Привычки, правила и экономическое поведение

Размещено на http://www.allbest.ru/

Университет Хертфордшир (Великобритания)

Вопросы экономики. 2000, №1

Привычки, правила и экономическое поведение

Дж. Ходжсон, профессор



Экономисты обычно игнорируют значение процедур и правил, которые сознательно или неосознанно используются экономическими агентами в процессе принятия решений и совершения действий в реальном мире. Например, М. Фридмен, обходя призывы к более реалистичному анализу и пренебрегая эмпирической очевидностью того, что природа деловой активности обусловлена привычками и правилами, выдвигает следующий аргумент: "Рассмотрим любой фактор, который, как представляется, непосредственно определяет деловое поведение, - привычные реакции, случайный выбор или что-либо еще. Всякий раз, когда действие этого фактора обусловливает поведение, согласующееся с рациональной максимизацией дохода информированного агента, бизнес будет процветать и накапливать ресурсы для своего расширения. В противном случае развитие бизнеса приведет к потере ресурсов, и его существование может быть поддержано только путем добавления ресурсов извне"¹.

Руководствуясь этим тезисом, в течение десятилетий экономисты практически не анализировали подлинные процессы, управляющие действиями и решениями, предполагая, что таинственные силы "естественного отбора" подтвердят "правильный прогноз" человеческого поведения, базирующийся на "экономической" оценке, то есть поведения агента, механически запрограммированного на максимизацию некоторой объективной функции.

В настоящей статье мы хотим показать, что необходимость полагаться на привычки или правила является общей для всех экономических агентов, даже если они сталкиваются с четко определенными задачами оптимизации. Повсеместная распространенность привычек и правил превращает оптимизацию в специальный случай из более широкого класса проблем принятия решений.

* Данный текст, который является переработанной версией статьи, опубликованной в Cambridge Journal of Economics, послужил основой для лекции, прочитанной в Москве в октябре 1999 г.

Когда необходимо следовать привычкам и правилам?

Привычка определяется Ч. Кеймиком как "более или менее самоподдерживающаяся склонность или тенденция к следованию предустановленной или благоприобретенной форме поведения". Правила выступают условными или безусловными образцами мышления или поведения, которые могут усваиваться агентами как сознательно, так и неосознанно. Обычно правила имеют такую форму: в обстоятельствах X необходимо выполнить действие У. Следование правилам может быть сознательным и преднамеренным, многократно повторяющееся следование правилам может перерасти в привычку. Вообще говоря, легче нарушить правило, чем изменить привычку: привычки проявляются самопроизвольно, они укоренены на подсознательном уровне нервной системы. Однако привычки имеют ту же общую форму, что и правила: в обстоятельствах X выполняется действие Y. Поэтому далее мы не будем четко разграничивать привычки и правила.

С очевидностью одни привычки и правила эффективны, а другие нет. Кроме того, повторяющиеся типы поведения могут прочно закрепляться, даже если они невыгодны агентам. Тем не менее, привычки нужны для того, чтобы действовать в сложных и меняющихся обстоятельствах. Развитая способность к выработке привычек может приводить к неадекватности поведения и ошибкам, но это не отменяет необходимости привычек как таковых.

Некоторые привычки и правила могут быть полезными для общества или для группы лиц, но не для конкретных индивидов. К ним относятся, например, исполнение приказов военнослужащими, несмотря на угрозу гибели в сражении, или поведение матери, подвергающей себя опасности, чтобы защитить или спасти ребенка. Такое "альтруистическое", или жертвенное, поведение не служит предметом обсуждения в данной статье. Мы будем исследовать обстоятельства, в которых выгодно полагаться на привычки и правила. Использование привычек или правил необходимо в следующих случаях.

1. Оптимизация выбора, когда известен набор альтернатив и возможно применение упрощенных процедур и решений, направленных на поиск оптимума.

Масштабность информации, когда она может быть легко доступной и понятной для агента, но ее поиск требует значительных затрат времени и других ресурсов.

Сложность информации, когда существует разрыв между сложностью среды принятия решений, с одной стороны, и аналитическими и вычислительными способностями агента, с другой.

Неопределенность, когда критически важная информация о вероятности наступления будущих событий является, по существу, недоступной.

Ограниченность когнитивных способностей агента', общие трудности с рассмотрением и интерпретацией данных, полученных посредством чувств.

Обучение агента: накопление критически важного знания о мире.

Общение агентов: необходимость вступать в регулярный контакт с другими агентами.

Не все вышеуказанные случаи являются взаимоисключающими. Например, когнитивные способности и процесс обучения тесно связаны между собой. Рассмотрим подробнее каждый случай.

Оптимизация выбора. Современная неоклассическая экономика основывается на допущении полной адекватности оптимизационного подхода к исследованию человеческого поведения. Она предполагает рациональное, максимизирующее поведение агентов с заданными и стабильными функциями предпочтения, фокусирует внимание на достижении равновесия, а также исключает из рассмотрения проблемы сбора и обработки информации. Хотя недавние теоретические исследования, например, теория игр, несколько раздвинули эти рамки, парадигма оптимизации все еще остается доминирующей в учебных курсах и в прикладной экономике. Даже если отбрасываются допущения о том, что агенты обладают совершенной информацией, обычно все же предполагается, что решения задач, содержащих неопределенность, могут быть найдены с использованием вероятностных методов, поскольку ключевые переменные могут быть описаны хорошо известными статистическими распределениями. Хотя многие именитые критики возражают против такого подхода³.

В ответ на утверждение о том, что широкомасштабное использование привычек и правил несовместимо с моделью рационального, оптимизирующего "homo economicus", M. Резерфорд пишет: "То, что индивиды вырабатывают правила и следуют им, само по себе не означает, что они не ведут себя рационально. Например, подход теории игр к анализу социальных соглашений на базе ситуаций повторяющихся игр представляет собой попытку объяснить происхождение правил, совместимую со стандартными представлениями о рациональной максимизации. Еще более очевидно, что для индивида совершенно рационально подчиняться существующим социальным или юридическим нормам, если издержки подчинения делают приверженность норме его максимизирующим выбором в любом случае".

Тем не менее, оба этих случая, скорее, - примеры уступки правилам, а не поведения, определяемого правилами. Теория игр пытается объяснить подчинение правилам на основе рационального выбора и максимизации полезности. Такое объяснение подразумевает существование постоянно оптимизирующих агентов, которые выбирают определенное правило из всего набора доступных им. Это не то же самое, что действовать под влиянием привычки или правила, не принимая во внимание иные возможности.

Другие экономисты, и в частности, В. Ванберг предполагают, что рациональный выбор и поведение, следующее правилам, несовместимы между собой. По Ванбергу, сущность следования правилам заключается не в том, чтобы взвешивать или вычислять в каждом конкретном случае, а в том, чтобы оставаться до некоторой степени невосприимчивым к меняющимся особенностям каждой ситуации выбора⁵. Однако и этот довод не вполне убедителен. Во-первых, свойство невосприимчивости к меняющимся особенностям не является обязательной чертой поведения, следующего правилам. Например, можно разграничить условные и безусловные правила. Действия, согласно условным правилам, зависят от характеристик среды и ведут к различным результатам в разных обстоятельствах. Во-вторых, понятие рационального расчета само определяется правилами вычислений.

Ванберг игнорирует тот факт, что оптимизация, понимаемая в строгом смысле, с необходимостью исключает выбор. Оптимизирующий агент в неоклассической экономике, по существу, выступает машиной для удовлетворения своих склонностей. Результат механически предопределен заданными функциями предпочтения, относительными ценами и способностями индивида, а действительные желания или намерения агента отходят на второй план. Ванберг верно подмечает противоположность между следованием правилам и выбором, но не видит, что оптимизация как запрограммированное поведение также исключает подлинно "свободный" выбор. В то же время следование правилам и оптимизирующее поведение не обязательно исключают друг друга.

Кроме того, оптимизация сама по себе требует использования правил. Например, линейное программирование и дифференциальное исчисление - методы оптимизации, осуществляемой по строгим правилам. Но на практике человек не может быть "молниеносным калькулятором", быстро и без усилий находящим оптимум с той же легкостью, с которой мы определяем низшую точку параболы на графике. Даже при заданной и недвусмысленной исходной информации сложные задачи оптимизации обычно требуют сложных вычислений.

Понятие оптимизации само по себе не может полностью объяснить ни происхождение правил, ни причины следования им. Так как любая оптимизация требует применения соответствующих правил, идея объяснения происхождения всех правил через оптимизирующее поведение агентов ведет в порочный круг. Следовательно, остается нерешенным вопрос о том, откуда происходят первоначальные правила, и на него не может быть дан ответ, базирующийся исключительно на концепции оптимизации⁷.

Масштабность информации. Она в данном случае понимается как проблема обработки больших объемов информации, даже если последняя потенциально воспринимаема и доступна. Обычно мы сталкиваемся с этой проблемой, когда ищем в библиотеке информацию по определенному вопросу: библиотека настолько велика, что исчерпывающий поиск внутри большого массива данных оказывается невозможным. Заметим, что суть рассматриваемой проблемы состоит не в сложности воспринимаемой информации, а в ее объеме при условии ограниченности времени и внимания агента.

В большинстве случаев проблема масштабности информации сводится к чистым издержкам ее получения по оценке агента. При заданной величине ожидаемого дохода от поиска в определенный момент агенту кажется бесполезным тратить время и ресурсы на его продолжение. Агент, ищущий оптимум, не может определить, когда именно достигается точка оптимума, следовательно, он не может претендовать на точность решения. Таким образом, подрывается вся концепция совершенной оптимизации или глобальной рациональности, ведь невозможно сделать оптимальный выбор и при этом знать, что сделанный выбор оптимален. Издержки и выгоды дальнейшего поиска оказываются неизвестными.

Тем не менее, агенты, сталкивающиеся с проблемой масштабности, могут пытаться оптимизировать свои решения. Если время рассматривается как относительно дорогой ресурс, тогда, скорее всего, им придется отказаться от дальнейшего поиска информации. Но агенты при этом принимают в расчет только ожидаемые, а не действительные доходы от поиска. И даже если ожидания издержек и доходов верны, будущий оптимизатор в принципе может и не знать этого.

Формулируя концепцию "удовлетворительности", которая является ключевой для бихевиоризма, Г. Саймон поднимает проблему масштабности, не отличая ее от проблемы сложности. Так, он пишет о "поиске иголки в стоге сена", где спрятаны "иголки различной остроты", цель которого заключается в том, чтобы найти острую иголку. Действительно ли мы просматриваем весь стог в поисках наиболее острой иглы или находим ту, которая вполне пригодна для шитья? Часто мы сталкиваемся с аналогичными проявлениями масштабности информации в обыденной жизни. Мы знаем расположение всех местных магазинов, но у нас нет времени заходить в каждый из них и сверять цены всех товаров, которые мы намерены купить.

Типичный супермаркет торгует, по меньшей мере, десятком тысяч различных товаров, и вряд ли мы сможем проверить каждый продукт и сделать полностью информированный и оптимальный выбор. Проблема заключается не в сложности информации, а в информационной перегруженности.

И здесь на передний план выходят привычки или правила. Мы посещаем определенный магазин, поскольку у нас есть привычка совершать в нем покупки, или же следуем неявным правилам: например, просматриваем в библиотеке не все книги подряд, а только те, которые принадлежат перу признанных авторов, посвящены конкретной предметной области и опубликованы после определенной даты.

Тем не менее, в отличие от остальных шести факторов, рассматриваемых в данной статье, масштабность информации может и не служить достаточным основанием для формирования привычек или правил. Ведь при масштабности информации нет необходимости каждый раз обращаться к привычкам и правилам. Мы можем действовать импульсивно, например, остановить свой выбор на первом попавшемся магазине. Хотя правила и привычки неизбежно возникают даже в случае импульсивного поведения, в действительности масштабность информации является самым слабым основанием для их формирования.

Сложность информации. Проблемы сложности и масштабности информации концептуально различны. Сложность связана с плотностью структурных связей и взаимодействий между частями системы и не обязательно является проблемой масштаба. В то же время масштабность может быть присуща информации, не заключающей в себе никакой сложности. Под сложностью подразумевается ситуация, когда вся информация, требуемая для принятия оптимального решения, находится в нашем распоряжении, но мы не способны полностью ее проанализировать, интерпретировать и достичь оптимума.

Кроме того, сложность информации не тождественна ограниченности когнитивных способностей агента. Сложность - это не ограниченность способности к осознанию данных, полученных посредством чувств, а невозможность исчерпывающего анализа и использования той информации, которая уже осознана: даже после того, как данные распределены по категориям и интерпретированы, мы не всегда способны применять полученную информацию.

Используя эмпирические результаты из области психологии, Р. Хейнер доказывает, что обычно существует разрыв между "способностями" агента и "трудностями" выбора предпочтительных альтернатив. Рациональность агента в данном случае ограничена, поскольку имеющаяся информация слишком сложна для вычислений или оценок.

Лучшие иллюстрации здесь - игра в шахматы и головоломки типа кубика Рубика. Существует очень большое количество всевозможных начальных положений, из которых собирается кубик Рубика. Данные, необходимые для выработки кратчайшего пути к сборке кубика, очевидно, являются доступными из наблюдений за узором на всех шести гранях. "Рационально максимизирующий" агент, обладающий неограниченной скоростью вычислений, может использовать все эти данные и найти самый быстрый способ сборки кубика. На практике, однако, стремление действовать, таким образом, приводит к избыточным временным затратам. Поэтому аналитики разработали простые методы для сборки кубика Рубика. Они в значительной степени независимы от исходного положения и субоптимальны в том смысле, что не приводят к сборке кубика за минимальное число ходов. Но с операционной точки зрения эти правила гораздо более полезны, чем попытки реализовать "оптимальное" решение.

Шахматная доска, подобно кубику Рубика, содержит все данные, необходимые для вычисления оптимального решения. Таким образом, шахматы являются игрой с совершенной информацией. Согласно теории игр, всегда существует стратегия, которая гарантирует одному из игроков победу или ничью. Но в силу ограниченности памяти и быстродействия даже суперсовременные компьютеры оказываются не в состоянии анализировать все имеющиеся возможности и быстро находить оптимальные решения. Вследствие этого компьютерные программы следуют методам решений (правилам), которые применяются ведущими шахматистами, одновременно расширяя их возможности. Опытный игрок запоминает большое количество различных вариантов расположения шахматных фигур вместе с методами разрешения ситуаций, которые возникают в этих вариантах. Компьютерная программа для игры в шахматы больше полагается на расширенный поиск возможностей для новых ходов, чем на распознавание известных вариантов. Однако в обоих случаях игроки не "максимизируют" результат путем вычисления оптимальной стратегии, но "удовлетворяются", найдя достаточно пригодный вариант продолжения игры.

Кубик Рубика и шахматы служат прекрасными образцами того, как имеющиеся в распоряжении агента данные используются несовершенно. Это, в частности, означает, что наиболее распространенная трактовка работ Саймона может оказаться ошибочной, так как любое поведение, отвечающее концепции "удовлетворительности", по существу, минимизирует общие издержки агента, если принять во внимание издержки получения информации. Ясно, что понимаемая таким образом "удовлетворительность" равнозначна максимизирующему поведению ортодоксального типа.

Если агент, обладающий ограниченными вычислительными способностями, попытается делать расчеты в сложной среде (как это неявно подразумевается в стандартной модели рационального выбора), это может нанести ему ущерб, поскольку многие критически важные обстоятельства выпадут из поля его зрения. Существует огромное количество неоднородных производственных ресурсов, находящихся в сложном сочетании. В этой ситуации неоклассическое предположение о рациональном принятии решений в мире с известными исходами событий или их вероятностями становится неадекватным. И здесь мы вновь оказываемся перед необходимостью прибегнуть к привычкам и правилам.

Из ошибочной предпосылки, что все индивиды могут принимать оптимальные решения в сложной среде, делается вывод о том, что каждый индивид обладает неограниченными возможностями переработки сложной информации, безграничными вычислительными и аналитическими способностями продвинутого математика. Это утверждение не только сомнительно, но и отрицает принцип редкости ресурсов. Вычислительные и аналитические способности также являются редким ресурсом, поэтому мы не можем одновременно допускать неограниченную человеческую рациональность и всеобщую редкость ресурсов.

Неопределенность. Сложность не следует смешивать с неопределенностью. Последний термин вводится в неоклассических работах, но только вместе с допущением, что агенты могут присваивать событиям численно определенные вероятности. Точнее, он определяется как риск и рассматривается в рамках оптимизационных задач, обсуждавшихся выше. Действительная неопределенность, как ее понимали Ф. Найт и Дж. Кейнс, относится к ситуациям, где невозможны ни вычисление, ни присваивание численной вероятности, хотя бы даже субъективной. Понятие неопределенности в таком радикальном смысле несовместимо с оптимизирующим поведением. Без исчисления вероятности и риска поиск оптимума невозможен.

Теоретики субъективной вероятности пытаются свести понятие неопределенности к понятию риска, рассматривая субъективные оценки агентов вне зависимости от того, подтверждаются ли эти приписанные значения объективными данными. Тем не менее достаточно свидетельств тому, что агенты не принимают решений, удовлетворяющих аксиомам этого подхода¹⁵. Например, мы владеем определенным количеством акций, цена которых начинает резко снижаться. Как мы поступим в случае, если не имеем надежной информации о причине такого явления? Даже если мы находимся в абсолютном неведении о происходящем, разумно предположить, что этому есть какая-то причина. Обычно, как пишет Кейнс, мы "обращаемся к суждению остального мира, который, возможно, лучше информирован". Если другие продают акции, для нас может быть разумным последовать их примеру, предполагая, что они знают что-то такое, чего не знаем мы.

Отметим, что, прежде всего это не вопрос сложности. Мы не обладаем четкой информацией, и трудность для нас заключается не только в ее обработке и анализе. Это, как правило, и не проблема масштабности, то есть обработки больших массивов информации, если даже она потенциально доступна и понятна. Вместо этого имеет место "неопределенность - факт неведения и необходимость действовать больше под влиянием мнения, чем знания". Понятие неопределенности в первую очередь связано с недостатком нашего знания о будущем.

В подобных случаях часто бывает разумным следовать примеру других или полагаться на обычаи. Привычка поступать так же, как прежде, остается эффективной, несмотря на неопределенность ситуации. Образцы поведения формируются, либо, сообразуясь с общепринятым поведением остальных, либо путем воспроизведения установившейся практики в расчете на то, что мир не изменится. Неопределенность не ликвидирует привычные образцы поведения, именно в такой ситуации может быть адекватным поведение, обусловленное правилами, как это и доказывается модельными экспериментами. Естественно, неопределенность не порождает привычек и рутин, но она создает контекст, где преобладают определенные обычаи и привычки. Именно в этом смысле Найт говорит о том, что существование институциональных соглашений, таких, как капиталистическая фирма или система оплаты труда, является "прямым результатом факта неопределенности".

Ограниченность когнитивных способностей агента. Современная экономика во все большей степени переносит акцент исследования на "информационные проблемы". Однако эти проблемы обычно определяются чрезвычайно узко - исходя из концепции неполноты информации или знания. Картина не становится яснее в результате принимаемых допущений о том, что информация выступает редким ресурсом, или что она неравномерно распределена между индивидами, или что ее невозможно получить без издержек. Заблуждения коренятся в неверном представлении о самой природе знания и информации.

Идея о том, что недвусмысленное свидетельство, существующее "где-то", служит достаточным основанием для непосредственного познания и понимания мира, является базисной в эмпирической теории познания. Она предполагает, что мы черпаем информацию прямо из внешнего мира, без предварительной структуризации понятий, правил и теорий. Информация здесь понимается как совокупность атомарных "фактов". Все чувственные данные, таким образом, воспринимаются непосредственно; они легко трансформируются в полезное знание, принимающее форму несомненных фактов или определенных вероятностей. Сущность растворяется в видимости, и мы получаем прямой доступ в реальный мир. Эта точка зрения широко распространена, хотя и неверна.

Прежде всего, необходимо провести различие между чувственными данными и информацией. Чувственные данные включают множество слуховых, визуальных и прочих сигналов, идущих в мозг, помимо них мы не имеем других контактов с внешним миром. Однако они не приходят к нам в обрамлении понятий и значений. Наше знание о мире не возникает непосредственно из чувственных данных, как только они достигают мозга. Чтобы получить информацию, необходимо, чтобы беспорядочная мозаика сигналов, полученных нервными окончаниями, нал ожил ась на существующую концептуальную структуру, вызывая появление явных или неявных предположений, категорий или теорий, которые сами по себе не могут быть получены из одних только чувственных данных. Часто чувственные данные открыты для различных интерпретаций, примером чего могут послужить знаменитые миражи в пустыне. Приписывание значений не является непосредственным или автоматическим действием: чувственные данные, как и общеизвестные факты, не говорят сами за себя. Процесс познания должен обеспечить им форму, которая имеет значение для агента и несет в себе определенное информационное содержание.

Приписывание значений внешне хаотической массе данных требует использования приобретенных понятий, символов, правил и знаков. Когнитивный процесс - это распределение данных по категориям, чему можно научиться. Через обучение мы приобретаем навыки познания и формируем структурные рамки восприятия. Они существенны для нас, поскольку позволяют получать знание об окружающей обстановке и действовать в ней.

Если чувственные данные, полученные опытным путем, совместимы с существующей схемой познания, они легко признаются агентом. Если они с очевидностью не соответствуют схеме, то либо информация игнорируется, либо изменяется сама схема, которая приспосабливается к входящей информации. Обычно информация интерпретируется таким образом, чтобы оказаться совместимой с ранее установленными понятиями и теориями. Но поскольку схемы познания дополняют чувственные данные, одним и тем же исходным данным могут соответствовать различные структуры восприятия. Отсюда возникает постоянная проблема неопределенности.

Когнитивные способности включают в себя не только сортировку и распределение данных по категориям. Беспорядочность чувственных данных часто требует пренебречь некоторыми единицами информации и придать большее значение другим. Психология познания показывает, что полное использование имеющихся в распоряжении данных, - скорее, редкое исключение, чем правило. Даже искушенные экономические агенты, использующие современные информационные технологии, игнорируют некоторые из получаемых чувственных данных.

Исследования в области политики и международных отношений наводят на мысль о том, что при принятии решений в расчет принимается не вся доступная информация, а только ее часть, значимая для агента, адекватная его предпочтениям и способностям к познанию.

Обучение агента. Строго говоря, обучение неотделимо от познания. Оно рассматривается здесь как отдельная категория только для удобства объяснения. Процесс развития и обучения - это обретение навыков познания и структур восприятия. Обучение может означать как получение дополнительной информации, так и установление новых понятийных структур.

Мейнстрим рассматривает феномен обучения, опираясь на уязвимую для критики эмпирическую концепцию знания. Обучение здесь воспринимается в качестве простого приобретения и накопления информации, как будто она является субстанцией, находящейся "где-то" и допускающей перенесение. В действительности обучение предполагает непрерывное воспроизводство и преобразование знания, включая изменение отношений между агентом и внешней средой, а также структурирование познания и отбор информации. Обучение в большей степени выступает процессом формулирования и решения задач, чем приобретения и накопления объективно заданных "битов" информации. Процесс обучения рождает гипотезы, иногда ошибочные, причем ошибки дают больше возможностей для обучения, чем случайные отклонения.

Рассмотрим гипотезу рациональных ожиданий. Она предполагает, что агенты "обучаются" и осознают действительность через призму базовой "истинной" модели экономики. Обычно допускается, что такое обучение происходит путем наблюдения и последующей обработки параметрических переменных. Здесь мы сталкиваемся сразу с несколькими серьезными заблуждениями. В частности, ошибочно предполагается, что воспринимаемая информация носит недвусмысленный характер. Кроме того, считается, будто неверное восприятие постепенно исправляется в процессе обучения, в то время как существуют широко известные свидетельства о том, что ошибки восприятия могут быть продолжительными или постоянными, несмотря на опровергающие их факты.

Внутренние противоречия эмпиризма, скрытые в гипотезе рациональных ожиданий, становятся явными, когда выясняется, что в процессе любого "обучения" агенты находятся под давлением базовой модели экономики, включающей обычно количественную теорию денег, допущения рыночных расчетов и т.д. Поскольку эта модель рассматривает обучение как простое накопление информации, а полученное знание предполагается определенным и стабильным, проблемы, догадки, правила, процедуры и понятия, в реальности конституирующие процесс обучения, попросту игнорируются, а без этих аспектов концепция обучения становится бессодержательной.

Подобные аргументы разрушают не только гипотезу рациональных ожиданий. Все экономические модели, которые допускают, что информация является "прозрачной" и недвусмысленной или что агенты реагируют на одну и ту же информацию одинаково, могут быть подвергнуты сомнению. Нельзя игнорировать психологическое и культурное "сито", через которые "просеивается" и интерпретируется информация.

В противоположность эмпирической концепции знания процесс обучения подразумевает нечто большее, чем простое накопление фактов. В дополнение к этому обучение включает развитие когнитивных способностей, то есть приобретение практических и интеллектуальных навыков познания. Необходимость обучения часто обусловлена возникновением проблемных ситуаций, порождающих некий непривычный элемент, противоречащий нашим убеждениям или ожиданиям. Это вызывает к жизни гипотезы и возможные ошибки, поскольку мы ищем альтернативные решения и интерпретации. Найденное решение, тем не менее, остается временным, условным и, возможно, ошибочным.

Во многих случаях успешное обучение влечет за собой формирование привычек, которые закрепляют модели познания и поведения и выводят их из сферы сознательного обдумывания. Такие привычки необходимы для приобретения всех видов практических и интеллектуальных навыков. Масса времени и усилий уходит на обучение иностранному языку, или игре на музыкальном инструменте, или машинописи, или на ознакомление с новой научной дисциплиной. Со временем, однако, возникают интеллектуальные и практические привычки, и в этот момент мы можем считать, что приобрели определенное мастерство. Когда аналитические или практические правила применяются без сознательных рассуждений или обдумывания, можно сказать, что задача овладения техникой решена.

Общение агентов. Общение не обязательно должно быть вербальным. И в мире животных, и в мире людей существует много примеров общения, которые не предполагают использования языка.

К ним, в частности, относится передача сигналов, определяемых как неязыковое сообщение о намерениях или результатах действий с использованием упорядоченных и установившихся моделей поведения. Р. Франк различает обмен сигналами "между сторонами, преследующими общие цели, и сторонами, потенциально вовлеченными в конфликт". В качестве примера первого рода можно привести передачу игроком в бридж информации своему партнеру в соответствии с установленными правилами.

Ситуации потенциального конфликта часто предполагают передачу сигналов, предваряющую осуществление определенной модели поведения или ответной реакции. Так, например, индивиды усваивают правило "никогда не уступать шантажистам", а правительства -"никогда не вести переговоров с террористами", чтобы показать потенциальным шантажистам или террористам, что они не получат от своих действий практически никакой выгоды. неоклассический бихевиористский экономический когнитивный

Следовательно, предварительное оповещение можно рассматривать как случай индивидуальной оптимизации, но это, разумеется, не всегда так. Ограниченно рациональные индивиды также могут видеть преимущества в передаче сигналов другим агентам. Предварительное оповещение может оказаться еще более важным в ситуациях сложности или неопределенности, и тогда также будет разумным попытаться сигнализировать о своей системе поведения. Независимо от того, является ли сигнализирующее поведение оптимальным, оно может иметь место в природе без какого-либо умысла или намерения вовлеченных в общение организмов. Лицо человека выражает радушие или антипатию, счастье или страх без всякого предварительного обдумывания. То же самое касается использования "языка тела".

Теория игр и другие формальные модели, предусматривающие передачу сигналов, обычно недооценивают проблемы познания и интерпретации, связанные с приписыванием сигналам определенных значений, и появления возможных ошибок или неясностей их толкования. Действие, нацеленное на передачу информации, может быть интерпретировано по-разному. Поэтому сигнализирующее поведение само по себе не может полностью объяснить происхождение привычек или правил. Для правильной интерпретации сигналов должен существовать язык.

Обучение и социализация с раннего возраста помогают нам развить наши врожденные способности к восприятию, сформировать концептуальные основы понимания и взаимодействия со сложным и меняющимся миром. Для социализированного взрослого человека большинство понятий и структур восприятия выражается в терминах социального языка. По этой причине когнитивные способности, развитие и обучение являются социальными феноменами и, таким образом, имеют свои культурные особенности. Приобретаемая нами понятийная структура отражает нашу культуру, а также унаследованные социальные нормы и правила. Приобретение знания о мире представляет собой не только индивидуальный, но и социальный акт.

Старая идея о том, что язык в первую очередь является образом мира, глубоко ошибочна. Язык не может быть лишь символическим средством передачи информации. Как утверждает теорема Геделя, существуют пределы для всех языковых систем и формальных представлений о нашем мире³³. Язык не может совершенно и последовательно отображать мир, поскольку он сам - часть этого мира, что налагает серьезные ограничения на представление мира в любой символической или языковой системе.

Язык подразумевает привычки и правила; это par exellence социальный институт. Он дисциплинирует наше поведение и предоставляет нам ограниченный набор значимых выражений, выделяемых из обширного множества принципиально произносимых звуков. Поскольку те же самые ограничения усвоены и другими агентами, они облегчают нам передачу огромного количества сообщений и сигналов.



Заключение:

Эмпирическая теория познания, которая столь существенна для мейнстрима, является обратной стороной допущения о рациональном, оптимизирующем поведении агентов. Допущение глобальной рациональности предполагает, что исходная информация выступает для агента данностью и что сама по себе она не подвергается критическому анализу, связанному с процессами познания, вычисления, общения и избирательного видения. Рациональный выбор между альтернативами требует четкого, ограниченного и недвусмысленного набора решений, выраженных в форме определенных задач или поддающихся исчислению вероятностей. Отсюда и проистекает эмпирическая концепция знания, которая серьезно ограничивает природу и масштаб всех информационных проблем, но зато помогает рациональному оптимизатору оценить "заданные" факты и найти оптимум, соответствующий его неизменным индивидуальным предпочтениям. Но эмпирическая концепция знания непригодна в реальности, поскольку для того, чтобы приобрести знание о мире, нам необходимо заранее выработать определенные структуры познания, которые частично формируются в процессе социального взаимодействия с другими индивидами.

Концепции "ограниченной рациональности" и "удовлетворительности" принципиально применимы к проблемам масштабности, сложности информации и неопределенности. В подобных обстоятельствах мы вынуждены прибегать к правилам вместо осуществления глобальной оптимизации. Ограниченность человеческого знания и способности к принятию решений является, таким образом, причиной того, что люди опираются на привычки и правила. В свою очередь, их повторяющееся использование дает толчок к возникновению организаций и институтов.



Таблица

Применение привычек и правил в неоклассической и бихевиористской экономической теории

Тип проблемы, стимулирующей формирование и использование привычек или правил	Согласуется ли объяснение поведения на основе привычек и правил с:
	Неоклассической экономической теорией, базирующейся на модели рациональной оптимизации	Бихевиористской экономической теорией, базирующейся на модели ограниченной рациональности или удовлетворительности?
1.	Оптимизация выбора	Полностью согласуется, по определению: правила нахождения оптимума включены в модель. Однако процесс принятия этих правил не объяснен, следовательно, возникают непреодолимые трудности с проблемами 5, 6 и 7.	Процедуры или правила нахождения оптимума включены в модель, но только в пределах, предписанных "ограниченной рациональностью". Однако процесс принятия этих правил не объяснен, откуда следуют трудности с проблемами 5, 6 и 7.
2.	Масштабность информации	Согласуется на основе концепции "издержек получения информации" , но обычно теория не признает, что в такой ситуации агент вообще не может определить, находится ли он в точке оптимума.	Полностью согласуется. Теория частично признает «информационные издержки, но только в пределах концепции удовлетворительности
3.	Сложность информации	Не согласуется. Проблемы вычисления и анализа заданной информации в общем случае игнорируются. Рациональный агент является "молниеносным калькулятором".	Полностью согласуется. Но признание вычислительных и аналитических ограничений означает в подобных обстоятельствах отказ от объяснений на основе "информационных издержек".
4.	Неопределенность	Не согласуется. Неоклассическая теория отвергает неопределенность в строгом смысле (по Найту или Кейнсу)	Полностью согласуется. Теория признает, что зачастую бывает трудно приписать событиям поддающиеся исчислению вероятности,
5.	Ограниченность когнитивных способностей агента	Адекватное согласование затруднительно, поскольку когнитивные проблемы подрывают эмпирическую концепцию знания, служащую опорой для теорий рациональной оптимизации.	В общем случае согласуется, но больше в смысле отбора, отсеивания или анализа информации, чем концепций интерпретации и познания чувственных данных
6.	Обучение агента	Согласуется, но только в узком и неудовлетворительном смысле открытия агенту некоторой информации, априорно существующей «где-то».	Частично согласуется, но больше в смысле восприятия и анализа информации, чем процесса социального взаимодействия, приобретения навыков и развития познания.
7.	Общение агентов	Неявная эмпирическая концепция ззнания подразумевает интерпретацию языка исключительно как символического средства сообщения существующей информации, но не как средства действительного создания информации.	Согласуется, но только минимально: бихевиористская экономика интересуется преимущественно решениями и действиями некое го отдельного агента.

Однако Саймон считает, что проблема принятия решений проистекает исключительно из ограниченности возможностей отдельного агента. В противоположность этому мы рассматриваем информационные проблемы как взаимосвязь между специфическим типом явления, с одной стороны, и познавательными и вычислительными способностями агента, с другой. Ясно, что феномены познания, обучения и общения, обсуждавшиеся выше, подразумевают одновременное возникновение отношений между множеством агентов, а также между агентами и средой принятия решений. Кроме того, познавательные, аналитические и вычислительные способности агентов развиваются во времени. Все это контрастирует с односторонним подходом Саймона, который фокусирует внимание преимущественно на ограниченности способностей отдельных агентов.

Напротив, основная цель социальных наук заключается не в объяснении индивидуального поведения, а в исследовании сознательно или непреднамеренно полученных результатов поведения многих агентов, находящихся во взаимодействии между собой. Подход Саймона предполагает следование правилам, но не содержит адекватного анализа происхождения этих правил. Хотя бихевиористский подход и модифицирует неоклассическую парадигму, он все же пренебрегает социальным характером принятия решений. Ему также недостает теории происхождения и принятия правил и привычек как таковых.

При любом объяснении происхождения, принятия и передачи привычек и правил важно избегать "ловушки" функционализма. Полезные последствия того, что люди придерживаются привычек или правил, сами по себе не объясняют, почему индивиды полагаются на правила и привычки. Было бы ошибкой функционалистского толка рассматривать полезные функции явлений как причины их существования. Принципиальная альтернатива функционализму заключается в эволюционном объяснении, согласно которому полезный характер привычки или правила, проявляющийся в данной обстановке, наделяет избирательным преимуществом тех, кто его принимает.

Что можно сказать об альтернативе "старого" институционализма? Данный подход базируется на прагматической философии Ч. Пирса и других авторов. Пирс отрицал картезианское представление о предельно рациональном, вычисляющем агенте, заменив его концепцией действия, осуществляемого, в частности, благодаря привычкам и установившемуся поведению. Для Пирса привычка не просто подкрепляет убеждение, "сущность убеждения состоит в установлении привычек". Поэтому, как считал Дж. Коммонс, Пирс одним махом разрешил противоречия рационализма и эмпиризма, сделав "Привычку и Обычай, а не интеллект и ощущения основой всех наук". В результате "старые" институционалисты, такие, как Веблен, Коммонс и Митчелл, отвергли идею постоянно вычисляющего, предельно приспособленного агента, вместо этого перенеся акцент на роль инерции и привычек.

Это не обязательно означает, что всякое действие направляется привычками и правилами. В действительности, как отмечали Пирс, Веблен и Коммонс, следует также принимать во внимание нововведения и творчество. Последнее может само по себе возникать в результате столкновения или сочетания соперничающих языков или правил.

Когда индивидуальные привычки разделяются обществом или группой и укрепляются в этих пределах, они принимают форму социально-экономических институтов. В соответствии с более широкой практикой, установившейся в социальных науках, институционалисты определяют институты не в узком смысле формальных организаций, а в более широком контексте социально обусловленного поведения как "распространенный и неизменный способ мышления или действия, который укоренен в привычках группы или в обычаях народа". В работах институционалистов понятие института тесно связано с культурными ценностями и нормами.

В этой статье мы попытались показать, почему привычки и правила оказываются эффективными для осуществления человеческих решений и действий. Институты основываются на социальной передаче и воспроизведении таких привычек и правил. Поэтому многие правила и институты, скорее, облегчают, чем ограничивают действия. Таким образом, было бы большой ошибкой рассматривать правила или институты целиком или в принципе как препятствия или ограничения в экономической деятельности.

Перевод с английского А. Ляско



Библиография

1. Friedman M. The Methodology of Positive Economics. In: Friedman M. Essays in Positive Economics. Chicago. University of Chicago Press, 1953, p. 22.

2. Veblen T. The Place of Science in Modern Civilisation and Other Essays. New York, Huebsch, 1919;

3. Knight F. Risk, Uncertainty and Profit. New York. Houghton Mifflin, 1921; Keynes J. The General Theory of Employment, Interest and Money. London, Macmillan, 1936;

4. Hayek F. Individualism and Economic Order. London and Chicago, George Routledge and University of Chicago Press, 1948;

5. Camic С. The Matter of Habit. - American Journal of Sociology, 1986, vol. 91, No 5, p. 1044.

6. Simon H. Models of Man: Social and Rational. New York, Wiley, 1957;

7. Shackle G. Epistemics and Economics: A Critique of Economic
Doctrines. Cambridge, Cambridge University Press, 1972.

8. Rutherford M. Institutions in Economics: The Old and the New Institutionalism. Cambridge, Cambridge University Press, 1994, p. 53-54.

9. Veblen T. The Place of Science in Modern Civilisation and Other Essays. New York, Huebsch, 1919;

10. Knight F. Risk, Uncertainty and Profit. New York. Houghton Mifflin, 1921; Keynes J. The General Theory of Employment, Interest and Money. London, Macmillan, 1936;

11. Hayek F. Individualism and Economic Order. London and Chicago, George Routledge and University of Chicago Press, 1948;

12. Simon H. Models of Man: Social and Rational. New York, Wiley, 1957;

13. Shackle G. Epistemics and Economics: A Critique of Economic
Doctrines. Cambridge, Cambridge University Press, 1972.

14. Rutherford M. Institutions in Economics: The Old and the New Institutionalism. Cambridge, Cambridge University Press, 1994, p. 53-54.

15. Vanberg V. Rules and Choice in Economics and Sociology. -- Jahrbuch fur Neue Politische Okonomie, 1988, No 7, p. 1-22

16. Vanberg V. Rational Choice vs Adaptive Rule-Following: On the Behavioural Foundations of the Social Sciences. -Jahrbuch fur Neue Politische Okonomie, 1993, No 12.

17. Vromen J. Economic Evolution: An Enquiry into the Foundations of New Institutional Economics. London, Routlcdge, 1995, p. 81.

18. Field A. On the Explanation of Rules Using Rational Choice Models. - Journal of Economic Issues, 1979, vol. 13, No 1, p. 49-72;

19. Field A. The Problem with Neoclassical nstitutional Economics: A Critique with Special Reference to the North/Thomas Model of Pre-1500 Europe. - Explorations in Economic History, 1981, vol. 18, No 2, p. 174-198;

20. Field A. Microeconomics, Norms and Rationality. - Economic Development and Cultural Change, 1984, vol. 32, No 4, p. 683-711;

21. Hodgson G. Economics and Institutions: A Manifesto for a Modern Institutional Economics. Cambridge and Philadelphia, Polity Press and University of Pennsylvania Press, 1988.

22. Clark J. Economics and Modern Psychology. - Journal of Political Economy, 1918, vol. 26, No 1-2, p. 25;

23. Winter S. Jr Economic "Natural Selection" and the Theory of the Firm. - Yale Economic Essays, 1964, No 4, p. 264;

24. Conlisk J. Costly Optimizers versus Cheap Imitators. - Journal of Economic Behavior and Organization, 1980, vol. 3, No 1, p. 275-93.

25. Pingle M. Costly Optimization: An Experiment. - Journal of Economic Behavior and Organization, 1992, vol. 17, No 1, p. 8.

26. Simon H. Satisficing. In: Eatwell J., Newman P. (eds.). The New Palgrave Dictionary of Economics. London, Macmillan, 1987, vol. 4, p. 244.

27. Heiner R. The Origin of Predictable Behavior. - American Economic Review, 1983, vol. 73, No 4, p. 560-595.

28. Simon H. From Substantive to Procedural Rationality. In Latsis S. (ed.). Method and Appraisal in Economics. Cambridge, Cambridge University Press, 1976.

29. Baumol W., Quandt R. Rules of Thumb and Optimally Imperfect Decisions. -American Economic Review, 1964, vol. 54, No 2, p. 23-46;

30. Jensen M., Meckling W. Theory of the Firm: Managerial Behavior,Agency Costs and Ownership Structure.- Journal of Financial Economics, 1976, No 3, p. 307, note.

31. Simon H. From Substantive to Procedural Rationality. In Latsis S. (ed.). Method and Appraisal in Economics. Cambridge, Cambridge University Press, 1976.

32. Baumol W., Quandt R. Rules of Thumb and Optimally Imperfect Decisions. -American Economic Review, 1964, vol. 54, No 2, p. 23-46;

33. Jensen M., Meckling W. Theory of the Firm: Managerial Behavior,Agency Costs and Ownership Structure.- Journal of Financial Economics, 1976, No 3, p. 307, note.

34. Pelikan P. Evolution, Economic Competence, and Corporate Control. -Journal of Economic Behavior and Organization, 1989, No 12, p. 279-303.

35. Knight F. Risk, Uncertainty and Profit, New York: Houghton Mifflin, 1921; Keynes J. The General Theory of Employment, Interest and Money. London, Macmillan, 1936.

36. Arrow K. Risk Perception in Psychology and Economics. - Economic Inquiry, 1982, vol. 20, No 1, p. 1-9;

37. Ellsberg D. Risk, Ambiguity, and the Savage Axioms. - Quarterly Journal of Economics, 1961, vol. 75, p. 643-669;

38. Feldman J. Simulations of Behavior in the Binary Choice Experiment. In: Feigenbaum E., Feldman J. (cds.). Computers and Thought. New York, McGraw-Hill, 1963, p. 329-346;

39. Kahneman D., Slovic P., Tversky A. (eds.). Judgement Under Uncertainty: Heuristics and Biases. Cambridge: Cambridge University Press, 1982.

40. Keynes J. The Collected Writings of John Maynard Keynes. Vol. XIV. The General Theory and After: Defence and Development. London, Macmillan, 1973, p. 114.

41. Pelikan P. Evolution, Economic Competence, and Corporate Control. -Journal of Economic Behavior and Organization, 1989, No 12, p. 279-303.

42. Knight F. Risk, Uncertainty and Profit, New York: Houghton Mifflin, 1921; Keynes J. The General Theory of Employment, Interest and Money. London, Macmillan, 1936.

43. Arrow K. Risk Perception in Psychology and Economics. - Economic Inquiry, 1982, vol. 20, No 1, p. 1-9;

44. Ellsberg D. Risk, Ambiguity, and the Savage Axioms. - Quarterly Journal of Economics, 1961, vol. 75, p. 643-669;

45. Feldman J. Simulations of Behavior in the Binary Choice Experiment. In: Feigenbaum E., Feldman J. (cds.). Computers and Thought. New York, McGraw-Hill, 1963, p. 329-346;

46. Kahneman D., Slovic P., Tversky A. (eds.). Judgement Under Uncertainty: Heuristics and Biases. Cambridge: Cambridge University Press, 1982.

47. Keynes J. The Collected Writings of John Maynard Keynes. Vol. XIV. The General Theory and After: Defence and Development. London, Macmillan, 1973, p. 114.

48. Peirce С. Collected Papers of Charles Sanders Peirce. Volume V. Pragmatism and Pragmaticism.Cambridge, MA, Harvard University Press, 1934, p. 255-256.

49. Commons J. Institutional Economics: Its Place in Political Economy. New York: Macmillan, 1934, p. 150.

50. Hamilton W. Institution. In: Seligman E., Johnson A. (eds.). Encyclopaedia of the Social Sciences. Vol. 8. 1932, p. 84.

51. Knight F. Risk, Uncertainty and Profit, p. 268.

52. Keynes J. The Collected Writings of John Maynard Keynes, p. 114, 124.

53. Dosi G., Marengo L., Bassanini A., Valente M. Norms as Emergent Properties of Adaptive Learning. 1993, mimeo.

54. Knight F. Risk, Uncertainty and Profit, p. 271.

55. Bruner J. Beyond the Information Given. London, George Allen and Unwin, 1973, p. 12.

56. Whitehead J. Personality and Learning. London, Hodder and Stoughton, 1976; Choi Y.Paradigms and Conventions: Uncertainty, Decision Making and Entrepreneurship. Ann Arbor, University of Michigan Press, 1994;

57. March J. A Primer on Decision Making: How Decisions Happen. New York: Free Press, 1994, p. 9.

58. Spradley J. (ed.). Culture and Cognition: Rules, Maps, and Plans. San Francisco: Chandler Publishing, 1972, p. 9-10.

59. Axelrod Robert M. (ed.). Structure of Decision. Princeton, NJ, Princeton University Press, 1976; Wohlstetter R. Pearl Harbor, Warning and Decision. Stanford, Stanford University Press, 1962.

60. Berkson W., Wettersten J. Learning from Error. La Salle, Open Court, 1984;

...