращение поголовья происходило, несмотря на то, что в начале 1930 года были приняты специальные постановления правительства, запрещавшие убой скота под угрозой штрафов, конфискации имущества и уголовного наказания. Истребление скота, полная дезорганизация работы в колхозах, репрессии по отношению к кулакам, резкий рост объема вывезенного из деревни продовольствия привели в 1932-1933 годах к страшному голоду, по своим масштабам далеко оставившему за собой голод 1921-1922 годов. Но если в 1921 году советское правительство обращалось к западным странам за помощью, то теперь власти старательно замалчивали факт продовольственной катастрофы, о которой долгое время запрещалось сообщать в печати под страхом наказания.

Особенно тяжелой была весна 1933 года на Украине, хотя в 1932 году было собрано хлеба не меньше, чем в предыдущем году. На Украине, которая всегда славилась своими урожаями, вымирали от голода целые семьи и села. Крестьяне направлялись в город, надеясь там получить продукты питания. Они шли пешком, так как купить

билет на поезд можно было только по справкам, заменявшим паспорта, но эти справки имели немногие крестьяне. В городах обстановка была тоже очень напряженной, продовольствия не хватало даже по карточкам. Люди стояли в очередях за хлебом по несколько суток, умирая прямо на улицах, не получив ничего. Политическое руководство страны не стремилось спасать голодающих от смерти не потому, что в стране не было хлеба, а потому, что оно пыталось таким образом ослабить крестьянство как независимую политическую силу, заставить крестьян согласиться с коллективизацией.

Демографические итоги коллективизации были катастрофическими. Если во время Гражданской войны в ходе «расказачивания» (1918-1919) было уничтожено около 1 млн. казаков на юге России, и это было огромной бедой для страны, то гибель в мирное время населения с ведома собственного правительства можно рассматривать как трагедию. Число жертв периода коллективизации точно подсчитать не представляется возможным, поскольку данные о рождаемости, смертности, общей численности населения после 1932 года в СССР перестали публиковать. Коллективизация привела к раскрестьяниванию деревни, в результате чего аграрный сектор лишился миллионов самостоятельных работников, «старательных» крестьян, превратившихся в колхозников, которые, потеряв собственность, нажитую предыдущими поколениями, утратили интерес к эффективному труду на земле.

Следует еще раз подчеркнуть, что основной целью коллективизации было решение зерновой проблемы, поскольку изымать сельскохозяйственную продукцию у колхозов было гораздо удобнее, чем у миллионов разрозненных крестьянских хозяйств. Но форма изъятия продукции у колхозов в пользу государства была найдена не сразу. Первоначально только что созданные колхозы включили в систему контрактации, т.е. в систему договоров об обязательной поставке сельскохозяйственной продукции государству в обмен на товары промышленного производства. В 1933 году она была заменена системой обязательной сдачи продукции (так называемая первая заповедь колхозника) по твердым нормам с каждого гектара посевных площадей и твердым государственным ценам. Таким образом, колхозы постепенно потеряли свой исходный кооперативный характер и превратились в государственные предприятия, включенные в государственные планы по производству и сдаче сельскохозяйственной продукции. Более того, те немногочисленные крестьяне, которые не входили в колхозы, также были обязаны сдавать государству свою продукцию: мясо, молоко, шерсть, зерно, картофель и др.

Следует особо подчеркнуть, что четверть века (с 1929 по 1953 год) закупочные цены на основную сельскохозяйственную продукцию оставались почти неизменными, в то время как розничные цены постоянно росли. Если взять индекс цен в государственной и кооперативной торговле 1928 года за 1, то в 1932 году он составил 2,6, а в 1940 году - 6,4. Это объясняется тем, что практически весь объем заготовок продовольствия на селе производило Всесоюзное объединение «Заготзерно». В 1935 году, например, этот монопольный скупщик закупал у колхозов и совхозов пшеницу по80 коп. за центнер (в ценах 1961-1991 годов), а продавал ее по 10,4 руб., из которых 1,5 руб. шло на покрытие расходов самого «Заготзерна», а 8,9 руб. изымалось в государственный бюджет в качестве налога с оборота, и таким образом происходило финансирование индустриализации за счет сельского хозяйства.

В это же время происходило постоянное отставание темпов роста закупочных цен от розничных цен на продовольственные товары. Если общий индекс государственных розничных цен с конца 1920-х до начала 1950-х годов вырос более чем в десять раз, то заготовительные цены на картофель в эти же годы выросли в 1,5 раза, на крупный рогатый скот - в 2,1 раза, свиней - в 1,7 раза, молоко - в 4 раза.

И хотя расходы на оплату труда, на закупку техники, семян, удобрений были весьма небольшими, колхозы, как правило, имели очень невысокие доходы. Большинство колхозов были убыточными, а их убытки погашались за счет государственных кредитов, которые обычно не возвращались, а списывались. Совхозам, как известно, являвшимся государственными предприятиями, просто предоставлялись дотации из государственного бюджета. Так, в 1940 году себестоимость центнера зерна в совхозах составляла примерно 3 руб., а заготовительная цена в среднем равнялась 86 коп.

С 1930 года в колхозах началось широкое распространение трудодней, которые служили условной единицей соизмерения затрат труда отдельных членов колхоза и определения их доли в конечных результатах деятельности хозяйства. Нормы выработки и расценки за выполнение определенных работ утверждались в каждом отдельном хозяйстве. Трудодень соответствовал единице простого неквалифицированного труда, затраченного человеком в течение рабочего дня, и на его основе соизмерялись затраты сложного труда (например, за работу колхозного сторожа начислялся один трудодень, а доярки - два трудодня). Еженедельно в трудовую книжку колхозника записывалось количество выработанных им трудодней. В конце года после обязательных поставок продукции и расчетов с государством весь оставшийся фонд оплаты труда делился на общее количество трудодней всех членов колхоза (определялся «вес» одного трудодня), а потом происходило начисление продукции на трудодни отдельных колхозников. Распределение происходило главным образом в натуральной форме, поскольку в 1930 году правительство и Колхозцентр запретили использовать денежную форму оплаты труда в колхозах. Как показывала практика многих лет, за работу в общественном хозяйстве колхозники получали по трудодням буквально копейки, а порой и вовсе ничего, так как оказывалось, что после расчетов с государством и банком у хозяйств не оставалось средств для оплаты трудодней. Так, в относительно благополучном 1939 году из 240 тыс. колхозов страны в 15,7 тысячи хозяйствах люди не получили на трудодни вообще ничего. Особо сложные времена для колхозников наступили с введением в 1932 году паспортной системы в СССР. Паспорта могли получить только жители городов, рабочих поселков, новостроек. Колхозники паспортов не получали. Чтобы сменить место жительства (уехать в город, на стройку), крестьяне должны были получить справку из сельсовета, но это было ограничено многими обстоятельствами. Таким образом, долгие годы (до середины 1960-х годов) колхозники были принудительно прикреплены к земле, работали, как на барщине, получая при этом за свой труд скудную плату. В июне 1929 года в стране были созданы государственные машинно-тракторные станции (МТС), где сосредоточивалась сельскохозяйственная техника для обработки полей и уборки урожая, поскольку техники не хватало для того, чтобы обеспечить ею каждый колхоз, да и квалифицированные кадры механизаторов еще не были подготовлены в нужном количестве.

Каковы же были итоги первых лет коллективного ведения сельского хозяйства? Предполагалось, в частности, что валовой сбор зерна сразу же после объединения крестьян увеличится примерно вдвое, но в действительности он снизился в 1928-1934 годах почти на 8%. Средняя урожайность зерна в 1932 году составила 5,7 ц с гектара против 8,2 ц в 1913 году. Но зато заметно выросли объемы государственных заготовок зерна (см. таблицу 1).

Таблица 1

Насильственная коллективизация привела к снижению эффективности сельскохозяйственного производства, поскольку принудительный труд оказался менее производительным, нежели он был в частных хозяйствах. Снижение уровня эффективности аграрного сектора можно проследить и на примере экспорта хлеба. Так, за годы первой пятилетки было вывезено всего 12 млн. т зерна, т.е. в среднем по 2-3 млн. т ежегодно, тогда как в 1913 году Россия экспортировала более 9 млн. т при производстве 86 млн. т.

Увеличение государственных закупок в 1928-1935 годах можно было обеспечить без чрезвычайного напряжения и потерь, связанных с коллективизацией, так как темпы ежегодного прироста во второй половине 1920-х годов составляли стабильно не менее 2%. Если бы страна продолжала развиваться такими же умеренными темпами и дальше, то к 1940 году среднегодовой сбор зерна составил бы примерно 95 млн т. При этом крестьянство не только не стало бы жить хуже, чем в 1920-е годы, но и смогло бы дать средства на индустриализацию и прокормить городское население. Это произошло бы только в том случае, если бы в деревне сохранились крепкие крестьянские хозяйства, охваченные кооперацией.

На II съезде колхозников-ударников в 1935 году был принят «Устав сельскохозяйственной артели», в соответствии с которым колхозники получали право иметь небольшие приусадебные участки, держать корову, свиней, овец, птицу. Излишки продукции с приусадебного участка можно было реализовывать на городских рынках, на которых горожане покупали значительную часть продовольствия. Об уровне эффективности сельскохозяйственного производства в конце 1930-х годов можно судить по такому показателю, как доля единоличных и подсобных хозяйств в производстве основных видов продукции. И хотя на долю этих хозяйств приходилось лишь 13% посевных площадей страны, в них производилось 65% общего объема картофеля, 48% овощей, основная масса фруктов и ягод, 12% зерна. Кроме того, эти хозяйства, имевшие 57% крупного рогатого скота (в том числе 75% коров), 58% свиней, 42% овец и 75% коз, произвели 72% всего мяса в стране, 77% молока, 94% яиц. И это при том, что в этих хозяйствах не было никакой техники по сравнению с колхозами. Таким образом, коллективные хозяйства играли ведущую роль лишь в производстве зерна, сахарной свеклы, подсолнечника и других технических культур, а основная часть продовольствия, как и до коллективизации, поступала от единоличных хозяйств и приусадебных участков крестьян.

Список литературы

коллективизация модернизация индустриализация социалистический

1. Вопросы истории КПСС. 1991. №1. с. 70, 72.

2. История России. В 2-х частях. Ч. II/ Под ред. Н.Е. Артемова. - Высш. школа, 2002 (Гл. 52, с. 118)

3. Истории России. Часть II/ Под общ. ред. Проф. Б.Д, Дацюка, М.: 2000. - 552 с.

4. История экономики: Учебник/ Под общ. ред. проф. О.Д. Кузнецовой и проф. И.Н. Шапкина. - М.: Инфа-М, 2001. - 376 с.

5. Конотопов М.В. История экономики России - М., 2004. - 438 с.

6. Куликов А.Л. История экономики в вопросах и ответах. Изд-во Проспект, 2005 -379 с.

7. Сталин И.В. Соч. т. 11. с. 11.

8. Тимошина Т.М. Экономическая история России: Учебное пособие / Под ред. проф. М.Н. Чепурина. - 15-е изд. перераб. и доп. - М.: ЗАО Юстииинформ.2009. - 424 с.

9. Экономическая история России: Учебное пособие Ю.М. Самохин Москва: ГУ ВШЭ, 2001. - 678 с.

Размещено на Allbest.ru