Экономическая психология как фундамент современной экономической науки

К ним обычно относят следующие положения:

Изначально «вашингтонский консенсус» был ориентирован на решение проблем стран Латинской Америки, но затем экстраполирован как метод противодействия трансформационному кризису в постсоциалистических странах. Как видно уже это обстоятельство является серьёзным методологическим ограничением в адекватности применения этой системы мер, например, для России.

«Вашингтонский консенсус» включал всего 10 положений, которые являлись обязательными принципами проведения политики правительственными органами, финансовыми организациями:

- финансовая дисциплина - дефицит бюджета должен покрывать без инфляционного налога;

- приоритет общественных расходов - только в сферах с высокой экономической отдачей;

- налоговая реформа - за счёт расширения налогооблагаемой базы и снижения предельных налоговых ставок;

- финансовая либерализация - рыночно ориентированные процентные ставки;

- валютный курс - на уровне конкурентоспособности достаточном для того, чтобы обеспечить рост экспорта нетрадиционных товаров;

- либерализация торговли - за счёт замены количественных ограничений пошлинами в определённом приемлемом диапазоне;

- прямые иностранные инвестиции

- приватизация - государственные предприятия должны быть приватизированы как можно в большем объёме;

- дерегулирование - устранение ограничений, сдерживающих конкуренцию;

- права собственности - преобладание права частной собственности и законодательное обеспечение защиты этого права.

Судебная система должна обеспечить эффективную защиту прав собственности. Приоритет института права собственности над прочими социальными институтами. Право владеть приносит больший доход при прочих равных, нежели право «не владеть», хотя право «не владеть», например, заниматься фундаментальной наукой, служить государству, не располагая крупной собственностью - нисколько не хуже, чем право владеть. В обществе возникает явная иерархия институтов и прав, с преобладанием права частной собственности. Это явления является неотъемлемой характеристической чертой капитализма, его первоосновой. Именно это свойство капитализма обеспечивает знаменитый закон развития капитализма, сформулированный классиками марксизма: противоречие между общественным характером труда и частно-капиталистической формой присвоения. В основе этого закона фактически лежит иерархия базовых институтов, отвечающих за распределение прав между агентами экономики.

Как видим, данная система рекомендаций по своему содержанию исходит из наличия рыночных институтов и обращена к развивающимся странам. Совершенно не факт, что эти рекомендации полезны для стран с централизованной системой, которые запустили механизмы трансформации экономики. Факты и итоги данной трнасформации говорят об обратном, что применение перечисленных принципов обеспечило разрушение многих общественных подсистем, породило эффект «психологического шока», когда значительные слои населения с хорошим образованием и общественным статусом были превращены в «социальное ничто» относительно немногих агентов, коим удалось реализовать доступ к быстро возвышающемуся институту права частной собственности и за счёт приватизации закрепить данный институт и само правою.

Иными словами, транзитивность на постсоветском пространстве была связана с тремя базовыми процессами: либерализацией экономики, которая привела к очень большой инфляции, разгосударствлению - приватизацией, и политикой финансовой стабилизации, призванной погасить инфляционный шок. Обратим внимание, что ни одно действие, никогда не было продиктовано никакими психологическими причинами. Правительство России на протяжении 20-летнего периода реформирования, начиная с 1992 года, не интересовалось реакцией широких слоёв населения на изменения, более того, попирало мнение агентов, обесценивая все процедуры голосования как в 1991, так и 1993 и 1996 году.

Такая отвлечённость и пренебрежение психологическими факторами, а также невнимательное отношение к научным результатам которые даёт «экономическая психология» и «психология управления» обеспечили резкий всплеск девиантного поведения, психологических отклонений, фрустраций, когнитивных диссонансов, иных расстройств, дезориентацию агентов в социально-экономическом пространстве. Этот эффект настолько опасен и пока ещё слабо изучен, что представляет серьёзную опасность в части возможностей реализации стратегии развития национальной экономической системы.

Однако, был создан слой собственников, которые получили собственность не по её реальной стоимости, а авансом. Приватизация стала весомым фактором разрушения промышленности, сокращения видов деятельности, направлений производства и внутреннего рынка. Одновременно с допущенной «импортной атакой» возникла ситуация, когда национальные собственники получили компрадорский вектор ориентации своей деятельности, абсолютно не считаясь с национальными интересами. Психологические установки, поощряющие наживу и богатство, а не труд и личный вклад за счёт интеллекта обеспечили модель поведения не только в 1990-ые гг., но и оставляют суть модели поведения и на протяжении всех 2000-ых гг. и далее - психологические аттитюды хозяйственного поведения имеют инерцию, очень быстро их изменить довольно трудно, причём имеется такое свойство, которое легко обнаруживается в сельском хозяйстве, когда сорняк вырастает быстро почти на любой почве, а вот культурное растение требует особо ухода, обработки земли и времени. Так и в области «макроэкономической психологии» - слом мотивов поведения агентов в сторону наименьшего сопротивления, например введения установки лёгкой наживы и обогащения может произойти быстро, а вот возврат к психологически здоровым формам поведения: трезвого, а не алкогольного поведения, оценки по личному вкладу и труду, а не по удачной продаже или коррупционным и непотическим связям - потребует большой многолетней работы, причём не только по изменению содержания макроэкономической политики, но и по созданию стимулов, мотивов, психологии экономически целесообразного поведения и закрепления в социальных институтах именно продуктивных форм психологической реакции агентов.

Очень важно отметить, что оборотной стороной конкуренции является уход одного из игроков или нескольких игроков, участников конкурентного процесса, в силу поражения с рынка. Это становится не просто психологическим шоком, но и связано с прямыми потерями интеллекта, информации, активов, объёмов производства, здоровья агентом, которые испытывают такое поражение. Следовательно, процесс организации конкуренции как «процедуры закрытия» представляется центральным с точки зрения психологически детерминант, задающих модели поведения агентов. Кстати, в предкризисный период и в начале кризиса число банкротств обычно, как говорит статистика, нарастает. Институциональное изменение конкуренции как «процедуры закрытия» способно изменить стилистику реакций агентов и результативность всей экономической системы.

Правительства, использующие принципы «вашингтонского консенсуса» двигались по указанным направлениям, даже не пытаясь задуматься над тем, насколько адекватны эти мероприятия по отдельности и в совокупности. В принципах «вашингтонского консенсуса» перемешиваются цели, задачи, инструменты макроэкономической политики, возможности институциональных изменений. Это делает всю систему таких принципов - в отдельных случаях разрушительной, или, как минимум, ставит вопрос относительно эффективности предлагаемых мероприятий. Следование им не способствует долгосрочному развитию отстающей в развитии страны, но зато с легкостью позволяет мировому капиталу делить секторы открывшегося ему рынка. Наличие подобных институтов в международном значении фактически означает возникновение зависимого режима проведения экономической политики для национальных государств, которые принимают указанные принципы. Логика действий задана необходимостью осуществления экзогеннной финансовой помощи, предоставления кредитов, либо иностранных инвестиций. Поэтому условия и стилистика экономической политики привязаны к этим магистральным с точки зрения определения развития действиям и направлениям движения экономической системы.

В качестве альтернативы, как по отдельности, так и в совокупности, можно предложить принципы «московского консенсуса», то есть по существу градуалистской экономической политики, которое может и не отрицать отдельные принципы «вашингтонского консенсуса», зато должна вложить в них иное содержание. В рамках это важной с психологической точки зрения дихотомии, можно рассматривать различные сочетания вариантов и мер экономической политики. К таким положениям относятся:

- либерализация трудового фактора и бюджета как макроэко-номического инструмента решения данной задачи;

- общественные расходы - служат целям развития социального сектора, подверженного «болезни цен» Баумоля;

- валютный курс - отражающий реальный паритет покупательной способности и процентных ставок;

- защита интересов национального рынка и имущества - делиберализация торговли, стимулирование кооперационных связей в экономике;

- налоговая система - с прогрессивной шкалой налогообложения, ориентирована на решение задачи сокращения неравенства (измеряемого коэффициентом Джини);

- финансовое стимулирование - низкие процентные ставки, обеспечивающие инвестиционный процесс, ориентиры в установлении цен на ресурсно-энергетические товары, повышение заработной платы;

- внутренние инвестиции и создание кредита, обеспечивающие развитие реальных секторов экономики;

- национализация - деприватизация незаконно приватизированных предприятий, особенно природно-ресурсного комплекса - введение системы национального имущества

- регулирование экономики - с целью решения структурных задач развития с учётом эффекта конкуренции как «процедуры закрытия»;

- повышение качества законодательных актов и базисных инситутов экономического развития, защита прав, повышение эффективности института оценки.

Главнейшая цель «московского консенсуса» - обязать власть исполнить предложения научного сообщества и ликвидировать догму безальтернативности вектора социально-экономического развития России и мира.

Социальные высокие качества всегда сталкиваются и противоборствуют с низменными инстинктами, исходящими из того, что человек является биологической системой в своей первооснове и затем, разумеется, социальной. Но методами экономической политики, выстраиванием сетки стимулов в государстве можно увеличить либо долю низменных проявлений, либо её сократить, обеспечив воспроизводство высоких социальных качеств и соответствующую им оценку. Этими же методами можно создать продуктивные стимулы, которые мало зависимы от внешних источников, либо же целиком определяются ими.

Политика Правительства здесь играет определяющую роль, поскольку в иерархии институтов институт управления обществом занимает верхнюю ступень, определяя механизмы ввода и управления другими институтами, изменение их содержания. Например, именно правительство явилось инициаторов реформ в России и приватизации, именно оно определил формат приватизации так, как она и проходила. Более того, именно правительство не умеет или не желает остановить этот процесс даже в 2012 году, хотя результаты приватизации, например, оборонного комплекса показали неэффективность. Это является доказанным фактов, с чем согласны большинство экспертов экономистов, специалистов технического и военного профиля.

Видимо, психологические аттитюды действуют и на уровне самого правительства, когда оно предпочитает ориентироваться на тех или иных экономических консультантов, на те или иные рецепты экономической политики и предлагаемые решения. За сухими оценками или ожиданиями экономической или финансовой эффективности обсуждаемых мероприятий, совершенно ускользает психологическая компонента, связанная с реакциями агентов, вообще с необходимостью проводить изменения, считаясь с желаниями агентов, ожидая приспособление к этим изменениям. Трансформация, модернизация, реформирование - эти синомичные по действию термины, близки и в психологическом плане, поскольку, если при их осуществлении не ориентироваться на реакции агентов, не представлять изменение бремени изменений, которое ложится на агента, который возможно, не захочет всю жизнь прожить в скоростных изменениях и будет реализовать модель самоустранения из общественной жизни как реакцию протеста против такого режима управляемых, инициируемых изменений, генератором которых становится правительство и бюрократия. Помимо техники, технологии, рынков, получается, что в общественной системе существует целый пласт занятых агентов, целью работы которых становятся изменения, а показателем работы - частота изменений, при трудностях оценки содержания. Но тогда возникает проблема адекватности такого макроуправления со стратегической точки зрения развития всего общества.

В экономической науке отсутствуют строгие доказательства максимальной эффективности одной формы собственности и её преобладания над всеми остальными. Современные экономики - смешанные системы, в том числе и по отношению к используемым формам собственности. В экономической науке нет чётких доказательств, почему долгосрочная аренда земель сельскохозяйственного назначения с возможностью её продления для родственников первого арендатора (своеобразный механизм наследования), при условии использования земли по назначению и с организацией рынка прав на аренду, но при сохранении формально государственной собственности на земли сельскохозяйственного назначения, менее эффективна, чем частное владение такими землями, когда создаётся опасность вывода этих земель из производственного оборота, частичного использования не по назначению, обеднения почв. Таким образом, долгосрочная аренда полностью имитирует владение, распоряжение, пользование землёй, возможность осуществления торговых сделок, одновременно, без спекулятивных злоупотреблений, и даже механизм наследования, но земля сельскохозяйственного назначения при этом остаётся в государственной собственности.

Государство осуществляет стоимостную оценку этих земель, устанавливает размеры арендных платежей (налога за пользование), то есть располагает рычагом получения природно-ресурсной ренты, распределяя её среди граждан страны, каждый из которых по факту рождения имеет право на эту землю, леса, озёра и другие природные богатства, перевести которые в частные руки, означает отдать предпочтение тому, кто имеет больше денежных знаков для покупки перечисленных богатств, автоматически ликвидировав права других граждан.

К тому же отсутствуют убедительные доказательства низкой эффективности государственного регулирования, особенно в сравнении с частным использованием актива. Ясно одно, пока актив находится в государственной собственности он в более полном объёме может использоваться в общественных целях и интересах, нежели в случае, когда он перестаёт быть государственным активов. Более того, находясь в различных институциональных условиях и ограничениях, один и тот же актив может показывать различную эффективности, причём эти два типа эффективности невозможно сравнивать, поскольку «природа» эффективности различна. Эффективность предполагает не только учёт результатов и затрат, выраженных количественно, но и качественные оценки использования актива, в том числе в решении задач общественного развития. Поэтому, когда утверждают необходимость приватизации как единственного средства повышения эффективности государственной собственности, активов, исходят из масштабного стереотипа-заблуждения, точно также как представляют процесс приватизации как единственно возможный, испытывая психологическую боязнь перед обратным процессом национализации. Тем самым, правительство как бы отрезает себе путь исправления ошибок одного экономического процесса, не считая, что имеет в своём арсенале инструмент, привязанный исправить возможные неверные решения по приватизации. Тем самым нарушаются базовые принципы эволюции социально-экономической системы и управления. Причина состоит в действии психологических установок, как правило, не имеющих ничего общего с научным доказательством или научно обоснованным решением.

4. Экономическая наука, «модель поведения» человека и право собственности

Свобода, благосостояние и мирное сотрудничество выступают как безусловные цели экономической политики и развития общества, в которых должно содержаться удовлетворение базовых потребностей живущих на земле людей - в пище, продолжении рода, профессиональной реализации, в развитии культуры, образования, науки, здравоохранения. Только с этих позиций нужно рассматривать благосостояние, сотрудничество и свободу. Данные ценности не могут существовать отдельно от человеческой жизни и становиться самоцелью. Фазы этой жизни строго определены биологической природой человека: рождение, детство, юность, становление, зрелость, старость и смерть. Жизнь человека конечна, и её продолжительность зависит от многих факторов, включая обеспеченность благами, социально-экономические, культурные условия развития общественных отношений, национальные традиции, семейные отношения, психологическую атмосферу в стране, уровень преступности и коррупции, духовно-религиозные предпочтения, начальное образование и состояние медицинской отрасли, условия труда и т.д. Наличие этапов в эволюции индивида и конечность его бытия способствуют не только выработке собственной структуры ценностей, соответствующей каждому этапу, но и заставляют людей в разном возрасте действовать по различающимся моделям поведения, которые в значительной степени детерминируются принадлежностью участника к возрастной категории, то есть близостью к заключительному этапу жизненного цикла. Кстати, экономическая теория, вводя модель человека, постулирует её универсальность - пригодность применения для любых категорий людей и в любых ситуациях. Но, фактически, с её введением происходит примитивизация самого человека, возможностей принятия им каких-либо решений и его поведения в целом. Экономической модели человека безразличен возраст людей. Это составляет фундаментальное её ограничение. Если в возрастной структуре общества увеличивается число пожилых людей, то изменяется спрос, мотивы, психология поведения, реакции, резко увеличивается бремя социальных расходов, потребность в здравоохранении. Вместе с тем, число работающих агентов на пенсии увеличивается, возрастает занятость пожилых лиц, увеличивая социальную конфликтность с молодёжью. Например, возникает блокирование подготовки кадров, когда пожилые работники не заинтересованы готовить себе смену ни за какое вознаграждение, потому что возможность потерять работу по потерям оценивается выше, чем стимулирующий доход, когда работодатель будет пытаться заинтересовать пожилых работников обучать молодёжь. Формально это обучение может происходить, и пожилые люди могу получать вознаграждение за такое обучение, но по факту, такое обучение будет не на максимально возможном уровне и качество персонала может со временем снижаться, как и конкурентоспособность такой экономической системы. Кстати, здесь возможны такие психологические детерминанты поведения. Во-первых, возможна установка, что «я самостоятельно всё постигал, почему должен кого-то учить». Во-вторых, вероятна девиация поведения, когда пожилой работник делится вознаграждением за обучение с обучаемым при формальной передаче опыта. Такие модели являются экстремальными, но условия для их возникновения в той или иной системе могу сложиться. Определяющим фактором здесь будет психология труда, обучения, основные мотивы и вознаграждения. Важно отметить, что споры среди экономистов по поводу модели человека в экономической науке беспочвенны, поскольку, по этапам его жизни эти модели изменяются, поскольку меняются мотивы и психология поведения, детерминированная возрастом человека. Значит и на макроэкономическом уровне реакции агентов будут зависеть не только от чисто экономической мотивации, но и их возраста. Кроме того, вводя иррациональность в модель поведения человека, что само по себе полезно, эта «обновлённая» модель позволяет изучить эффекты оппортунизма, альтруизма, других девиантных моделей микроэкономического поведения, но всегда нужно принимать в виду, что определение рациональности или иррациональности требует критерия. Дело в том, что трудно найти психически здорово человека, который бы сказал, что не желает, как можно дольше прожить при сохранении максимально долго своей физической и умственной активности, то есть дееспособности. Если это так, в чём сомневаться всё-таки не приходится, то данная цель не предполагает сомнений в рационализме, она абсолютно рациональна, значит и если вести речь о модели человека, то его поведение, детерминированное таким критерием, вытекающим из целей его биологической жизни, является абсолютно рациональным. Другое дело, что изменяющихся социальных условиях, в том числе по причине того, что человек сам является инициатором таких изменений, возникают различные проявления его поведения, не согласующиеся с «экономическим рационализмом», то есть не связанным с получением максимальной выгоды в чисто экономическом смысле (даже иногда финансовом смысле). При этом, рационализм, связанный с природой человека сохраняется, несмотря на изменение условий экономического содержания. В связи с приведенными доводами, представляется, что довод относительно крушения «абсолютной рациональности» и замещением её ограниченной рациональностью или иррациональностью весьма натянут и не отражает подлинного значения полигранной в психологическом смысле сути человека и модели его поведения.

Как видим, экономическая модель человека наверняка различна в зависимости от возраста, значит, с точки зрения агрегации реакции, результат зависит от преобладания тех или иных возрастов в экономической системе, она не есть модель действия или поведения, выражающего определённую совокупность действий, произведенных за данный промежуток времени. Причём «модель человека» напрямую никак не связана с проводимой экономической политикой, мотивы которой лежат в совершенно иной плоскости, нежели мотивы индивидуального поведения. Правительственные мероприятия являются продуктом коллективных согласований и направлены на достижение целей развития хозяйственной системы. Следовательно, в виде главного мотива при разработке таких мероприятий должен выступать мотив получения максимальной общественной пользы, представления о которой должны иметь члены правительственного кабинета.

Общественная структура иерархична, а значит, заранее задан масштаб социального неравенства, распространяемого и по отношению к закону. Перспективы экономического развития зависят от величины этого масштаба. Наличие иерархий как основы общественной структуры является центральным моментом в образовании форм неравенства, в том числе и перед законом, и политика ничем не может помочь в смысле ликвидации этих форм. Это не задача экономической политики. Подлинной задачей может выступать лишь обеспечение необходимого уровня неравенства, и тогда возникает главный вопрос: какое же неравенство необходимо?

Конечно, у политиков в арсенале ещё остаются методы манипулирования оценкой активов, например, земли и соответственно влияния на рыночную цену. Однако раздача национальных активов по низкой стоимости имеет ещё меньше оснований с позиций экономической эффективности и справедливости. Из сказанного следует, что принятие закона, разрешающего куплю-продажу наиболее ценных активов (земли), по сути, означает решение в пользу тех, кто желает её приобрести и, главное, имеет для этого финансовые средства. В таком случае фактически происходит назначение владельца, собственность становится своеобразным фетишом экономической системы, позволяющим извлекать доход, концентрировать капитал и создавать механизмы принуждения, в том числе принуждения к определённым видам деятельности, а сами владельцы выдвигаются на верхний уровень общественной иерархии, приобретают власть - финансовую, экономическую и политическую, оказывая серьёзное влияние и на появление новых законов, не позволяющих изменить сложившееся к их выгоде status quo.

Но почему так, а не иначе решается проблема институциональной регрессии, ведь отсутствуют строгие доказательства преимуществ новой структуры активов, возникающей в связи с актом продажи? Потому что с регрессией борются политическим решением, становящимся заложником теоретической доктрины, аналитический аппарат которой не способен выработать какие-либо принципы или модели, учитывающие наличие данной проблемы. Право собственности, согласно концепции "естественного права", является таким же правом, как право на жизнь, свободное выражение своих мыслей, то есть неотъемлемо связано с природными инстинктами человека. Данная трактовка служит прекрасным примером неверной классификации, результаты которой затем подвергаются неправомерному агрегированию. Сторонники естественного подхода рассматривают отдельного индивида с набором прав, подразделяя их на те, которые автоматически возникают с появлением нового человека, присущи ему по определению, и те, которые возникают под давлением исторически сложившейся социально-правовой структуры.

Во-первых, все права приобретают вид сочетания формальных и неформальных правил и имеют границы, за пределы которых их действие не распространяется.

Во-вторых, попробовать определить, что свойственно и несвойственно человеческой природе - задача довольно трудная, тем более для самого человека. Если одни права являются естественными, то почему другие, появившиеся посредством установления социальных норм, таковыми не считаются - ведь они тоже есть продукт деятельности человека, да и так называемые естественные права проходят этап институционализации и обретают чёткие рамки?

В человеческой природе, вне всяких сомнений, заложено владеть чем-либо, распоряжаться этим по собственному усмотрению, включая возможность продавать. Но каковы должны быть пределы такого владения, объём собственности, можно ли ставить задачу нахождения оптимального значения этих пределов или этого объёма? Почему современные западные общества функционируют, отдавая высший приоритет праву частной собственности и ущемляя не только права на другие виды собственности, но и не менее значимое право не владеть чем-либо? Действительно, можно признать естественной нормой владение домом, собственным костюмом, собственной мастерской, магазином, небольшой фабрикой, но когда человек владеет несколькими десятками крупных заводов и имеет личные активы, превышающие в денежном эквиваленте размеры годового бюджета многомиллионного государства в несколько раз, такое владение невозможно признать естественной нормой и отнести к разряду естественного права. Дело в том, что естественно владеть той совокупностью активов, которой можно лично распорядиться, как своей машиной, домом, квартирой, компьютером и т.д. Естественное право возникает только синхронно с личным распоряжением. В том случае, если нельзя самостоятельно распорядиться активом и требуется наёмный управляющий, от имени владельца осуществляющий необходимые действия, возникает превышение объёма естественных объектов частной собственности, но превышение, приносящее владельцу, за редкими исключениями, более обеспеченную жизнь по сравнению с лицами, пользующимися принципиальным правом не владеть свыше некоторого объёма естественных объектов частной собственности. Причём этот объём занимает промежуточное положение между полным отрицанием частной собственности на средства производства, приводящим к административному централизму - излишней власти бюрократии, и признанием абсолютного главенства этого вида собственности, провоцирующим олигархический централизм или власть финансово-политических кланов.

Право не владеть нисколько не является проявлением иждивенческой психологии. Оно является правом принятия личных решений в отношении своих объектов собственности, правом самому контролировать свои активы, самому принимать «рыночные поражения». Разновидность этого права, которое нисколько не лучше и не хуже права владеть, с переносом ответственности и контроля на других лиц не должна обеспечивать индивиду более низкий уровень жизни, чем право владеть. Данный вывод способен подвести нас к осознанию необходимости институциональных изменений в современных хозяйственных системах, а также предъявить новые требования к проводимой экономической политике и общественному устройству. Следовательно, смещение акцентов в части критериев экономической науки способно изменять психологию восприятия не только самого знания, но и тех общественных форм и эффективности, представления о которых считаются стабильными и сформированными.

Размещено на Allbest.ru